— Я не стремлюсь к величию. Но знаешь ли ты, Геннайос, для чего я просил у Аникитоса этого коня? Я собирался ехать к тебе. Итак, что произошло?
— Объясню в дороге, — коротко бросил Геннайос, усаживаясь на коня. — Едем!
Васили пожал руку Аникитосу и тоже вскочил в седло. Всадники с места взяли рысью, а Аникитос долго еще стоял на дороге, держа в одной руке мешок с едой, а в другой — кошель Васили, и смотрел им вслед.
* * *
Кроуны молились в углу, чудом избежавший гибели Брикстер бился в истерике, его жена плакала, а Ольга лежала на куче одеял, свернувшись клубочком, подтянув колени в подбородку и обхватив их руками. И вдруг она представила, что где-то между коленями и грудью лежит, точно так же сжавшись в комок, ее ребенок. Она легла свободнее, и на душе у нее стало легче.
Ольга не знала, как выглядит ребенок во чреве матери, она никогда не видела младенцев, только появившихся на свет, поэтому сейчас воображала себе хорошенького розового крепыша в кружевных пеленках и чепчике, с соской во рту.
Она принялась молиться. Ольга просила Бога и Пресвятую Деву спасти не столько ее, сколько ее ребенка, и поклялась, что назовет его в честь того человека, который спасет его. Все имена казались ей сейчас прекрасными… Вот только Георгом она не хотела бы его называть, потому что это означало, что Георг придет отдать свою жизнь за нее.
* * *
В кабинете короля Георга собралась очень странная компания. Кроме самого короля, министра Мавромихалиса, начальника королевской охраны Колокотрониса и начальника окружной полиции Сомакиса, здесь находился одноглазый бродяга, поражавший могучим сложением. Высокие господа внимательно прислушивались к каждому его слову.
Это был, как легко догадаться, Васили Константинос.
Колокотронис мало что смог ему рассказать по пути сюда, но сейчас Васили уже знал, что королева исчезла вместе со своей английской компаньонкой, бывшей еще недавно ее гувернанткой. Можно было предположить, что они вышли через потайную дверь в стене дворца, а потом через боковую калитку в ограде.
— Возможно, что женщин похитили из дворца? — сразу спросил Васили. — Вывели их силой?
Никто не мог ответить.
Васили попросил разрешения осмотреть дверь и калитку. Мавромихалис, который с трудом переносил присутствие Васили, возмутился было:
— Мы напрасно потеряем время!
Король успокоил его, сказав, что это займет всего лишь четверть часа. Более того, он сам собрался идти с Васили.
— Вы так верите какому-то бродяге и разбойнику, ваше величество?! — вскричал Мавромихалис.
— Я готов вступить в союз хоть с самим дьяволом, если это поможет мне вернуть жену, — спокойно проговорил король. — К тому же я своими глазами видел, как кирие Константинос достал со дна моря святой крест во время Водосвятия. Думаю, в руки дурного человека крест бы не дался.
Таким образом, Васили получил разрешение осмотреть дверь и калитку, и вскоре он сообщил, что королева и мисс Дженкинс определенно ушли по своей воле, потому что куст лантаны камара, прикрывавший дверь со стороны сада, ничуть не потревожен, ветви не сломаны, цветы не сбиты, что неминуемо случилось бы, если бы женщин тащили.
Выслушав это, начальник полиции надулся и стал поглядывать на Васили с такой же неприязнью, как и Мавромихалис.
— Очевидно, — не обращая внимания на это, заявил Васили, — что или у английской дамы был ключ от двери и от калитки, или кто-то заранее их открыл, чтобы можно было выйти.
— Мы с Колокотронисом опросили всех кого могли, — сказал Сомакис, — и моя дочь, фрейлина Иулия Сомаки, сообщила, что днем, когда королева отдыхала, английская дама, мисс Дженкинс, куда-то уходила одна. Иулия с балкона видела ее за оградой дворца как раз с той стороны, где находится калитка.
— Ясно, что королева не могла уйти с неизвестным человеком, которому бы она не доверяла, — сказал Васили. — А кому она могла доверять больше, чем своей бывшей гувернантке, приехавшей с ней из России? Значит, гувернантка ее предала, она сообщница похитителей.
Король покачал головой, Колокотронис посмотрел на Васили как-то странно, Сомакис сардонически усмехнулся, а Мавромихалис закатился желчным смехом:
— Я предупреждал вас, господа, что вы напрасно доверились Колокотронису. Этот парень — его друг, вот и весь ответ, почему его понадобилось срочно пригласить на совет. Может быть, он и умеет стрелять без промаха, даром что одноглазый, но думать он не умеет. Гувернантка предала королеву? Да сегодня через дворцовую ограду рано поутру перекинули ее отрубленную голову с новым посланием в зубах!
— Это правда? — Васили похолодел от ужаса.
Колокотронис нехотя кивнул.
— Кто-нибудь видел человека, который принес голову? — спросил Васили.
— Нет, — ответил Геннайос. — В первом письме было выставлено строжайшее условие: никакой охраны вокруг дворца или в саду, отозвать всех военных и полицейских с поисков в окрестностях Афин или на подступах к горам. Если эти условия не будут выполнены, мы получим голову королевы.
— Какие же условия диктуют королю эти разбойники? — заинтересовался Васили.
Колокотронис вопросительно взглянул на Георга; тот кивнул, и начальник охраны развернул карту с прочерченным на ней маршрутом:
— Если король решит принять условия похитителей, он должен поехать по дороге на Гимет один, самое большее — в сопровождении нас с Сомакисом. Похитители ждут его каждый полдень. После того как его величество явится, его отведут в то место, где находится королева, но ее убьют, если его величество явится в сопровождении отряда охраны. Когда королеву освободят, его величество… простится с жизнью.
Васили недоверчиво усмехнулся:
— А кто мешает им нарушить слово? Это очень скользкие условия!
— Об этом я и говорю постоянно! — вскочил Мавромихалис. — В кои-то веки слышу разумное слово от Васили Константиноса! Эти условия — обман, обман чистой воды. Если мы их примем, мы и королеву не освободим, и короля потеряем. Мы лишимся обоих! И Греция вновь будет ввергнута в пучину безвластия.
— Если мы допустим убийство королевы, Россия нам этого не простит, — заметил Колокотронис.
— Что нам Россия! — вскричал Мавромихалис. — Будет гораздо хуже, если Греция поссорится с Англией, двоих граждан которой уже убили негодяи. И если мы уступим им короля…
— А почему мы должны делать выбор? — нахмурился Васили. — Почему не попытаться спасти и короля, и королеву? Это очень рискованно, однако…
— И как же это сделать? — насмешливо спросил Мавромихалис. — При первой же попытке отбить королеву она будет застрелена. Об этом нас тоже предупредили в первом письме. К тому же мы даже не представляем, где ее держат. Знаем только, что это Гимет…
— Я знаю где, — сказал Васили.
Все уставились на него, и изумление не проходило, пока он рассказывал о том, как охотился, как его добыча упала в карьер, как люди, подобравшие ее, говорили об англичанах…
Мавромихалис кипел от возмущения, что Васили не бросился спасать несчастных, а на худой конец не сообщил в полицию об этом.
— Я сообщил, — сказал Васили, глядя на Сомакиса, — как только у меня появилась такая возможность.
Мавромихалис покосился на него с ненавистью.
— Никогда не подозревал, Петрос, что вы — такой яростный защитник интересов Англии, — проговорил король.
— Дело не в Англии, дело в милосердии! — воскликнул Мавромихалис. — Как можно бросить на произвол судьбы беззащитных людей и даже пальцем не шевельнуть, чтобы им помочь?!
— Но вы предлагаете бросить на произвол судьбы беззащитную женщину с невинным младенцем во чреве, — сказал Васили. — И не забывайте, что спасение этих англичан сейчас напрямую связано со спасением королевы. Если мы бросим ее, мы бросим и англичан.
По лицу Мавромихалиса легко было понять, что он совсем запутался.
Васили повернулся к королю:
— У меня есть план действий, ваше величество. Король должен прийти в полдень в условленное место.
Все как один посмотрели на большие напольные часы.
Они показывали одиннадцать утра.
Георг поднялся и спокойно сказал:
— Я готов умереть. Своим преемником я назначаю первого министра…
— Прошу прощения, ваше величество, что перебиваю, — промолвил Васили, — но вы не дослушали. Вы пойдете не сейчас, а завтра. Нужно произвести кое-какие приготовления. А главное, похитители должны знать, что вы явитесь именно завтра. Какой-то способ сообщить им об этом существует?
— Если нам нужно что-то написать, мы должны перебросить письмо через ограду замка напротив того места, где мы находили отрубленные головы, — ответил Георг. — А знаком согласия с моей стороны будет приспуск королевского штандарта на флагштоке дворца.
— Если нам нужно что-то написать, мы должны перебросить письмо через ограду замка напротив того места, где мы находили отрубленные головы, — ответил Георг. — А знаком согласия с моей стороны будет приспуск королевского штандарта на флагштоке дворца.
— Флаг следует приспустить сразу после полудня, чтобы сберечь очередную жертву, — сказал Васили. — А в письме нужно написать, что вы переносите встречу на завтра, потому что… Ну, к примеру, вы заболели. Или нечаянно повредили глаз. Нужно также сообщить, что вы появитесь в цивильной одежде в сопровождении Колокотрониса и Сомакиса. А теперь о моем плане. Все силы разбойников — а я не думаю, что у них там целая армия, наверное, человек десять такого же отребья, как главари…
Мавромихалис вдруг громко выругался.
Все уставились на него изумленно.
— Прошу прощения, — буркнул он, — не смог сдержаться при мысли о несчастных пленниках!
— Итак, — продолжал Васили, — я убежден, что в пещере охранять пленников будут два-три человека. Все остальные отправятся на встречу с королем. Я спущусь по склону в пещеру, как спускался в прошлый раз за своей добычей, проберусь туда через отверстие, в которое проходит дым, перебью охрану и выведу пленных. А на место встречи короля и похитителей сегодня же вечером нужно вывести отряд отборных эвзонов, которым будет нипочем провести в засаде ночь, а как только они получат сигнал — им станет троекратный выстрел, это будет значить, что пленные спасены, — они должны напасть на разбойников и спасти короля.
— Это дерзкий план, — ошеломленно проговорил король.
— Даже наглый, — пробормотал Геннайос.
— Да, наглый и дерзкий, но осуществимый, — горячо вмешался Мавромихалис. — И должен признать: единственный человек, который сможет его осуществить, это Васили Константинос.
Все смотрели на Мавромихалиса удивленно — все, кроме Васили. Он-то ни на миг не усомнился, что уж старый Петрос непременно поддержит этот план!
— Хорошо, — сказал король. — Я доверяю вам. А сейчас мне нужно написать письмо похитителям и сделать некоторые приготовления.
— Мне тоже нужно кое-что сделать, — сказал Васили. — Сейчас я уезжаю, и мне нужно два отличных коня.
Король сделал знак Сомакису, и тот сказал, что отведет Васили на конюшню.
Через несколько минут он покинул дворец на отличном скакуне. В поводу Васили вел двух коней. Одного надлежало вернуть Аникитосу, а второму предстояло следовать за Васили в Пирей.
Он ехал к старому Ставросу.
* * *
День, когда увели Эдит, кончился, настала ночь, на смену ей пришел другой день, а Ольга все думала и думала о случившемся. Было невозможно поверить, что ее предала гувернантка, ставшая почти подругой… Что любовь к отцу Ольги довела ее до того, что она предала его дочь. Боже мой, бедняжка, о чем она мечтала, на что могла рассчитывать? Совершенно ни на что… Должно быть, ей и в самом деле было бы довольно просто находиться близ великого князя и любить его исключительно духовно. Какой же мучительной и опустошительной оказалась эта любовь! Ольга удивлялась, почему Эдит согласилась сопровождать ее, но потом поняла, что ей отказали бы от места, она вообще лишилась бы возможности видеть любимого человека. И, наверное, именно тогда она тайно возненавидела Ольгу, из-за которой лишилась счастья. А страшную мысль о предательстве ей внушила в Стамбуле Элени. Теперь Ольга не сомневалась, что именно она явилась бедной тоскующей Эдит и нагадала исполнение всех ее желаний в обмен на предательство.
Но если Элени так много знала об Эдит, получается, кто-то следил за семьей Ольги, получается, среди слуг или близких людей есть еще предатель! Надо сообщить об этом отцу… Но очень может быть, что она никогда не увидит его, может быть, ее жизнь оборвется в этой пещере, если Георг не придет за ней. Она молила небо о спасении, но в то же время понимала, что ее жизнь — это его смерть. И наоборот… Никогда, никогда еще Ольга не думала о нем с такой щемящей нежностью, как сейчас. Только теперь она понимала, какое ей выпало счастье — стать женой этого умного, добродушного, спокойного, милого человека. Как она могла не оценить его сразу? Почему не показывала ему свою любовь? А он, наверное, мечтал об этом, он обижался на ее холодность… Ольга вспомнила, как тот ныряльщик из Пирея, Васили Константинос, дал ей крест, повитый красной и черной нитью, и сказал при этом: «Агапэ аллилус! Любите друг друга!» Ольга тогда подумала, что смешение красного и черного означает любовь до смерти. Так оно и оказалось, только время ее любви должно было кончиться очень быстро…
И она снова и снова находила утешение в мыслях о своем ребенке, о детях, которые могли быть у них с Георгом. Одного, конечно, назовут так, как отца, Георгом. Ей бы хотелось дочерей по имени Александра и Мария, сыновей Владимира, Андрея, Николая… Но первого ребенка она назовет именем того, кто ее спасет!
Она думала об этом, а сама чувствовала, что дитя словно затаилось в ней. Ее больше не тошнило. Ребенок держался изо всех сил, помогая держаться и ей. Это внушало какую-то странную бодрость…
— Может быть, мы еще и спасемся, мой маленький, — шептала она в полузабытьи.
Настало утро, и, как только Ольга умылась и съела немного мучной жидкой каши, а англичане еще доканчивали щедрый кус жареного мяса, составлявший их завтрак, в пещеру вбежала Элени. Все перестали есть и уставились на нее с ужасом: появление этой женщины значило, что кто-то сегодня расстанется с жизнью!
Но Элени даже не взглянула на англичан, а сразу подошла к Ольге и, схватив ее за руку, заставила подняться.
— Я увожу ее, — сказала она охранникам. — И как можно скорее!
Те даже не пытались спорить. И Ольга поняла, что эта женщина обладает огромной властью и что именно она, возможно, задумала весь план с похищением королевы. Но зачем?! Кто она такая и почему ненавидит Ольгу?
Очень хотелось спросить, но было страшно.
Они примерно с четверть часа шли по скользкой тропе в глубине оврага, поражавшего красотой растений, покрывающих его склоны. Невозможно было поверить, что на дворе февраль! Здесь царил особый климат, нечто вроде конца апреля и начала мая, и Ольга вдруг подумала, как же прекрасен Божий мир и как жаль будет его покидать.
Куда ведет ее эта женщина? Что хочет сделать с ней?
Она приложила ладонь к животу, успокаивая младенца, но тот лежал тихо, не желая мешать матери.
Они дошли до узкого выхода из оврага, и Ольга увидела, что к дереву привязаны две лошади.
— Садись, я тебе помогу, — буркнула Элени.
— Нет, нет, — отшатнулась Ольга. — Это может быть вредно для ребенка!
— Для твоего ребенка самым вредным будет смерть его матери, — зло сказала Элени. — Если ты не сядешь на лошадь, я застрелю тебя.
К седлу одной лошади был приторочен короткий кавалерийский карабин — Ольга узнала его потому, что такой же был у отца. Кроме того, из седельной сумки виднелась рукоять револьвера, и Ольга подумала, что Элени с таким-то арсеналом вполне может пристрелить ее даже не один раз, а несколько.
Делать было нечего. Ольга с трудом взобралась в седло. Она раньше любила ездить верхом, но в дамском седле, а не в мужском и в амазонке, а не в узком платье, которое пришлось порвать по швам до колен. Элени помогала ей, но поглядывала с презрением. Сама она вскочила в седло мгновенно и легко!
Они двинулись по тропе и ехали примерно с полчаса, когда впереди вдруг послышался топот копыт. Судя по нему, двигался небольшой отряд всадников.
Элени схватила лошадь Ольги за повод и ловко завела за раскидистый олеандр.
— Стой тихо, — торопливо проговорила она, и Ольгу поразило побледневшее лицо Элени. — Ни в коем случае не показывайся! И смотри, чтобы лошадь не шумела. Если… Если вдруг останешься одна, поворачивай вон за тем деревом направо и дальше тоже все время поворачивай направо. Эта дорога приведет тебя на окраину Афин. Тогда не медли, скачи во дворец и сообщи, что ты на свободе. Пусть остановят все, что они задумали!
Ольга смотрела, ничего не понимая, но Элени уже выбралась на дорогу и неспешно двинулась навстречу отряду, который в этот миг показался из-за поворота. Впереди ехал человек, одетый как горец, но по нему было видно, что он привык повелевать. Что-то знакомое почудилось Ольге в его облике, но лишь только она услышала хрипловатый, словно надсаженный голос, как сразу узнала: это был предводитель похитителей. Теперь она могла рассмотреть его лицо. Было что-то очень знакомое в густых, сросшихся на переносице бровях, в ровной линии носа и лба… Менелай, Аяксы… Кажется, Ольге уже приходило в голову такое сравнение… Да ведь он же очень похож на Мавромихалиса!
— Здравствуй, Аргирос! — крикнула Элени. — Что ты здесь делаешь? Зачем теряешь время? В полдень мы должны быть на дороге в Афины!