- Ты сейчас же отдашь мне ключи от машины, услышал?
- Ого, - присвистывает он, - ты нравишься мне в гневе, птенчик.
- Я не шучу.
- Я тоже.
- Отдай.
- Нет. - Он ухмыляется, а меня тошнит от запаха алкоголя, срывающего с его языка одновременно со словами. Когда он успел? Зачем? - Я так и не доехал до Нью-Хейвена.
- Нью-Хейвена? - Переспрашиваю я и вскидываю брови. - Что ты там забыл?
- Отца.
- В смысле?
- В прямом. - Он хихикает, а я недоуменно покачиваю головой.
- И что мистер Гудмен делает в Нью-Хейвене?
- А разве я сказал что-то о мистере Гудмене? - Шепчет он и глядит на меня глазами полными безумия, отчаяния и ужаса. Внезапно Уильям улыбается еще шире, но боль в его взгляде припечатывает меня к асфальту, будто бы гигантский булыжник.
Я не знаю, что сказать. Хлопаю ресницами, а он прожигает меня насквозь.
- Не понимаю.
- Зато я все понимаю. - Едва слышно бросает он и поворачивается лицом к Доджу.
Уилл вновь пытается открыть дверь, но я хватаю его за плечи и тяну на себя. Он не сопротивляется. Парень вялый, да и на ногах стоит еле-еле. Правда, взгляд у него темный и лихой, прорезающий меня насквозь. Я приближаюсь к его лицу.
- О чем ты говоришь?
- Ни о чем.
- Уилл, объясни мне.
- Я уже все сказал. Я должен ехать.
- Нет, - я останавливаю его и растерянно приподнимаюсь на носочки, - Уилл, что ты сказал о своем папе? Зачем? Это неправильно. Дрейк, он ведь замечательный, он...
- ... не мой отец.
Отступаю назад. Внезапно мне становится больно, и я хватаюсь пальцами за живот.
- Такого быть не может.
- Я тоже не поверил. А потом - вух! Жизнь такая подлая тварь, Реган. Она затаится в уголке и ждет, пока ты пробежишь мимо. А затем она впивается зубами в твою глотку.
- Ты ошибаешься.
- Думаешь? Мой настоящий отец двадцать три года прохлаждается в Нью-Хейвене, а моя мама в это время вешала мне лапшу на уши.
- С чего ты взял?
- Прикинь, она сама мне сказала. - Он ударяется спиной о крыло Доджа и закрывает ладонями лицо. - Порадовала на выпускной. Решила честной быть.
- Уилл...
- Выходит, в молодости никто не идеален, - опустив руки, смеется он. - Она тусила с одним парнем - Фрэнком Фостером. Залетела от него и должна была замуж выскочить, но после очередной вечеринки, на которой все здорово надрались, они врезались в бревно.
- Бревно?
- Я имел в виду дерево, - пьяно отмахивается парень и встряхивает плечами. - Они хорошенько пострадали, маму загребли в больницу. Она там месяц пролежала, а когда в себя пришла - отца уже и след простыл.
- Уилл, мне так жаль.
- Подожди, ты не дослушала до конца эту великолепную историю, - жестоко бросает он и отталкивается от машины, налетев на меня, будто торнадо. - Ее лечащим врачом был Дрейк Гудмен. Там они и познакомились. Романтично. Верно? Они переехали, нам с Кори не хрена не рассказывали, будто имеют право. Будто могут скрыть такое.
- Они пытались вас защитить, Уилл. - Едва слышно шепчу я. - Хелен и Дрейк...
- Лжецы и предатели. Мать - потаскуха, а отец..., он мне не отец. Он мне никто, он в мои глаза смотрел и говорил, что я его сын. Но он знал, что это не так.
- Никогда не говори так о своих родителях. Они любят тебя и Кори, они...
- Что? Обычные люди с дерьмовым прошлым. Почему, черт подери, у всех есть это гребанное прошлое? Почему моей матери обязательно нужно было встречать Фостера, а Гудмену - работать в больнице? Почему, Реган, почему жизнь такая сволочь?
- Уилл, - я придвигаюсь к парню и касаюсь пальцами его вспотевшего лица. Парень тяжело дышит. Грудь у него вздымается и опускается в такт сердцебиению. - У всех есть то, что делает больно. Но твои родители не заслуживают тех слов, что ты сказал.
- Что ты понимаешь?
- Все понимаю, кроме одного: зачем тебе в Нью-Хейвен? Что ты хочешь увидеть?
- Я просто...
- Просто что?
- Просто хочу посмотреть ему в глаза. - Шепчет Уильям и часто моргает. Парня так и шатает из стороны в сторону, но он продолжает упрямо глядеть на меня. - Я должен. Я хочу встретиться с ним. Он мой отец.
- Не всегда отец тот человек, благодаря которому ты появился на свет. Отец тот, кто тебя любит, кто был с тобой рядом, кто держал тебя за руку, когда тебе было плохо, Уилл. Думаешь, у меня есть отец? Теоретически, да, но так ли это на самом деле? А у тебя был, и есть. Твой настоящий отец - Дрейк Гудмен. И в глубине души ты знаешь об этом.
Парень молчит. Смотрит на меня, глаза прикрывает, а затем отрезает:
- Я все равно поеду. Что бы ты ни сказала.
- Уилл...
- Я поеду. - Горячо восклицает он и распахивает глаза. - Я должен. Я хочу поехать.
Внутри у меня все переворачивается и горит. Как же так? Неужели Уильям говорит правду, и Дрейк Гудмен - не его отец? Черт, неужели в этой жизни не бывает нормальных семей без проблем и тайн, без боли. Такое ощущение, будто люди специально издеваются друг над другом и ждут, когда они слягут измотанные.
Я протираю ладонями лицо и киваю.
- Хорошо.
- Мне и не нужно было твое разрешение, птенчик.
- Я в курсе. Уилл, отдай мне ключи.
- Что? - Парень пошатывается. - Ты серьезно? Я тебе все объяснил.
- Я поняла. Ты хочешь поехать в Нью-Хейвен. Класс. Просто я поведу.
ГЛАВА 15.
Играет радио. Дорога в темноте напоминает сверкающий мост в никуда, и я гляжу на шоссе, чувствуя, как где-то в горле стучит сердце. Мне страшно, и я боюсь, что выпущу из пальцев руль и сверну с дороги, предоставив Доджу выбор: врезаться в дерево или сделать сальто в кювет. Музыка проникает под кожу. Слова бьют по голове гаечным ключом. Я не помню, когда в последний раз переживала так сильно, что тело горело, сжималось. По мне ползут мурашки, и их колючие ножки царапают кожу, заставляя меня морщиться, дышать громко и испуганно. Ненавижу водить ночью. Ненавижу узнавать дерьмо о моих друзьях. Ненавижу запах алкоголя. И ненавижу себя за то, что после всех сказанных слов, смотрю на Уильяма и не испытываю ненависти. Это странно. И это не поддается объяснению.
"Поздравляю тебя с тем беспорядком, который ты устроил" - поется в песне, и я почти вслух усмехаюсь. Черт подери. А я ведь сама виновата в том, что нахожусь здесь. Никто не заставлял меня бежать за Уиллом, а я побежала. Никто не заставлял меня с ним говорить, а я поговорила. И к чему это привело?
К беспорядку. К хаосу. Неразберихе.
"Это уже начинает походить на затянувшуюся тоску по невозможному. Начинает казаться, что она медленно обвивается вокруг твоего горла, чтобы придушить" - поется в песне, и я опять нервно усмехаюсь. В точку! Что за радио? Нервно переключаю волну и вновь кладу ладони на руль. Лишь бы доехать до этого чертового Нью-Хейвена. И как мой ненаглядный Уильям вообще собирался добраться до города? Он же на ногах не стоит.
"Возьми мою руку и всю мою жизнь, потому что я не могу не любить тебя" - поет Элвис Пресли, и я уже недовольно свожу брови. Да вы что - издеваетесь? Неужели нет на радио песен о том, как классно быть одной и не обращать ни на кого внимания?
Вновь меняю волну, прикусываю губу, а радиоприемник завывает:
"Я ненавижу то, что ты любишь. А ты ненавидишь то, что люблю я".
- Да что за черт? - Я вырубаю магнитолу, пальцы скользят по рулю, и машину резко ведет вправо. Грудь у меня вспыхивает. Стремительно выравниваю нос Доджа, выжимаю тормоз и не шевелюсь, заглохнув посередине дороги. Ох, слава богу, сзади никого нет!
- В чем дело? - Сонно протягивает Уилл и встряхивает головой. - Птенчик, что ты делаешь, я не понимаю. Что такое?
- Я засыпаю. Я жутко устала, меня все бесит, я хочу к черту выбраться из этой тачки и свалить отсюда в Тартарары! - Я вновь выжимаю газ, нахожу карман на обочине и лихо паркуюсь в каких-то зарослях. - Хватит. Сейчас три ночи! Не жизнь, а дерьмо какое-то.
Выбираюсь из салона и захлопываю дверцу. Я стягиваю с багажника брезент, устало перекидываю ноги через бортики и падаю на холодный металл, погрязнув в сумках. Тут я хотя бы посплю. Вытяну ноги. Найду одеяло. Хватит с меня приключений и безумия.
Укрываюсь тем, что первым попадается в руки, зажмуриваюсь и протяжно выдыхаю, внезапно вспомнив о Бенни и Кори. Они остались там и видели, как я унеслась за Уиллом. Дьявол. А я им даже позвонить не смогу: телефон сел, а свой, мистер-неуравновешанный-красавчик, разбил на заправке. Кори будет вне себя. Уж точно.
Неожиданно Уилл выкатывается из салона. Он громыхает дверью, шаркает по земле и останавливается у багажника. Я даже смотреть на него не хочу.
- Ты замерзнешь здесь. - Заявляет парень, а меня так и тянет развернуться и треснуть его по голове. Понятия не имею, почему он вызывает у меня такие чувства.
- Зато тебя согреет алкоголь. - Буркаю я.
- Зато тебя согреет алкоголь. - Буркаю я.
- Я уже почти не пьян.
- А я уже почти заснула, поэтому будь добр - отстань.
- Тебе сейчас нормально, а ночью...
- Уже и так ночь, Уилл.
- Я серьезно.
- Я тоже, пожалуйста, я жутко устала.
- Ладно, как скажешь. - Внезапно Гудмен забирается в багажник и ложится рядом со мной, а я в ужасе покрываюсь красными пятнами. Господи. Ну, что он делает.
- Уилл...
- Вдвоем теплее.
- Сейчас не время для твоих шуток.
- Я не шучу. - Он притягивает меня к себе горячими руками, а я разворачиваюсь и в его глаза смотрю недовольно, словно собираюсь поджечь его взглядом. - Чего ты?
- Какого дьявола? Я первая сюда пришла.
- Я и не выгоняю тебя. Просто забочусь о тебе, птенчик. Ты околеешь. Будешь потом жалеть, еще и таблетки у Кори заберешь. - Он все равно притягивает меня к себе, и сумки, что лежат между нами, оказываются единственным барьером. Не знаю, что со мной. Хочу оттолкнуть его от себя, а еще больше хочу оказаться к нему ближе. Сердце у меня делает сальто, а в голове что-то щелкает. - Ты не должна заболеть по моей вине.
- Ты и не заставляешь меня спать на улице.
- Я заставляю тебя делать безумные вещи. - Уголки его губ дрогают, а у меня колет в сердце. Я прикрываю глаза. Не могу на него смотреть. Не хочу на него смотреть.
- Что с тобой?
- Ты со мной.
- Так и есть. - Он придвигается ближе, и наши носы соприкасаются. Что же между нами происходит? Что мы делаем? Оба в чувства не верим, отрицаем их, а сейчас лежим друг к другу так близко, что дышим одним воздухом. - У меня никогда не получалось.
- Что не получалось?
- Доехать до Нью-Хейвена. Я столько раз выезжал сюда, столько раз говорил всем, что путешествую; столько лгал. Но всегда разворачивался в нескольких километрах. Не выходило. Перед глазами появлялась пелена, я с ума сходил, Реган, и возвращался.
- Все будет в порядке.
- Не будет.
- Уилл, он такой же человек, как и ты. Не нужно бояться.
- Я не его боюсь.
- А кого?
- Себя.
- Но почему?
- Я отключаюсь и перед глазами темно. Делаю какую-то чушь, на которую никогда бы в реальности не решился. Я не знаю, что со мной. Я с ума схожу, птенчик.
Парень опускает подбородок, а я невольно касаюсь пальцами его лица. Он дрожит, я думаю - от холода, а, может, ему просто страшно.
- Я не спал уже так долго, лишь однажды мне удалось вырубиться.
- Когда?
- Когда мы вернулись из "Сингера". Я думал, что помогаю тебе. Но вышло как раз таки наоборот, и ты помогла мне.
- Уилл..., - я не знаю, что сказать. Все слова застревают где-то в горле. Он открывает глаза, на меня смотрит, а мне так горячо в груди, что даже больно. Странное, опьяняющее ощущение. Я бессильна перед ним. - Нужно..., - я сглатываю, - нужно спать.
- Нужно.
Он проводит пальцами по моему лицу, изучает мои пылающие щеки, которые даже в этой темноте отливают красным, и обнимает меня так крепко, что дышать нечем. Я кладу голову ему на грудь, а он сильнее заматывает нас в покрывало, прижавшись подбородком к моей макушке. Над нами звездное небо. По бокам - завывающий лес. И мы одни, но нам никто не нужен. Понимать это страшно и приятно одновременно.
- Кори вечно звал меня с собой. Хотел нас познакомить.
- И что ты ему отвечал?
- Говорил: завтра. Не умел тогда ценить время. Не понимал, что многое теряю.
- Но мы все-таки встретились, Уилл. - Я смущенно поджимаю губы. - Так ведь?
- Да. - Он выдыхает. Молчит некоторое время, а потом неожиданно шепчет. - Наше с тобой "завтра" наступило через пять лет, Реган Баумгартен.
Я улыбаюсь, крепче сжимаю в пальцах ворот его куртки и проваливаюсь в темноту.
Я просыпаюсь к полудню. Солнце прячется за грозовыми облаками, и впервые мы не едем по жаре, а несемся вдоль трассы, разгоняя прохладный воздух.
Не помню, как оказалась в салоне на заднем сидении. Я протираю глаза затекшими пальцами, приподнимаюсь и вижу Уилла. Парень сжимает в левой руке руль, в правой - сигарету. Ветер из окна взъерошивает его светлые волосы, заставляет футболку порхать над торсом, но Уильям не обращает внимания, сосредоточившись на дороге.
- Тебе не холодно? - Спрашиваю я, смутившись. Я не знаю, что еще можно сказать, и в груди у меня полыхает недоумение. Несколько часов назад мы лежали вместе, крепко прижимаясь друг к другу. Теперь что? Притворимся, будто этого не было? Возненавидим один другого и продолжим войну?
- Как спалось? - Он оборачивается и выдыхает дым от сигареты.
- Нормально.
- Под утро погода испортилась. Я перенес тебя в салон.
- Что ж, да ты ниндзя. Я ничего не почувствовала.
- Вообще-то ты пыталась отбиваться. - Он затягивается и смеется. - Но меня сложно одолеть, особенно, спросонья. Тебе не дует?
- Нет. - Я сглатываю. Странный разговор и дурацкий. Поднимаюсь, облокачиваюсь локтями о сидение и прикусываю губу. Итак. - Нам еще долго?
- Минут двадцать.
- Ты знаешь, где найти твоего..., хм, этого человека?
- Да. Есть адрес. - Уильям настороженно хмурит брови и выкидывает окурок в окно. Наверно, теперь, когда он пришел в себя, и алкоголь выветрился из его головы, болтать со мной о семейных проблемах у него нет желания. - Тебе точно не холодно? Можешь взять мою куртку. Сейчас дождь ливанет. А на тебе это чудесное, легкое платье.
Я осматриваю юбку, поправляю бретельки и решаю последовать совету Уилла. Беру его кожанку, просовываю руки и сразу же ощущаю запах мелиссы. Щеки мои краснеют, и я чувствую себя бунтаркой, совершившей преступление.
Нью-Хейвен - большой город. С Нью-Йорком сравнивать его глупо, но есть и в нем что-то такое, что притягивает глаз. Наверно, спокойствие. Я бы непременно сняла сериал о том, как люди бродят здесь по засаженным улицам и завтракают на верандах.
Погода портится на глазах. Голубоватое небо затягивают тучи, они гремят, неохотно сталкиваясь над нашими головами, и клокочут, будто бы изголодавшиеся животные. Меня одолевает грусть. Я люблю дождь, люблю запах, исходящий от асфальта и земли, но еще я помню, зачем мы здесь, и куда мы приехали. А потому наслаждаться прохладным ветром трудно и глупо. Вряд ли радуга обрадует Уилла, когда он встретится с родным отцом.
Мы приезжаем в один из спальных районов Нью-Хейвена. А я не могу отделаться от мысли, что дома здесь в точности такие же, как и в Янгстауне. Стоят в рядок с темными и одинаковыми кубиками из черепицы и прямоугольными, засаженными лужайками.
Уильям сбавляет скорость, а я подсаживаюсь к окну и с грустью изучаю коттеджи. В одном из них живет настоящий отец парня. Интересно, что он чувствует? Район неплохой. Так, может, и Фрэнк Фостер - хороший человек?
Мы неожиданно останавливаемся. Перевожу взгляд на Уилла, а он с силой сжимает в пальцах кожаный руль. Глядит на дом, что стоит по правую сторону, и не двигается, не дышит. Превращается в статую с испуганными глазами.
- Ты как? - На выдохе спрашиваю я, хоть и знаю, что вопрос глупый. - Идем?
- Да.
- Уилл, все будет в порядке. Слышишь?
- Не будет, Реган. Но пошли.
Он выходит из машины и нервно потирает ладони о колени. Уилл волнуется. Никак не могу смириться с тем, что даже он чего-то боится. И что мне делать? Понятия не имею, как себя вести, просто подхожу к парню и беру его за руку. Кажется, он не замечает.
Мы плетемся по кирпичной дорожке, ведущей к двухэтажному домику. Трава здесь не просто зеленая, а ярко-изумрудная, блестящая от капель дождя, что начинает медленно падать на землю. Уилл останавливается перед дверью, втягивает воздух глубоко в легкие. Я крепче сжимаю его руку, а он дергает уголками губ.
- Чушь какая-то.
- Ты справишься. Давай.
- Я не знаю, что сказать.
- Ты и не должен знать. Все будет в порядке. Не бойся, Уилл.
Парень переводит на меня взгляд и серьезно кивает. Сердце мое падает. Я никогда еще не видела его настолько растерянным. Впервые мне кажется, что Уильяму Гудмену действительно кто-то нужен. И этот кто-то - я. Невероятно.
Он стучит по двери и переминается с ноги на ногу. Пальцы его так сильно сжимают мою ладонь, что она вспыхивает от боли. Но я терплю. Я вдруг понимаю, что физическая боль - полная чушь. Она убивает, изматывает, отнимает силы. Но она не проникает в твои вены, не прожигает насквозь кожу. Душевная боль - это яд, дурман, лишающий рассудка. Ты жив, показатели в норме, но ты умираешь, потому что осознанно перестаешь дышать.
Неожиданно дверь открывается, и на пороге оказывается симпатичная девушка. Она высокая, худощавая. Глаза у нее ярко-голубые. Как у Уильяма.
- Вы кто? - Она облокачивается о дверь. - Если что - Квентин в Лэйквуде и вернется только на следующей неделе.
- Квентин? - Глупо переспрашивает Уилл.
- А вы не к нему?
Парень молчит. Впервые он молчит. Черт возьми, Уилл, скажи хоть что-нибудь. Но он не двигается. Испепеляет девушку озадаченным взглядом, и тогда шаг вперед делаю я.