Скрытый смысл его слов чуть не стал в один ряд со жгучими тайнами Бермудского треугольника, Несси и НЛО, ибо, придя на работу, профессор тут же забыл о блестящей догадке, которая дома пронзила его мозг. И никто не смог бы подтвердить, играет ли особая точка зрения важную роль в открытиях; впрочем, разве Ньютон не лежал под яблоней, а Архимед — в ванне, когда они открывали свои знаменитые законы?..
То, что Иеремия Фикс так быстро позабыл, что сказал «Странно…», никого не должно удивлять. Он был психофармакологом и работал по договору на одну частную фирму с громким наименованием «Долой стресс!». В своем почти документальном рассказе мы должны подчеркнуть, что его задача, хотя и сформулированная столь однозначно, отнюдь не была легкой. Срок договора наполовину истек, а очередной эксперимент зашел в тупик. После приема определенного количества этанола с примесью ароматических веществ у подопытных резко повышался эйфорический потенциал; казалось, проблема стресса решена. К сожалению, полученный эффект оказался весьма кратковременным: несколько часов спустя добровольцы впадали в мрачное настроение, а нередко наблюдались и некоторые нежелательные явления санитарно-бытового характера. Нужно было разработать принципиально новую методику; поэтому, оказавшись в лаборатории, Иеремия Фикс моментально забыл о злополучном инциденте, случившемся между кухней и ванной.
И вполне могло бы случиться так, что человечество когда-нибудь обрело надежный антистрессовый препарат, если бы двери профессорской квартиры не были снабжены новым по тем временам дактилоскопическим замком «Сезам», каковые узнают лишь палец хозяина.
Придя домой после работы, Иеремия Фикс коснулся замка мизинцем, и дверь бесшумно отворилась. Профессор привычно поискал глазами Элмера. Прихожая была пуста; из холла доносились странные, приглушенные звуки, которых Иеремия Фикс никогда раньше не слышал. Он тихонько снял обувь и на цыпочках прокрался в холл.
Снаружи, на веранде, солидно расхаживал голубь, а по эту сторону стекла, как его зеркальное отражение, нервно переступал Элмер. Профессор никогда бы не вообразил, что кроткий и ласковый кот может так себя агрессивно вести. Шерсть его стояла дыбом, хвост яростно метался из стороны в сторону, а нижняя челюсть мелко-мелко тряслась.
Иеремия Фикс несколько секунд созерцал эту сцену, потом строго позвал: «Элмер!» Последний, самый энергичный взмах хвоста по магической причине разрядил нервозную обстановку, и кот мгновенно опал, словно воздушный шар, в котором сделали дырочку.
Гениальная догадка вновь блеснула, как молния, и профессор блаженно опустился в ближайшее кресло. Вот она, истина! Единственная! Элмер прыгнул ему на колени, устроился поудобнее и замурлыкал…
Прошло много времени. Стемнело, а Иеремия Фикс, механически поглаживая равномерно тарахтящий пушистый ком, все думал…
Назавтра сотрудники зоопарка были приятно удивлены растущим интересом к своим питомцам. Сразу же после открытия там появился Иеремия Фикс. Равнодушно пройдя мимо слонов и жирафов, он надолго застрял перед клеткой со львами. Немногочисленных посетителей поразил способ, с помощью которого высокий, убеленный сединами мужчина пытался установить контакт с огромными кошками. Он громко кричал. «Бу-бу-бу!», а царь джунглей размахивал хвостом и не обращал на него никакого внимания. Наконец профессор попробовал ткнуть пальцем самое старое животное в бок, но оказалось, что, несмотря на преклонный возраст, у того сохранилась отличная реакция. Иеремия Фикс едва успел спасти палец и, пробормотав: «Ах ты, баловник…» — направился к обширному и густонаселенному обиталищу самых обыкновенных домашних кроликов.
Там согласно наблюдениям одного из служителей он вел себя еще более странно. Люди, которые хорошо знают профессора, утверждают, что попросту невозможно, чтобы он садился на корточки, прикладывал ладони рупором ко рту, ждал, пока кролики успокоятся, а потом вскакивал во весь рост с леденящим криком «Бу-бу-бу!», при котором бедные животные цепенели от ужаса.
Проведя утро столь необычным образом, Иеремия Фикс направился в свою лабораторию.
К вечеру оттуда исчезли пробирки, центрифуги и вся остальная, видимо, ставшая ненужной химическая аппаратура. Когда же помещения были освобождены, профессор рассчитал своих сотрудников, сел за телефон и связался с рекламным отделом одной крупной вечерней газеты. Он продиктовал объявление, которое гласило, что отлично оборудованной лаборатории за повышенную оплату требуются работники вивария, а также ветеринары — специалисты по трансплантации.
На следующий день в лаборатории появилось множество клеток самых различных размеров. Иеремия Фикс лично руководил их установкой, а потом запер лабораторию и удалился для конфиденциального разговора с дрессировщиком диких зверей, чей адрес нашел в телефонной книге.
Под занавес этих бурных, насыщенных реорганизациями дней профессор нанял человека, который не смог бы отличить бизона от кенгуру, но зато был психоаналитиком.
Спустя неделю лаборатория стала неузнаваемой, она скорее напоминала большой виварий. Два ветеринара, специалисты по трансплантации, зловеще ухмыляясь, пробовали остроту новых скальпелей.
Последней прибыла очень компактная, но весьма совершенная ЭВМ, после чего двери лаборатории психопрактических исследований фирмы «Долой стресс!» захлопнулись, и ее работа потонула в безынформационном мраке.
Однако полгода спустя, незадолго до открытия конгресса психиатров, поползли слухи, что профессор Иеремия Фикс собирается сделать там сенсационное сообщение. Некая бульварная газетенка, недостойная упоминания, тут же опубликовала небольшой репортаж о чудо-препарате, якобы произведенном в лаборатории Фикса. В слезливой истории, пестрящей охами и ахами, рассказывалось об одном страдальце с тяжелой формой неврастении, который после однократного приема нового лекарства полностью исцелился, через три дня подал заявление в Национальную школу астронавтов и, самое главное, был немедленно принят. Разумеется, репортаж был целиком высосан из пальца, поскольку никто понятия не имел, над чем работает профессор Иеремия Фикс.
За два дня до открытия конгресса профессор сел в автомобиль и совершил небольшую экскурсию по предместьям. Следивших за ним Журналистов глубоко тронуло внимание, которое он уделил местным пьяницам. Результатом тщательнейшего осмотра кабаков и пивных явилась находка одного действительно великолепного экземпляра с пурпурным носом и неотразимо мутными глазами. Хотя словарь этого индивидуума был сведен к минимуму (точнее, к нескольким междометиям, сдобренным не слишком выразительными гримасами), контакт был вскоре налажен. Погрузив в автомобиль Красного Носа и закупленный по его указанию ящик виски, Иеремия Фикс вернулся в лабораторию. Разочарованные журналисты уныло разбрелись по редакциям.
Последующие двое суток не принесли ничего особенного, а на третьи конгресс психиатров с привычной скукой заслушал первые сообщения.
Потом на трибуну взобрался профессор Иеремия Фикс. Глаза его блестели так выразительно, что зал затаил дыхание, а председатель, зачитывавший длинное название доклада, по профессиональной привычке отметил про себя, что глубокоуважаемый коллега несколько переутомлен.
— Когда канадец Ганс Селье, — начал Иеремия Фикс, — обозначил словом «стресс» комплекс изменений, которые наступают в живом организме под воздействием внешних раздражителей, он не знал, что головокружительный ритм современной жизни вскоре сделает эмоциональный стресс основной причиной многих болезней! Что лежит в основе этого феномена?
В зале послышалось легкое перешептывание: профессор повторял те избитые истины, что излагались во введении ко всем школьным учебникам психиатрии.
— Адреналин! — возвысил голос профессор Фикс и победоносно оглядел зал. — Именно адреналин!
Слушатели с недоумением ждали продолжения профессорского откровения, а председатель деликатно кашлянул и обменялся репликами с сидящим рядом оргсекретарем.
— Наша лаборатория поставила перед собой очень трудную, но весьма благородную задачу — освободить человечество от излишков адреналина! — Профессор облизал пересохшие от волнения губы. — Мы вступили вначале на самый простой и, как впоследствии выяснилось, ошибочный путь. Оказалось, что современная психофармакология не может гарантировать устойчивых результатов в борьбе со стрессом!
Потрясенный зал не верил своим многочисленным ушам: заслуженный психофармаколог на скорую руку расправился с психофармакологией, срубил сук, на котором сидел.
— И именно тогда, — восторженно продолжал Иеремия Фикс, — когда наши эксперименты зашли было в тупик, одна ничтожная, вернее, великая случайность подсказала мне верную дорогу! Мать-природа, наша мудрая учительница, создала, оказывается, очень тонкий, неприхотливый в функционировании и чисто физиологический регулятор нервных процессов в наивысшие моменты эмоционального стресса!
Потрясенный зал не верил своим многочисленным ушам: заслуженный психофармаколог на скорую руку расправился с психофармакологией, срубил сук, на котором сидел.
— И именно тогда, — восторженно продолжал Иеремия Фикс, — когда наши эксперименты зашли было в тупик, одна ничтожная, вернее, великая случайность подсказала мне верную дорогу! Мать-природа, наша мудрая учительница, создала, оказывается, очень тонкий, неприхотливый в функционировании и чисто физиологический регулятор нервных процессов в наивысшие моменты эмоционального стресса!
Профессор не смог скрыть возбуждения и отпил воды из стакана.
— Кто из вас, уважаемые дамы и господа, не считает льва смелым и спокойным животным, уверенным в своих силах? Или возьмем кота. Разве не удивителен факт, что он способен на протяжении нескольких часов подстерегать какую-то ничтожную мышь? При этом безрезультатно! Где же тот мощный регулятор, который блокирует тотально-фатальные последствия эмоционального стресса?
Профессор сделал эффектную паузу и обвел притихший зал взором триумфатора.
— Хвост!!! Да, именно этот придаток, это излишнее на первый взгляд продолжение спинного хребта! Этот могучий, — голос профессора перешел в крещендо, — стрессоотвод, который природа предоставила своим наиболее привилегированным созданиям! Наши эксперименты показали, что после первого же взмаха хвоста, содержание адреналина в крови подопытного животного резко падает и опасные последствия стрессовой ситуации перестают ему угрожать!
Мгновение зал оторопело молчал, потом поднялся невообразимый шум. Председатель повернул голову и снова шепнул что-то оргсекретарю, который тут же встал и вышел.
— А на другом краю спектра находятся самые обездоленные! Те, кто не имеет или почти не имеет хвоста! Зайцы, кролики, шимпанзе, человек! Я не буду вдаваться в детали, достаточно упомянуть зайца. Кто он есть? Боязливое, вечно трепещущее животное — настоящий… «перпетуум мобиле» страха!
Слова профессора были едва различимы, но он продолжал:
— Наши эксперименты достигли уже заключительной стадии. Завтра на операционный стол ляжет доброволец, и после завершения восстановительного периода…
Собравшиеся так и не узнали, что случится после завершения этого периода. В зал сурово вошли два атлетически сложенных молодых человека в белых халатах и без всяких объяснений надели на Иеремию Фикса тоже белый — но особого покроя — халат. Потом молодцы крепко-накрепко связали длинные рукава за спиной профессора и вывели его из зала.
В переполненном помещении воцарилась мертвая тишина, и все по неизвестной причине ощутили мелкую противную дрожь. А потом в первом ряду встал и, ни на кого не глядя, молча вышел из зала мужчина с решительным, покрытым шрамами лицом и с множеством воинских знаков отличий на своем сером штатском пиджаке.
* * *Из окопа опасливо показались сначала каска, а затем и багровое, облитое потом лицо одного из участников очередных учений корпуса быстрого реагирования. Он поглядел на часы — оставались считанные минуты до начала вторжения в тыл условного противника.
«Проклятый комар», — подумал человек в каске и, поскольку его руки были заняты тяжелым автоматом, напряг хребетные мышцы. Над бруствером взлетел голый хвост, похожий на крысиный, но с элегантной кисточкой на конце.
После меткого удара надоедливое насекомое превратилось в липкую кляксу…
Перевод М. ПуховаМарек Роберт Фальзманн РАССКАЖИ МНЕ О ПАДАЮЩИХ ЗВЕЗДАХ
ТМ 1981 № 6Мы продолжаем публикацию научно-фантастических рассказов, поступивших на Международный конкурс и отмеченных наградами в странах-участницах. Марек Poберт Фальзманн, молодой польский фантаст, его первый рассказ «Гости» был напечатан в майском номере журнала «Млоды техник» за 1980 год. Новелла «Расскажи мне о падающих звездах», по результатам опроса читателей, оказалась в числе трех лучших из 55 рассказов, опубликованных в журнале за последние 5 лет. (На польском языке она опубликована в сентябрьском номере «Млоды техник» за прошлый год, в котором и было помещено объявление об опросе читателей.)
— Мама!
— Да, Габи.
— Мама, а когда падает звезда, кто-нибудь умирает?
— Нет, сынок, никто не умирает, это просто метеоры.
— Такие камешки?
— Да, камешки.
— А почему они светятся?
— Спи, Габи. Утром приедем домой, и ты спросишь папу. Он объяснит лучше.
— Хорошо, мама.
Иону разбудил холод. Несмотря на звукоизоляцию, из ближайшего ночного бара доносилась музыка, втекавшая в каюту как отдаленный шум океана. Она попыталась включить свет, но неоновая лампочка едва тлела, не разгоняя черных теней под мебелью.
«Пожалуюсь стюарду», — Иона раздраженно надавила ручку; дверь не дрогнула. Пробовать еще раз она не стала. Поняла: что-то случилось. Осторожно сняла трубку видеофона. Экран остался темным. Механический голос монотонно повторял: «…сохраняйте спокойствие. Авария энергоснабжения. Помощь в пути. Запомните, что следует сделать…»
Она положила трубку. Тихо вернулась к постели и укрыла сына вторым пледом. Потом легла рядом с ним и заплакала. Становилось все холоднее, и в воздухе уже чувствовался удушающий запах горелого.
Центр управления полетами напоминал встревоженный муравейник. Окрестные стоянки и газоны были забиты автомобилями и людьми. Закрытые двери главного входа штурмовала плотная толпа женщин и мужчин, сдерживаемая тройным кордоном охранников, облаченных в пластиковые доспехи. Альдерон, высунувшись из окна, смотрел на это. Ему было нехорошо.
Керр, руководитель службы контроля, толстый, как и его сигара, ожесточенно скреб свою волосатую грудь. Альдерон оторвался от окна и упал в кресло. Душный смог, состоявший из смеси табачного дыма, испарений кофе, «алкавита» и потных тел, тяжело висел у низкого потолка.
Говорил Альберт, директор космодрома «Килиманджаро»:
— …на борту «Титана» находится две тысячи пятьсот четыре человека, включая экипаж. Для нас они почти что мертвы. Нельзя ждать до последней минуты. Кто-то из нас должен это сказать. Катастрофа неизбежна. «Титан» приближается к Земле и через час войдет в атмосферу. Ни одно спасательное судно не успеет подойти к нему и эвакуировать пассажиров. На это требуются часы, а не минуты. Все люки и шлюзы «Титана» автоматически перекрылись в момент декомпрессии в двигательном отделении. Люди застряли в лифтах и переходах. Аварийные системы отключены…
— Все ли корабли задействованы? — Вопрос задал Словенец. Кого-кого, но министра транспорта он сейчас не напоминал. Его привезли вертолетом с реки. На нем были майка, шорты и сандалии. Он все еще держал в руках короткое удилище спиннинга.
— Все. что можно, товарищ министр.
Альберт в отчаянии развел руками.
— Остается только… молиться о чуде, — прошептал он.
Керр молча кивнул и прикурил сигару от сигары. Слованец резко махнул спиннингом, разбив чашку с кофе.
— Должен быть выход! — крикнул он. — Должен!!!
— Мы сделали все возможное. Созвали на помощь все, что способно двигаться в этой части космоса… — Альберт спрятал лицо в ладони.
Слованец судорожно глотнул.
— Но я им этого не скажу, не смогу…
Толстая бамбуковая рукоятка с треском сломалась в его руках.
Альдерон встал и подошел к кофейному автомату.
Это была его пятая чашка, но он готов был выпить хоть термос, лишь бы избавиться от ощущения внутренней пустоты, которое охватило его при вести о катастрофе.
— Я это сделаю, — произнес он и швырнул чашку на пол. Другие молча смотрели.
— Успокойся, ты не обязан… — начал Керр, но не закончил, увидев решимость на лице Альдерона. Тот сел перед головизором. Изображения не было, однако звук был идеально чистый, не искаженный помехами. Уже полчаса в космосе стояла тишина.
— Земля вызывает «Титан». Говорит…
Когда он закончил, у него была мокрая рубашка, и кто-то вытирал ему лоб бумажной салфеткой. В помещение вошел Олсон, представитель завода — изготовителя космических аппаратов. Он отвечал за передачу информации журналистам.
— Не могу сплавить этих видеофонных гиен, — буркнул он. — Что им сказать?
— Правду! — Слованец показал на экраны. — Через час или даже раньше все и так узнают. Нечего больше скрывать.
Альдерон бессильно лежал в кресле. Керр кружил вокруг него словно на привязи.
— Спокойно, мальчик, держись. Может, случится чудо, о котором ты говорил. Пока они живы, не все потеряно. Я понимаю твое состояние. Это моя сестра и твоя жена…