Громадепрь издал короткий рык.
— Ну, ну! Успокойся, боец! Твой враг уже не встанет, он мертв. — Нуфер снова зарычал и потянул рылом в сторону кустов, росших по краю впадины. Тайк взглянул туда и увидел быстро оползающий по склону песок.
— Эй, кто там? — крикнул он, перехватывая посох поудобнее. Затрещали ветви, и из зарослей показалась человеческая голова, а за ней — вторая.
— Не беспокойтесь из-за нас, сударь, — прокричала первая голова, — мы мирные горожане.
Тайк усмехнулся.
— Горожане? Тогда что же вы делаете в пустыне? Горожанам следует жить в городе.
— Совершенно справедливо, сударь! — заулыбалась голова. — Однако позвольте сообщить вам, что город расположен совсем недалеко отсюда.
— Да, да! Тут рукой подать до города-то! — закивала и вторая голова.
— Ах, вот как! — оживился Тайк. — Что ж, это добрая весть. Подойдите-ка сюда, господа горожане, мне необходимо хорошенько расспросить вас. Что это вы забрались в кусты?
— Мы увидели крылана, ваша милость, и спрятались.
— Так эта тварь зовется крыланом?
— Да, сударь. Они живут в окрестных пещерах и охотятся только по ночам. Страшно представить, что могло выгнать крылана из-под земли среди бела дня. Это очень дурной знак.
Оба горожанина сокрушенно закачали головами.
— Пусть так, — сказал Тхоорт. Он слишком часто подвергался непосредственной опасности, чтобы обращать внимание на вяческие предзнаменования.
Горожане, опасливо поглядывая на Нуфера, все не решались выйти из кустов.
— Подойдите, подойдите, не бойтесь! — повторил Тайк. — Я вижу теперь, что вы люди мирные и добрые.
— Спасибо, сударь! Но вот ваш… м-м… спутник… Понимает ли он это?
— Не сомневайтесь. Нуфер — самое добродушное в мире создание.
— Конечно, конечно, — закивали сидящие в зарослях, припоминая вспоротое брюхо крылана.
Тем не менее оба принялись выбираться из кустов и осторожно поползли по песчаному откосу вниз. Громадепрь, казалось, понял, что тревожит этих людей. Презрительно хрюкнув, он отвернулся от них и направился к своей луже, успевшей уже наполниться водой.
Тайк с помощью горожан занялся убитым крыланом. Втроем они перевернули окровавленную тушу и извлекли стрелу.
— Сударь, — осторожно начал один из горожан, назвавшийся Бакумом, — если крылан не нужен больше вашей милости, не прикажете ли нам забрать тушу для своих нужд?
— Можете делать с ней все, что угодно, — сказал Тайк, — только на что она вам? Разве мясо крылана годится в пищу?
— Ну что вы! — Бакум брезгливо скривился. — Мы используем только шкуру и крылья.
— С крыльев самая кожа на сапоги, — прибавил его товарищ, которого звали Рук, — если желаете, так я сведу вашу милость к Лилему-сапожнику…
— Боюсь, у меня нет времени дожидаться новых сапог. Я солдат Странствующей армии и спешу присоединиться к войскам принца. Кстати, не проходил ли он через ваш город?
Горожане удивленно переглянулись.
— О каком принце угодно говорить вашей милости? — спросил Бакум.
— Черт возьми! О принце Тако Ченкоме, разумеется! Вся пустыня знает его Странствующую армию, прозванную также Пыльной Бурей.
Бакум вопросительно посмотрел на Рука, но получил в ответ лишь такой же недоуменный взгляд.
— Сударь, — неуверенно начал он, — простите нам наше невежество… то есть… ну да, конечно! Войска принца, как же! Без сомнения… Словом, я полагаю, что в городе вы получите самые подробные сведения.
— Тогда едем немедленно!
— Как вам будет угодно, сударь, — поклонился Бакум и добавил, обращаясь к Руку:
— Побудь здесь. Я провожу его милость в город и вернусь с телегой. Да смотри, не зевай, как в прошлый раз! Если наша добыча снова достанется нюхарям, ты у меня попляшешь! — Обнадежив таким образом своего товарища, Бакум выразил готовность отправляться в путь…
2
…В очереди за крупой говорили разное. Одни считали ночной налет на продовольственные склады новой “визиткой” Кольки Крутого и в доказательство приводили косвенный слух, будто налетчики были на мотоциклах. Банда Кольки росла и крепла день ото дня, молодежь к нему валом валила, последний пацан понимал теперь, что жизнь в банде безопасней, прибыльней и, главное, интересней, чем зыбкая, беззащитная самостийность.
— Кому же и быть с мотоциклами, — говорили в очереди, — как не Колькиной шпане?
— Да какие там мотоциклы, — возражали другие. — Много ты на мотоцикле увезешь? А склады-то пустые стоят! Ветер гуляет. Куда продукты девались? Известно, куда. Сами же складские и разворовали. Главную часть, конечно, раньше, а остатки — этой ночью. Погрузили на десять грузовиков и по начальству развезли. Вот тебе и ограбление.
Олег не особо прислушивался к разговорам. Он, как и большинство стоящих за крупой, был уверен, что налет на склады — дело рук покойников с Базы. Первый раз, что ли? Догнивающая в лесу падаль только так себя и снабжала. Правда, какие-то грузы туда, в бывший поселок ликвидаторов, еще возили по старой памяти, но год от года все реже и реже, да и этим не прокормить было разросшееся тамошнее население. Оно, конечно, со временем поголовно вымирало, но непрерывно обновлялось за счет стекавшихся туда зараженных.
А вообще-то, покойники, банда или начальство — не всели равно? Главное, что продуктов теперь нет, и пока их откуда-нибудь не привезут, нечем будет отоваривать талоны.
Олег сплюнул.
И так в очередях настоишься за каждым куском, а теперь что будет, и вовсе неизвестно. С утра, едва прошел слух об ограблении, весь район кинулся занимать очереди у дверей магазинов в надежде запастись хоть последними, не распроданными еще продуктами. Вряд ли сегодня хоть один человек вышел на работу, кроме торговых. Эти-то, конечно, прибежали, кому надо и не надо. Однако магазины открывать не торопились, отвешивали сначала себе и своим, у служебного входа ведь тоже собралась очередь.
Олег встал на цыпочки и попытался пересчитать головы впереди себя. Что ж, шансы есть, может, и хватит. Интересно, как там у Зои? Жена стояла у кондитерского с талонами на сахар. Его на складах, правда, не было и до налета, но, говорят, вчера в кондитерский успели завезти карамель и сегодня могут выкинуть по сахарным талонам…
Когда-то Олег терпеть не мог стоять в очереди, предпочитал обходиться без дефицитных излишеств и радовался введению талонов, гарантирующих, как он говорил, “удовлетворение нормальных потребностей”. Но талонами сыт-умыт не будешь, а муки и мыла, спичек и хлеба не хватало не то что на нормальные, но даже и на самые усеченные потребности. Пришлось-таки становиться в очередь…
Магазин открыли перед самым обедом. Сейчас же откуда-то из-за угла с ревом налетела толпа посторонних и, не обращая внимания на очередь, пошла на штурм дверей. Какого-то мужика, обеими руками сжимавшего охапку талонов, подняли над головами и забросили в магазин. Оттуда мешками пошла крупа. Трое человек штабелевали мешки на газоне, еще пятеро — охраняли подступы.
Народ взвыл. Задние надавили на передних, в дверях произошла короткая свалка, волна отхлынула было, но сейчас же навалилась с новой силой, и очередь вдруг с нехорошей быстротой пошла вперед. Зажатого со всех сторон Олега внесли на крыльцо, где под ноги попалось что-то живое, дергающееся, в дверях стиснули так, что крикнуть не хватило бы воздуха, и наконец запихнули в магазин. Здесь в груде шевелящихся тел еще мелькали обломки сметенного толпой прилавка и разорванные в клочья мешки. Крупа устилала пол, а на ней в два слоя копошились люди. Олег полез было в карман за сумкой, но ее не оказалось, наверное, вытряхнули в давке. Однако раздумывать было некогда, он рванул за плечи одного из ползавших, втиснулся вместо него и принялся подгребать крупу под себя…
— Сегодня в школе опять покойника гоняли, — сказал Пашка, уплетая кашу.
— Зачем же его гонять? — Олег отложил газету и строго посмотрел на сына. — Он ведь не виноват.
— А чего он ходит? Заразу носит… Да и зачем ему теперь школа?
— Если бы к ним не лезли, никакой заразы не было бы, — сказал Олег. — А то ваши балбесы устроят драку, носы раскровавят друг другу, а врачи потом удивляются: как это в школе вирус передается?
Официально считалось, что ретровирус “СВС”, или попросту покойницкий глаз, передается исключительно через кровь, и носители его для окружающих не опасны, если соблюдать кое-какие предосторожности. Но в народе бытовало свое мнение на этот счет. Зараженных звали покойниками и падалью, старались избавиться от них любыми средствами.
— Ну и как же его гоняли? — спросил Олег.
— В ихнем классе, когда узнали, сначала сговорились на уроки не идти, он один в школу притащился. Училка, как увидела это, сразу все поняла и тоже — ходу. Ну, вышел он из класса, а там его уже ждали: кто с палкой, кто камней набрал…
— Ну и как же его гоняли? — спросил Олег.
— В ихнем классе, когда узнали, сначала сговорились на уроки не идти, он один в школу притащился. Училка, как увидела это, сразу все поняла и тоже — ходу. Ну, вышел он из класса, а там его уже ждали: кто с палкой, кто камней набрал…
— Звери какие-то, а не дети! — возмутился Олег. — Мать, ты слышишь?
В кухню вошла Зоя.
— Слышу, слышу. Неужели нельзя принять такой закон, чтобы всех выявленных сразу отправлять на Базу?
— Ну да, корми их там… — буркнул Олег. Он изо всех сил старался относиться к покойникам, как все, но у него пока плохо выходило. Не то чтобы жалость овладевала им, скорее — удивление. Он никак не мог понять, за что ему ненавидеть этих вчерашних людей, заживо похороненных сегодня в сознании окружающих.
— А когда они тайком сюда пробираются, это лучше, да? — сказала Зоя. — Ты, Пашка, смотри, чтоб на пушечный выстрел не подходил к покойнику! Лучше дома сиди, пока его из школы не спровадят, я разрешаю… Как его фамилия-то была?
Пашка, опустив нос в тарелку, тихо сказал:
— Зарецкий.
— Что?! Костя?!
Пашка молча кивнул и, выбравшись из-за стола, ушел в комнату. Олег посмотрел на жену.
— Да ведь он из нашего дома! — испуганно прошептала Зоя.
Словно в ответ ей во дворе раздался звон стекла и раскатистый хохот, подхваченный сразу десятком голосов.
— Начинается! — Олег открыл окно и выглянул во двор.
Перед домом уже собралась толпа, изо всех окон торчали головы жильцов. Со стороны четвертого подъезда — как раз там была квартира Зарецких — доносились неразборчивые крики и размеренные, гулкие удары. Хлопнул выстрел.
— Ого! Палят! — сказал Олег.
— Убери голову! Отойди от окна сейчас же! — всполошилась Зоя. — Не хватало еще пулю из-за падали получить!
— Да это внутри, в квартире. Непонятно, отстреливаться что ли, решили? Сумасшедшие…
— Да им теперь все равно…
— И где Ото Зарецкие оружие взяли? — Олег покачал головой. — Разорвут ведь их…
Но выстрелы больше не повторялись. Из подъезда вдруг повалил народ, толпа на улице раздалась, оставляя широкий проход. Последним, поминутно оглядываясь, вышел человек с топором.
— Идут, идут! — Олег еще дальше высунулся в окно. Зоя подошла посмотреть тоже.
Во дворе наступила такая тишина, что стали отчетливо слышны шаги нескольких человек, медленно спускавшихся по лестнице.
Первым показался Зарецкий с Костей на руках, голова мальчика была запрокинута, рука повисла плетью. Следом Зарецкая вела мать. Старуха голосила — молилась что ли? — и тут же грозила кому-то, потрясая над головой сухонькими кулачками.
Никто из них словно бы и не замечал выстроившейся вдоль дороги толпы. Они ни разу не оглянулись назад, на оставляемый дом, и ушли, без вещей, одетые кое-как, по шоссе, ведущему в лес.
Олегу стало как-то не по себе. Зое, видимо, тоже, она поспешно произнесла:
— Так и надо! Не будут путаться с кем попало.
— Откуда ты знаешь, что они путались?
— Да кто ж не знает, как вирус подхватывают?
Олег пожал плечами.
— По-разному…
Толпа во дворе зашевелилась, но проход по-прежнему оставался свободным, людям не хотелось и наступать на то место, где только что прошли покойники. Шум постепенно усиливался, кто-то предложил поджечь квартиру, и уже двинулись было обратно в подъезд, но соседи закричали страшно, умоляли пощадить, клялись протравить и просмолить в квартире каждый сантиметр, а вещи сжечь во дворе сегодня же.
Кое-как уговорили, высыпав всем подъездом, повернули толпу и повели ее прочь от дома, затем, дескать, чтобы проследить, не попытаются ли покойники как-нибудь остаться в городе.
Олег схватил пиджак и направился к двери.
— Куда ты? — испуганно спросила. Зоя. — Смотри, уже темнеет! Чего ты там не видел?
— Да никуда… сейчас вернусь!
Он и сам еще толком не знал, что собирается делать. Острая неотвязная тоска, сдавившая вдруг сердце, не давала ему покоя, гнала из дома, он чувствовал, что должен куда-то пойти и что-то увидеть.
Двор опустел, в четвертом подъезде тоже никого не было, почти все жильцы пошли провожать толпу. Олег беспрепятственно поднялся на площадку второго этажа и остановился перед дверью квартиры Зарецких.
Дверь рубили топором, а затем вырвали вместе с косяком, хотя открывалась она вовнутрь. Изнутри ее подпирали одежный шкаф и большой письменный стол, но все это было тоже изрублено и сокрушено.
Олег осторожно пролез в пролом и оказался в коридоре квартиры. На полу поблескивала лужица крови, он постарался обойти ее как можно дальше. Цепочка засохших кровавых пятен тянулась от лужицы в комнату. С виду здесь все осталось нетронутым, только место, где стоял стенной шкаф, обозначилось пыльным треугольником.
“Значит, драки тут не было, — подумал Олег. — Как только до них добрались, они без сопротивления покинули квартиру. Тогда чья это кровь? И кто в кого стрелял?”
Дорожка из пятен пересекала ковер и уходила в спальню. Олег заглянул туда. Постель была не заправлена, подушка залита кровью, везде валялись осколки стекла из выбитого окна.
А на полу возле кровати лежал пистолет.
Стрелял сын. В себя. Олег понял это, едва окинул взглядом комнату. Для Кости Зарецкого это был единственный способ спастись от озверелой толпы и целого года мучений в ожидании смерти.
Да, подумал Олег. Лучше так. Год жить покойником — кто это выдержит? Мы зовем их падалью. Да они в самом деле не люди — так, источник заразы. И не в том дело, что они не заслуживают сочувствия, а в том, что никакое сочувствие им уже не поможет. Им ничто не поможет, не позже чем через год их не будет.
Вот люди постепенно и привыкли — не жалеть. Это ведь только обреченный не может привыкнуть к тому, что он обречен, у остальных есть заботы поважней. Добро бы, думаем, было навалом еды, навалом жилья, всего навалом — можно было бы как-то помогать зараженным: кормить, одевать, сострадать. Но ведь сил не хватает! Пойди-ка, возьмись помогать, когда у тебя самого в доме нет хлеба, нет воды, нет тепла, когда тебе нечего надеть, и все вокруг волком смотрят друг на друга. С подозрением, с завистью. А тут еще бандиты обнаглели, разбойничьи шайки открыто бродят по улицам и среди бела дня лезут в окна и двери — грабить.
Лечить покойницкий глаз нечем — тут ничего не поделаешь, а значит, и делать ничего не надо. А чтоб самим не заразиться — гнать эту падаль вон из города! Жечь их барахло вместе с квартирами! Не спасти, так уничтожить! — вот наш любимый принцип.
Но ведь зараженный еще вчера считался человеком! Бедным, голодным, но полноценным, не хуже других. Каково ему в одночасье поставить крест на всей своей жизни и начать относиться к самому себе, как к падали? Да еще окружающие постараются напоминать ему, кто он есть при каждом удобном и неудобном случае…
Хорошо, если он вооружен. Тогда можно хоть…
На лестнице вдруг раздались шаги, зазвучали голоса. Сам не понимая зачем, Олег шагнул в спальню, поднял с пола пистолет и сунул его в карман.
3
Зеленая долина, вдоль которой вытянулся город Паймак, оказалась всего в получасе ходьбы от источника. По дну долины протекала река, широко окаймленная деревьями, домами и огородами жителей города. Некоторые здания по величине и Красоте не уступали дворцам знати в столице короля Пишу Ченкома, которую Тайку не раз приходилось посещать.
— Да, ваша милость, — сказал Бакум, заметив удивление глазах Тайка, — городок, как вы можете видеть, не так уж мал.
— Да это просто чудо! — Тхоорт переводил взгляд с одного каменного дворца на другой. — Подумать только, посреди пустыни, на узенькой полоске земли среди безжизненных песков — и такие роскошные дворцы! Ты можешь гордиться своим народом, если он дает миру столь искусных мастеров.
— Увы, сударь, все эти здания созданы не моим народом. Среди нас живет много пришельцев из дальних, неведомых стран. Мы лишь даем им приют — место в нашей долине. Все они образуют как бы единое племя и зовут себя диавардами. Эти люди искусны в войне, с ними никто не сравнится в мастерстве возведения зданий, вероятно, они были бы самым счастливым и богатым народом на земле, если бы не проклятие их рода…
— Проклятие рода? — переспросил Тайк. — А в чем оно заключается?
Вопрос, казалось, смутил Бакума. Он бросил быстрый взгляд на Тайка и сейчас же отвел глаза.
— Видите ли, ваша милость, ничего определенно! О об это, не известно… Диаварды, хотя и живут среди нас, не терпят чтобы кто-нибудь лез в их дела. Впрочем, нужно отдать им должное, в нашу жизнь они тоже не вмешиваются. Единственное что я могу сообщить вам — народ этот вымирает.
— Отчего же?
— Неизвестно. То есть рассказывают много всякого. Труд нее всего отделить правду от небылиц.