Его широкие плечи напряглись:
— Ты знала, что я чувствую. Ты знала… и всё равно сделала это! Ты только для этого вышла за меня? Чтобы использовать как племенного быка?
Он повернулся к ней с перекошенным от боли и гнева лицом.
— Чёрт побери! Сара, я доверял тебе, я думал, ты принимаешь эти долбаные таблетки! Почему ты…?
Очень тонким голосом она ответила:
— Я болела. Я вообще ничего не могла принимать.
Он замер. Сглотнув, он взглянул на её бледное, как мел, лицо и увидел страдание в её глазах. Поняв, чту сказал и какую боль причинил Саре, он почувствовал, как раскаяние переполняет его. Она любила его. Если он хоть что-то знал о Саре, так это то, что она никогда сознательно не предала бы его.
Он двинулся с места, потянувшись к ней, но Сара отступила, предупреждающим жестом выставив вперёд руку.
— Я виделась сегодня с доктором Истервуд, — сказала она тихим, бесцветным голосом. — Когда я болела и не могла принимать таблетки, перерыв в графике сделал возможными овуляцию… и зачатие.
Сара только сегодня была у врача и сразу же решилась сказать ему. Она любила его достаточно сильно, чтобы рассказать всё. Он же отреагировал, сорвавшись на неё за то, что было больше его виной, чем её. Если бы он подумал немного, то понял бы, что она не могла принимать пилюли. Но в первый же день, как ей стало лучше, он воспользовался ею в постели. Интересно, произошло это тогда или в другой раз той же ночью, когда они занимались любовью? Или на следующий день, в её крошечном офисе, когда она сидела на столе, и её лицо сияло в экстазе от их грубого, поспешного и такого умопомрачительно приятного совокупления?
— Прости, — мягко сказал Роум, больше всего на свете желая не доставлять ей страданий. Видя, как Сара из последних сил старается держать себя в руках, будто ожидая новой атаки, он ощутил странную мучительную тяжесть в собственном сердце. В этот момент, несмотря на собственные душевные раны и отчаяние, он понял, что сам любит её, и это понимание дало ему возможность облегчить её боль. Он снова приблизился к ней, и на этот раз она позволила обнять себя.
Роум прижимал к себе хрупкое тело жены, гладил по спине, пытаясь утишить боль, которую сам же причинил. Сара не плакала, и это беспокоило его больше, чем если бы она содрогалась в рыданиях — слёзы помогли бы ей выпустить наружу эмоции, скопившиеся внутри. Она не обняла его, безвольно поникнув в его руках. Он продолжал баюкать её в объятиях, бормоча какие-то слова утешения, пока она не начала успокаиваться. Медленно её руки поднялись к его плечам. Прошло какое-то время, прежде чем он смог вывести её из тихого шока. Наконец, он решил, что Сара сможет обсудить способ наилучшего решения проблемы. Продолжая обнимать её, успокаивая своими прикосновениями, он спросил:
— Ты назначила встречу с врачом?
Сара смутилась, не до конца понимая, куда он клонит:
— Доктор Истервуд хочет, чтобы я приходила к ней дважды в месяц.
Он покачал головой:
— Я имею в виду… аборт.
Даже учитывая его состояние, ему было сложно сказать это — он вздрогнул от совершенного над собой усилия.
Она дёрнулась и в ужасе посмотрела на него:
— Что?
В тот момент он понял, что она не думала о таком решении проблемы. Ей даже в голову это не приходило. Смертельный холод пронзил его. С потемневшими от того кромешного ада, что горел внутри у него, глазами он отодвинулся от неё.
— Я не хочу, чтобы ты рожала этого ребёнка, — резко сказал он. — Я не хочу его. Я вообще не хочу никаких детей — никогда.
Саре показалось, будто её со всего маху ударили в грудь. Она пыталась вдохнуть и не могла. Невидящими глазами она уставилась на него, боясь упасть в обморок, в конце концов, ей удалось набрать в лёгкие немного воздуха.
— Роум, это и твой ребенок! Как ты можешь хотеть…
— Нет, — перебил он её грубым от боли голосом. — Я похоронил своих детей. Я стоял у их могил и смотрел, как их засыпают землёй. Я не смогу снова пережить это. Я не могу принять другого ребёнка, так что не… не проси меня пытаться. Я научился жить без них, без моих мальчиков, но никакой другой ребёнок никогда — никогда! — не заменит их.
Его лицо исказилось, будто в агонии, ему тоже не хватало воздуха — так сильно перехватило дыхание. Роум постарался взять себя в руки, и ему это удалось, хотя от прилагаемых усилий лоб его покрылся испариной.
— Я люблю тебя, — сказал он более спокойно. — Сара, я люблю тебя. Я даже не думал, что когда-либо смогу снова полюбить. Любить тебя, обладать тобой — всё это даёт мне силы жить дальше, ждать завтрашнего дня. Но ещё один ребёнок… нет. Я не могу. Не рожай ребёнка. Если ты меня любишь, не… не рожай его.
Она пошатнулась, но затем решительно выпрямилась. Ни одна женщина не должна слышать таких слов, мрачно подумала она. Ни одна женщина не должна стоять перед таким выбором. Она любила его — и, раз она любила его, то любила и его дитя. Сара понимала, что его мучает, она видела его лицо у могилы сыновей, и знала, что он умер бы вместе с ними, если бы мог. Но, хотя она знала и понимала всё это, ей не становилось легче.
Он смотрел на неё: казалось, адское пламя полыхает у него в глазах, как вдруг по его щекам потекли слёзы.
— Пожалуйста, — дрожащим голосом взмолился он.
Сара закусила губу так, что выступила кровь.
— Я не могу, — ответила она.
Глава 10
Стоя в противоположной стороне кабинета, она повернулась и посмотрела ему в лицо. Её тонкое тело напряглось, словно изнемогало от непосильной ноши.
— Я сделала бы ради тебя всё, о чём бы ты ни попросил, — тихо сказала Сара, взвешивая каждое своё слово. — Кроме этого. Я так сильно тебя люблю, что никогда не смогла бы пожертвовать даже твоим мизинцем, а этот малыш — часть тебя. Я полюбила тебя много лет назад, а не за те несколько месяцев, что прошли после нашей свадьбы. Я любила тебя до того, как ты женился на Диане и раньше, чем ты с ней познакомился. И даже после вашей свадьбы моё чувство не прошло. Я обожала Джастина и Шейна, потому что они были твои плоть от плоти, — она покачала головой, словно не желая верить очевидному. — Что бы ты ни делал, я не перестану тебя любить, я даже не думаю об этом. Если ты не можешь… совсем не можешь принять этого ребёнка, ну что ж — решать тебе. Но я не могу убить его.
Роум отвернулся. Он двигался медленно, словно старик с грузом прожитых лет на плечах.
— И что теперь? — скованно спросил он.
— Тебе решать, — повторила Сара. Она не могла поверить, что говорит это так спокойно, но понимала, что отступать некуда. — Если ты предпочтёшь уйти от меня, я пойму и не перестану тебя любить. Никогда. Если ты останешься, я постараюсь… — её голос вдруг сорвался, и Сара ненадолго замолчала, тяжело дыша. Наконец она нашла в себе силы заговорить снова. — Я постараюсь держать ребёнка подальше от тебя, чтобы он реже попадался тебе на глаза. Тебе не нужно будет заботиться о нём или содержать. Я клянусь, Роум, ты и имени его никогда не узнаешь, если сам не захочешь! В сущности, и отцом-то ты не будешь!
— Не знаю, — произнес он безжизненно. — Мне жаль, но я просто не знаю.
Роум прошёл мимо неё, и Сара едва удержалась, чтобы сразу же не броситься за ним вслед. На полпути он остановился, склонив темноволосую голову, и, не глядя на неё, сказал:
— Я люблю тебя не меньше. Больше, чем тебе представляется. Надо было мне рассказать об этом раньше, но… — он безнадёжно махнул рукой. — Что-то умерло во мне вместе с ними. Они были такие маленькие и всегда надеялись на мою защиту. Я был их папочкой, всемогущим в их представлении. Но когда они действительно нуждались во мне, я ничем не смог им помочь. Всё, что я оказался в состоянии сделать… это держать их… когда было, чёрт побери, уже слишком поздно!
Его рот скривился от боли, он вытер глаза, смахнув слёзы по двум своим малышам.
— Я пойду. Мне нужно немного побыть одному. Я как-нибудь дам о себе знать. Береги себя.
Он всё-таки посмотрел на неё, и Сара крепко сжала кулаки, чтобы не закричать от того, что увидела в его глазах.
Дверь за Роумом закрылась. Прошло уже несколько минут, а Сара всё ещё стояла, уставившись на гладкую деревянную поверхность и не в состоянии пошевелиться. Она догадывалась, что, скорее всего, будет непросто, но не предполагала, что его реакция окажется такой резкой, а душевная рана — неприкрытой. Она чувствовала его муки, словно в её собственное тело вонзался нож.
Роум сказал, что любит её. Как это жестоко — одной рукой предлагать ей райское блаженство, а другой — отнимать его!
Сара ощупью доковыляла до гостиной и присела, вся оцепенелая от потрясения. Однако мало-помалу она начинала оживать. Если Роум её любит, то, скорее всего, останется. Одно чудо уже произошло. Или просить ещё об одном — это уже чересчур? Останься он, и со временем рана от потери сыновей, весьма вероятно, затянулась бы настолько, что он смог бы полюбить и другого ребёнка, её дитя. Однако Саре придётся сдержать своё слово. Если муж останется, она не станет навязывать ему ребёнка.
Той ночью Роум домой не возвратился. Сара лежала в кровати, которую они со времени её болезни делили всякий раз, когда он бывал дома, и плакала до тех пор, пока слёз больше не осталось.
Она не сомкнула глаз до рассвета, а утром, как обычно, отправилась в магазин. Эрика заметила её бледность и заплаканные глаза, однако благоразумно промолчала. Она тактично обслужила большинство покупателей, позволив подруге на сей раз прятаться в кабинете и заниматься финансовыми отчётами. Даже это давалось Саре с трудом, потому что всё вокруг напоминало ей о Роуме. Он заводил бухгалтерские книги, помогал настраивать компьютер, они вместе работали по субботам, и забеременела-то она вероятнее всего на том самом письменном столе, за которым сидела.
Эрика не стала бы спрашивать, но когда в тот день у них появился Дерек, он заметил состояние Сары и, конечно же, не мог оставаться в стороне:
— Что случилось? — поинтересовался он. — Я могу чем-то помочь?
Сара почувствовала, как её накрыла волна щемящей нежности к нему. Как этому шестнадцатилетнему пареньку удается быть таким удивительным — совершенно непонятно. Ради Дерека можно и улыбнуться. Так она и сделала.
— Я беременна, — сказала Сара.
Он притащил в крошечную комнатушку ещё один стул и с трудом угнездился на нём.
— А это что, плохо?
— Я думаю, это замечательно, — ответила Сара с дрожью в голосе. — Сложность в том, что Роум не хочет ребёнка. Он уже был женат, и у него было двое маленьких чудесных ребятишек. Они погибли в автокатастрофе около трёх лет назад, и с тех пор он не переносит присутствия детей. Это всё ещё слишком мучительно для него.
Прекрасные глаза Дерека излучали спокойствие и бесконечную доброту.
— Не сдавайся. Пока ребёнок не родится, Роум не сможет толком понять своих чувств, и, вероятно, переменится. Младенцы они, знаешь ли, такие симпатяги.
— Да, я понимаю. Да и ты тоже, — сказала она.
Он подарил ей очаровательную, до невозможности безмятежную улыбку и вернулся к своей повседневной работе.
Минула ещё одна ночь, а от Роума — никаких вестей. На сей раз Сара уснула, сказался недосып предыдущей ночью, да и к тому же беременность уже влияла на её организм. Сдавшись на милость судьбы, она поняла, что больше ничего сделать не в силах: их связали обстоятельства и общность интересов. Всю жизнь ей хотелось надёжного дома, мужа и детей, которых можно любить, и теперь она просто не в состоянии отступить. Пока живёшь, надеешься. Так что, нужно хотя бы попытаться.
Следующим вечером, по пути домой, Сара вдруг поняла, что наступила весна. Было ещё свежо, но уже не холодно, на деревьях появились нежные, полураспустившиеся листочки. Ещё в прошлом году она сидела в своём кабинете и наблюдала, как лето проходит мимо неё — так же, как и жизнь, переходя в осень, а потом в зиму. Без будущего, без любви. Оставшиеся годы представлялись тогда Саре пустынной дорогой. А теперь ей известно, что за зимой наступает весна. Зима принесла ей любовь; подобно прорывающимся весной из-под земли растениям, в ней зародилась новая жизнь. Внезапно на Сару снизошло умиротворение: ощущение непрерывности сущего уже само по себе успокаивало.
На парковке стояла машина Роума.
Сара поднялась в квартиру на дрожащих ногах. Он насовсем вернулся или заехал, чтобы забрать вещи? Понимая, что через несколько минут решится её судьба и счастье всей будущей жизни, она открыла дверь.
В нос ударил восхитительный аромат специй.
На выходе из кухни появился Роум. Он выглядел непривычно осунувшимся, и, хотя они не виделись всего пару дней, казалось, что его лицо избороздили морщины. Однако муж был чисто выбрит и одет в брюки от какого-то своего костюма и подходящую светло-голубую рубашку. Сара поняла, что он, должно быть, как обычно ходит на работу.
— Спагетти, — спокойно произнёс Роум, указывая рукой на кухню, — если ты не можешь их есть, я всё это выкину, и мы пойдем поужинаем ещё где-нибудь.
— Я охотно съем твои макароны, — так же спокойно ответила Сара. — Меня ещё не тошнит.
Роум кивнул и, словно в изнеможении, привалился плечом к дверному косяку.
— Малыш, я не хочу с тобой расставаться. Я хочу быть с тобой, спать с тобой, а по утрам за завтраком видеть твоё прекрасное лицо напротив. Но о ребёнке я ничего не хочу знать, — решительно заявил он. — Не рассказывай мне о нём, и не втягивай меня в это. Я не хочу иметь с ним ничего общего…
Сара кивнула. Её настолько потрясли его слова, что она не смогла вымолвить ничего кроме дежурного «ладно». Оставив Роума стоять в проходе, Сара отправилась в спальню переодеваться.
Ужин прошел в звенящей тишине. Сара не стала интересоваться, где муж провёл эти дни и почему он принял такое решение, он тоже не выказал особого желания сообщать жене об этом. Роум говорил, что хочет спать с ней, но когда они стали укладываться на ночь, Сара поняла, что, скорее всего, он имел в виду прямое значение этого слова. Впервые за долгое время Роум ушёл в свою комнату. Сара старалась не показывать своего разочарования, понимая, какое потрясение ему пришлось пережить. Однако ей не хватало его. Без мужа было одиноко, кровать стала слишком большой и холодной. Хуже того, беременность оказывала на тело Сары странное воздействие, усиливая её физические желания, как и упоминалось в брошюре, что дала ей доктор Истервуд. Саре хотелось, чтобы Роум не просто спал рядом с ней, а ещё и занимался с ней любовью.
Через два дня в магазине появился Макс.
— Давай пообедаем вместе, — пригласил он.
Сара искоса взглянула на него, успев заметить в его взгляде едва скрываемую заботу. Она кивнула и крикнула Эрике, что пошла обедать.
Макс привел её в маленький уютный ресторанчик. Для обеда было рановато, поэтому они оказались единственными посетителями, если не считать уткнувшегося в газету мужчину в углу. Они сделали заказ. Едва лишь официантка отошла от столика, Макс окинул Сару изучающим взглядом.
— Тебе плохо?
— Нет, конечно, — вздрогнув, возразила она.
— Я просто хотел удостовериться. Видишь ли, Роум последние два дня ночевал у меня, и, судя по виду, был близок к самому настоящему сумасшествию.
Так вот где он прятался. Сара поблагодарила Макса, испытывая глубочайшую, искреннюю признательность.
Тот ответил ей улыбкой, способной растопить лёд.
— Милая моя девочка, если уж на то пошло, ради тебя я готов сразиться с самим дьяволом. Скажи мне, чем я могу тебе помочь?
— Думаю, тебе известна подоплёка происходящего?
Он кивнул.
— Как я уже говорил, Роум был в шоке. Я пытался предложить ему чаю, но он упорно не хотел ничего брать в рот, поэтому пришлось переключиться на скотч. Я не собирался его поить, — неуверенно ответил Макс, — тем более своим любимым виски, но после нескольких глотков он перестал выглядеть как ходячая смерть и наконец-то разговорился. Мы не упоминали всей подноготной, но, когда он рассказал мне о первой жене и своих сынишках, я с трудом смог вынести это и не сорваться, а ведь я не отличаюсь особой чувствительностью.
На этот раз в его бирюзовых глазах не было даже тени прежнего сатанинского блеска.
— Вот и всё, что он рассказал мне в ту первую ночь. На следующий день он работал как обычно, хотя нормальным его состояние я бы не назвал. Готов поклясться, что в тот день с ним было опасно даже разговаривать. На вторую ночь Роум рассказал мне, что ты беременна.
Сара с печальным видом вертела в руках стакан.
— Он рассказал тебе…
— Да, — Макс склонился к ней и накрыл её руку своей, — я подумал, что он либо безумец, либо дурак, либо то и другое вместе. Если бы ты вынашивала моего ребёнка, меня бы распирало от гордости. Однако на мою долю не выпало столь тяжких испытаний.
— Диана была моей лучшей подругой, — прошептала Сара. — Я знала его детей. Это было… ужасно.
— Он рассказал мне о твоём ультиматуме. Дорогуша, ты, должно быть, самая отважная женщина из тех, что мне доводилось встречать. Ты всё поставила на кон? И выиграла.
— Я ещё не выиграла, не совсем. Я всего-навсего получила ещё один шанс.
— Роум сказал мне, что ни за что не станет отказываться от ребёнка, он в этом не заинтересован. Если дела и дальше так пойдут, а тебе что-нибудь понадобится, позвони мне. Возможность заменить ребёнку отца — для меня честь. Я отвезу тебя в больницу, подержу за руку во время родов — всё, что ты захочешь. Догадываешься ли ты, — задумчиво произнёс он, — к чему я только что себя приговорил? Роум — он ведь не совсем дурак. Ну ладно, я всегда смогу утешить себя мыслью, что этот чёртов умник вряд ли позволит другому мужчине оказывать подобные услуги его жене.
Сара рассмеялась. Её тронула забота Макса.
— Бедняжечка. Ты вёл себя просто замечательно, пока не подумал о родах, я угадала?
Он ухмыльнулся.