По мере того как Фиби с Сайксом приближались к симпатичным домикам на окраине Саванны, к ним поступало все больше и больше информации. Стюарт Бринкер, сорока трех лет, адъюнкт-профессор. Отец троих детей — Джессики, шестнадцати лет, Аарона двенадцати, и Пенелопы, двух лет. Недавно развелся с женой, с которой они прожили восемнадцать лет. Жена Кэтрин, преподаватель искусств, тридцати девяти лет.
Спустя двадцать минут после того, как звонок был принят службой «911», Фиби подходила к внешнему оцеплению. Возле ограждений уже толпились журналисты. Несколько репортеров бросились к ней с вопросами, но Фиби проигнорировала их и направилась прямо к полицейским.
— Лейтенант Макнамара и детектив Сайкс, прибыли для ведения переговоров. Что там сейчас происходит?
— Четверо заложников, трое из них дети. Мужчина держит их сейчас в гостиной, — полицейский махнул рукой в сторону белого домика, во дворе которого цвели розовые и белые азалии. — На всех окнах занавески, так что мы не можем заглянуть внутрь. У мужчины пара пистолетов, но выстрелов пока не было. Один из группы беседовал с ним по телефону. Насколько я понял, парень отвечал очень вежливо, но без особой охоты. Вон там паренек, который позвонил нам, а рядом его мать.
Взглянув туда, Фиби увидела долговязого подростка. Тот сидел на земле, опустив голову на руки. Сидевшая рядом с ним женщина крепко обнимала его за плечи. Лицо ее было бледным как мел.
— Сайкс?
— Я поговорю с ним.
Сайкс направился к мальчику, а Фиби двинулась в сторону внутреннего оцепления.
— Лейтенант Макнамара, прибыла для переговоров.
Как оказалось, оперативная команда уже успела окружить дом. Ближайшие соседи были эвакуированы, а снайперы разместились на своих позициях.
— Трубку он берет неохотно, — объяснил ей первый офицер. — Я пытался разговорить его, но бесполезно. Никакого раздражения я не почувствовал — только грусть и усталость. Они развелись с женой. Как он объяснил, по ее инициативе. Когда я последний раз говорил с ним, он, перед тем как повесить трубку, поблагодарил меня за звонок.
— Ладно, приступим. — Фиби быстро просмотрела записи в журнале, после чего достала блокнот и взяла телефон. — Попробуем связаться с ним еще раз.
Мужчина ответил после третьего звонка. В голосе его слышалась смертельная усталость.
— Простите, это так необходимо? Я бы хотел немного побыть со своей семьей. Побыть с ними наедине.
— Мистер Бринкер? Это Фиби Макнамара. Я из полицейского управления Саванны. Мне хотелось бы помочь вам. Как там внутри? Все в порядке?
— У нас все в порядке, спасибо. А теперь оставьте нас, пожалуйста, одних.
— Мистер Бринкер, я понимаю, что вам хочется побыть с вашими близкими. Судя по всему, вы их очень любите.
— Ну конечно. Я очень люблю свою семью. Семьи всегда должны быть вместе.
— Вы хотите, чтобы вы были вместе. Это хорошо. Почему бы вам не выйти сейчас из дома? Всем вместе? Почему бы вам не положить оружие и не выйти оттуда вместе со своей семьей?
— Мне очень жаль, но я не могу этого сделать.
— Но почему, мистер Бринкер?
— Это мой дом. И это единственный способ для нас остаться вместе. Я долго об этом размышлял.
«Запланировал, а не спонтанно, — думала Фиби, делая заметки в своем блокноте. — Никакой злобы, только горечь».
— Такое чувство, что вы очень устали.
— Да, я действительно устал. Я старался делать как лучше, но этого всегда было мало. И теперь у меня уже ни на что нет сил.
— Я уверена, что вы пытались сделать все, что в ваших силах. Вот только трудно принимать решения, когда вы так взволнованы и устали. Особенно если это важные решения. Я бы хотела помочь вам, мистер Бринкер. Я бы хотела помочь вам обдумать все еще раз, чтобы вы смогли принять правильное решение.
— Я сам красил эту гостиную. Кейт выбирала цвет. Мне он сначала не понравился — слишком желтый. И мы поспорили. Мы поспорили прямо в магазине, и она настояла на своем. Теперь я думаю, что она была права. Здесь так солнечно и уютно. Да, она была права.
«Гостиная», — записала Фиби в блокнот и обвела это слово кружком.
— Вы сами красили комнату. Здорово. Мне вот никогда не удавалось справиться с этой работой. Вы уже давно живете здесь со своей семьей?
— Десять лет. Удачное место, чтобы растить здесь детей. Так мы думали, когда перебирались сюда. Хорошие соседи, и школа тоже хорошая. Вот только дом нам нужен побольше, но…
— Ваша семья увеличилась. — «Семья, — повторила про себя Фиби. — Сосредоточься на этом». — Сколько же у вас детей?
— Трое. Их у нас трое. Мы не рассчитывали, что будет Пенни. На самом деле мы не могли себе позволить…
— Значит, Пенни самая младшая? Сколько же ей лет?
— Два, ей два года.
Фиби услышала звонкий детский голосок: «Папочка!»
— Ведь это она?
В ответ раздалось сдерживаемое рыдание.
— Такой приятный голосок. У меня тоже девочка. Ей семь, и я не устаю удивляться, как быстро бегут годы. Дочка для меня — самое дорогое. Я ее так люблю. Но и времени на нее тоже уходит много. Думаю, и вам приходилось много трудиться ради своей семьи.
— Я делал все, что мог. Не знаю, почему этого было недостаточно. Если бы я получил профессорскую ставку, мы могли бы позволить себе другой, более просторный дом.
— Похоже, вы пали духом. Должно быть, вам и в самом деле пришлось нелегко. У вас ведь есть и другая дочь, правда? Джесси ее зовут? И еще мальчик, Аарон. Наверняка вы с женой гордитесь своими детьми. Но я представляю, как много сил уходит у вас на семью.
— Мне нужна была эта ставка, полная профессорская. Я так хотел, чтобы Кейт меня поняла.
Фиби почувствовала тревогу, когда отметила, что он говорит обо всем в прошедшем времени.
— Может, вы расскажете мне, что должна была понять Кейт?
— Что я могу сделать ровно столько, сколько могу. И я не в состоянии быть кем-то, кроме себя. Но оказалось, что этого недостаточно. Мне следовало сделать больше. И вот, пожалуйста… «Связи распались, основа не держит».[2]
— Это Йейтс, не так ли? — оставалось надеяться, что она не ошиблась.
Ответом ей была секундная пауза.
— Да. Вы знаете Йейтса?
— Кое-что. И мне кажется, что иногда так оно и бывает — связи распадаются, и все рушится. Основа уже не держит. Но я думаю, что все это можно восстановить или перестроить заново. И основа опять будет связывать все, как прежде. А вам как кажется?
— Раз уж все распалось, то уже никогда не будет таким, как прежде.
— Таким — нет. Но ведь все останется с вами.
— Моя семья распалась.
— Но ведь они не исчезли, мистер Бринкер. И вы их по-прежнему любите — каждого из них. Неужели вы сможете убить их? Или убить себя у них на глазах? Вы же отец.
— Воскресный отец…
— Я понимаю, как вы расстроены. Все рухнуло словно бы в одночасье. Но вы же не можете смириться с этим. Вы прожили с Кейт целых восемнадцать лет, у вас трое замечательных детей. Вы должны попробовать вернуть их. Вернуть свою семью. Вы же любите их.
— Я ей больше не нужен. Что ж тут поделаешь? Мы создали это вместе, так что я думал, было бы неплохо и закончить все вместе. Здесь, в нашем доме. Всем пятерым — покончить сразу со всем.
Я думал. На этот раз употребление прошедшего времени подсказало ей, что в его настроении произошел перелом.
— Мистер Бринкер, сейчас вы должны выйти оттуда — все пятеро. По-моему, ваши дети испуганы. Я слышу, как они плачут. Вы с женой в ответе за своих детей. Вы должны сделать так, чтобы они не боялись.
— Я больше не знаю, что мне делать.
— Взгляните на своих детей, мистер Бринкер. Взгляните на жену. Это самое дорогое, что есть в вашей жизни. Вы же не захотите причинить им боль? Вы можете восстановить разрушенную основу. Взгляните на эти желтые стены. Это вы создали для своих близких такую солнечную комнату — притом что и сами не были уверены, что выйдет настолько хорошо. А теперь положите пистолеты, мистер Бринкер. Положите пистолеты и выведите своих близких из дома. Вы делали все, что было в ваших силах. Так вы сказали, и я вам верю. Теперь вы снова должны сделать правильный выбор и положить пистолеты. Пожалуйста, выведите из дома жену и детей.
— Что будет потом? Я не знаю, что с нами будет.
— Мы вам поможем. Вам и вашим близким. Вы готовы выйти из дома? Это именно то, что вы можете сделать сейчас для своих родных.
— Я не хочу уходить без них во тьму.
— Вам и не нужно уходить во тьму. Никому из вас. Вы готовы положить пистолеты?
— Мне жаль. Мне жаль, что так вышло.
— Я знаю. Вы можете выслушать меня, мистер Бринкер?
— Да, конечно.
— Положите пистолеты. Положите, пожалуйста, пистолеты и отойдите от них. Вы готовы это сделать?
— Да. Все в порядке. Мне так жаль.
— Да. Все в порядке. Мне так жаль.
«Выходит. Сдается», — записала она в блокноте. Затем подала знак оперативной группе.
— Все будет в порядке. Вы положили пистолеты?
— Да. Я положил их на полку. Высоко. Чтобы Пенни не добралась.
— Вы все сделали правильно. А теперь я хочу, чтобы вы подошли к парадной двери. Вы и ваши близкие. Пожалуйста, ничего не бойтесь. Вам здесь ничего не грозит. Вы должны поднять руки — чтобы все видели, что вы и в самом деле положили пистолеты. Снаружи будет полиция, но они не сделают вам ничего плохого. Вы меня поняли?
— Я не могу сосредоточиться. Не могу думать.
— Все в порядке. Вы готовы вывести свою семью?
— Мне… я не могу говорить по телефону с поднятыми руками.
Фиби закрыла глаза, перевела дыхание.
— Все правильно. Но почему бы вам не отдать телефон Кейт? Тогда вы сможете выйти все вместе.
— Хорошо. Кейт? Возьми у меня телефон.
— Боже, боже, — женщина с трудом сдерживала внутреннюю дрожь. — Мы выходим. У него нет пистолета. Пожалуйста, прошу вас, не стреляйте. Не стреляйте в него. Не нужно.
— Не бойтесь, никто не собирается в него стрелять. Никто вообще не собирается стрелять.
Они вышли, и у Фиби сжалось сердце, когда она увидела, как маленькая девочка плачет и тянется к своему отцу.
В помещении, служившем ему мастерской, он пил холодный сладкий чай, внимательно наблюдая за тем, как средства массовой информации освещают событие в Гордонстоне.
Хорошо бы все они умерли.
Сами Бринкеры были ему безразличны — какие-то люди, до которых ему не было никакого дела. Но если бы этот хнычущий зануда застрелил своих близких, а затем и самого себя, Фиби пришлось бы ой как нелегко.
С другой стороны, если бы она получила по полной программе, он бы утратил шанс отплатить ей по-своему.
Эта сучка вывернется в любом случае, утешил он себя. Даже если она облажается и этот идиот пустит пулю в того толстощекого ребенка, чью фотографию он видел на экране уже раз шесть за утро.
Она все равно не будет наказана — как бы она того ни заслуживала.
Сидя на скамье, он попивал свой чай. Про звонок он знал с самого утра — благодаря устройству, которое позволяло прослушивать чужие разговоры. От услышанного он пришел в необычайное воодушевление: парень, его жена и трое детей. Эта кровавая бойня привлекла бы к себе массу внимания.
Расположившись в своей мастерской, он наблюдал за оживлением местных журналистов. Один из каналов даже отменил ежедневное шоу, чтобы вести прямую трансляцию с места происшествия.
Еще он увидел Фиби, которая шла мимо камер, игнорируя журналистов и всем своим видом подчеркивая собственную значимость.
Он подумал о том, как здорово было бы всадить пулю в ее голову. Ему хотелось отправить ее на тот свет так же сильно, как мистеру Университетскому Профессору хотелось отправить туда свою идиотскую семейку.
Но это было бы слишком легко. И слишком быстро. Щелк! И все кончено.
У него был куда более интересный план.
Обычно он выключал телевизор во время работы — уж слишком тот его отвлекал. На крайний случай оставлял радио. Но сегодня, по его мнению, можно было сделать исключение.
Губы его сжались в тонкую полоску, когда репортеры объявили, что Бринкер и его близкие вышли из дома — все целые и невредимые. Итак, этот недоумок все-таки сдался.
«Значит, с этим ты справилась, — пробормотал он, заворачивая гайки. — Да, все было очень просто. Не пришлось даже напрягаться. Милая семья, милые соседи. Этому дерьмовому профессору просто захотелось внимания. Ты легко справилась с этим, правда, Фиби?»
Ему пришлось остановиться и положить инструменты. Руки у него дрожали — настолько сильна была душившая его ярость. Хотелось закурить. Он и в самом деле заслужил сигарету. Но он напомнил себе, что бросил курить. Это был вопрос воли — как, впрочем, и практичности.
Ему не нужны были стимуляторы. Он не мог себе их позволить. Даже гнева не мог позволить. Холодная голова — напомнил он себе. Холодная кровь. Когда придет час расплаты, ему потребуется и то и другое. А еще сильное тело и ясное намерение.
И потому он закрыл глаза и приказал себе успокоиться.
Однако при звуке ее голоса глаза его вновь распахнулись и с ненавистью уставились на экран телевизора.
— Стюарт Бринкер сдался полиции. Его жена и дети не пострадали.
— Лейтенант Макнамара, как вам удалось уговорить профессора Бринкера сдаться полиции?
— Просто я его слушала.
Прежде чем он успел осознать это, стакан вылетел у него из рук и ударился о экран телевизора. По лицу Фиби потекли янтарные капли.
«Надо работать над этим, — сказал он себе. — Ты слишком быстро теряешь контроль над собой». А это может поставить под угрозу срыва весь его замысел. Однако при виде ручейков чая, которые стекали по лицу Фиби, на губах его заиграла улыбка. Как было бы здорово, если бы вместо чая там текли алые ручейки крови!
Эта мысль была ему приятна, и он вновь смог взяться за инструмент.
Пора было продолжить работу над таймером.
— Знаешь, это дело запало мне в душу. Некоторые случаи цепляют сильнее, чем другие.
Рабочий день был закончен, и Фиби сидела вместе с Лиз в баре «Свифтис», за бокалом вина. Для музыки было слишком рано, так что кабинка представляла собой тихое и уютное убежище, в котором можно спокойно было поговорить по душам.
— Это почему?
Фиби начала было объяснять, но затем остановилась и покачала головой.
— Знаешь, я не собиралась говорить о делах. Давай лучше поболтаем о туфельках или о чем-нибудь еще.
— Пару недель назад я купила совершенно потрясающую пару. Лодочки, леопардовой расцветки. Не знаю, о чем я думала. Куда, интересно, я смогу надеть такие лодочки? Ладно, мы все равно вернемся к этому. Расскажи мне об инциденте. Я же знаю, как это бывает, — продолжила Лиз. — Мне часто приходится беседовать с жертвами изнасилований, в том числе и с детьми. И некоторые случаи действительно цепляют больше, чем другие. И если это не выплеснуть, оно еще долго будет мучить тебя. Итак?
— Дети. Понимаешь, в такой ситуации стараешься не думать о них как о детях. Просто заложники. Но…
— Это дети.
— Да. И в данном случае это оказалось одним из факторов, благодаря которым мне удалось уговорить его сдаться. Он ведь любит свою семью. Да ты и сама слышала.
— Вопрос заключается лишь в том, как можно держать тех, кого любишь, под прицелом?
— Потому что он сломался. Что-то в нем надломилось, что-то очень важное. Он не был безумцем, да и гнева в нем тоже не чувствовалось. Это не было ни местью, ни наказанием. И это тоже задело меня за живое. Я чувствовала этого парня. Понимала, что он стоит на краю пропасти. Он просто не верил, что оттуда можно вернуться, — не верил, что он заслуживает этого.
— Но зачем забирать с собой близких?
— Без них он — ничто. Именно они составляют основу его бытия. И он не хотел умирать без них. Значит… — Фиби подняла свой бокал, — надо было уйти всем вместе. — Выпив, она глубоко вздохнула. — Ему не везло больше года. Он просто потерял почву под ногами. Карьера, семья — все это вдруг оказалось под угрозой. Жене был нужен более просторный дом, старшая дочь хотела свой автомобиль, а ему так и не удалось получить профессорскую ставку. Обычно люди начинают бороться или искать другие варианты, а он просто опустил руки. И так весь год. Жене приходилось одной вести дом и заниматься детьми, потому что он упал духом настолько, что не мог ей даже помочь. В конце концов это так ей надоело, что она подала на развод. «Связи распались, основа не держит». Он не смог удержать это все.
— Благодаря тебе они получили шанс попробовать еще раз.
— Ты права. Хорошо, что никто не умер. Главное тут — умение слушать.
— Умение слушать — часть нашей работы, — Лиз тоже подняла свой бокал.
— А ты всегда хотела стать полицейским?
— Я хотела стать рок-звездой.
— Ну, кто этого не хотел?
Лиз рассмеялась:
— Я действительно играла пару лет в одной группе, когда училась в университете.
— Серьезно? И что ты делала?
— Играла на волынке, сестренка. А еще я была безумно влюблена в гитариста. У нас с ним были большие планы на будущее — знаешь, из тех, которые строишь, когда тебе только двадцать и которые потом оборачиваются ничем. Это были грандиозные планы. Мы строили их в те редкие моменты, когда не трахались как кролики.
— Университет, — вздохнула Фиби. — Славные были деньки. А что случилось с гитаристом?
— Он бросил меня. Точнее… Он просто самоустранился. В один момент. Когда меня изнасиловали.
— Прости.
— Было там одно местечко — в паре кварталов от нашего прежнего жилья. Бесконечные вечеринки и развлечения. Представляешь?