— Ну так давай!
И тут же выбежали на балкон, смотрим: внизу стоит автомобиль — длинный, красный, низкий. Нос острый, как у щуки. Боковые окна зелёные. Сиденья жёлтые. Сбежали мы вниз, через четыре ступеньки, сели в автомобиль.
— Ну, — говорю, — заводи!
— Сейчас, — Дзыня говорит. — Я помню, мне отец показывал, что надо тут нажимать.
Стал поворачивать что-то, нажимать — автомобиль не движется.
— Может, бензина нет? — говорю. — Про бензин-то ты ничего не сказал!
Вылезли, подняли капот, глядим: не то что бензина, вообще мотора нет!
— Ну, ясно, — говорю. — Ты про мотор же ничего не сказал, вот и нет его! Ты сказал, чтобы нос был острый и стёкла зелёные, — это есть. А про мотор не подумал, вот его и нет.
— Что ж, я обо всём думать ещё должен?
— Выходит, да. То есть представлять хотя бы должен, что ты хочешь. Понимаешь. Вот как ты автомобиль представил, так он и появился. Это понятно. Как что-то появиться может, если ты сам не знаешь что!
— Выходит, мне надо в типах мотора разбираться, чтоб знать, какой на машину поставить?
— Выходит, так.
— Нет уж! — Дзыня говорит. — Легче, я думаю, сзади нашу машину толкать, она и поедет.
Вылезли, начали толкать.
— Тяжело! — Дзыня говорит. — Знал бы, что так всё сложится, не стал бы связываться!
Оставили мы автомобиль, снова к Дзыне пошли.
— Какие-то неудачные мы придумываем чудеса! — Дзыня говорит. — Можем, как в сказке, жить, а живём… Идея! — вдруг закричал. — Вот где про чудеса мы можем узнать — в сказках!
— Точно! — говорю. — Давай, в какую сказку пойдём?!
— Ну, — Дзыня говорит. — Идти-то лень. Мы так сделаем. Вызовем сюда, скажем, Ивана-царевича, он почти во всех сказках участвует, посмотрим, какие он чудеса нам предложит!
— Точно! — говорю.
И тут же с лёгким ветром появляется в углу комнаты Иванцаревич. Обычный, в общем, человек, только в старинной одежде… Ну и хлебнули мы с ним, честно говоря, горя! Сначала он с нас всё мёд-пиво требовал, пил, по усам текло, а в рот почему-то не попадало. Потом Дзыня разозлился, протягивает ему. «Всё, — говорит, — последний жбан!» — «Мало!» — Иван-царевич говорит. «Ничего, — Дзыня говорит. — Усы лишь обмочить хватить!» Потом, чтобы отвлечь его от мёда-пива, решили мы его вывести на улицу, думали, может, он там хоть что-то придумает чудесное? И на беду свою, чтобы похвастаться, спустились вместе с ним в метро. Стал он по вестибюлю ходить, голову задрав. «Ну, — говорит, — эти палаты белокаменные по сердцу мне. Спасибо!» Как ни пытались его обратно наверх вытащить — ни в какую. Потом новый номер изобрёл. Поезд подошёл, из него толпой люди стали выходить, а он кланяется им, рукавом до земли достаёт и говорит нараспев: «Добро пожаловать, дорогие гости! Прошу не брезговать угощением, отведать чем бог послал». Все смотрят на него с изумлением, проходят, но один человек всё-таки подошёл. «Ну что, — говорит, — тебе бог послал? Давай!» Иван-царевич говорит Дзыне: «Мёд-пиво подавай, двести бочек!» Дзыня долго на него пристально смотрел, потом вдруг неожиданно говорит: «Сгинь!» И с ходу Иван-царевич исчез, один только нахальный гость остался, посмотрел с изумлением вокруг, потом головой потряс и дальше пошёл. Выехали мы с Дзыней наверх. Так разволновались, что даже пешком пошли.
— Да, — Дзыня говорит. — Наверно, я погорячился. Может, в конце концов что-нибудь интересное вышло?
— Да что там — в конце концов? — говорю. — Ты что, сказок никогда не читал? Женятся все там в конце концов — и всё! Нам это с тобой ни к чему.
— Да! — Дзыня говорит. — Значит, на сказки надежда маленькая! Выходит, что сами придумаем, то только и будет. А вдруг ничего не придумаем?
— Придумаем!.. Пойми, мы всё же можем! В любом времени оказаться, в любом месте!
— Может… к пиратам тогда?
— Давай!
И только я это сказал — земля под ногами стала крениться, гляжу: мы стоим уже на палубе — и тут же нас накрыло холодной водой. Ф-фу, еле вынырнули. Огляделись: волны серые всюду, и только у самого горизонта освещённый солнцем зелёный круг воды.
Повернулись мы, посмотрели на наш корабль. Палуба далеко уходит. Корма выше палубы на три этажа, и в ней окна. И там, на возвышении, ходит человек, во что-то лиловое одетый, с подзорной трубой.
Потом посмотрели мы над собой, вверх: мачты уходят в облака, не видно даже конца мачт! На земле никогда я таких низких туч не видел. На нижней перекладине мачты — хоть и нижняя она, а страшно высоко — какие-то люди, маленькие отсюда, лежат животом на перекладине, что-то там развязывают. И тут внизу палуба ходуном ходит, а что там наверху делается — можно себе представить!
Тут снова палуба в волну нырнула, нас холодной водой накрыло. Долго были под водой, наконец схлынуло.
— Да-а-а! — Дзыня говорит, рукой мокрое лицо вытирая. — Кто это придумал, что у пиратов жизнь такая заманчивая? На самом деле, довольно у них сурово!
Тут корабль снова поднялся, и мы упали, по мокрой палубе заскользили. Доехали до какой-то будки, обхватили её. Потом между двумя волнами с коленей быстро поднялись, через порог перешагнули, в какую-то тёмную каморку вошли. Верёвками пахнет, мешками, лаком. Сели на какой-то деревянный топчан. Держимся, чтобы не упасть.
Просидели на этом топчане до темноты, пока шторм немного не стих. Сидим с Дзыней в холоде, в темноте — и вдруг лампочка электрическая зажглась под потолком.
— Не честно! — Дзыне я говорю. — Откуда электричество-то?! Не может быть на пиратских кораблях электричества, тогда его вообще не было!
— Откуда ты знаешь-то? — Дзыня говорит. — Грабят же они разные суда, на каком-то корабле могли захватить электрическую лампочку?
Ничего я не сказал, только махнул рукой, на палубу вышел. Шёл по палубе в полной темноте, с какими-то невидимыми людьми сталкивался.
Страшно до чего, оказаться неизвестно в каком веке, неизвестно в каком море!
Вернулся я обратно, смотрю: Дзыня уже в каком-то удобном кресле сидит, у стены — газовая плита, чайник на ней кипит.
— Та-ак… — говорю. — Не выдержал?
— Не выдержал! — Дзыня вздохнул.
— Может, тогда домой? — говорю.
Дзыня говорит:
— Давай!
Дома у него утро оказалось. Сели на балконе у него, стали пить чай с вареньем. Оса залетела в банку, погудела и снова беззвучно улетела по ветру.
— Честно говоря, — Дзыня говорит, — надоели мне все эти чемпионаты, моторы, пираты, хочется чего-нибудь простого! Хорошо бы сейчас, например, в лесу оказаться, рыбу половить, грибов набрать!
— Это, наверно, можно, — говорю.
И оказались мы тут же в лесу.
Пошли через кусты, вышли к какому-то озеру.
— О! — говорю. — Смотри, удочки!
Смотрим: в кустах две удочки спрятаны, но не так уж сильно спрятаны, так, что легко их можно увидеть. Точнее, совсем не спрятаны, стоят в кустах почти на самом виду. То есть специально для нас эти удочки. И тут же, конечно, раскрытая консервная банка с червями.
Взял я удочку, надел на крючок червяка, закинул.
Поплавок качается на волнах, на редиску похожий, бордово-белый.
И вдруг нырнул.
Тащу — огромный сазан, с усами!.. И понеслось!
…Такого клёва в жизни я не встречал ни до ни после!
До самого вечера ловили. Солнце уже садиться стало.
Потом выпустили сазанов из ведра обратно в озеро, удочки в кусты спрятали, пошли. Вышли на какую-то дорогу.
— Неохота домой возвращаться, — Дзыня говорит. — Хорошо бы где-нибудь заночевать.
И вдруг видим: стоит невдалеке от дороги дом. С одной стороны — окна выходят, освещённые солнцем, с цветами, с трёх других сторон — высокий глухой забор.
Подошли поближе. На одном окне собака сидит, свесив уши. Подпрыгнул я, за уши её схватил, подтянулся, влез.
Собака ничего, только улыбается.
За мной таким же манером и Дзыня влез.
Осмотрелись в комнате. Стол накрыт: мандарины, маринады… в общем — всё!
Поели, легли спать.
Проснулся я рано-рано. Вышел во двор. Высокий глухой забор. Посредине двора стол из досок, покрытый крупной росой.
Слышу вдруг: в доме телефон зазвонил. Слышу, Дзыня говорит:
— Аллё!.. Так… Всё понял… Всё ясно!
— Кто это? — На веранду к нему вхожу.
— Да это сазаны с озера звонят, спрашивают, когда придём. Скучают.
— Всё ясно!
Только собрались мы с Дзыней на озеро, вдруг появляются снова прямо из стены его родители.
— Что, — ему говорят, — всё бездельничаешь?
— Рыбу ловлю, — Дзыня говорит.
— Это, по-твоему, занятие? — отец ему говорит. — А ну-ка пойдём!
И исчезли все они в стене. Испугался я. А вдруг, думаю, Дзыня навсегда пропал?
Но нет, к счастью, скоро появился, один, но какой-то встрёпанный.
— Да! — говорит. — Видно, они от меня не отстанут. Говорят, выбирай себе какое-нибудь дело — и всё! Зачем, говорю, мне дело, если я и так хорошо живу?.. Выбирай, говорят, и всё!
Рыбу, понятно, мы в тот день не ловили, помчались с Дзыней домой. Сели, стали думать.
— Всё ясно! — примерно через час Дзыня говорит. — Значит, так: есть тут, рядом совсем от нашего дома, швейное училище. Занятия — один час в день. Стипендия — сто рублей. Буфет бесплатный.
— Сам всё придумал? — говорю. — Вообще, неплохо! Пошли.
Вышли из дома, прошли, видим: стоит на бывшем пустыре новенькое здание.
Вошли мы с Дзыней внутрь, по комнатам походили, посмотрели. Всюду стоит новенькое оборудование: швейные машины, вязальные аппараты.
— Так. Всё ясно! — Дзыня говорит. — А теперь — на волю!
— А разве час уже прошёл? — спрашиваю.
— Конечно! — Дзыня говорит.
Показывает большие часы в коридоре — по ним действительно час уже прошёл. Да, здорово, когда всё можешь!
И тут же оказались мы в лесу. Сазаны, увидев нас, от радости на два метра из воды выпрыгивали!
А берег — весь в грибах!
Идём с грибами по лесу — вдруг медведь из кустов выходит, отдаёт Дзыне честь.
— Разрешите обратиться! — Дзыне говорит. — Вас к телефону.
Повёл нас среди кустов — на дереве оказался телефон.
— А кто это меня? — Дзыня спрашивает.
— Директор училища, — медведь говорит.
— Вот тип! — Дзыня говорит. — Я же его назначил и он же мне покоя не даёт!
— Аллё! — Трубку взял. — Что… когда завтра занятия начинать? Пока ещё не знаю… Подумаю… Сказал — подумаю!
Повесил трубку, рассердившись.
— Вот тип! — Дзыня говорит.
— Извините, — медведь снова честь отдал. — Я думал, вас по делу.
— Очень нужны мне эти дела! — Дзыня говорит.
Умчались домой.
Я матери своей половину грибов принёс, она просто обомлела. Лёг спать — и проспал. Просыпаюсь, солнце уже высоко. Проспал! Помчался впопыхах в училище, прибегаю — там только сторож сидит: ни оборудования, ни учеников — пусто!
— Приказ вышел, — сторож говорит. — Перевести всё это училище в лес!
«Ясно, — думаю, — чей это приказ!»
Приезжаю в лес.
Действительно, всё оборудование на поляне: столы, швейные машинки, вязальные агрегаты. Тут же рядом спит медведь.
Дзыня на озере ловит рыбу.
— Ну что, — Дзыня мне говорит, — не слабо я придумал?
— Замечательно! — говорю.
Пошли, покрутили немножко швейные машинки, потом снова на озеро вернулись.
Вечером пошли снова в тот деревянный дом, заночевали.
Прожили так три дня.
— Ну что, — однажды говорю утром. — Сегодня в училище пойдём?
— Мне лично надоело! — Дзыня говорит. — Оборудование стоит и тут же всякие звери бегают! Учащиеся рыбу ловят. Куда это годится?!
— Вот это да! — Я даже изумился. — Сам же всё так сделал и сам же теперь недоволен! Вот это да!
— Ну и что? — Дзыня говорит. — Как хочу, так всё и будет. В общем — всё!
И снова мы в городе, у него дома оказались.
— Всё, хватит! — Дзыня говорит. — Надоело, каждый ещё будет указания мне давать! Раз я всё могу, хочу взрослым стать, чтоб никто мне указывать не смел! Как, со мной ты или остаёшься?
Задумался. Страшно очень бросать всё тут.
— Ну как? — Дзыня спрашивает.
— С тобой!
— Ну, спасибо! — Дзыня говорит. — Теперь помчались!
И тут замелькало всё, замелькало, потом остановилось резко, я даже покачнулся…
И всё — мы уже взрослые, большие! Только одежда на нас старая осталась, кое-где лопнула, кое-где короткая — до колен, до локтей.
— Да-а-а! — Дзыня задумчиво говорит.
Даже его, видно, это превращение удивило.
— Надо бы одежонку сменить! — показываю ему.
— А… точно, — Дзыня вроде бы стал в себя приходить. — Ну давай. Что мы наденем?
— Не знаю, — говорю, — что сейчас модно?
Подумали, решили одеться скромно: замшевые кепки, замшевые куртки, кожаные брюки, бархатные сапоги.
Вышли во двор — там уже ребята бегают, какие-то совершенно незнакомые, пальцем показывают, смеются, видно, не принято в их время так одеваться. Потом пошёл я на свою лестницу, в квартиру свою позвонил. Сердце, честно говоря, колотилось… Что там теперь?
Открывают родители — оба уже седые!
— Где ж ты, — говорят, — пропадал целых пятнадцать лет? Мы уж думали…
А я и не знаю, что сказать, куда делись эти пятнадцать лет? Потом простился с ними на всякий случай, снова пошёл к Дзыне.
— Ну, — говорю, — чем заниматься будем?
— Чем захотим, тем и будем, — Дзыня говорит. — Давай — охотой! С детства мечтал — вырасти и на охоту пойти! С ружьём, с собакой!
— Ну давай.
И стоим мы снова в том же лесу, но уже взрослые, в руках у нас ружья, под ногами крутится собака пятнистая — спаниэль.
Дошли мы до озера, собака залаяла, и тут же из камышей вылетели два чирка.
Бах! Бах! — чирки упали, собака ринулась в камыши и приносит нам чирков — сначала одного, потом другого.
Пошли мы после этого на базар, с ходу продали наших чирков по три рубля. Накупили на эти деньги всего: сала, семечек, кислой капусты, мандаринов, в общем, всего!
Потом пришли в тот дом деревянный, он на том же месте стоит, только одряхлел. Переночевали, утром снова на охоту пошли. И долго так жили: охотились на уток, потом продавали их на базаре, покупали еду. Однажды мне Дзыня говорит:
— Надоело мне по болотам шататься, а также в избушке этой жить. Ни газа тут не полагается, ни горячей воды. Я дальше так жить отказываюсь. Зачем? Я как-то привык к удобствам!
«Когда это, — я думаю, — успел он к ним привыкнуть?»
— Ну хорошо, — говорю. — Давай тогда слетаем к тебе домой.
Оказались у него дома, он сразу в ванну ушёл мыться, а я лёг спать.
Утром просыпаюсь, солнце светит, попугай на шкафу в клетке орёт.
— Ну что? — Дзыне говорю. — На озеро, за утками?
Дзыня говорит:
— Да ну! Зачем нам на какое-то озеро ещё тащиться, когда мы всё тут можем устроить?
Тут же вбежала собака, громко залаяла и тут же в комнату влетели два чирка!
Бах-бах! Чирки упали!
Взяли мы их, отнесли на базар, продали, каждого по три рубля. Накупили еды. Домой пришли, поели, легли спать.
На следующий день просыпаемся, я спрашиваю Дзыню:
— Что, сейчас утки прилетят?
Дзыня вдруг говорит:
— Да ну! С ними возни очень много, ходи, продавай! Лучше по-другому сделаем.
— А как?
— Смотри! — Дзыня говорит.
Взял ружьё, вышел на балкон, вдруг летят мимо балкона прямо уже деньги, две трёшки!
Бах! Бах! Трёшки резко упали вниз, собака сбегала за ними, в зубах принесла.
Потом послали собаку в магазин, принесла она нам полную сетку еды. Поели, легли спать… И долго так жили — не помню сколько.
Однажды, не знаю, во сколько часов, в общем, уже темно было, кто-то стал трясти меня за плечо — я проснулся.
— Кто это? — я испугался.
— Да это я, — Дзыня говорит.
Пригляделся, он рядом со мной в темноте сидит, в руках у него жареный гусь.
— Для чего это? — На гуся показываю.
— А-а, это… — Дзыня говорит. — Так! Хотел было поесть, да потом как-то забыл. Я думаю всё последнее время, для чего мне способность эта дана — всё мочь?
— Честно, — говорю, — я тоже давно хотел с тобой об этом поговорить.
— Ну поговори!
— Ведь, честно если сказать, — говорю, — при твоих способностях ты бы мог, например, крупным учёным стать, огромную пользу людям приносить! Какую-нибудь загадку разгадать, над которой люди во все времена думают!
— Да?! — Дзыня приободрился. — Ну, какая там самая крупная загадка?
— Самая крупная? — стал я думать тут… — Вселенная! Звёзды. Такая загадка: где-то, за самыми дальними звёздами, должен же быть конец всего? А если он есть, то что же дальше идёт за ним? С тех пор как человечество существует, никто не может понять, как это устроено!
— Да… забавно! — Дзыня говорит. — Действительно, великая эта загадка! И как ты думаешь, если я её разгадаю, будут люди обо мне знать?
— Не только знать, — говорю. — Думаю, что всех учёных будут мелкими буквами после этого писать, а тебя — крупными. Потому что много проблем они решили, но эта вот — самая главная!
— Значит, есть надежда, — Дзыня разволновался, — что жизнь моя не зря пройдёт?
— Есть!
— Ну давай, — Дзыня говорит. — Где она, эта твоя Вселенная, давай посмотрим!
Вышли мы с ним на балкон, стали смотреть. Но видно плохо было: фонари вдоль улицы горят, звёзд не видно. Хотел было Дзыня свет по всей улице погасить, но я его отговорил: «Не надо!»
— Давай, — говорю, — поедем в какое-то место, где темно, оттуда Вселенную хорошо будет видно.
— Давай! — Дзыня говорит.
Сели в автобус, доехали до конца, шли потом, падая, по какому-то скользкому пустырю, пришли в такое место, где абсолютно темно, ничего не видно — только звёзды.
Дзыня голову задрал, стал на небо смотреть.
— Да-а-а! — говорит. — Колоссально!.. И сколько же до них километров? Сколько их — звёзд?.. С чего же начать?