Готовясь к занятию, она присоединила к учебным материалам копию своего собственного рапорта. Неплохое дополнение к журналам и записям, сделанным во время других инцидентов.
Только она встала из-за стола, как в кабинет вошел Дейв.
— Капитан.
— Я на минутку.
— У меня есть немного времени до занятия. Хотите кофе?
— Нет, спасибо.
В предчувствии неприятного разговора мышцы у нее на спине слегка напряглись.
— Какие-то проблемы?
— Можно сказать и так. Мне позвонил сержант Микс, отец Арнольда Микса. Грозился написать на тебя жалобу.
— Вот как?
— Он считает, что ты отстранила его сына от работы без должных на то оснований. Намекал, что может подать на тебя в суд за клевету. В общем, он хочет, чтобы мы сели и обсудили это дело — ты, я, он сам и представитель его сына.
— Я готова сделать это в любое время. Я с самого начала заявила Арни, что он может пригласить для разговора своего представителя. Все это записано на пленку.
— Ты настаиваешь на тридцатидневном отстранении?
— Да. Он нарушил все те нормы, которым необходимо следовать в кризисных ситуациях. Именно он довел Грейди до самоубийства. Его счастье, что тот не пристрелил сначала заложников. Вы читали мой отчет, капитан, включая показания свидетелей — как гражданских, так и полицейских.
— Ты права, — Дейв устало потер шею. — Делай он это умышленно, и то не смог бы испортить все больше.
— А я не уверена, что в этом не было умысла. Нет-нет, дело не в моей личной неприязни, — поспешила она добавить, заметив, что Дейв нахмурился. — Микс отличается нетерпимостью, а также сексуальными и расовыми предрассудками. Так что коп из него никакой.
— Фиби, ты слишком сильно настроена против этого человека. Вряд ли это поможет тебе благополучно завершить дело.
— Да нет, в данном случае я совершенно объективна. Полагаю, что здешний психиатр подтвердил бы мое мнение. Дейв, это он подбросил куклу к моему дому.
Дейв сунул руки в карманы, и уже внутри карманов они сжались в кулаки.
— Тебе следует быть осторожнее с такими заявлениями — во всяком случае, когда ты разговариваешь не со мной, а с кем-нибудь еще. Сама понимаешь, все это требует серьезных доказательств…
— Он назвал меня сучкой, глядя мне прямо в лицо — и это не считая того, сколько раз он говорил так за моей спиной. Он стоял там, где сейчас стоите вы, и откровенно угрожал мне. О каком уважении тут может идти речь? Если Микс что-то и чувствует по отношению ко мне, то только презрение.
— Ты думаешь, мне нравится этот тип? — в голосе Дейва впервые проскользнули нотки раздражения. — Я бы с удовольствием выставил его отсюда — из этого отдела, из нашего управления. Но пока у меня нет для этого реальных оснований. Ну а ты, коль скоро ты сидишь за этим столом, вполне можешь требовать к себе уважения.
— Так я и собираюсь поступить, — ответила она. — За эти тридцать дней и Микс должен прийти к какому-то выводу. Капитан, он обвинил меня в том, что я сижу за этим столом лишь потому, что сплю с вами. И заявил он это не где-нибудь, а в моем собственном кабинете.
Мгновение Дейв не мог вымолвить ни слова.
— Сукин сын. Сукин сын, — он с трудом перевел дыхание. — Микс заявил это при свидетелях?
— Нет. Вдобавок я уже успела выключить магнитофон. Но он заявил это, уверяю вас. А это значит, что он испытывает к вам так же мало уважения, как и ко мне. Более того, он вполне мог напасть на меня. Хорошо, что детектив Сайкс вмешался. Я не очень люблю распространяться о подобных вещах, но факт остается фактом: Арнольд Микс опасен. Можете спросить того же Сайкса.
— Так я и сделаю. Встречу с Миксами я хочу назначить на сегодня, на вторую половину дня. Постарайся подготовиться как можно лучше.
— Да, сэр.
— Будешь выдвигать обвинение в сексуальном домогательстве?
— Нет. Во всяком случае, не сейчас. Ограничусь наказанием за нарушение субординации.
Кивнув, Дейв шагнул в сторону двери.
— Возможно, тебе тоже не помешает адвокат, — он сказал это как бы между прочим. — У Миксов неплохие связи в полицейском управлении, что, в общем, неудивительно, если учесть их историю. Веди себя поаккуратнее, Фиби. Даже если нам удастся настоять на своем, от этих людей всегда можно ждать неприятностей.
— Хорошо. Дейв, мне очень жаль, что я втянула тебя в это…
— Нет, — Дейв лишь мотнул головой. — Это сделала не ты. Это сделал он.
Проблемы, думала Фиби, сидя в своем кабинете. Снова проблемы. Ладно, ей приходилось справляться и не с таким. После утреннего занятия она заново просмотрит личное досье Микса, свидетельские показания по делу Грейди и свой собственный отчет, касающийся их последней беседы (точнее сказать, перебранки).
Через стеклянную стену кабинета она могла наблюдать за тем, как Дейв предлагает Сайксу пройти с ним в комнату отдыха. Для частной беседы. В капитане вновь пробудились защитные инстинкты, и ей было чертовски жаль, что именно она стала причиной его беспокойства.
Но будь она проклята, если Миксу и впредь удастся безнаказанно плевать на чужие жизни, угрожать ей самой и приводить в смятение ее близких — чтобы потом прикрыться в качестве щита собственной родословной.
Ей все равно, кем работает его отец.
Ну а теперь, напомнила она себе, пора отвлечься от проблем — впереди очередное занятие. По пути к лестнице она прошла мимо РАА.
— Следующие полтора часа я проведу в конференц-зале.
— Да, хорошо… лейтенант? — Энни Утц, помощник по связям с общественностью, выдавила из себя нервную улыбку. — На этой неделе я… то есть… хочу взять отгул, на денек… по личным делам.
— Прекрасно. Главное — сообщите мне об этом заранее.
— Да… я… лейтенант, — продолжила Энни все с той же нервной улыбкой, — я понимаю, я тут пока новенькая и все такое… Но мне нравится здесь. Надеюсь, я хорошо справляюсь с работой?
— Да, все замечательно.
«Не помешало бы тебе чуть приглушить макияж и купить себе блузку на размер побольше, — подумала Фиби. — Впрочем, с работой у нее и в самом деле все было в порядке».
— Я… я тут принесла домашнее печенье, — Энни протянула ей прикрытую тарелку. — Не хотите попробовать?
— После занятия.
— Вы же ходите по лестнице, правда? Не ездите на лифте? Так что сладкое вам точно не повредит.
— Я потому и хожу по лестнице, что слишком люблю сладкое.
И она поспешила выйти из комнаты, пока Энни не успела задержать ее еще на несколько минут. На ходу обдумывая предстоящую лекцию, Фиби распахнула дверь на лестницу и двинулась вниз по ступеням.
«Сегодня моя машина должна выйти из ремонта, — напомнила себе Фиби. — Во время перерыва нужно позвонить механику и…»
Краем глаза она уловила какое-то движение, но ни среагировать, ни тем более выхватить оружие уже не успела. Сильный толчок отбросил ее прямо на стену. От удара о бетонную поверхность в голове вспыхнула сильная боль. Перед глазами поплыл красный туман.
Все это заняло какие-нибудь секунды. Новый удар, и Фиби рухнула прямо на колени. В то же мгновение рот ее оказался залеплен клейкой лентой, а руки безжалостно заломлены назад.
Перед глазами у нее все плыло, но Фиби еще пыталась сопротивляться, из последних сил пыталась подняться на ноги. И тут ей на голову набросили капюшон. Кричать было бесполезно — все ее вопли глохли во рту, намертво запечатанном клейкой лентой. Резкий толчок отбросил ее вперед — тело ударилось о ступени, покатилось вниз. Все, что она чувствовала в этот момент, — невыносимую боль и вкус собственной крови на губах. Задыхаясь, пытаясь хоть как-то прийти в себя, она услышала довольный смех. Моля о чуде, Фиби попыталась ударить нападавшего ногой — вслепую, поскольку видеть она все равно не могла, мешал капюшон на голове. В это же мгновение сильные руки сжали ей горло и начали душить. Тело Фиби забилось в судорогах.
Только не это. Она не может умереть вот так — не в силах взглянуть в глаза своему убийце. Даже не увидев того, кто забирает ее у ее ребенка…
Тело ее отчаянно сопротивлялось, пока легкие изнемогали от отсутствия воздуха. В какой-то момент давление на горло ослабло, и она смогла жадно вздохнуть, но уже в следующую секунду вдох чуть не превратился в крик — Фиби почувствовала прикосновение ножа. Нападавший быстрым движением распорол ей одежду. Делал он это так небрежно, что лезвие прошлось попутно по голому телу. Затем руки — руки в перчатках, отметила она краем сознания — сжали ей грудь.
Такого просто не могло быть. Изнасиловать женщину-полицейского в ее собственном управлении? Безумие чистой воды. Но все ее попытки вырваться не принесли успеха. Движения рук были нарочито наглыми и грубыми. Ее тискали, к ней прикасались, и вот уже она чувствует его пальцы у себя Между ног.
Такого просто не могло быть. Изнасиловать женщину-полицейского в ее собственном управлении? Безумие чистой воды. Но все ее попытки вырваться не принесли успеха. Движения рук были нарочито наглыми и грубыми. Ее тискали, к ней прикасались, и вот уже она чувствует его пальцы у себя Между ног.
Она ненавидела себя за те рыдания и мольбы, которые срывались у нее с языка, но так и не могли вырваться наружу. Ненавидела неистово, потому что эти ее стоны заставляли его смеяться, наделяли его еще большей силой.
— Не беспокойся, — прошипел он ей на ухо — первые произнесенные им слова. — Я не трахаю таких, как ты.
Новая вспышка боли — на этот раз от удара по лицу. Фиби понимала: еще немного, и она лишится чувств. Какие-то звуки донеслись до ее затуманенного сознания. Кажется, чьи-то шаги.
Кто-то идет сюда. Нет. Уходит. Это он уходит. Уходит и оставляет ее живой. Фиби застонала. Все в ней плакало, все рыдало от боли. Но даже это не могло заглушить в ней самого мощного из инстинктов — желания жить. Ей было страшно сдвинуться с места, встать на колени, затем — на ноги. Далеко ли от нее ступени? Может, какая-нибудь пара шагов отделяет ее от ужасного, а то и смертельного падения.
Наручники, которые он защелкнул у нее на руках, безжалостно врезались в плоть. Но потребность видеть — а значит, и жить — была сильнее желания избавиться от боли. Наклонив голову, она повернулась вправо, затем влево, после чего, нащупав ступнями пол, слегка подалась вперед. Понемногу, стараясь не поддаваться панике, Фиби стала освобождать лицо от капюшона — сначала подбородок, затем рот, а за ним — нос. Еще немного, и она вновь обрела способность видеть. Сначала она попыталась осмотреться вокруг. Повсюду были видны пятна крови — следы от удара о стену. Эту же кровь она ощущала сейчас в своем горле.
Но главное, она могла видеть дверь — внизу, в нескольких ступенях от нее. Добраться до этой двери означало выжить.
Фиби со стоном перекатилась на бок, после чего неимоверным усилием заставила себя встать на колени. Остатки того, что некогда было юбкой и рубашкой, свисали с ее тела. Вокруг валялись обрывки белья.
В своем желании унизить он бросил ее здесь голой и беспомощной. И все же он оставил ее живой.
Опираясь о стену, она попыталась встать. Дрожащие ноги не повиновались, и ей потребовалось немало времени, прежде чем она смогла наконец выпрямиться. Тошнота и головокружение накатили с новой силой, и Фиби молила лишь о том, чтобы остаться в сознании, не поддаться своей слабости до тех пор, пока ей не удастся получить помощь.
Невзирая на внутренний голос, который постоянно подстегивал ее — скорей, скорей, он может вернуться, — она стала осторожно спускаться вниз, для безопасности прижимаясь спиной к стене. Оказавшись наконец на лестничной клетке, она чуть не упала от изнеможения. Из последних сил, вцепившись в дверную ручку, она повернула ее вниз и толкнула дверь.
Сквозь дверной проем она рухнула прямо в коридор, после чего поползла, содрогаясь от внутренних рыданий.
Раздался чей-то крик. Ей он показался слишком слабым и отдаленным — будто звук колокола в тумане. Напряжение оставило ее, и она тут же соскользнула в беспамятство.
Впрочем, сильная боль очень скоро привела ее в чувство. Теперь Фиби лежала на боку. Судя по саднящему ощущению вокруг рта, с нее наконец-то содрали клейкую ленту.
— Дайте одеяло. Дай сюда эту чертову куртку! Эй, кто-нибудь, принесите ключи — надо открыть эти наручники. Все в порядке, лейтенант. Это Лиз Альберта. Вы слышите меня? Все будет хорошо.
Лиз? Фиби всматривалась в карие глаза. Детектив Элизабет Альберта. Конечно, ей знакомо это имя, как, впрочем, и эти глаза.
— Лестница, — она не столько говорила, сколько хрипела. — Он напал на меня на лестнице.
— Ребята уже там, осматривают. Не беспокойтесь. Сейчас приедут врачи. Лейтенант, — Лиз склонилась к ее лицу, — вас изнасиловали?
— Нет. Он лишь… — Фиби прикрыла глаза. — Нет. Он что-нибудь мне сломал?
— Пока не знаю.
— Оружие, — она снова смотрела на Лиз широко открытыми глазами. — Боже, мой пистолет. Он что, забрал его?
— Пока не знаю. Держитесь, лейтенант. Я хочу снять эти наручники.
Голос раздался откуда-то сзади. Фиби не знала, кто это говорил, — она не отрываясь смотрела на Лиз.
— Пожалуйста… примите мои показания. Я хочу, чтобы вы приняли их.
— Это я и собираюсь сделать.
Когда с нее наконец сняли наручники, Фиби с облегчением вздохнула. Затем осторожно, превозмогая боль, попыталась пошевелить руками.
— Кажется, они целы. Переломов нет.
Она прижала куртку к груди, чувствуя, что кто-то прикрывает ее плечи одеялом.
— Помогите мне сесть.
— Может, вам лучше пока полежать…
Послышался быстрый топот, затем вскрик. И вот уже Дейв опустился возле нее на корточки.
— Что случилось? Кто это сделал?
— Не знаю. Он напал на меня на лестнице, набросил что-то на голову. — Слезы катились у нее по щекам, обжигая ободранную кожу. — Боюсь, он забрал мое оружие.
— Если не возражаете, капитан, я опрошу ее, — вмешалась Лиз. — Я поеду с лейтенантом в госпиталь и там запишу ее показания.
Дейв кивнул, но при этом еще крепче сжал руки Фиби, словно боясь отпустить от себя.
— Только не сообщайте моим близким. Пожалуйста, капитан, ничего им не говорите.
Он опять сжал ее руку, затем резко встал на ноги.
— Обыщите все здание, этаж за этажом. Допросите всех без исключения — и гражданских, и полицейских. Всех, кто находился здесь в это время.
— Это был не гражданский, — тихо сказала Фиби, глядя на разгневанное лицо капитана. — Это был один из нас.
Дальше все поплыло в каком-то тумане, но Фиби была этому даже рада. Врачи, «Скорая помощь», наконец больница. Вокруг раздавались голоса, двигались какие-то люди. Боль сначала усилилась, а затем понемногу стала сходить на нет. Фиби безвольно плыла в этом тумане, позволяя осматривать себя, колоть, переносить с места на место. Когда они начали лечить царапины и порезы, она закрыла глаза. Когда подошла очередь рентгеновских лучей, она вообще отключилась от происходящего.
Позже она сможет дать волю слезам. Наплачется вдоволь. Но сейчас у нее были дела поважнее.
В палату вошла Лиз.
— Мне сказали, вы хотели поговорить со мной.
— Да, — Фиби осторожно села. Ребра ее пульсировали болью, которая обещала проблемы на несколько дней вперед. Зато теперь благодаря повязке на руке не так сильно ныло плечо.
— Легкое сотрясение мозга, ушибы ребер, растяжение плеча.
Лиз подошла ближе.
— На лбу у вас серьезная рана, и глаз уже заплыл. Разбита губа. Челюсть тоже опухла. Сукин сын хорошо потрудился.
— Он не убил меня, и это главное.
— И то правда. Ваш капитан был здесь. Ушел только после того, как врачи подробно описали ваше состояние. Он просил передать, что вернется и отвезет вас домой — как только вы будете готовы.
— Будет лучше, если он останется в управлении. Может, ему удастся найти… Даже не знаю, что там можно найти. Я шла из своего кабинета к конференц-залу, чтобы провести занятие. Все как обычно. Я всегда пользуюсь лестницей.
— Клаустрофобия?
— Скорее тщеславие. Мне не всегда хватает времени на физические упражнения, поэтому я стараюсь пользоваться лестницами вместо лифта. Он поджидал меня.
— Вы сказали, что не видели его.
— Нет, — Фиби осторожно провела пальцами по лицу. Впервые в жизни у нее был подбит глаз, и только теперь она могла понять, как это больно. — Я спускалась довольно быстро и смогла уловить лишь тень движения, и то краешком глаза… Спасибо, — Фиби взяла мешочек со льдом, который протянула ей Лиз, и осторожно приложила его к лицу. — Он напал на меня, прежде чем я успела повернуть голову — не говоря уже о том, чтобы выхватить оружие. Этот человек хорошо знал, что делает. Удар в голову — и я практически утратила возможность сопротивляться. Затем он швырнул меня лицом о стену так, что я почти потеряла сознание. Тут же заклеил рот и защелкнул наручники. Ясно было, что ему это не впервой. Я ничего не смогла поделать, особенно когда на голову мне набросили капюшон — или что там это было…
— Сумка для белья. Она сейчас в числе вещественных доказательств. Вам кажется, что вы могли бы действовать быстрее, бороться более решительно. Это не так.
— Он не оставил мне ни малейшего шанса. Сразу же вывел из игры. Умом я это понимаю, и все же… Мое оружие?
— Его так и не нашли.
Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Полицейский, лишившийся своего оружия, — что могло быть неприятнее? Только то, что этот полицейский был к тому же женщиной.
— Никому и в голову не придет осуждать вас за это, лейтенант. При данных обстоятельствах…
— Придет. Кое-кому придет. Мы с вами это знаем. И он это знал. Поэтому и забрал пистолет.