Георг был поражен красотой Петербурга и приемом, который ему оказывали. Иногда эта пышность почти подавляла, и он чувствовал себя каким-то деревенщиной, попавшим в город. Жаль, что ему не хватает врожденной гордости — или гордыни? — греков, которые, являясь в столицу даже из самой глухой провинции, ведут себя так, словно они — особы королевской крови. Георг представил, что приехал бы сюда со своей гипотетической женой, какой-нибудь немецкой принцессой, которая всю жизнь хлебала пустую похлебку в своем крошечном провинциальном королевстве, а в приданое получила пару белья и скромненькое колье, в котором потерянные или украденные бриллианты заменены стразами… Ах, с какой завистью таращилась бы эта перепуганная немочка на туалеты Минни, хоть саном была бы равна ей… Элени, конечно, смогла бы подать себя воистину по-королевски, но об Элени пока придется забыть. Нет, не забыть, но… хотя бы не вспоминать так часто, как хотелось бы.
Он удивился, поймав себя на этой мысли. Петербург, Россия, расстояние странно действовали на него. Не то чтобы они стерли образ любимой женщины из его сердца и памяти, нет, забыть Элени было невозможно, да Георг и не желал этого, но они несколько ослабили его почти болезненную зависимость от этой любви и от Элени. Она была глубоко обижена тем, что Георг не взял ее с собой. Разумеется, она понимала, что не могла быть представлена русскому двору никоим образом, ее роль была бы совершенно затворнической, ехать пришлось бы инкогнито, однако она была согласна на это… Но Георг не решился на такой откровенно скандальный шаг. Даже Вулгарис и Мавромихалис не советовали ему брать с собой Элени, даже княгиня София!
— Ну что ж! — воскликнула оскорбленная Элени, узнав его окончательное решение. — Я тоже отправлюсь путешествовать! Нет, не в Россию — я ненавижу холод: я уеду в Париж. Мой корабль уже скучает без меня.
Она отправилась днем раньше Георга, и вместе с глубокой тоской он испытал на миг ощущение странного облегчения. Только на миг… но запомнил его.
Минни приняла брата в Зимнем дворце, где у наследника были свои апартаменты. Георг хотел спросить сестру о многом, она хотела о многом рассказать, ведь они не виделись несколько лет, во время которых в ее жизни произошли воистину великие события: роман и обручение с Никсой — и смерть жениха, потом другой роман — с его братом Александром, окончившийся счастливой свадьбой, а Георг за эти годы стал королем… Но наедине они вдруг заробели друг друга и долго почти равнодушно беседовали о каких-то посторонних, незначащих вещах, чуть ли не о погоде. Чтобы преодолеть этот барьер, Минни, которая была очень искренней и импульсивной, решилась на крайний шаг: она внезапно заговорила о письме, которое прислал ей отец.
— Отец просил поговорить с тобой от его имени, — сказала она, заглядывая в лицо брату и пытаясь ласковым взором смягчить впечатление от резкости выражений отца. — Он считает неудобным выражать неудовольствие взрослому сыну-королю, то есть равному себе саном, но просил передать тебе… — Она на миг запнулась, и Георг недобро прищурился, мгновенно поняв, о чем пойдет сейчас речь. — Отец просил передать: он глубоко поражен и потрясен, что рядом с твоим именем всегда называют имя твоей любовницы, а не жены… И об этой особе говорят как о шпионке Франции и Германии.
— Какая ерунда! — возмущенно воскликнул Георг, в то же время подумав, что это вполне могло быть правдой. Княгиня София — француженка, ее ближайшие друзья — сторонники брака Георга с любой европейской принцессой, защитники германских интересов в Греции… А Элени? Эта загадочная, непостижимая Элени? Он до сих пор не мог забыть их первую встречу в Стамбуле и ее мгновенное возвращение в Афины, ее танцы в ночном саду… Она способна на все!
— Отец говорит, что ты должен жениться на англичанке… — донесся до него голос сестры. — У герцога Валлийского есть премилая дочь… Ее зовут Джорджиана, это могла быть очень подходящая партия для тебя! Что ты на сей счет думаешь?
— Я ее в глаза не видел. Что я могу о ней думать?
— Я покажу тебе ее портрет. Минуточку… Он в моем альбоме… — Она обшарила бюро хорошенького кабинета и обернулась с огорченным выражением. — Как странно, где же он?
Георг даже не скрывал, что рад был бы никогда не видеть злополучного портрета какой-то там Джорджианы Валлийской. Он вдруг вспомнил, что молоденьких родственниц королевы Виктории, выдаваемых за европейских монархов и герцогов, называли «британский флаг в постели». И это воспоминание отнюдь не улучшило его настроения.
— Ах, какая же я растяпа! — воскликнула в это мгновение Минни, всплеснув руками. — Я же приносила альбом к великой княгине Александре Иосифовне в Мраморный дворец! — И, поймав недоумевающий взгляд брата, пояснила: — Мраморный дворец — это резиденция великого князя Константина Николаевича, брата нашего императора. Он замечательный человек, а его жена — редкостная красавица. Их дети — это истинное чудо! Я счастлива, что забыла альбом у них. Есть повод снова повидаться с этой очаровательной семьей. Мы сходим сейчас. Это почти рядом. Пройдем через дверь на первом этаже, я не хочу, чтобы во дворце началась суматоха торжественного выезда. Саша не возражает, когда я тихонько хожу к его дядюшке и тетушке, его позволения мне довольно.
— А твои фрейлины, Минни? — Георг был несколько обескуражен той свободой, которой Минни пользовалась во дворце, и ее решимостью отправиться на прогулку пешком. Он слышал, будто для членов русского императорского дома это считается не комильфо…
— Они сейчас все чем-то заняты, это очень удачно, — непоседливо бросилась к двери Минни. Георг вспомнил, что сестра всегда была очень легка на подъем и склонна к авантюрам, она ничуть не изменилась, став женой наследника русского престола. — А впрочем, я все же скажу госпоже Мининой, чтобы меня не начали искать днем с огнем.
Последние слова она произнесла по-русски, а когда Георг недоуменно вскинул брови, перевела и добавила:
— Как Диоген.
Смеясь, брат и сестра спустились на первый этаж к узкой двери, скрытой портьерами.
— Вон там, — показала Минни, — кабинет государя императора. А раньше был кабинет императора Николая. Там самая простая обстановка. А эта маленькая дверь ведет на набережную. О ней знают очень немногие! Я помню, сестра императора, Мария Николаевна, рассказывала, как она убегала через эту дверь погулять — само собой, инкогнито. Мы очень сдружились в Ницце, когда бодрствовали у постели бедного Никсы, она много рассказывала о своей жизни… Через эту дверь, также инкогнито, частенько выходил император Николай Александрович, теперь вот мы вышли… И никто в толпе нас не узнает!
Георг оглянулся. Он был приметлив и сразу обратил внимание на двух мужчин в одежде состоятельных людей, которые безуспешно пытались принять вид беззаботно прогуливающихся, а на самом деле не сводили глаз с Минни и ее брата.
— Инкогнито? Никто нас не узнает? А ты уверена? — И он многозначительно повел глазами.
— А, ну да, — Мини оглянулась с лукавым смешком, — я, конечно, прекрасно понимаю, что моя здешняя жизнь еще больше скована условностями, чем в Дании. И я вынуждена этому подчиняться. Конечно, госпожа Минина немедленно сообщила о том, что я намерена выйти, начальнику охраны государя Петру Александровичу Черевину. Он и отрядил за нами этих людей. Спасибо, не отправил отряд драгун! Я и забыла: сейчас император никому не позволяет выходить в одиночестве. Охрана есть, хотим мы этого или нет. Ты слышал, что на государя покушались в прошлом году в Летнем саду? Один крестьянин толкнул стрелявшего под руку, и пуля пролетела мимо. А в этом году в Париже в него стрелял какой-то поляк, но, благодарение Господу, промахнулся: пуля попала в лошадь. Так что теперь негласная охрана есть у нас у всех. Но, можно сказать, она незаметна. Никакого шума!
— И что, мы так же без шума войдем в Мраморный дворец, как вышли из Зимнего? — удивленно спросил Георг.
— Не обольщайся, — усмехнулась Минни. — Можешь не сомневаться, великому князю уже известно, что мы туда направляемся. И нас там ждут.
Она оказалась права. Как только перед ними распахнулась дверь в воротах, они увидели высокого и очень красивого человека в адмиральской форме, который, впрочем, не выглядел важным, а весело улыбался, глядя на брата и сестру.
— Дорогая племянница, — сказал он приветливо, — дорогой гость, ваше королевское величество! Какое счастье, что мы живем в такой спокойной стране, как Россия, где члены царской фамилии могут в свое удовольствие гулять по городским улицам. Говорят, французы так ненавидят своего императора, что он не осмеливается носа высунуть из пределов своих дворцов, а передвигается только в сопровождении свиты и многочисленной охраны. А вы, ваше величество, можете свободно передвигаться в Афинах?
— И что, мы так же без шума войдем в Мраморный дворец, как вышли из Зимнего? — удивленно спросил Георг.
— Не обольщайся, — усмехнулась Минни. — Можешь не сомневаться, великому князю уже известно, что мы туда направляемся. И нас там ждут.
Она оказалась права. Как только перед ними распахнулась дверь в воротах, они увидели высокого и очень красивого человека в адмиральской форме, который, впрочем, не выглядел важным, а весело улыбался, глядя на брата и сестру.
— Дорогая племянница, — сказал он приветливо, — дорогой гость, ваше королевское величество! Какое счастье, что мы живем в такой спокойной стране, как Россия, где члены царской фамилии могут в свое удовольствие гулять по городским улицам. Говорят, французы так ненавидят своего императора, что он не осмеливается носа высунуть из пределов своих дворцов, а передвигается только в сопровождении свиты и многочисленной охраны. А вы, ваше величество, можете свободно передвигаться в Афинах?
— Конечно, — кивнул Георг, — но обычно меня все же кто-нибудь сопровождает. Королю трудно остаться одному.
Великий князь смотрел на него с приветливой улыбкой, которая надежно скрывала его мысли.
«А интересно, — думал Константин Николаевич, — когда он ездит на любовные свидания с этой Элени, за ним следует свита или тайные сопровождающие? Наверное, тайные… Причем как представители дворцовой охраны, так и шпионы: французы, немцы, англичане… Да и наши, русские резиденты. Греция — очень важный пункт на европейской карте, а ее король — лакомая добыча и для друзей, и для врагов!»
И Константин Николаевич вспомнил, что тайная слежка идет за всеми членами русской царской семьи… В том числе, разумеется, и за ним… И каждый его шаг становится известен… кому? Только ли брату-императору? Или жене тоже?..
— Мне кажется, — прервала затянувшуюся паузу Минни, — я забыла у великой княгини альбом, который прислал мне отец. Вчера, когда Ольга показывала мне своих кукол.
— Кукол? — расхохотался великий князь. — Ну, значит, вы удостоились особенного расположения моей дочери! Это ее сокровища, их видят только ее доверенные друзья.
— Мне понравились их платья, — восхищенно сказала Минни. — Некоторые скопированы с моделей знаменитого Чарлза Ворта, который обшивает все королевские дома Европы. Какие-то Ольга выдумала сама. Но все они прекрасно сшиты. А какая тонкость отделки!
— Ольга — замечательная рукодельница, — ласково сказал великий князь. — Младшая дочь как-то нажаловалась мне: дескать, их гувернантка говорила, что с Ольгой не пропадет ни принц, ни дровосек. Верочка была очень обижена за сестру, а я считаю эти слова комплиментом. Впрочем, во мне говорит гордость отца! Идемте в комнаты. Я велю поискать ваш альбом, Минни, а пока позвольте, ваше величество, представить вам моих детей.
Георг не успел ответить. Раздался какой-то шум, испуганные крики…
Появилась заплаканная девочка лет двенадцати и закричала:
— Костя убился! Упал из окна!
Великий князь изменился в лице и бросился в сад.
— Боже! Костя — это младший мальчик в семье… Бежим скорее… — Минни, подхватив юбки, стремительно кинулась за Константином Николаевичем, а Георг старался не отстать от сестры.
Они пробежали через зал нижнего этажа, обставленный с такой изысканной роскошью, что Георг не мог этого не заметить, как ни был взволнован, и оказались в небольшом саду.
На земле лежала красивая рыжеволосая дама — видимо, в обмороке. Рядом стояла на коленях типичная английская гувернантка: сухопарая, веснушчатая. Толпа слуг в ливреях испуганно таращилась вверх. Георг поднял голову и увидел невероятную картину: под окном третьего этажа на железном крюке флагштока висел мальчик лет десяти, зацепившийся за острие краем курточки. Малейшее движение могло стать для него роковым: или флагшток не выдержал бы его тяжести, или куртка порвалась и он упал бы с большой высоты. Однако рядом с ним, на бортике стены, стояла девушка в синем легком платье и поддерживала мальчика одной рукой, другой уцепившись за край окна, из которого она, вероятно, и выбралась, чтобы помочь ребенку.
— Господи… — выдохнул в ужасе великий князь. — Ольга, держись, держи его!
— Я держусь крепко, папа́! — громко ответила сверху девушка, и Георг не мог не восхититься: голос ее звучал совершенно спокойно, как если бы она стояла на твердой земле. А следующим его чувством было удивление: так это и есть та самая Ольга, куклы которой так понравились Минни? Но она уже вполне взрослая девушка, какие могут быть куклы?
Но тут эта совершенно неуместная мысль ушла, потому что английская гувернантка встала с колен и заговорила, объясняя случившееся. Слуги вмешивались, перебивали, добавляли. Минни, плача, переводила брату, если он чего-то не понимал. Оказывается, дети великого князя Ольга, Константин и Вера играли в прятки. Мальчик решил спрятаться за оконной створкой, однако не удержался. Старшая сестра не растерялась, вылезла в окно и встала на бортике, поддерживая брата. И никто не знал, как их теперь снять, потому что долго оба не выдержат. А высота здесь большая, не обойдется без увечий, если не хуже…
Георг посмотрел на великого князя и понял, что никакое морское сражение, даже если тот в нем участвовал, не пугало этого человека так, как опасность, угрожающая его детям. Напрасно ждать от него быстрого решения, а медлить никак нельзя.
— Минни, переведи слугам: пусть немедленно принесут перин, одеял, подушек — чем больше, тем лучше. Мальчика не снять, он упадет через несколько минут, нам главное, чтобы он не разбился.
Прислугу словно размело ветром, а через миг смело вновь — и под стеной дворца образовалась изрядная мягкая куча, которой предстояло ослабить удар о землю.
— Оля, — крикнул Константин Николаевич, несколько взявший себя в руки, — отпусти Костю! Он не разобьется!
— Папа́, я не могу… Не могу разжать пальцы… — Голос ее звучал так ровно, что казался безжизненным.
Георг понял: то состояние, которое он принял за спокойствие, было оцепенением, вызванным сильнейшим страхом, тем, что англичане называют shock, и преодолеть его сама Ольга не сможет.
— Позвольте мне поговорить с ней, ваше высочество, — обратился он к великому князю.
Тот только кивнул, не в силах молвить ни слова; в его глазах блестели слезы.
— Пусть кто-нибудь покажет мне, как пройти в ту комнату, — попросил Георг, и Константин Николаевич кивнул одному из слуг, который проворно кинулся в здание. Георг последовал за ним.
В несколько прыжков они взбежали на третий этаж и ворвались в комнату, одно из окон которой было распахнуто.
Георг перекинул ногу через подоконник и уселся, глядя на девушку, которая стояла к нему полубоком. Ветер шевелил ее легкое платье и завитки светлых волос на шее. Обнаженные руки были покрыты гусиной кожей: она, конечно, озябла, но вряд ли замечала это. Вдруг напугала мысль, что он не знает русского языка, как же к ней обращаться… Но через мгновение Георг вспомнил, что до этого все разговоры велись по-французски.
— Мадемуазель, меня послал ваш отец. Попытайтесь отпустить брата. Он упадет на мягкие подстилки, ему ничто не угрожает.
— Я же говорю, — безжизненно ответила девушка, не оборачиваясь, — у меня не получается разжать пальцы.
— Тогда я вам помогу… — Георг перебрался на бортик стены и встал рядом с девушкой.
Отсюда было видно, как напряжены пальцы ее правой руки, вцепившиеся в плечо брата, и левой — ею она держалась за подоконник. Лица мальчика Георг не мог разглядеть, но можно было догадаться, что он без памяти или просто оцепенел от страха. Его обмякшее тело все сильнее провисало под собственным весом — вот-вот он выскользнет из сведенных судорогой пальцев сестры и упадет, не получив вреда. Можно было бы дождаться этого мгновения, однако не потащит ли он за собой Ольгу?
Георг вдруг вспомнил, как лазил по стене своего дворца в первую ночь после прибытия в Грецию. И в памяти возник человек, который остановил его в саду… Георг так и не узнал, кто это, больше они не виделись, и даже его голоса — глубокого, запоминающегося, Георг больше не слышал. Он исчез, словно являлся лишь для того, чтобы выполнить некое предназначение. Георг до сих пор не знал, во вред или во благо было то, что его ночная встреча с Элени была тогда предотвращена… В конце концов Георг забыл о нем. Удивительно, что сейчас вспомнил. И очень хорошо, что вспомнил!
— Ольга, — заговорил Георг, стоя так близко к девушке, что теперь кудряшки на ее нежной шее шевелились не от ветерка, а от его дыхания, — знаете, я тоже очень люблю лазить в окна. Мы с вами еще не знакомы, я — Георг, король греческий, брат вашей кузины Минни. Когда мы покончим с этим приключением, я представлюсь вам по всем правилам, а сейчас просто хочу рассказать одну историю. Когда я только приехал в Грецию, вот только-только, моя коронация была назначена на другой день, но я не мог усидеть во дворце и решил погулять под… колоннами Акрополя.