— Никому и в голову не придет осуждать вас за это, лейтенант. При данных обстоятельствах…
— Придет. Кое-кому придет. Мы с вами это знаем. И он это знал. Поэтому и забрал пистолет.
— Знаете, на таких и внимания обращать не стоит. Вы хоть примерно представляете, какого он был роста? Телосложения?
— Нет. Он толкнул меня, и я упала на пол. Очень сильный. Он ведь чуть не придушил меня. — Прикоснувшись к синякам на горле, Фиби как наяву ощутила давление мощных ладоней. — Он стал душить меня, когда я упала. Сжал ладонями мое горло и стал душить. У него очень сильные руки. И он был в перчатках. Я их чувствовала — такие тонкие перчатки, может быть, из латекса. Еще у него был нож — или ножницы… Нет, пожалуй, нож. Им он резал мою одежду.
— Он прикасался к вам.
— Он… — «Только факты, — мысленно приказала она себе. — Смотри на все как бы со стороны». — Он сжал мою грудь. Надавил на соски. Все это грубо, как бы с издевкой. И он смеялся — такой придушенный смешок, как если бы он хотел сдержать его. Потом он сунул руку… черт. О, черт…
Лиз быстро схватила судно и поднесла его к лицу собеседницы. Она держала его, пока Фиби тошнило.
Наконец та, белая как полотно, откинулась на подушку.
— Бог ты мой. Извините.
— Вдохните поглубже — это поможет вам прийти в себя. И еще, — взяв со стола стакан, Лиз протянула его Фиби, — выпейте воды.
— Спасибо. Спасибо, все в порядке. Он сунул в меня пальцы. Пихнул их внутрь. В этом не было ничего сексуального — одно лишь желание унизить, сделать больно. Потом, я думаю, он наклонился вперед, поскольку голос его звучал у меня прямо в ушах. «Не беспокойся, — прошептал он, — я не трахаю таких, как ты». После этого он ударил меня по лицу. А затем ушел.
— Сколько времени заняло это нападение?
— Мне это показалось вечностью. На самом же деле, я думаю, минуты две-три, не больше. Он все продумал заранее и действовал очень быстро. Пожалуй, мне понадобилось чуть больше времени, чтобы избавиться от капюшона и спуститься вниз. В целом это заняло минут шесть-семь.
— Ну, ладно. А что он еще говорил? И говорил ли вообще что-нибудь?
— Нет, кроме той единственной фразы — ничего.
— Может быть, вы обратили внимание на что-нибудь еще? Скажем, запах?
— Нет. Хотя… постойте, — Фиби вновь закрыла глаза. — Тальк. Я чувствовала запах талька.
— Как насчет его голоса? Смогли бы вы, например, узнать его?
— Не уверена. Нас учили обращать внимание на детали, но я была слишком напугана. Кровь стучала в висках, а тут еще этот капюшон. Он местный, — добавила она внезапно. — Судя по голосу, это явно был кто-кто из местных.
— У вас до этого были какие-нибудь неприятности? Конфликты?
— Вы же знаете, что были. Мы ведь работаем в одном управлении, хоть и в разных отделах. Да, были.
— Думаете, это был он? Думаете, это Микс напал на вас?
— Скорее всего. Доказать это я не могу, но думаю, что это был именно он. Я уже сообщала о том инциденте, который произошел в субботу утром.
— Что за инцидент?
Фиби вкратце рассказала Лиз о подброшенной кукле.
— Я свяжусь с детективом Сайксом и выясню у него, как идет расследование этого случая. Кроме того, я постараюсь узнать, где был Арни Микс этим утром.
— Буду очень признательна вам.
— Вы не были изнасилованы, лейтенант, тем не менее вы пострадали не только физически, но и сексуально. Если вам нужна психологическая поддержка, я могла бы посоветовать одного очень хорошего специалиста.
— Думаю, я справлюсь сама. Но все равно спасибо. Мне повезло, что именно вы занялись моим делом.
— И я намерена довести его до конца. Обещаю вам.
— Не могли бы вы достать мне какую-нибудь одежду, чтобы я наконец выбралась отсюда?
— Может, мне позвонить кому-то из ваших близких? Если вы не хотите обращаться к капитану, я могла бы связаться с кем-нибудь еще. Они бы принесли вам одежду и забрали вас домой.
Фиби покачала головой:
— Я не хочу показываться дома до тех пор, пока не смогу окончательно прийти в себя. Так что с возвращением придется повременить.
— Тогда кто-нибудь еще, кто мог бы позаботиться о вас?
— Вообще-то… — Фиби осторожно коснулась пальцами повязки на лбу, — есть у меня один приятель. Вот только не знаю, в городе ли он.
Здание было старым, но вполне перспективным. Правда, нынешний его владелец пытался выдать желаемое за действительное, продав его Дункану втридорога. Дункан это прекрасно понимал, но в данный момент его волновали не столько цифры, сколько реальные возможности.
Сейчас это был всего лишь склад, причем очень грязный и запущенный. Но впоследствии это здание можно будет переоборудовать в жилой дом — приличный дом с приличными квартирами. За постояльцами дело не станет. В этом районе много фабрик, так что здесь наверняка поселятся семьи рабочих. Конечно, это далеко от туристических маршрутов или зелени исторического округа, но во всем следует искать свои преимущества. На первом этаже можно будет устроить булочную или открыть кофейный магазин. В качестве варианта подойдет и небольшой семейный ресторанчик. Так что затраты обязательно окупятся — рано или поздно.
А он вполне мог позволить себе подождать с этим.
Простым людям, не меньше чем другим, нужно хорошее, добротное жилье. Уж это-то Дункан понимал. Он и сам прожил большую часть жизни среди простых людей.
Фин беседовал с владельцем, многозначительно покачивая головой. Фин вообще был непревзойденным мастером жеста. Чего стоил один его неодобрительный взгляд — он действовал на домохозяина подобно ушату холодной воды, вынуждая того трезво взглянуть на вещи.
Сейчас этот парень хотел продать свою развалюху по стоимости луны, полагая, будто сумел подцепить на крючок золотую рыбку. Но Дункан не хотел, чтобы о нем думали как о рыбке, тем более что он уже определил реальную стоимость здания — далекую от той, на которой настаивал нынешний владелец.
Когда зазвонил мобильный, Дункан как раз изучал несколько разбитых окон. Продолжая разглядывать это унылое зрелище, он достал телефон и прижал его к уху.
— Да, это я. Что?! Как? Когда?
В голосе его прозвучала столь явная тревога, что Фин повернулся и сделал несколько шагов в его сторону.
— Где? Хорошо, — произнес Дункан через несколько секунд. — Сейчас буду.
И он тут же направился к двери, на ходу запихивая телефон в карман.
— Мистер Свифт… — начал было владелец.
— Простите, неотложные дела, — бросил Дункан и тут же добавил, обращаясь к Фину: — Ты знаешь, что нужно делать.
В следующее мгновение он уже бежал к своей машине.
Десятки чудовищных образов проносились в его сознании, когда он на полной скорости мчался в сторону больницы. Ему даже пришлось напомнить себе, что Фиби уже выписали — так сказала женщина, представившаяся детективом Альбертой. Значит, все не так страшно, иначе бы ее просто не отпустили из больницы.
Жаль, что эта женщина не сообщила никаких подробностей — только самое главное. «Как и положено копу», — с некоторым раздражением подумал Дункан, тормозя на красный свет.
Она не сказала, как это произошло. Не сказала, что сейчас с Фиби. И когда, наконец, загорится этот чертов зеленый?!
Может быть, в нее стреляли. Господи, помилуй!
Увидев зеленый, он тут же сорвался с места. Дункан уверенно петлял между машинами, которых с каждой минутой становилось все больше. Годы работы таксистом не пропали даром — теперь он знал, как быстрее попасть из одной точки города в другую или как проехать в нужное место обходными путями.
На стоянке он, проклиная все на свете, долго искал место для парковки. Когда ему наконец удалось поставить машину, нервы его были взвинчены уже до предела.
Вбежав в здание больницы, Дункан едва не проскочил мимо Фиби. Уже на ходу он зацепил взглядом рыжее сияние ее волос и туг же повернул назад.
Она сидела в комнате ожидания вместе с другими ранеными и больными. Рука у нее была на перевязи, а лицо — ее чарующе-неповторимое лицо — было сплошь покрыто ссадинами и синяками.
— Бог ты мой, Фиби, — склонившись, он сжал ее руку в своих ладонях. — Что-нибудь серьезное?
— Да нет, меня уже выписали, — она попыталась улыбнуться. — На самом деле все не так уж и плохо. Когда мне предложили позвонить кому-нибудь из знакомых, я почему-то сразу подумала о тебе. Наверное, не следовало…
— Не глупи. Что случилось?
— Дункан, раз уж я позвонила, а ты приехал… понимаешь, я хочу побыть где-нибудь пару часов — где-нибудь в тихом месте. Кажется, я уже готова расклеиться, и мне потребуется время, чтобы прийти в себя. Только потом я смогу показаться на глаза своим близким. Не мог бы ты отвезти меня куда-нибудь…
— О чем разговор. А ты уверена, что сможешь идти?
— О чем разговор. А ты уверена, что сможешь идти?
— Да, — Фиби попыталась встать, и Дункан тут же обнял ее за талию и осторожно потянул вверх — с тем трепетом, с каким обращаются с бесценным произведением искусства.
— Обопрись о меня.
— Собственно, это я и сделала, когда позвала тебя сюда.
Как же это было здорово — перенести на другого хоть часть собственного веса!
— Знаешь, я даже не подумала, что ты можешь быть занят.
— Я-то? Да что там, богатый бездельник. — Заметив, что она отворачивается от яркого солнца, Дункан протянул ей темные очки. — Надень-ка вот это. У тебя под глазом расцвел здоровый синяк. Как выглядит тот тип?
Фиби невольно улыбнулась:
— Хотела бы я знать.
Ладно, это подождет. Вопросы он оставит на потом — когда они наконец доберутся до дома и Фиби сможет прилечь. Ей надо бы выпить чаю или чего-нибудь освежающего. Дункан помог ей забраться в машину, и сам пристегнул ремень безопасности.
— Попробуй расслабиться, — он откинул назад спинку сиденья. — Так удобно?
— Спасибо, все замечательно.
— Тебе хоть дали какое-нибудь обезболивающее? — поинтересовался он, усаживаясь за руль.
Фиби машинально сжала сумочку, которую принесла ей в больницу Лиз.
— Да, и очень неплохое. Часть уже во мне, часть вот тут. Если не возражаешь, я хотела бы чуть подремать.
— Конечно. Постарайся отдохнуть.
Она так и не уснула. Дункан видел, как ее руки непроизвольно сжимались в кулаки — как если бы она пыталась удержать таким образом что-то очень важное.
Повязки вокруг ее запястий приводили его в некоторое замешательство. Если это был несчастный случай, почему она не захотела ехать домой? И как можно было одновременно травмировать оба запястья, разбить лицо и получить множество других ушибов, вынуждавших ее двигаться так, будто внутри у нее были не кости, а битое стекло?
Нет, это точно не несчастный случай.
В голове его замелькали другие варианты, но он тут же отбросил их прочь. Какой смысл растравлять себя собственными мыслями (кстати, а почему на ней больничная одежда?), если скоро можно узнать наверняка?
Он не стал тревожить ее разговорами. В свое время у него было столько пассажиров, что он с первых же минут мог понять, что нужно тому или иному человеку — поболтать, поспорить, поделиться информацией.
Фиби нужно было просто помолчать.
На всем пути от города до острова, включая переезд по мосту, она практически не шевелилась — если не считать беспокойного движения рук, все время сжимавшихся в кулаки.
Так он миновал прибрежные болотца и ручейки, после чего свернул в зеленый туннель из склонившихся над дорогой деревьев.
И лишь когда он чуть притормозил перед последним поворотом, она наконец пошевелилась и открыла глаза.
Дом, к которому он ее привез, отличался элегантной величавостью. Впрочем, от излишней консервативности его спасала небольшая площадка с перильцами, расположенная прямо на крыше здания. Дом опоясывало кольцо дубов, стволы которых были задрапированы густыми мхами. По всему периметру в небрежном порядке были разбросаны небольшие лужайки с азалиями, придававшие этому величественному зрелищу оттенок очарования.
Корзины и горшки с цветами наполняли смесью красок террасу и веранду возле дома. Здесь же стояли летние скамейки и стулья, одним своим видом приглашавшие посетителей посидеть и расслабиться с бокалом чего-нибудь прохладительного.
— Как красиво…
— Да, мне тоже очень нравится, — обойдя машину, он подошел к дверце с ее стороны. — Давай я помогу тебе выйти.
— Спасибо, — она оперлась на его руку. — Я действительно очень признательна тебе.
— Да ладно, о чем речь. — Через веранду он провел ее к входной двери, мозаичное стекло которой украшал все тот же кельтский узор.
— Давно ты здесь живешь?
— Лет пять, я думаю. Сначала я хотел продать его, но теперь… В общем, долгая история, — улыбнувшись, он распахнул перед ней входную дверь.
Внутри все утопало в солнечном свете. Огромный холл с высокими арками дверей и пролетами главной лестницы. Фиби, с трудом передвигая ноги, шла рядом с Дунканом. Так они миновали фойе и вступили в гостиную. Отсюда открывался вид на террасу, за которой тянулись сады и лужайки. В центре всей этой красоты возвышался шест, густо оплетенный глицинией.
Прямо напротив окон стояло пианино, а чуть поодаль разместились стулья и диваны, жемчужно-серая обивка которых приятно контрастировала с красноватым узором стен. Картины на стенах также были подобраны с большим вкусом. Повсюду были расставлены изящные безделушки, на их фоне причудливо выделялась большая глиняная свинья.
Дункан хотел было подвести ее к креслу, но Фиби, отпустив его руку, сделала несколько шагов в сторону застекленных дверей.
— Какие у тебя замечательные сады.
— Да, мне они тоже по душе. Я начал заниматься ими, когда перебрался на остров.
— Понятно. Вообще-то здесь слишком много места для одного человека.
— Поэтому я и хотел продать этот дом. Но на самом деле я использую большую часть площади.
— А что… — Не договорив, она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. — Извини. Кажется, мы несколько отошли от намеченного.
— Все в порядке. — Коснувшись ее спины, он почувствовал сдерживаемые рыдания. Значит, шторм был уже близок.
Фиби повернулась, и Дункан крепко сжал ее в объятиях. Только теперь она дала волю слезам. Он осторожно перенес ее на диван и опустился рядом, укачивая и утешая, как больного ребенка. Так он и сидел возле нее, пока на смену шторму не пришло затишье.
8
Фиби не стыдилась своих слез, ведь они не просто облегчили ее боль, но и смыли с души остатки страха. И она была искренне благодарна Дункану за то, что он не стал ободряюще похлопывать ее по плечу, предлагая собраться с духом и сдержать слезы.
Он просто предоставил ей убежище и позволил выплакаться на своем плече. Когда ее рыдания наконец утихли и слезы больше не текли рекой, он наклонился и тихонько поцеловал Фиби в висок.
— Ну как, тебе лучше?
— Да, — глубоко вдохнув, она почувствовала, что напряжение и в самом деле ушло. — Слава богу, лучше.
— Тогда давай так. Я приготовлю тебе что-нибудь выпить, а ты расскажешь, что с тобой произошло, — тут он взглянул ей прямо в глаза. — Ну а потом мы решим, что делать дальше.
— Ладно.
— Вот только носового платка у меня нет…
— Там, в сумочке, целая пачка салфеток.
— Отлично. — Он помог ей подняться и усадил рядом с собой. — Может, тебе нужно в ванную комнату? Это вот сюда, а потом направо.
— Хорошая мысль.
Дункан вышел из комнаты, а она задержалась еще на мгновение, пытаясь собраться с силами. Затем, с трудом поднявшись с дивана, Фиби подхватила сумочку и по натертым до блеска полам направилась в туалет.
Вид собственного лица в овальном зеркале ванной заставил ее в отчаянии застонать. Глаза были красными и опухшими, а вокруг одного из них красовалась целая россыпь синяков. Еще ниже расползалась уродливая гематома.
Челюсть распухла самым ужасающим образом, а нижняя — рассеченная — губа увеличилась в размерах почти вдвое. Повязки на лбу прикрыли рваную рану, но не могли скрыть ободранной и покрасневшей кожи.
«Ладно, наплюй, — сказала она себе. — Это ведь не конкурс красоты. Но зрелище, конечно, не из приятных… Достаточно заявиться с таким лицом домой, чтобы до смерти напугать своих близких, — впрочем, тут уже ничего не поделаешь», — напомнила она себе, осторожно ополаскивая лицо прохладной водой.
Очень скоро Фиби обнаружила, что даже сесть на унитаз, когда у тебя разбито бедро и рука на перевязи, — задача не из легких. А при попытке встать в теле ее запульсировала тупая боль, лишь слегка приглушенная обезболивающими.
Как бы то ни было, но ей уже надоело выглядеть так будто она с разгону въехала в кирпичную стену.
Вдобавок Фиби ненавидела ковылять. И вот теперь ей пришлось, ковыляя, возвращаться в гостиную.
Дункан уже ставил на стол поднос с чашками.
— Поскольку я не знал, чем они напичкали тебя в больнице, то алкоголь на всякий случай решил исключить. Взамен ты получишь чай, а еще — мешочек с замороженным горохом, чтобы прикладывать к своему синяку.
Фиби замерла.
— Ты приготовил мне чай…
— Тебе не нравится чай?
— Конечно, нравится. Ты приготовил чай, в таком милом чайничке и на подносе, — она подняла здоровую руку, словно бы пытаясь остановить себя. — Мои эмоции все еще бьют через край. Я готова плакать только потому, что мне принесли чай на красивом подносе и прихватили вдобавок мешочек с замороженным горохом….
— Хорошо еще, что я не испек тебе булочек.
Фиби взяла холодный мешочек и приложила его к лицу — туда, где оно пострадало больше всего.