Ему хотелось, чтобы они заплакали.
– Мы тебе не верим!
– Ты напал на поляну фей!
– Уезжай из Френцы!
– Хорошо! – рявкнул колдун, и ошарашенные волшебницы смолкли.
Наступила тишина, которую раздробили тяжёлые слова Захариуса:
– Вы не хотите меня видеть? Хорошо – я уеду и больше никогда не появлюсь в ваших краях. Я оставлю вас! – Удомо вскинул правую руку, и на кончике указательного пальца засверкала малюсенькая фиолетовая точка. Но никто, никто не обратил на неё внимания. – Я подчиняюсь, потому что всегда был другом фей! Порою мы ссорились… Да, такое бывало. Но я всегда прислушивался к вашему мнению, а мой славный цирк гостеприимно распахивал перед вами двери.
Пока колдун говорил, сверкающая точка выросла в блестящий фиолетовый шар, вальяжно заколыхавшийся над головой Захариуса, и некоторые феи зашушукались, указывая на него пальцами. Другие не смеялись, просто обращали к шару лица, и постепенно все взгляды площади устремились на фиолетовую сферу.
– Мой цирк всегда дарил вам радость и хорошее настроение…
– Не смотрите на шар! – закричала понявшая, что происходит, Малинка, и закрыла глаза, чтобы не видеть страшное сияние. – Бегите!
– Мой цирк всегда был вам добрым другом…
– Бегите! – сквозь слёзы повторила Малинка. – Закройте глаза и бегите!
И некоторые феи послушались. Стряхнули с себя колдовское оцепенение, отвернулись или закрыли глаза, дёрнули подруг, пытаясь выручить их, и стали пробираться прочь, торопясь покинуть площадь.
Многие послушались, но многие остались стоять, не способные противиться голосу чёрного мага и дурманящему виду подлого шара.
– Назовите ваши имена! – рявкнул Захариус, и те феи, которые оцепенели под действием чар, исполнили этот приказ.
Они представлялись, глядя в фиолетовое пламя, и сразу исчезали, таяли в воздухе, навсегда покидая Прелесть. Забывая о том, что она есть. Забывая о том, что были волшебницами.
Забывая о замечательной стране…
Фиолетовые лучи вырывали у девочек память о самом лучшем и самом добром… Фиолетовые лучи изгоняли фей из их чудного мира, а Захариус стоял и хохотал, с удовольствием глядя на то, как пустеет прекрасная площадь Изящных Эскизов и как падают на камни осиротевшие волшебные кисточки. Смотрел на убегающих фей, на перепуганных людей, на изумлённых мафтанов и кричащих гномов, смотрел и хохотал.
Громко хохотал.
Захариусу было весело.
Глава XXII в которой Ириска, Хиша и Петрович летят в Коралловый Дворец
– Я так боялась за вас! Сильно-сильно боялась! Я думала, что вы погибли в Щебетании!
– Кто?!
– Вы!
– Я?! – изумился Дикий Страус и взволнованно размахался крыльями, отчего по кабине полетели перья, а Петрович попросил «не мельтешить». – Ириска, ты в своём уме? Как я мог погибнуть? Неужели ты думаешь, что эти зубастые бедозавры и глупые долбоцефалы могли со мной справиться? Со мной! С одним из величайших воинов Прелести! – Судя по тому, как Дикий хвастал, настроение у него было великолепным. – Никто из них не смог ко мне приблизиться!
– То есть ты удрал? – поняла девочка.
– Да так быстро, что «Бандура» едва за ним поспела, – хихикнул Петрович.
– Ложь! – вскинул голову Хиша. – Я победил злодеев в честной борьбе!
– На скорость.
– Молчи!
– Почему?
– Потому что ты всё врёшь!
Они снова, как раньше, собрались в кабине пилота: Петрович управляет машиной, Ириска привычно устроилась в соседнем кресле, Страус чуть позади, в проходе, опять сидя на ведре.
Они болтали с самого момента встречи и никак не могли наговориться – слишком уж много событий случилось за время расставания, слишком многое нужно было обсудить, слишком многим поделиться.
– Напав на Щебетание, циркачи не только прорвались внутрь, но и растоптали парковку, на которой стояли кареты и машины фей, – рассказал инженер. – Я как раз разобрал один из двигателей, хотел его чуть-чуть поремонтировать… Потом слышу шум… Оборачиваюсь и вижу, что прямо на меня несётся долбоцефал! Здоровенный, как гора, и ревущий, как горный козёл.
– Ты испугался? – спросила маленькая фея.
– Конечно, – не стал отнекиваться Авессалом. – Если бы долбоцефал врезался в «Бандуру», то разнёс бы её в щепки. Я не мог этого допустить, но никак не успевал взлететь…
Сейчас Петрович рассказывал всё это с улыбкой, неспешно и легко, как ничего не значащий эпизод, однако тогда, на парковке Щебетания, инженеру было не до смеха. В какой-то миг он даже остолбенел, разглядывая стремительно приближающегося гиганта, едва не впал в панику, едва не бросился прочь в желании спастись… Но сумел победить страх.
– Я успел в самый последний момент. Я стоял у машины, смотрел на долбоцефала и знал, что он сейчас меня растопчет. У меня тряслись руки, было холодно внутри, но мысль, что моя прекрасная машина погибнет, придала мне сил. Я не знал, что делать, но когда долбоцефал оказался совсем рядом – схватил топор…
– Какой герой! – хихикнула птица.
– Схватил топор и перерубил оба каната, которыми корабль был привязан к земле, – закончил инженер, не удостоив Страуса ответом. – Ты, наверное, помнишь, что «Бандура» легче воздуха, поэтому она сразу взмыла в небо, и долбоцефал пробежал прямо под ней…
– А ты? – шёпотом поинтересовалась Ириска.
– Я вцепился в один из канатов и тоже взлетел в небо. Потом взобрался по нему в машину и продолжил ремонт двигателя. К сожалению, без него машина не могла летать, поэтому во время битвы я просто висел над Щебетанием, не в силах ничем помочь. Извини.
– Не за что, – спокойно ответила девочка. – У тебя не было другого выхода.
Петрович кивнул, некоторое время молча смотрел вперёд, а затем продолжил:
– Я видел, как циркачи громили дома и лавки, видел, как долбоцефалы крушили стены и вытаптывали сады. Видел, как было уничтожено Щебетание. Я всё видел.
– И меня?
– Тебя – нет, – признался инженер. – Когда я поднялся в небо, на поляне фей уже царил хаос, и я, как ни приглядывался, не смог вас отыскать.
– Мы с Полундрой сначала бегали по улице, потом по дому, а потом спустились в подземный ход, – поведала о своих приключениях Ириска. – В нём было сыро и холодно.
– Главное, что вы спаслись, – подал голос Дикий. – Ради этого можно было и помёрзнуть, и промокнуть.
– Согласна.
Авессалом снова кивнул, помолчал, однако через пару секунд улыбнулся, вспомнив что-то смешное, и рассказал:
– Сверху я видел только бедозавров и долбоцефалов, всё остальное скрывалось в дыму и поднятой пыли, но я не улетал, конечно же, кружил над Серебряными Ручьями и в конце концов разглядел бегущего Страуса. Его трудно было не заметить.
– Какой смысл говорить о моём подвиге? – быстро спросил Дикий. – Я стесняюсь. Давайте продолжим об Ириске. Вы с Полундрой и правда ночевали в лесу у костра?
Однако попытка сменить тему не удалась.
Девочка подмигнула нахмурившейся птице и перевела взгляд на Петровича:
– Хиша сражался?
– Как лев. Наверное.
– Почему «наверное»?
– Потому что этого я не видел, – рассмеялся инженер. – Я застал момент бегства, но мчался Дикий так, что пыль летела из-под копыт.
– У меня нет копыт! – возмутился Страус.
– А драпал так, будто они у тебя есть.
Несколько секунд насупленный Хиша пытался придумать ответ, ничего не изобрёл и заявил:
– Я сражался! Но когда понял, что циркачей слишком много, сменил тактику.
– Решил удрать, – пояснил Авессалом.
– Я предпринял отступательный манёвр. Это одна из важнейших составляющих военного искусства!
– Бегство? – невинно уточнила девочка.
– Отступление!
– С высоты его манёвр выглядел феерически, – вернул себе слово Петрович. – Наш друг мчался, как ракета, только не вверх, а вперёд. Он без труда преодолевал попадающиеся на пути препятствия, а один раз умудрился перепрыгнуть через долбоцефала!
– Я торопился, – объяснил Страус, покосившись на засмеявшуюся фею.
– Его едва не схватили…
– Я мужественно отбивался!
– Но Хиша ловко уворачивался и менял направление бега, – дал своё объяснение Авессалом.
– Они боялись приблизиться ко мне!
– Они не успевали приблизиться к тебе.
– Что ты мог видеть, трусливо сидя в небе?
– В том-то и дело, что всё – с высоты открывается превосходный вид. – Петрович почесал бороду. – В конце концов нашему другу удалось выскочить из Щебетания и укрыться в ближайшем лесу.
– Ты ведь понимаешь, что я надеялся найти в нём тебя, – обратился к Ириске Страус.
Девочка покивала, но не произнесла ни слова – она едва сдерживала смех.
– Однако даже в лесу Хиша не потерял скорость, – весело рассказал инженер. – И продолжал бежать между деревьями так же быстро, как до того – по чистому полю.
– Нам трудно останавливаться – у нас нет педали тормоза, – важно поведал Дикий.
– К счастью, я как раз успел починить двигатель и полетел в том направлении, куда побежал Хиша.
– А я как раз остановился.
– Ты даже на шаг не перешёл, – хмыкнул Авессалом. – Я еле-еле догнал тебя через полчаса.
– Кто же виноват, что мы, Дикие Страусы, бегаем быстрее, чем твоя «Бандура» летает? – издевательски осведомилась птица. И нахально щёлкнула клювом.
– Мне пришлось десять минут кричать в мегафон, прежде чем он остановился.
– Когда бежишь так быстро, как я, ветер свистит в ушах, – объяснил Дикий.
– Он был настолько напуган, что при моём появлении стал петлять, как заяц.
– Враньё!
– В конце концов Хиша соизволил задрать голову…
– Я услышал рёв двигателей.
– Сообразил, что видит «Бандуру», и едва не заплакал от счастья.
– Ложь, – категорически ответил Страус. – Просто ветер надул мне в глаза, вот ты и напридумывал. – И строго посмотрел на девочку: – Ты ведь ему не веришь?
– Нет, конечно, – ответила Ириска, прилагая все силы, чтобы не расхохотаться.
– Очень хорошо.
Петрович улыбнулся и продолжил:
– Когда Хиша отдышался, мы решили, что надо лететь во Френцу. Мы догадывались, что ты пойдёшь в город.
– Я догадался, – не забыл подчеркнуть Дикий. – Потому что в городе есть Дворец фей.
– Мы надеялись, что Утончённые тебе помогут.
– Я надеялся больше.
– Но сразу отправиться во Френцу не могли – нужно было закончить ремонт.
– Его «Бандура» чаще ломается, чем работает, – прокомментировал Хиша.
Внутри машины что-то угрожающе застучало, однако нахальная птица не обратила на подозрительные звуки никакого внимания.
– А когда прилетели – увидели переполох на Улётной площади, – закончил инженер.
– Сверху он показался забавным: все куда-то бежали, кричали и размахивали руками, – хихикнул Страус. – Выглядело, как в муравейнике, только муравьи были ненастоящими, а феями, людьми, мафтанами, гномами и ещё кем-то.
– Я сразу понял, что переполох случился из-за тебя, – мягко произнёс Авессалом.
– Я тоже понял, и даже быстрее, чем сразу!
– Ну а дальше ты знаешь: мы спустились к площади и немножко помогли.
– Вы появились вовремя, – не стала скрывать Ириска. – Спасибо.
– А для чего ещё нужны друзья?
– Особенно такие, как я, – добавил Страус.
Девочка ласково провела рукой по его перьям. Птица дружески курлыкнула.
Двигатели работали, отзываясь в кабине негромким и плавным гулом, «Бандура» стремительно летела через облака, уверенно ведомая Петровичем, и от присутствия друзей на душе становилось тихо и покойно. Ириска понимала, что её приключения далеки от завершения, что Захариус не остановится, не отступит, и скоро им придётся схватиться не на жизнь, а на смерть, но сейчас не хотела об этом думать.
Сейчас ей было хорошо.
Но как бы ни хотелось, а убежать от забот не получилось.
– Рыча нам здорово помогла, – произнёс Страус, кивая на Самоцветный Ключ, который Ириска повесила на цепочку. – Честно говоря, не ожидал от неё.
– Полундра сражалась за меня так же, как ты, – тихо ответила девочка. – Надеюсь, у неё всё в порядке.
– Она сама решила остаться, – развёл крыльями Дикий. – Значит, у неё есть план.
– А без того прибора, который Рыча отобрала у Бетти, Захариус не сможет за тобой следить, – добавил Петрович. – Так что теперь мы в полной безопасности.
– Да! – рассмеялся Хиша. – Да!
– Да, – негромко согласилась фея.
Ириска не стала говорить, что Захариус не дурак и догадался, куда направились беглецы. Наверняка догадался: не было у них другого пути – только к Коралловому Дворцу. А значит, чёрный колдун обязательно встретит их на острове.
И там случится главная битва, в которой решится абсолютно всё.
В которой закончится их противостояние.
В которой они встретятся с разъярённым, готовым на всё врагом…
На острове.
Но говорить об этом Ириска не хотела. Она улыбалась, шутила, смеялась, принимала активное участие в разговоре, но молчала о том, что они направляются в ловушку.
Глава XXIII в которой Захариус и Полундра покидают Френцу
– Ты должен уйти. – Что?
Жабретти, городской голова Френцы, смотрел на колдуна со страхом. Голос его дрожал, так же как пальцы и ноги, однако несчастный нашёл в себе силы повторить:
– Ты должен уйти из города.
Повторил, удивляясь собственной смелости и страшась её.
Но повторил.
Они разговаривали в кабинете Захариуса, в его огромном чёрном фургоне, и никто из циркачей не слышал дерзкой фразы. И только поэтому городской голова остался жив.
Жабретти стоял перед колдуном, облачённый в парадный камзол, шёлковый плащ, бархатный берет с ярким пером, а на его груди висела золотая цепь с круглым медальоном, на котором был выгравирован герб Френцы. Городской голова явился в лагерь «Четырёх Обезьян» при полном параде, чтобы лично заявить Удомо:
– Ты должен уйти.
– Я? – изумлённо переспросил колдун.
– Да, ты, – подтвердил Жабретти и следующие три слова будто топором вырубил: – Должен. Сейчас. Уйти.
До сих пор Захариус ловил на себе самые разные взгляды: безразличные, в детстве, когда он ещё был никем и ничего собой не представлял; насмешливые – в начале карьеры, когда молодой колдун познавал секреты магии и часто ошибался; заинтересованные – когда он придумал стратегию изгнания фей и искал поддержки у властителей Прелести; ироничные – тогда же, когда его собеседники узнавали, что он работает в цирке «Четырёх Обезьян»; уважительные – когда он доказал свою силу и почти избавил мир от Непревзойдённых.
Теперь на него смотрели со страхом.
И не только городской голова Френцы, с которым он сейчас разговаривал, а все: жители города, мафтаны, представители младших народцев, служители цирка – все смотрели на колдуна со страхом.
Теперь…
В городе только и говорили о том, что Захариус лишил памяти и навсегда изгнал из Прелести более тысячи фей, а те горожане, которые видели трагедию своими глазами, подливали масла в огонь, с ужасом и горечью рассказывая, как с площади Изящных Эскизов исчезали прекрасные Утончённые – растворяясь в воздухе, чтобы никогда не вернуться.
Некоторые рассказчики добавляли, что видели слёзы на глазах выставленных на площади статуй.
А другие шептали, что Френца проклята и если Утончённые уйдут, город лишится души.
Превратится в каменный лабиринт, населённый ночными гадами и прочими зверями…
И люди верили.
И смотрели на Удомо со страхом… и со злостью. Как на врага.
И потребовали от городского головы изгнать зловещий цирк, надеясь таким образом загладить вину перед оставшимися Утончёнными.
Люди не представляли себе Френцу без фей.
– Не ожидал от тебя, если честно, – протянул Захариус, разглядывая напуганного Жабретти. – Надеялся, что ты меня поймёшь.
– Такого я никогда не пойму, – ответил тот. – Никогда.
И клацнул зубами, не в силах спрятать ужас.
– Ты слышал, что случилось сегодня в Прелести? – с обманчивой мягкостью поинтересовался Удомо.
– Слышал, – подтвердил голова.
– Сегодня – большой день.
– Скорее – страшный.
Потому что сегодня Звёзды Забвения вспыхнули не только во Френце, но у многих Дворцов и Щебетаний. Их заготовил Захариус, а разожгли его ученики и помощники, постаравшись созвать на «представления» как можно больше фей.
Звёзды полыхнули фиолетовым огнём по всей Прелести, объявляя волшебницам войну.
Разумеется, удар не оказался фатальным, ибо далеко не все феи проводят время во Дворцах, а кого-то и вовсе не было в Прелести, но многие, очень многие волшебницы всё-таки увидели страшный фиолетовый свет и навсегда покинули чудесный мир…
– К вечеру твой цирк должен убраться отсюда и никогда больше не возвращаться во Френцу, – закончил городской голова. – Ты проклят, Удомо, мы не хотим тебя видеть.
– Что же вы сделаете, если я откажусь? – усмехнулся колдун.
– Нападём на лагерь, – пообещал Жабретти.
– Ты рискнёшь пойти против меня?
– Да!
С этими словами городской голова развернулся и вышел из фургона.
– Какой дерзкий, – проскрипел из угла Всадник Лич. Во время разговора он молчал, не привлекая внимания, а теперь высказался. – Накажешь его?
– Потом, – отмахнулся колдун.
– Почему потом?
– Нет нужды ссориться с Френцей больше, чем уже получилось. Не сейчас.
– А я бы запугал горожан, – не согласился Всадник. – Повесил бы Жабретти на главной площади и устроил шумный праздник. Её величество учит, что нельзя спускать дерзость.
– Не сейчас, – повторил Удомо.
Всадник Лич был обычным жителем тёмного мира – человеком, а не колдуном или Тварью, и поэтому смог пройти сквозь неприступный Рубеж. Но он всё равно был верным подданным старухи Гнил – злым и жестоким, жаждущим крови и войны.
– Ты, наверное, прав, Захариус: с дерзкими обитателями Френцы можно посчитаться потом, – неожиданно продолжил Всадник, внимательно глядя на колдуна. Он поднялся на ноги и оказался очень длинным, почти таким же, как Истукан, но необычайно худым человеком, затянутым в глухие чёрные одеяния. – Её величество беспокоится, сможешь ли ты пробить настолько большую брешь в Закатный Рубеж, чтобы через неё смогла пробраться Ужасающая?