– Ты, наверное, прав, Захариус: с дерзкими обитателями Френцы можно посчитаться потом, – неожиданно продолжил Всадник, внимательно глядя на колдуна. Он поднялся на ноги и оказался очень длинным, почти таким же, как Истукан, но необычайно худым человеком, затянутым в глухие чёрные одеяния. – Её величество беспокоится, сможешь ли ты пробить настолько большую брешь в Закатный Рубеж, чтобы через неё смогла пробраться Ужасающая?
Та самая Темная Тварь, которой Лич собирался управлять в решающем сражении. Всаднику не терпелось начать бой, и он постоянно напоминал об этом Захариусу.
– Всё будет в порядке, – уверенно ответил колдун. – Ужасающая пройдёт.
– Правда?
– Я ручаюсь.
Королева Гнил была необычайно сильной ведьмой, но она ничего не могла поделать с защитой Непревзойдённых, поскольку Рубеж отвергал магию Тьмы. Однако усилия старухи не пропали: проводя исследования, она догадалась, что в заклятиях можно проделать брешь изнутри, с использованием магии Прелести, и рассказала об этом Захариусу.
Сначала колдун отказался от её предложения, опасаясь, что в брешь хлынут самые поганые обитатели Плесени, но во время последнего визита ему пришлось согласиться, потому что только так можно было втащить в Прелесть кошмарную Ужасающую.
– Я обещаю, что Малышка пройдёт, – кивнул Захариус.
– Вот и хорошо. – Всадник Лич улыбнулся. – Я по ней скучаю.
* * *Город вспомнил, что такое страх.
А вспомнив – стал грустным и настороженным.
И потускнел.
Красота Френцы подёрнулась холодной дымкой – маревом, которое застыло над черепичными крышами, искажая солнечные лучи. Они по-прежнему падали на старинные камни домов и мостовых, но теперь несли гораздо меньше тепла, чем раньше, и узкие улицы Френцы охватил озноб, как будто их осенило дыхание Хладного моря.
И горожане шептали, что Марево приходит перед Сумерками, а Сумерки наступают перед Тьмой, которая и есть Плесень. Шептали и закрывали окна тяжёлыми ставнями. И грустили, жалея свой великолепный город, который плесневел от того, что не сказал «Нет!».
И Полундра грустила вместе с горожанами.
Она застегнулась на все пуговицы, подняла воротник куртки, спрятала руки в карманы и шла по холодным улицам, внимательно разглядывая прохожих. И не видела улыбок на лицах. Да и лиц почти не видела, потому что горожане кутались в шарфы и предпочитали смотреть в землю, стыдясь того, что произошло у Дворца Утончённости.
Или боясь того, что там произошло…
Улётную площадь уже привели в порядок: Трамваи приходили и уходили по расписанию, разбитые стёкла витрин заменили, арена, яркие палатки и сами циркачи исчезли, но… Но на площади было на удивление мало людей: сегодня сюда приходили только те, кто собирался уезжать, а остальные горожане держались от Улётной подальше, не прогуливались по ней, как бывало обычно, не веселились.
Френца потускнела.
– У тебя есть билет? – не особенно вежливо обратился к Рыче стражник.
– Какое вам дело? – в тон отозвалась Полундра.
– Не надо мне дерзить, девочка.
– А если настроение такое?
– Всё равно не надо.
И только сейчас рыжая узнала стражника – того самого офицера, который отпустил её в лесу. Узнала, подумала и вздохнула:
– Извините.
Она не хотела ссориться с этим человеком.
Стражник кивнул с таким видом, будто услышал то, что хотел, помолчал и, понизив голос, произнёс:
– Я знаю, что вы, Рычи, дерзкие, и особенно – на язык. Но сегодня, пожалуйста, не нарывайся. Сегодня все очень злы, девочка: стражники – на Непревзойдённую, горожане – на стражников, феи – на горожан, а циркачи Захариуса – на всех. Сегодня у Френцы плохое настроение, девочка, и мой тебе совет – веди себя поскромнее.
– Как вы узнали, что я – Рыча? – тихо спросила Полундра. – Люди отличают фей, но не мафтанов-оборотней.
– Папаша Чиско сказал, – честно ответил офицер. – Кстати, он передаёт тебе привет.
– Спасибо.
– Не за что.
– Передайте ему тоже.
– С удовольствием. – Стражник помолчал. – Помочь тебе покинуть город? Я могу вывезти тебя в военном фургоне.
– Я справлюсь.
– Только никому не дерзи по дороге.
– Постараюсь…
Но прежде Полундра захотела своими глазами увидеть площадь Изящных Эскизов.
Красивую, украшенную скульптурами и барельефами площадь, на которой сегодня не было ни одного человека. Люди приходили, но стояли вокруг, стояли на балконах и крышах домов, выглядывали в окна, но не ступали на усеянную волшебными кисточками площадь.
И Рыча не ступила. Замерла у самого края, на невидимой линии, которой заканчивалась улица Грёз, и долго смотрела на помрачневший Дворец и молчаливые скульптуры. Стояла, едва справляясь с подкатившим к горлу комком.
Полундра знала, что, если заплакать, станет легче, но прогоняла слёзы, не желая показывать слабость.
Никому.
– Никогда раньше феи не покидали Френцу, – тихо сказал подошедший к девочке Чиско.
Рыча вздрогнула, обернулась и с удивлением посмотрела на старика, не понимая, как ему удалось незаметно оказаться рядом. Неужели она так сильно задумалась? Получается, да – сильно.
А может, и не задумалась, а была оглушена ужасным видом…
– Никогда раньше наш город не оставался без волшебства Утончённых. Мы гордились ими, гордились тем, что они живут вместе с нами. Мы любовались их картинами и скульптурами, наслаждались красотой, которую они дарили. – Папаша Чиско помолчал. – А сейчас они ушли. И не только Утончённые, но все феи Френцы. – Ещё одна пауза. – И мафтаны ушли. Сегодня я не видел ни одного.
– Ты видишь меня, – через силу произнесла Полундра.
– Ты тоже уйдёшь, – печально проговорил старик. – Ты пришла прощаться.
Это было правдой – рыжая прощалась, но в остальном Папаша ошибся: Рыча прощалась не с городом и не с людьми. Стоя у Дворца Утончённости, Полундра расставалась с ушедшими феями и беззаботной жизнью, с миром, который нарушил Захариус, но и только. Всё остальное она собиралась сохранить.
– Я вернусь, – твёрдо ответила девочка. – И Утончённые вернутся. И все феи и мафтаны. Мы вернёмся.
Она произнесла это громко и гордо, а главное – уверенно. Рыча не надеялась – она обещала, и у неё были на то основания.
– Это наш мир, Папаша, наша Прелесть, и мы никому её не отдадим. Мы прогоним Марево и холод и снова будем смеяться на улицах Френцы. Я обещаю!
Сказав это, Полундра ступила на площадь, подняла с мостовой волшебную кисточку, прижала её к груди, развернулась и, не прощаясь и не оборачиваясь, быстрым шагом направилась вверх по улице Грёз.
Глава XXIV в которой Ириска видит Пятно Плесени и впервые демонстрирует силу Непревзойдённых
Они летели на юг. Быстрее птиц и без устали. Они летели к тёплому океану, в безбрежных водах которого затерялся остров Непревзойдённых. Они летели к прекрасному Коралловому Дворцу, слава о котором гремела на весь мир.
Они летели на юг.
«Бандура» шла выше облаков – Петрович не хотел, чтобы их заметили с земли помощники Захариуса, – и потому чудесные виды Прелести появлялись не часто: то в разрывах белоснежных небесных сугробов мелькнёт озеро, то лес, то часть горы или река… Потом облака исчезли, потому что начались пустыни, которые, в свою очередь, сменились буйной растительностью джунглей.
Они летели на юг.
Путешественники уже знали, что случилось во Френце, у Дворцов и на полянах фей – вся ПрелеСеть только о том и говорила, – и потому настроение на борту «Бандуры» было плохим. Очень плохим. Услышав о вспыхнувших по всему миру Звёздах, Ириска ушла из кабины пилота и долго-долго сидела в салоне, отвернувшись к иллюминатору и, наверное, разглядывая проплывающие мимо облака. Затем вернулась в кресло и тихо спросила:
– Зачем он так поступил?
Потому что искренне не понимала.
– Это война, – так же негромко ответил Петрович. – Теперь Захариус пойдёт до конца.
– Сначала он расправится с феями, потом возьмётся за мафтанов, а затем, наверное, за малые народы, – добавил Страус. – Захариус хочет изменить Прелесть.
– Но зачем? – переспросила девочка. – Разве нельзя жить в мире? Всем нам?
– Он считает, что в Прелести должны остаться только люди.
– Но почему? Что нам делить? Зачем ссориться?
– Даже у света есть тень, – грустно произнёс инженер, стараясь не смотреть на друзей. Как человеку, ему было особенно стыдно за происходящее. – Удомо – тёмная сторона Прелести.
– И ему наверняка помогает Плесень, – не сдержался Страус.
– Мы не знаем точно, – хмуро сказал Петрович, бросив на Дикого недовольный взгляд. – Нет нужды наговаривать.
– Тогда зачем он нападает на фей? – тут же спросил Хиша.
– Может, Захариус мечтает стать королём Прелести, – предположил Авессалом.
– Разве такое возможно? – недоверчиво осведомилась Ириска. – Вы ведь сами говорили, что Прелесть огромна.
– Разве такое возможно? – недоверчиво осведомилась Ириска. – Вы ведь сами говорили, что Прелесть огромна.
– Люди, которые полностью отдались какой-то идее, не замечают препятствий, – со знанием дела ответил инженер. – Захариус поставил перед собой цель и будет идти к ней до конца, чего бы это ему ни стоило.
– Пока что за его мечту расплачиваются феи, – угрюмо заметил Страус.
– Всё изменилось, – покачал головой Петрович. – Удомо снял маску и открыто назвал себя врагом фей. От такого позора ему не отмыться.
– Значит, он действительно хочет стать королём… – протянул Дикий.
– Не станет, – перебила Хишу Ириска. – Если Захариус избавится от Непревзойдённых, в мир придёт Плесень, и всё вокруг станет тёмным.
– Ты тоже веришь, что он служит королеве Гнил?
– Или служит, или не понимает, что, объявляя войну феям, играет ей на руку, – твёрдо ответила девочка. И тут же ткнула пальцем в лобовое стекло: – Что там внизу? Чёрное?
– Проклятье! – выдохнул Петрович, посмотрев в указанном направлении. – Проклятье!
– Это то, что я думаю? – Страус приподнялся с ведра и подался вперёд, собираясь заглянуть в лобовое окно.
– Да, – уныло ответил инженер. – То самое.
– Что? – уточнила Ириска.
Она поняла, что друзья заметили нечто отвратительное.
– Пятно Плесени.
– Но каким образом оно здесь оказалось?! – Хиша расстроенно взмахнул крыльями, и по кабине вновь полетели пух и перья. Только на этот раз совсем безрадостно. – Неужели Закатный Рубеж треснул?
– До тех пор, пока в Прелести есть хоть одна Непревзойдённая, Рубеж не исчезнет, – напомнил Авессалом строки из старой книги.
– Наша Непревзойдённая ещё ученица, – вздохнул Страус.
– Не важно!
– Я хочу посмотреть на Пятно, – решительно произнесла девочка. – Дядя Петрович, приземляйтесь.
– Ни в коем случае! – испуганно взвизгнул Хиша. Он не понимал, зачем рисковать и приближаться к страшному месту. Да и вообще, будучи птицей благоразумной, старался держаться от тёмной магии как можно дальше. – Лучше улететь.
– Приземляйтесь, – твёрдо повторила Ириска, и Авессалом повёл «Бандуру» к земле, а точнее – к уродующему Прелесть Пятну.
Которое походило на гигантский стог чёрного тумана, накрывший часть джунглей, поле и даже небольшую скалу. Всё, что попало в его мрачную пелену, исчезло, и взглядам доставалась только тьма: чуть блёклая по краю «стога» и антрацитово-мрачная в глубине. Тьма, мечтающая поглотить ещё один мир. Тьма ненависти…
От Пятна тянуло тленом и злом.
– Совсем близко не подлетай, – попросил Страус, крепко вцепившись крыльями в кожаную сумку. Видимо, в ней скопилось достаточно волшебной силы, и Дикий был готов использовать её для защиты или бегства.
– Пятна не расползаются, – напомнил Петрович.
– Раньше не расползались, – уточнил Хиша.
– Ничего не изменилось.
– Откуда ты знаешь?
– Вместо того чтобы ругаться, объясните, что я вижу, – потребовала Ириска.
Она догадывалась, что перед ней нечто очень-очень гадкое, и хотела твёрдо знать, что именно.
– Пятно Плесени, – ответил Страус, – это сгусток мрака и мерзости, сумевший просочиться в наш добрый мир. – Он помолчал и добавил: – Впервые за триста лет.
– Его появление означает, что Захариус Удомо действительно спутался с королевой Гнил и каким-то образом помог частице Тьмы проникнуть в Прелесть, – вздохнул Авессалом, медленно опуская «Бандуру» на поляну. – Закатный Рубеж слабеет.
– Необязательно пугать ребёнка, – поморщился Дикий.
– Ириска должна знать, – развёл руками Петрович.
– И я не ребёнок, – неожиданно серьёзно произнесла девочка. – Я – фея. Моя сестра в плену, а меня уже трижды пытались убить, и вряд ли правда сможет меня напугать.
Инженер и Страус удивлённо переглянулись, после чего Хиша с уважением ответил:
– Извини, Непревзойдённая, я не подумал.
Девочка кивнула, показывая, что принимает слова друга, и перевела взгляд на Авессалома:
– Рассказывай дальше.
– Пятна – это очень плохой знак, Ириска, потому что они появляются в самом начале, – продолжил инженер. «Бандура» твёрдо стояла на земле, двигатели умолкли, поэтому Петрович повернулся к девочке и смотрел прямо на неё. – Следующим станет Марево – голубое небо подёрнется едва различимой дымкой, о которую будут спотыкаться солнечные лучи. Подует холодный ветер…
– А затем на Прелесть опустятся Сумерки, – перебил инженера Страус. – После них наступит время Тьмы.
– Ты не знаешь точно, – буркнул Петрович.
– Я тоже читал книги о вторжении, – с вызовом ответил Хиша. – Триста лет назад всё начиналось так же: сначала появились Пятна, а затем злобная ведьма Диарзада помогла королеве Гнил запустить щупальца в Прелесть.
– Я думала, что в нашем мире есть только феи и волшебницы, – обронила девочка, не спуская глаз с Пятна. – А ведьмы – в Плесени.
– Достаточно один раз употребить Волшебство Прелести во зло, и очень скоро волшебница или фея превращается в ведьму, чтоб из них шестерёнки повылазили, – ответил Авессалом. – Я видел.
– И я, – не забыл добавить Страус.
Ириска улыбнулась. Но лишь кончиками губ. Глаза же её остались холодными-холодными, а взгляд намертво вцепился в сгусток чёрного тумана. Который, словно почувствовав присутствие Непревзойдённой, принялся слегка подрагивать.
– Ты удовлетворила любопытство? – нервно спросил Дикий, заметив едва различимое трепыхание Пятна. – Не пора ли продолжить путь?
– Это не любопытство, – отозвалась девочка, продолжая изучать уродливую тьму. – Я должна была оказаться рядом.
– Зачем?
– Затем, что Пятну здесь не место!
С этими словами Ириска резко выпрыгнула из кресла и побежала к внешнему люку. Страус и Петрович последовали за ней.
– Маленькая фея собирается уничтожить Пятно? – изумлённо прошептал Дикий.
– В книгах сказано, что Непревзойдённые не терпят магии Плесени, – едва слышно отозвался инженер.
– Но она ведь ещё ученица!
– Тс-с! – Петрович приложил к губам указательный палец и кивнул на фею.
Ириска остановилась в двадцати шагах от Пятна и смотрела на него с таким напряжением, будто видела глаза самой Тьмы. И под взглядом девочки подрагивание чёрного тумана сменилось крупной дрожью. Пятно заволновалось. Или разозлилось. Или почувствовало, что будет схватка, и готовилось к бою.
Пятно не желало уходить.
А фея не собиралась его оставлять.
Молчаливое противостояние длилось довольно долго – не меньше трёх минут, – а развязка наступила внезапно – одновременным ударом. Из чёрного Пятна вылетел острый отросток в надежде дотянуться до смелой девочки и уколоть её тьмой, и в тот же самый миг Ириска вскинула правую руку, нестерпимым светом засиял браслет Первого Письма, и простенькое украшение неожиданно превратилось в страшное оружие: огненный луч безжалостным копьём вонзился в тёмную слякоть. Пятно завизжало, заколыхалось, пытаясь увернуться от яркого света, поняло, что не получается, снова завизжало, попыталось вырасти до невиданных размеров, чтобы добраться и поглотить фею, но через секунду сдулось под волшебным лучом, оставив после себя лишь грязные чёрные капли.
Пятно погибло.
А обессиленная девочка пошатнулась и упала на колени.
– Что с тобой?!
– Ириска! Ты цела?!
– С тобой всё в порядке?
Растерянные, перепуганные Хиша и Петрович в секунду оказались подле феи, поддержали её и с облегчением вздохнули, увидев на губах девочки слабую улыбку:
– Это первое, чему меня научили – изгонять Плесень, – прошептала Ириска, глядя на друзей. – Я забыла, как плести волшебные браслеты, я не знаю, где находится Коралловый Дворец и с трудом вспоминаю Прелесть. Но я умею прогонять Плесень. – Она выдержала короткую паузу и повторила: – Я умею прогонять Плесень…
Глава XXV в которой Полика и Кавальери освобождают цирк «Четырёх Обезьян»
– Это война, – мрачно произнёс Кавальери, выслушав рассказ о трагедии. – Настоящая война, – подтвердил доктор Соломон.
– Звёзды Забвения осветили всю Прелесть! – шумно повторил Трындель, одновременно почёсывая правой задней лапой затылок.
– Не ори, – попросил доктор.
– Я стараюсь не орать, – ответил орангутан. – Но я волнуюсь.
– Мы все волнуемся.
– Значит, ты меня понимаешь.
Спорить с Трынделем было бесполезно.
Шпрехшталмейстер, ветеринар Соломон, эквилибрист Полоскун и воздушный гимнаст Кузнечик отправились к фургону-тюрьме сразу, как только услышали о страшных событиях. Это было опасно, поскольку по лагерю то и дело сновали силачи Кияшко и верные колдуну кабаны-униформисты, но циркачи решили не дожидаться темноты и рассказать пленникам о случившемся как можно быстрее. Они осторожно подобрались к задней стенке фургона, встали под зарешечёнными окошками, и пока эквилибрист с гимнастом следили за слугами Захариуса, орангутан шёпотом общался с Джузеппе и Поликой. Однако шёпот у обезьяны получался таким, что его, наверное, слышали даже пасущиеся в километре от лагеря долбоцефалы.