– Я не нарочно. Я нечаянно, – осознав, что сморозил глупость, засеменил за ней комендант. – Профессор Табачников мне голову снесет, если вы к нему не подниметесь. Он такой человек! У него вся Москва лечится.
Гулькин действительно побаивался доктора, который уже сумел поставить дело так, что без него не решался мало-мальски серьезный вопрос. Единственное, что никак не мог взять в толк комендант, что у него может быть общего с этой, прости господи, дамочкой, будь она трижды парапсихологом.
Услышав про знаменитого врача, которого знает вся московская элита, парапсихолог решила сменить гнев на милость.
– Как зовут профессора? – спросила она Гулькина.
– Леонид Михайлович Табачников. Он вас ожидает в кабинете главврача.
Не успела Марина появиться на пороге кабинета, как доктор бросился к ней навстречу.
– Какая вы молодец, Марина Семеновна, что пришли. Ведь вы не на службе, могли бы и отказаться.
«А у него красивые синие глаза и руки, такие большие, сильные», – успела с ходу заметить гостья.
– Вы правы. Могла. Но я понимаю, раз меня зовут, значит, кому-то нужна помощь, – не без апломба сказала она.
– Пока помощь нужна исключительно мне, – засмеялся Табачников.
«Голос у него красивый», – подумала Марина, не особо прислушиваясь к тому, что говорит профессор. Пока он заинтересовал ее исключительно как мужчина.
– А что за симптоматика? – ухватив последнюю фразу доктора больше для того, чтобы не показаться невежливой, спросила Марина.
– Вы простите, я не психотерапевт и уж тем более не психиатр. Вот почему, когда я увидел ваш рекламный щит, сразу подумал: вот тот человек, который мне нужен позарез!
– Вы тоже меня простите, Леонид Михайлович, но я тоже не специалист того профиля. У меня несколько иная специализация. Может, когда мы познакомимся ближе, вы узнаете о ней подробнее, – сказала Танкер как можно теплее и приветливее. Она осмотрелась, соображая, куда бы кинуть пальто, которое все еще держала в руке.
– Простите, какой же я идиот, даже не предложил вам присесть.
«Можно было предложить и прилечь», – вновь о своем подумала парапсихолог.
Она наконец поймала заинтересованный взгляд столичного светила, который незаметно оглядел ее безупречную фигуру.
На Марине Танкер как влитые сидели тончайшая кашемировая вишневая блузка с глубоким вырезом и строгие черные брюки, подчеркивающие красоту ног и бедер.
– Не стоит тратить время на посиделки, – деловито сказала она. – Я почти догадываюсь, что вы хотите мне сообщить. Там, у меня дома, больных чуть меньше вашего. Так что свои выводы я уже сделала. Но беда в том, мой милый доктор... Вы ведь разрешите мне так вас называть?
Табачников сделал обезоруживающий своей наивностью жест, который мог означать лишь одно: конечно, согласен.
– Беда в том, что свое открытие и очень важную информацию я боюсь доверить незнакомому человеку. Поймите? Я женщина. Нас, женщин, может обидеть каждый... Словом, я еще дома решила довериться лишь одному человеку. И это не вы.
Профессор чуть не задохнулся от досады.
– Да мне свои тайны вся Москва доверяет, известные люди, члены правительства, олигархи... И никого я за всю жизнь не подвел...
– Послушайте. Если вас вся Москва знает, то и здесь на Рублевке, наверное, есть такие люди.
– Разумеется, Марина Семеновна. Например, Михаил Агулов. Дрейф здесь где-то проживает. Чигорин... Слышали такие фамилии?
Парапсихологу не понравилось упоминание сразу двух персон, с которыми в свое время она по очереди крутила яркую и страстную любовь. А под конец, соответствуя фамилии, поставила их «под разгрузку», которой недовольными оказались оба ее бывших любовника.
– Если вы знаете этих господ, то, возможно, знаете Духона Александра Павловича. Я точно знаю, что они знакомы, – без особой надежды на подобную удачу произнесла Марина Танкер.
– Боже мой! Кто не знает Александра Павловича?! Я с ним даже приятельствую, – обрадовался Табачников.
– Вот и отлично. Тогда вы знаете, где он живет?
– Конечно, знаю. Хотите, я сейчас же ему позвоню? – Конец фразы Табачников почти что проглотил, так как вспомнил, что телефоны на Рублевке не работали уже третью неделю.
Марина с понимающей улыбкой посмотрела на коллегу.
– Если нельзя позвонить, то можно доехать.
К счастью, Духон оказался дома и очень удивился, когда охрана доложила, что приехал Табачников, а с ним дама, которая наотрез отказалась представиться. Но когда он увидел приятеля в компании Марины Танкер, удивлению не было предела. «Пропал доктор, – сокрушенно подумал он, помогая скинуть даме пальто. – Как он умудрился оказаться у нее на крючке?»
Когда Марина отправилась в туалетную комнату, как она выразилась, поправить прическу, Духон коршуном налетел на доктора:
– Только этого вам еще не хватало, Леонид Михайлович!
– В каком смысле? – не понял доктор, но укоризненные интонации в голосе олигарха заставили его насторожиться.
– Вы уверены, доктор, что к вашим проблемам нужна еще одна? Это же не женщина, а уникально точное воплощение своей фамилии. Где вы ее откопали?
– Она будет помогать мне в «Барвихе», – сообщил доктор.
– В каком смысле? – теперь не понять настала очередь Духона. – Вы уже с ней... ну... того?
– Чего «того»?
– Ну, в смысле, трахнули ее?
– Вы что? Такое вокруг творится, а вы какие-то глупости спрашиваете. Вы разве не знаете, что Марина Семеновна парапсихолог?
– Не знаю, какой уж она там психолог. Но про другие ее достоинства слышал от многих своих знакомых. Похоже, только нашему с вами другу Багрянскому удалось трахнуть вашего психолога, так сказать, по любви. Не знаю, уж что на нее тогда нашло. Возможно, просто с нашего журналиста просто нечего было взять. Остальные ее любовники «разгружались» по полной программе.
– Алло, мужчины, вы где? – откуда-то из глубины дома раздался бархатный голос Марины. – Какой у вас, Александр Павлович, чудесный домик, – проворковала она, когда наконец добралась до зала, где курили мужчины. – Так что подружиться нам никогда не поздно, – кокетливо улыбнулась светская львица. – Правда, Леонид Михайлович?
– Послушайте. Я вас отказываюсь понимать. Перед вами ваш гарант, как и хотели. Рассказывайте.
Табачников коротко и емко рассказал Духону, что именно привело их сюда.
– Дело в том, что комендант Гулькин, видимо, по указанию из Москвы, организовал так называемые пункты первой медицинской помощи населению. Один – в «Барвихе», другой в «Лесных далях». Нагнали десятка два «неотложек», появились эти непонятные фургоны-дезактиваторы. А проку никакого. Это я вам авторитетно говорю. – Для пущей значительности подобного признания Табачников встал во весь свой богатырский рост и зашагал по залу. Благо места для пеших прогулок здесь было предостаточно. – Какой вывод напрашивается? – спросил он, как лектор на семинаре студентов. – Получается, что мы людей лечим не так. Или еще хуже, лечим не от того. Теперь, Марина Семеновна, поделитесь, пожалуйста, своими выводами.
– А мне не надо даже что-то придумывать, – сказала она, доставая из сумочки листок.
– Откуда это у вас? – почти в один голос спросили Духон и Табачников, когда доктор закончил читать вслух вырванную из текста страничку.
– Подбросили, – коротко ответила Марина. – Предполагаю, кто-то из моих пациентов. Теперь все становится на свои места.
– Про ваши диагнозы, господа, ничего сказать не могу, – философски заметил Духон. – Лично для меня проясняется нечто другое. Странный какой-то карантин. Колючая проволока. Теперь еще психотронная атака... Помните, Леонид Михайлович, сразу после собрания на теннисной площадке нам многое показалось подозрительным?
Табачников кивнул.
– Получается, что Рублевку хотят изолировать совсем по другой причине, – продолжил Духон. – Кстати, доктора мои дорогие, а чем может закончиться это самое психотронное воздействие?
– А бог его знает. Ничем хорошим явно не кончится, – рассудила Марина. – Вот тот, кто подкинул листок, наверняка знает, чего ждать.
– А вы, Мариночка, умная девочка, – оживился Духон. – Стало быть, нам надо найти того, кто подбросил. Вы, Мариночка, как я понимаю, журнал записи пациентов не ведете. Но могли бы поразмыслить над тем, кого искать...
– Ой! Единственное, что-то мне подсказывает, что это незамужняя женщина, немолодая, к тому же неглупая. И еще, сдается мне, каким-то боком информированная о последних событиях.
– Уже кое-что. Остается только пустить ищейку по следу. Кто у нас будет ищейкой?
– Только не я, господа. Я и так уже потеряла много денег. Так что я пойду работать. А вы тут ищите ищейку. Если понадоблюсь, – Марина повернулась к доктору, – милости прошу. Мой дом всегда открыт для вас. – Она с вызовом посмотрела на Духона, потом снова на Табачникова.
* * *Сделавшись в одночасье знаменитой своими байками с Рублевки, молодая литераторша Анюта Тихая стала всерьез задумываться – а не купить ли ей здесь дом? К тридцати годам она стала ощущать резкое несоответствие в своем образе жизни и тем, как стали воспринимать ее московские тусовщики. Еще какое-то время ее держал при себе писатель Орлов-Таврический, которого худосочное юное дарование интересовало не столько для интимных отношений, сколько для передачи творческого опыта. Анюта охотно его перенимала, чем доставляла наслаждение маститому писателю. Но и этой поре творческих отношений наступил конец. «Дарование» наконец осознало, что широкая натура опекуна не предполагает никакой финансовой поддержки, и немедленно решила съехать. О какой-нибудь новой пылкой любви думать не хотелось, но и возвращаться в Москву в свою скромную девичью квартирку у метро «Автозаводская» ей было уже неприлично.
Сделавшись в одночасье знаменитой своими байками с Рублевки, молодая литераторша Анюта Тихая стала всерьез задумываться – а не купить ли ей здесь дом? К тридцати годам она стала ощущать резкое несоответствие в своем образе жизни и тем, как стали воспринимать ее московские тусовщики. Еще какое-то время ее держал при себе писатель Орлов-Таврический, которого худосочное юное дарование интересовало не столько для интимных отношений, сколько для передачи творческого опыта. Анюта охотно его перенимала, чем доставляла наслаждение маститому писателю. Но и этой поре творческих отношений наступил конец. «Дарование» наконец осознало, что широкая натура опекуна не предполагает никакой финансовой поддержки, и немедленно решила съехать. О какой-нибудь новой пылкой любви думать не хотелось, но и возвращаться в Москву в свою скромную девичью квартирку у метро «Автозаводская» ей было уже неприлично.
Именно тогда Анюта решилась на отчаянный шаг: нахально пришла к торгашу Фомарю и потребовала интервью. Не менее нахальный в такие моменты Семочка потребовал от нее то же, что требовали все мужики. Она согласилась. Но карантин испортил ей всю обедню. Семочка, еще месяц назад смиренный, как никто другой из предыдущих любовников, свихнулся в одночасье. В иной ситуации она уже давно бы сбежала от него, но бежать с Рублевки теперь было невозможно. Поэтому большую часть времени Анюта валялась в постели.
Телевизор не работал, а читать, даже собственные нетленки, писательница просто не могла. На кухне ввиду отсутствия прислуги скопилась гора немытой посуды, а во дворе уже который день росли горы мусора, в которых пес Басмач рылся постоянно в поисках пищи. Мысли о том, что, оказавшись в карантинной зоне, она напишет сногсшибательный роман, стали улетучиваться с каждым днем. Словом, как бы самой не свихнуться. Тем более что минувшей ночью с ней действительно произошло нечто особенное.
Анюта проснулась от очередного кошмара, который был и страшным, и приятным одновременно. Ей приснилось, что ее трахает здоровенный мужик, похожий на садовника Михея, а вокруг них суетится пес Басмач и кричит человеческим голосом:
– Моя очередь! Слышишь, злодей, тебе говорю – моя очередь!
Но самое страшное было в том, что Анюта с ужасом осознала, что страстно желала бы повторения этого видения наяву. Ее спортивное, натренированное в фитнесклубах тело словно налилось живой, горячей кровью. Казалось, она было готово выскочить из своей оболочки от необъяснимой животной страсти.
Анюте до безумия захотелось мужика. Раздевшись догола, она бросилась в спальню к Семочке, но его там не оказалось. В дикой страсти она осмотрела все четыре туалета, в которых ее любовник иногда надолго запирался, но нигде его не обнаружила. «Да хоть бы с конем, с ишаком, с кобелем», – в отчаянии думала она, вспомнив о ненавистном и страшном Басмаче. В ее новом временном пристанище, напичканном многочисленным антиквариатом и другими ценностями, к несчастью обезумевшей женщины, не оказалось даже элементарного вибратора.
– Кто-нибудь трахнет меня в этом гребаном доме?! – во весь голос в отчаянии закричала молодая писательница.
Услышь ее в это мгновение маститый коллега и учитель Орлов-Таврический, он наверняка бы похвалил ученицу за глубокое проникновение в образ героини. Что он мог подумать еще, кроме как о ее новой книге?
Наметавшись в неглиже по многочисленным комнатам в поисках любви, Анюта вдруг резко остановилась. Страшная мысль поразила ее. Вдруг она стала, как и Семен, жертвой экологической катастрофы, которую ей так хотелось бы описать изнутри? И тут ее осенило. Анюта вспомнила про парапсихолога Марину Танкер, которая жила напротив и давно лечила Семочку от сглаза и прочей потусторонней нечисти.
Набросив на голое тело норковую шубку, она выскочила из дома и, перебежав через дорогу, нажала на кнопку домофона, над которым красовалась бронзовая табличка с лаконичной надписью: «Доктор парапсихологии. Прием и помощь на дому».
Входная дверь между тем оказалась не заперта.
Несмотря на свое неадекватное состояние, Анюта сообразила, что в столь раннее время хозяйку следует искать в спальне. А значит, на втором этаже. Не колеблясь, она взбежала по лестнице. И тут услышала громкие возгласы. Без всякого сомнения, они принадлежали этой мымре:
– Ой, мамочка дорогая! Да что ж это такое?! Еще! Еще!
Голая Маринка энергично скакала в кровати, сидя верхом на ее Семочке.
Завидев неизвестно откуда взявшуюся модную писательницу, хозяйка без тени смущения и стыда коротко предложила:
– В моем доме не надо истерик, девушка. Присоединяйся!
Их общий любовник, похоже, был в полуобморочном состоянии. Он только сладострастно стонал и задыхался. Анюту не надо было уговаривать. Скинув на пол шубку, она с раздирающим душу воплем кинулась в гущу событий.
...Через минут двадцать Сема Фомарь окончательно сгорел. Но зато у девчонок словно открылось второе дыхание. Впрочем, что происходило потом, он уже не видел.
Хотя посмотреть было на что. Тела двух обольстительниц нашли общий язык гораздо быстрее, чем их обладательницы. Слегка пополневшая Марина чувствовала себя хозяйкой не только дома, но и данного пикантного положения. Ее руки ловко подмяли хрупкое тело Анюты под себя и на долгие минуты заставили партнершу изнемогать от сладострастия.
Поэтому, когда ласки неожиданно закончились, молодая писательница с нескрываемым разочарованием заглянула в глаза хозяйке дома.
– Прости, дорогая, батарейки прибора, похоже, разрядились. Это мой прокол, – вынуждена была признать Марина. Еще некоторое время они целовались, стараясь вернуть внезапно исчезнувшие ощущения, но это уже явно было не то.
Около одиннадцати утра зазвонил телефон. Мигом проснувшись, Марина подняла ярко-красную трубку.
– Понятно. Все понятно, уважаемый Леонид Михайлович. Я скоро буду... – И, обернувшись к Анюте, прикрикнула: – Давай вставай, подружка, и собирайся, мне надо в «Барвиху». И запомни, девочка моя, если ты чтото где-то сболтнешь или тем более изобразишь в очередной своей книженции, тебе же плохо будет. И еще запомни... – Будто разгадав потаенные мысли «подружки», Марина неожиданно грубо добавила: – Я все равно мужиков больше люблю!
Анюта опешила. Еще минуту назад ей казалось, что жизнь прекрасна и удивительна. А тут Марина цинично и жестоко, словно обдав ее ледяной водой, вернула к реальности.
– Это что, у тебя шоковой терапией называется, да? – придя немного в себя после обидных слов, спросила она. – Я ведь ночью к тебе за помощью прибежала. Худо мне было, невыносимо худо.
– Так это всем бабам на Рублевке сейчас плохо. Думаешь, я с Семой от хорошего самочувствия в постели оказалась?! Да никогда в жизни...
Анюта брела к дому вся в слезах. Она с грустью думала о том, что ждет ее впереди.
Опять Семочка со своими понуканиями! Опять Басмач со своим лаем! Опять Михей со своим отвратительным перегаром! Опять ненавистный дом со своей бессмысленной роскошью! И это жизнь? Писательнице вновь захотелось острых ощущений. Бедняжка не понимала, что с ней творится.Уральский мачо
В какой-то момент своего нечаянного заточения уральский молодец Даниил Демидов решил для себя: будь что будет. В отличие от своего звездного окружения из числа известных всей стране людей, он не мог себе позволить отойти от дел. Его скромная, но весьма эффективно действующая империя целиком и полностью зависела непосредственно от самого Демидова. Словом, его нынешнему положению ни с какой стороны невозможно было позавидовать. Хотя все же один такой все же нашелся.
– Завидую я тебе, сынок, – с искренней нежностью заглядывая в глаза Демидову, задумчиво говорил ему старый вояка. – Да плюнь ты, не переживай. Все равно наш карантин рано или поздно закончится. И ты вновь обретешь... Как бы точнее выразиться? Обретешь чувство полета. И снова у тебя будет все впереди. А у меня, старика, что при карантине, что без него впереди уже ничего не предвидится. Разве что на свадьбе правнучки погуляю. Салатика поедим с горошком. Вот и все мечты.
Они сидели за дубовым столиком в ресторане «Царская охота», который был практически стерильно пуст. Карты вин и блюд по причине отсутствия какого-либо завоза продуктов катастрофически тощали буквально на глазах.
– Послушать вас, Петр Никодимыч, мне надо до потолка прыгать – ах какой я счастливый! Только захотел пуститься во все тяжкие, загулять по-нашему, по-уральски, как окончательно выяснилось, что карточки не работают. Наличности никакой. Дел тоже нет. Вот на ваши деньги да Александра Павловича гуляю. Стыд-то какой. А не гулять тоже не могу.
В ресторан они заявились сразу после визита к коменданту зоны Гулькину. Тот принял их с распростертыми объятиями. Однако выслушав просьбу Демидова – посодействовать выбраться из зоны бедствия, комендант сначала икнул, а потом, мрачно набычившись, наотрез отказался что-либо сделать для владельца какого-то ЗАО «Медная гора».