Командный пункт шестого комплекса. Дежурный инженер раздраженно докладывает главному командному пункту, что если за ближайшие 72 часа не прибудут новые зеркальные блоки (а их изготовляют на Земле), то график работ окажется под угрозой срыва. Как обычно у иностранцев, говорящих по-русски, у него от волнения появляется заметный акцент. Паузы между отдельными предложениями увеличиваются, он как бы сначала мысленно строит фразу и только потом произносит ее… Но ведь и раньше было сколько угодно случаев, когда блоков оставалось всего на сутки. Не на трое суток. а на одни! Однако никого это не раздражало. Никто никогда не сомневался, что детали прибудут вовремя…
А вот обычная работа по наращиванию зеркального поля ловушки. Поднесен очередной блок, он опускается. Пауза… Блок снова приподнимается и лишь с третьей попытки ложится на свое место. Пока еще нет взаимных упреков, замечаний, ругани. Но все это будет. Таков закон замкнутых коллективов. Появятся лидеры, рабочая совместимость нарушится. Работа перестанет быть лекарством вместо того чтобы сглаживать конфликты, она будет их вызывать
Спустя несколько дней Панину доложили, что шестой комплекс впервые за все время строительства не выполнил дневного задания. Через несколько минут Виктор Сергеевич был уже в кабинете Марины. По лицу ее было видно, что она в курсе событий.
Что будем делать? — Панин устало опустился в кресло — Пока это не страшно, них большой задел. Но что будет дальше? Вы советовались с Землей?
Марина молчала. Не так то просто было сообщить командиру о результатах последних наблюдений. Ведь все эти дни она пыталась не столько разобраться в причинах возникшего эмоционального дискомфорта, сколько найти пути их локализации. Пусть даже выйдет из строя бригада, бригаду можно заменить. Но что, если непонятная болезнь распространится на весь астероид? Она, Марина, делала что могла. Незаметно ограничила контакты шестого комплекса с другими бригадами; усилила психофизиологический контроль — первичные материалы оперативно поступали теперь и в машины центра, и параллельно на Землю; ежедневно советовалась с Семеном Бойченко, начальником психофизиологической службы Центра космонавтики. Но это не помогло.
Главное в другом, Виктор Сергееевич, — с трудом проговорила она. — Второй и десятый комплексы. Те же самые первичные симптомы.
Панин прищурился.
И это значит…
Это значит, — подхватила Марина, — что причина, вызывающая заболевание, легко проникает через наши заградительные заслоны. Локализовать болезнь не удалось Пора переходить от профилактики к радикальному лечению.
— Но как? Ведь мы не знаем ни причин болезни, ни путей ее распространения
— Может быть, вызвать Бойченко? — неуверенно предложила Марина.
— Да. Я его уже вызвал, — виновато произнес Панин. — Он будет с очередным транспортом.
Оставшись одна, Марина уселась поудобнее в кресле и набрала нужный код. На экране появилась временная сетка шестого комплекса. На ней медленно вычерчивалась его кадровая динамика. Все специалисты прибыли в самые, первые дни, новые люди в коллектив не приходили
Щелчок переключателя — и на экране засветились данные по профессиональному составу группы. Три инженера, мастера, рабочие. Один психофизиолог. У всех большой стаж, достаточный налет часов в условиях невесомости. Не новички.
Нет, так не пойдет. Марина выключила информатор, взяла карандаш. На чистом листе бумаг и как бы сами собой рисовались квадратики, кружки, прямые и обратные связи.
Итак, неизвестная причина. Когда она появилась? С самого первого дни. Почему же не сразу стала проявляться и распространяться болезнь? Произошло накопление воздействий?
В иллюминатор ярко светила полная Луна. Она выглядела еще прекраснее, чем с Земли. Темные моря, светлые возвышенности Огромным зрачком кажется кратер Коперник.
Решение пришло неожиданно. Да, никакого другого объяснения события на станции не могут иметь. Марина протянула было руку, чтобы вызвать Бойченко, но вовремя вспомнила, что уже сегодня он будет здесь лично. Она вышла из своего кабинета, открыла дверь физотсека. Немного подумав, включила тренажер. Небольшая пробежка, несколько приседаний, дыхательные упражнения. Она оглянулась, будто кто-нибудь мог ее увидеть, сделала сальто и выключилa тренажер.
Далее в повести Е. Хрунова и Л. Хачатурьянца рассказывается о борьбе советских врачей с таинственной эпидемией, о безуспешных попытках многонациональных корпорации помешать работе международной научной станции на астероиде.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНКУРС
на лучший научно-фантастический рассказ ТМ 1981 № 5Результаты первого этапа, закончившегося в странах-участницах: Болгарии, Польше и СССР.
К об явленному сроку представления рукописей — 30 сентября 1980 года — в редакцию журнала «Техника — молодежи» поступило от советских авторов 458 рассказов, отвечающих условиям конкурса. В присланных со всего Советского Союза произведениях рассказывается о людях будущего коммунистического общества, о проблемах, встающих перед человечеством в результате социального освобождения, научно-технической революции, широкого освоения космического пространства.
Рассмотрев представленные работы и желая поощрить в первую очередь талантливых начинающих авторов, жюри постановило:
1. Первую премию — 300 рублей — присудить Михаилу ШАЛАМОВУ (Пермь) за рассказы «Дорога на Кильдым» и «Час дракона».
2. Две вторые премии — по 200 рублей — присудить Геннадию МЕЛЬНИКОВУ (Волгоград) за рассказ «Ясное утро после долгой ночи» и Эрнсту ПАШИЦКОМУ (Киев) за рассказ «Квантовая планета»
3. Три третьи премии — по 100 рублей — присудить Александру ВАРАКИНУ (Ташкент) за рассказ «Робинзон Клюев», Сергею СМИРНОВУ (Москва) за рассказ «Лесник» и Сергею СУХИНОВУ (Московская обл.) за рассказ «Возвращение к звездам».
4. Поощрительными премиями (подписка на журнал «Техника — молодежи» на 1982 год и почетный диплом журнала) отметить рассказы Андрея ДАВЫДОВА (Ростов-на-Дону), Александра ДУРЕЕВА (Саки, Крымская обл.), Александра ЗИБОРОВА (Душанбе), Владислава КСИОНЖЕКА (Новокузнецк), Владимира ЛИГУШИ (Северобайкальск), Марии МАМОНОВОЙ (Москва), Дмитрия НЕЖДАНОВА (Москва), Виктора САВЧЕНКО (Киев), Александра ТАНКОВА (Ленинград), Валерия ЦЫГАНОВА (Туймазы, БАССР).
Жюри особо отмечает широкое участие в конкурсе известных писателей-фантастов — Павла АМНУЭЛЯ, Андрея БАЛАБУХИ, Василия ГОЛОВАЧЕВА, Владимира ГРИГОРЬЕВА, Евгения ГУЛЯКОВСКОГО, Георгия ГУРЕВИЧА, Александра КАЗАНЦЕВА, Владимира МИХАНОВСКОГО, Юрия НИКИТИНА, Леонида ПАНАСЕНКО, Игоря РОСОХОВАТСКОГО, Владимира ФИРСОВА, — выражает им благодарность и награждает специальными почетными дипломами.
Жюри рекомендовало большую группу перспективных молодых авторов в члены «Клуба любителей фантастики» при журнале «Техника — молодежи».
Жюри благодарит всех участников конкурса и желает им больших творческих успехов.
* * *Международный конкурс на лучший научно-фантастический рассказ проходил параллельно в трех странах: СССР, НРБ и ПНР. За рубежом первый этап конкурса тоже закончился.
В Польше, на основе опроса читателей, проведенного журналом «Млоды техник» по рассказам, опубликованным в журнале за последние пять лет, лучшими признаны произведения 3. ДВОРАКА «Планета ужаса», Я. ЗАЙДЕЛЯ «Авария» и М. Р. ФАЛЬЗМАННА «Расскажи мне о падающих звездах».
В Болгарии жюри, рассмотрев присланные 184 рассказа, постановило первую премию не присуждать. Второй премией награжден Л. ПЕНКОВ за рассказ «Кошкин хвост». Две третьи премии выделены М. СЫПЕВУ за рассказ «Тест» и И. ДЖЕРЕКАРОВУ за рассказ «Необъявленная встреча». Поощрительными премиями отмечены рассказы Б. НЕДКОВА, С. ГИЧЕВА и И. ВЫРГОВА.
В настоящее время международное жюри определяет победителей второго, международного этапа конкурса.
На протяжении года премированные рассказы будут печататься на страницах «ТМ».
Владимир Григорьев СЕЗАМ, ПАРАШЮТ!
И вот накатило в священную науку астрономию торжество формул и находок с острия пера, работающих на наличие во вселенной разума не ниже нашего. Притихшие было практики космопользования разом оживились и на «ура» исхлопотали стартовые паспорта для звездных экспедиций, чтобы в предсказанных точках вселенского океана выйти на цивилизации сильного типа. Тянуть было никак нельзя. Неотвратимые прогнозы футурологов вещали категорическую перемену мнений по поводу чужого разума на следующем вековом витке развития астрономии. Жди потом, когда ее капризная спираль вновь довьется до официального признания наличия!
Новенький, с конвейера звездолет серии «Телераз» в великолепном соответствии с полетной программой сел на виток вокруг одной из планет, перспективных на разум. Десантник зондарь Джек Олсуфьев взглядом распрощался с Командиром, с Переводчиком — церемонии на «Телеразах» не поощрялись — и прыгнул с наезженной колеи витка, нырнул, пошел на индивидуальный спуск к умной планете. Красиво, изящно вышло это у Джека Олсуфьева, как всегда на пируэте. Матерый десантник шел на абордаж сверхдальнего разума, да и капсула его была на загляденье. Штатные сообщения о спуске поступали на борт «Телераза» первым сортом.
— Завис в пятистах метрах над чистым грунтом, — докладывал Разведчик. — Чуток отстоюсь.
— Что, атмосферы в сам деле никакой? — осторожно подал голос Командир с базовой орбиты.
— Абсолютно, — живо откликнулся Разведчик. — Все приборы единогласно дают вакуум.
— Значит, точка! — При всей своей знаменитой сдержанности Командир не скрыл радостных интонаций. — Видать, цивилизация супер. Всю атмосферу успели слопать, черти!
Радость Командира хорошо нам всем понятна. Астрономы на данном этапе своей науки подыскивали действующий разум как раз на такой, безатмосферной планете.
— Вижу транспортные коммуникации, — продолжал декламировать Джек Олсуфьев. — А вон, Подальше… постройки. Поселок!
— Скользни без снижения и зависни. Действуй!
Невидимые ракетные струи, сплетенные из драгоценного физического вакуума, подогнали капсулу Разведчика к околице причудливых построек, так что общий вид жилого массива — курортного, по первому впечатлению, — просматривался теперь и на экранах «Телераза».
— Замечательно соответствует! — открытым текстом радовался Командир. — Вспоминаешь, Джек, наших прогнозистов? Их милые картинки?..
Но тут что-то если не стряслось, то случилось. Во всяком случае, зондарь надолго замолчал.
— Командир, — позвал он наконец, и там, на борту комфортабельного, непробиваемого «Телераза», могло почудиться, что в голос Разведчика Олсуфьева вкралась изжитая в людях тревога. — Командир, вижу живые существа. Они пошевеливаются… Подпрыгивают… Они поднимаются… Поштучно… В воздух!
— Встреча! — по инерции радовался Командир. — Удача выше норм вероятности. Только какой же воздух? Джек, воздуха ведь нет!
— Нет воздуха, Командир. Опечатался. Но не знаю, как выразиться.
— Выразиться? — Командир притих. — Они что, выступают? Знаки агрессии? Пусть приближаются. Спокойнее, Олсуфьев.
— Никто не угрожает. Все пристойно. Похожи на людей. Вот один рядом вертится… Но ведь на воздушном шаре. Без скафандра. На воздушном шаре разве полетишь? — Удивление в голосе Разведчика дошло, пожалуй, до норм неприличия.
— Удивление — мать философии, — подбадривал сентенциями далекий Командир. Верил он в эту минуту сам себе?
— Перестань! — Разведчик осердился. — Тут второй прилетел. Этот на махолете, на орнитоптере, чуешь? А ты мне максимы Аристотеля качаешь.
— На Аристотеле прилетел? — сдержанно ахнул Командир.
— Без воздуха, на крыльях, на воздушном шаре, — безнадежно повторял несчастный Разведчик. Третий астронавт. Переводчик, будучи от рождения немым, помалкивал. Немота в межзвездных делах ценилась на вес золота. Она оборачивалась владением языком жестов, легко понятным представителям любой цивилизации и даже любого пола.
— Так-так. Бесспорно, махолеты, равно как и шары, летать не могут. — Впадая в стиль ретро. Командир все же спохватился: — То есть здесь не могут, на данной планете. Может, все же воздух есть? Приборы врут? Все сразу?.. Или ты забарахлил, Джек, сам?
— Командир, — затосковал Разведчик, — дай добро вернуться на борт. Нехорошо мне. Тут мимо кто-то на парашюте сквозит, на стропах. А я лягушонка пробного на улицу выкинул. Разорвало. Пустейший тут вакуум.
— Приказываю вам, — Командир круто повернул к ледяному официозу, — приказываю владеть собой. Продолжайте наблюдение. Все!
— Выполняю! — Нокдаун минул, и Разведчик вошел в рабочую форму мастера атаки и защиты ближней космической дистанции. — Вот поднимается на треугольном крыле. Дельто. Почти как у нас на спорт-базе. Так, вот и планер пожаловал. Кидаю еще лягушонка. Лопнул. Ага, дирижабль из-за горизонта выгребает. На подмогу, видно.
— Сочувствую, Джек. — Командир малость расслабился, подобрел. — Не горюй. Младенцу ясно, что ни шар, ни планер, ни дельто, ни парашют, наконец, летать не могут. Тут, разумеется, черт побери! Ясно, что нас элементарно миражируют. Конечно, и у нас на Земле такие вот детские аппараты считались ересью, нежитью, чепухой. Профанацией деловых людей. Считались века-а. А нетопыри взмыли. И тебе спорт, и почта, и транспорт. М-да. — Командир выдержал паузу и с облегчением закруглился: — Но здесь-то всерьез невозможно. Мираж, ересь… Джек, мы тут выползли на ковчеге из тени, дай-ка нам крупные планы, фасы твоих фантомов, профили.
В воздухе отсеков «Телераза» вспыхнули столбы света, а в них закружились контуры примитивных, но милых своей невозможностью летательных аппаратов. Кадр укрупнился, и в прожекторных столбах ожили лики местных фантомов, зрачки глаз, их губы.
— Миражи они лепят, что надо! — с удовлетворением отметил Командир.
И только один Переводчик, великий в своем деле немой, начинал угадывать во всей этой неразберихе присутствие здравого смысла. Он жадно ушел в чтение жестов мерцающих фигур, в артикуляцию ртов призраков. Переводчик еще не решался выложить свои догадки текстом на стене, но не сомневался, что Разведчика приветствуют не миражи, а натуральные подлинники. Он поведает Командиру разом, когда окончательно осознает, что все это прекрасно летает в пустоте, без привычной опоры о воздух — изящные электростатические, магнитодинамические аппаратики, ласкающие перепонками крыльев, сферами оболочек разряды планетарного силового поля, токи причудливых извивов магнитолиний. А пилоты без скафандров, ну, что же? Обвыкся же человек плавать под водой без скафандра.
Вот скользит крепкая тень звездолета по планете, как по скатерти. Тени повезло. Воздуха нет, четкость поразительна. Гербовый оттиск красивой птицы — журавля в небе — раскинулся под «Телеразом». Можно легко угадать расправленные крылья — ими звездолет ловит звездные пассаты и тайфуны, подзаряжается электроэнергией; упруго целит вперед изящная журавлиная головка, начиненная электроникой, приютившая самих астронавтов; видно обтекаемое туловище, рулевое оперение хвоста
Вечные фигуры движения бытия! Мы всегда будем отрицать их и приветствовать, забывать, находить, перекраивать. Слава их переменчивому постоянству! Пусть они вводят нас в извечный грех счастливого заблуждения. Да уверует Командир в полет шара, треугольника, лоскутного, как прабабушкино одеяло, парашюта. Ведь и сам он гонит в кромешной пустоте за тридевять земель, парит в пустоте на сказочно современной птице.
Любомир Пенков КОШКИН ХВОСТ
В сущности, все началось буднично, если не считать того, что профессор Иеремия Фикс не порезался во время бритья. Само собой, такое случалось редко. Профессор неопределенно произнес «гм» и покосился в зеркало. Невероятно — ни единой царапины! На всякий случай Иеремия Фикс добавил еще одно «гм» и скорее всего продолжил бы созерцание своей гладко выбритой физиономии, но в этот миг последнее порождение профессорской страсти к конструированию бытовой техники — кофеварка «Несси» — мощным ревом сообщила, что достойно исполнила свой долг. Иеремия Фикс подпрыгнул и ринулся на кухню, сопровождаемый котом Элмером.
Примерно на середине пути профессор с опозданием обнаружил, что все еще держит в руках электробритву, в третий раз произнес «гм» и, преисполненный благими намерениями, резко дал задний ход. Именно в этот момент Элмер на собственном горьком опыте познал, что дорога к благим намерениям вымощена адом, — Иеремия Фикс, едва не наступив на его хвост, подскочил и приземлился на пороге ванной, а оскорбленный до глубины души кот с жутким воем укрылся в спальне.
Справедливости ради следует сообщить, что такое конфликтное пересечение путей старых друзей произошло не в первый раз и даже не во второй и не в третий. Но, возможно, из-за особой точки зрения, которая появилась у Иеремии Фикса после приземления или из-за чего-нибудь еще — сегодня это неважно, — профессор впервые заметил, как много эмоциональной энергии излучает хвост обычно ласкового, а сейчас разгневанного животного.
Иеремия Фикс сел на корточки, задумчиво сморщил лоб и, не рассчитывая на особое понимание со стороны пострадавшего, совершенно механически позвал: «Кис-кис-кис…» Еще раз доказывая, насколько мизерны человеческие познания в области кошачьей психологии, в дверях тут же появился Элмер, демонстративно потерся спиной о косяк и нежно посмотрел профессору в глаза. «Странно, — произнес Иеремия Фикс и выпрямился, а потом обернулся и снова взглянул на переполненного добрыми чувствами Элмера. Еще раз повторив: — Странно, как я этого раньше не замечал…» — профессор удалился на кухню.