– Что такое, госпожа Плюм?
– Ты же знаешь, что на сцене нельзя свистеть! Это очень плохая примета!
– А-а, но как раз я насвистываю потому, что увидел нечто очень хорошее. О да! Я сейчас поистине счастливый господин Хвать. И если бы ты увидела то, что увидел я, ты бы тоже была счастлива. Счастливая госпожа Плюм… Ах! Что я видел, что я видел!…
– Никак ты нашел в подвале золото? Госпожа Плюм осторожно опустилась на колени, чтобы отскрести пятно краски.
Господин Хвать тем временем поднял мешок и двинулся дальше.
– Может, и золото, госпожа Плюм. О, вполне может быть…
Госпоже Плюм потребовалось некоторое время, чтобы уговорить артритные сочленения снова распрямиться. Наконец она встала и огляделась по сторонам.
– Э-э, господин Хвать?… – окликнула она. На некотором расстоянии от нее послышался глухой стук. О доски мягко шлепнулись мешки с песком.
Сцена была большой, голой и пустой. Эта пустынность нарушалась лишь видом мешка с рвущимся на свободу содержимым.
Госпожа Плюм осторожно посмотрела направо, потом налево.
– Господин Хвать? Ты здесь?
Внезапно ей почудилось, что сцена стала еще больше и еще пустыннее, чем прежде.
– Господин Хвать? Ты где-е-е-е???? Она опять осмотрелась, вытягивая шею.
– Эй? Господин Хвать?
Плавно спланировав, некая круглая тень опустилась на доски рядом с госпожой Плюм.
Это была потрепанная черная шляпа со свечными огарками на полях.
Госпожа Плюм задрала голову.
– Господин Хвать?… – только и смогла произнести она.
Господин Хвать был привычен к темноте. Для него мрак не таил в себе ничего пугающего. И он очень гордился своей способностью ориентироваться в темноте. Достаточно было малейшего пятнышка света, полоски фосфоресцирующей плесени, чтобы его глаза видели как днем. Ну а шляпа… Дань профессии, такая же декорация, как и все вокруг.
Кстати о шляпе… Ему показалось, что она вдруг упала, он даже поднял руки, чтобы проверить, – да нет, она была на прежнем месте. Но что-то изменилось, он никак не мог понять, что именно…
Было очень темно.
– ПИСК?
Господин Хвать задрал голову.
Прямо в воздухе, на уровне его глаз, висела невысокая фигурка, облаченная в балахон. Из капюшона выступал костлявый нос с изогнутыми серыми усиками. Крошечные скелетообразные пальцы вцепились в очень маленькую косу.
Господин Хвать задумчиво кивнул сам себе. Нельзя подняться до членства во Внутреннем Круге Гильдии Крысоловов, без того чтобы не услышать кое-какие повторяемые лишь шепотком слухи. Говорят, у крыс есть собственный Смерть – так же как свои у крыс короли, парламенты и нации. Однако человеку крысиного Смерть увидеть не дано.
То есть не было дано – до этого самого момента.
Господин Хвать почувствовал себя польщенным. Ему оказали особую честь. Последние пять лет каждый год его награждали Золотой Колотушкой за то, что он наловил больше всех крыс. Однако господин Хвать уважал крыс, как солдат уважает хитрого и доблестного врага.
– Э-э… Я умер, да?…
– ПИСК.
Господин Хвать чувствовал на себе взгляды тысяч глаз. Тысяч и тысяч блестящих глазок.
– И… что будет теперь?
– ПИСК.
Господин Хвать, вернее, его душа посмотрела на свои руки. Они на глазах удлинялись и становились все более волосатыми. Он чувствовал, как вытягиваются его уши, и похожее очень неприятное «удлинение» происходило в районе основания спины. Большую часть жизни господин Хвать преданно исполнял свое любимое дело в темных подвалах, и все же…
– Но я же не верю в переселение душ! – попытался протестовать он.
– ПИСК.
Что означало (господин Хвать вдруг осознал, что начал понимать язык грызунов): «Зато переселение душ верит в тебя».
Господин Бадья очень тщательно перебрал почту. И облегченно вздохнул. На сей раз конверта с гербом Оперы не обнаружилось.
Откинувшись в кресле, Бадья выдвинул ящик письменного стола в поисках ручки.
В ящике лежал конверт.
Некоторое время Бадья взирал на него, а потом потянулся за ножом для разрезания страниц.
Резььььь… …Шелест…
«Буду очень обязан, если на сегодняшнем представлении „Тривиаты“ партию Йодины исполнит Кристина.
Погода по-прежнему прекрасная. Надеюсь, у Вас также все хорошо.
Ваш
Призрак Оперы».
– Господин Зальцелла! Господин Зальцелла!
Оттолкнув кресло, Бадья кинулся к двери, широко распахнул ее и вылетел из своего кабинета… чтобы нос к носу столкнуться с какой-то балеринкой. Девушка громко завопила.
Поскольку нервы у господина Бадьи и так были на пределе, в ответ он тоже завопил. Как ни странно, это произвело ровно тот же эффект, для достижения которого обычно требуется применение таких экстремальных средств, как мокрая фланель или хорошая пощечина. Балеринка мигом умолкла и оскорбленно посмотрела ни него.
– Значит, он опять нанес удар… – простонал Бадья.
– Он здесь! Это Призрак! – откликнулась девушка, полная решимости доставить информацию, хотя в этом уже не было никакой нужды.
– Да, да, я понял, – огрызнулся Бадья. – Надеюсь, на сей раз все обойдется малой кровью.
Он направился было прочь, как вдруг прямо посреди коридора резко остановился и повернулся к балеринке, вскинув указующий перст. Девушка испуганно попятилась.
– И почаще прыгай, поняла?! – рявкнул он. – Вы тут бегаете по всему зданию, а я вам новые пуанты покупай, да?
На сцене собралась беспорядочная толпа, окружив одну из новеньких певичек, толстушку, которая, опустившись на колени, утешала пожилую женщину. Лицо последней Бадья вроде бы смутно припоминал. Она была из тех работников, которые шли в комплекте с Оперой. Навроде крыс или наводняющих крышу горгулий.
Женщина держала перед собой какой-то предмет.
– Она упала сверху… – бормотала она. – О, бедная, бедная шляпа!
Бадья задрал голову. Когда глаза его привыкли к темноте, он различил в вышине среди досок фигуру. Фигура медленно вращалась…
– О боги, – едва вымолвил он. – А в письме он был так вежлив…
– В самом деле? – осведомился Зальцелла, выныривая откуда-то сзади. – Ну так прочтите вот это.
– Ты советуешь?
– Послание адресовано вам.
Бадья развернул клочок бумаги.
«Хахахаха! Ахахахаха!
Ваш
Призракк Оперы.
PS. Ахахахаха!!!!!»
Бадья посмотрел на Зальцеллу мученическим взглядом.
– Кто этот бедняга, там, наверху?
– Господин Хвать, крысолов. На шею ему накинули веревку, к другому концу которой были привязаны мешки с песком. Затем мешки опустились вниз. А он… поднялся наверх.
– Я не понимаю! Этот тип что, сумасшедший?
Зальцелла положил руку ему на плечо и вежливо отвел в сторонку.
– Послушайте, – произнес он как можно более доброжелательно. – Человек, который вечно ходит в смокинге, прячется в тенях и время от времени убивает людей. После этого посылает записочки, в которых записывает свой маниакальный хохот. Восклицательных знаков снова пять, я сосчитал. А теперь спросим себя: это ли образ действий нормального человека?
– Но с какой целью он все это делает? – простонал Бадья.
– Боюсь, данный вопрос уместен только в том случае, если мы имеем дело с нормальным человеком, – спокойно ответил Зальцелла. – Иначе вполне возможно, он делает все это потому, что так ему велят мудрые желтые чертики.
– Ты говоришь о нормальности? Да как он может быть нормальным? – воскликнул Бадья. – Кстати, ты был прав. Атмосфера в заведении кого угодно сведет с ума. И скорее всего, я здесь единственный, кто твердо стоит на земле!
Господин Бадья оглянулся по сторонам. Когда же он увидел группу взволнованно перешептывающихся балеринок, его глаза сузились.
– Эй, вы! Чего вы там топчетесь? – рявкнул он. – А ну, всем подпрыгивать на одной ноге!
Он вновь переключился на Зальцеллу:
– Так, на чем я остановился?
– Вы остановились на том, – произнес Зальцелла, – что вы тут единственный, кто твердо стоит на земле. И это действительно так – весь балет уже прыгает. А господин Хвать и вовсе отпрыгался.
– Я нахожу твой юмор довольно низкопробным, – холодно ответил Бадья.
– Я считаю, – продолжал главный режиссер, – нам следует запереть театр, собрать всех здоровых мужчин, выдать им факелы, обыскать здание сверху донизу, выкурить Призрака, прогнать по городу, поймать, избить так, чтобы родная мама его не узнала, после чего сбросить останки в реку. Это единственный надежный способ.
– Ты ведь сам знаешь, мы не можем позволить себе закрыться, – ответил Бадья. – Да, наш недельный доход оценивается в несколько тысяч долларов, но ровно столько же за ту же неделю мы тратим. Понятия не имею, куда мы катимся и чем все закончится. Я думал, управлять этим местом просто, главное – усадить в кресла в зале побольше задниц. Но стоит поднять голову, как видишь ту же задницу, покачивающуюся в воздухе над тобой… Что же будет дальше, порой спрашиваю я себя…
– Ты ведь сам знаешь, мы не можем позволить себе закрыться, – ответил Бадья. – Да, наш недельный доход оценивается в несколько тысяч долларов, но ровно столько же за ту же неделю мы тратим. Понятия не имею, куда мы катимся и чем все закончится. Я думал, управлять этим местом просто, главное – усадить в кресла в зале побольше задниц. Но стоит поднять голову, как видишь ту же задницу, покачивающуюся в воздухе над тобой… Что же будет дальше, порой спрашиваю я себя…
Они посмотрели друг на друга. Потом как будто под воздействием некоего животного магнетизма их взгляды пронеслись над зрительным залом и уперлись в гигантскую поблескивающую люстру.
– О нет, – простонал Бадья. – Он не сделает этого… Ведь не сделает же? Вот это и в самом деле заставит нас закрыться.
Зальцелла вздохнул.
– Послушайте, люстра весит больше тонны, – сказал он. – Канат, на котором она держится, толще вашей руки. Лебедка, когда ею не пользуются, наглухо заблокирована. Люстра безопасна.
Они опять посмотрели друг на друга.
– Ну, если хотите, теперь на время представлений я буду приставлять к ней охранника, – произнес Зальцелла. – Только для вашего спокойствия.
– И он требует, чтобы на сегодняшнем представлении Кристина пела партию Йодины! Да у нее же голосок что твоя свистулька!
Зальцелла поднял брови.
– По-моему, это как раз не проблема. Или я не прав?
– Как не проблема?! Ведь партия Йодины – главная!
Зальцелла снова положил руку на плечо хозяина театра.
– Пожалуй, настало время познакомить вас с некоторыми малоизвестными закоулками этого удивительного мира, который мы называем оперой, – улыбнулся он.
Дилижанс затормозил на расположенной в Анк-Морпорке Саторской площади, и к нему тут же кинулся агент транспортной службы.
– Господин Возжа, ты опоздал на целых пятнадцать часов! – гневно заорал он.
Возница бесстрастно кивнул. Он опустил поводья, спрыгнул с козел и осмотрел лошадей. Двигался он как деревянная кукла.
Пассажиры хватали багаж и торопливо расходились.
– Ну и какие будут оправдания?! – осведомился агент.
– Мы устроили пикник, – ответил возница.
Лицо его было серого цвета.
– Вы останавливались на пикник?
– Ага. Покушали, спели пару-другую песенок, ну и всякое такое… – неопределенно махнул рукой возница, вытаскивая из-под сиденья мешки с фуражом.
– Позволь, я повторю. Ты остановил почтовый дилижанс, чтобы устроить пикник и спеть пару-другую песенок?
– Ага. А потом кот залез на дерево и застрял там.
Агент в недоумении таращился на него. Возница пососал руку, обвязанную носовым платком, и глаза его подернулись дымкой воспоминаний.
– И это еще не все… – промолвил он. – Затем мы принялись рассказывать анекдоты.
– Какие-такие анекдоты?
– Та, что поменьше и потолще, предложила по очереди рассказывать анекдоты. Мол, так веселее будет проводить время.
– Да? И что? Не понимаю, каким образом это могло замедлить движение дилижанса!
– О, ты бы слышал анекдот, который рассказала она. Про очень высокого человека и фортепиано. Я аж с козел свалился. Даже в разговоре с моей нежно любимой бабушкой я не решился бы использовать такие слова!
– Ага, я понял, – кивнул агент, который, надо сказать, очень гордился своей ироничностью. – Ты настолько весело проводил время, что совсем позабыл о такой маленькой детали, как расписание.
Тут первый раз за весь разговор возчик повернулся и посмотрел агенту прямо в глаза, заставив того попятиться. Это был взгляд человека, пролетевшего на дельтаплане над самой преисподней.
– Желаю и тебе так же посмеяться, – ответил возница и зашагал прочь.
Некоторое время агент смотрел ему вслед, а затем подошел к двери дилижанса.
Изнутри выбрался тощий человечек. Вид у него был, как у загнанного зверя. Таща за собой, будто на аркане, огромного толстяка, человечек быстро и неразборчиво бормотал на языке, которого агент не понимал.
А потом агент остался наедине с дилижансом и лошадьми в самом центре быстро расширяющегося круга улепетывающих со всех ног пассажиров.
Отворив дверцу, он заглянул внутрь.
– Утро доброе, господин, – приветствовала его нянюшка Ягг.
Агент озадаченно смотрел то на нее, то на матушку Ветровоск.
– Дамы, тут все в порядке?
– Спасибо, путешествие было очень приятным. – Нянюшка Ягг с кивком оперлась на предложенную ей руку. – С удовольствием воспользуемся вашими услугами как-нибудь еще.
– А возница, похоже, считает, что есть какие-то проблемы…
– Проблемы? – переспросила матушка. – Я не заметила никаких проблем. А ты, Гита?
– Ему следовало бы шевелиться побыстрее, когда его попросили принести лестницу. – Нянюшка наконец выбралась из экипажа. – И если память мне изменяет, когда мы остановились полюбоваться видом, он что-то бормотал себе под нос. Но я готова отнестись к этому снисходительно.
– Вы остановились, чтобы полюбоваться видом? – переспросил агент. – Когда?
– О, мы останавливались несколько раз, – беззаботно махнула рукой нянюшка. – Какой смысл без конца гнать? Тише едешь, дальше будешь. Не мог бы ты подсказать нам дорогу до улицы Вязов? Мы решили остановиться у госпожи Лады. Уж очень хорошо наш Невчик об этом месте отзывался: люди там такие тихие, культурные…
Агент попятился, что являлось типичной реакцией всех нормальных людей на отбойномолоточную болтовню нянюшки.
– До улицы Вязов? – стуча зубами, повторил он. – Но… уважаемым дамам не следует там останавливаться…
Нянюшка похлопала его по плечу.
– Это и хорошо, – ответила она. – Значит, ни с кем из знакомых мы там точно не встретимся.
Когда матушка проходила мимо лошадей, те попытались укрыться за повозкой.
Бадья широко улыбался, а лицо его было обрамлено крупными бисеринами пота.
– А, Пердита, – произнес он. – Садись, милочка, садись. Э-э. Ну, как тебе у нас? Нравится?
– Да, большое спасибо, господин Бадья, – покорно ответила Агнесса.
– Отлично. Просто замечательно. Ну разве это не здорово, а, господин Зальцелла? Доктор Поддыхл, правда это чудесно?
Агнесса посмотрела на три обеспокоенных лица.
– Мы все очень рады этому, – продолжал господин Бадья. – И в этой связи у нас к тебе есть поразительное предложение. Не сомневаюсь, твое пребывание здесь станет еще чудеснее.
Агнесса внимательно изучила лица собравшихся.
– Да? – настороженно произнесла она.
– Ты ведь у нас, э-э, совсем недавно. И все же мы решили позволить тебе, э-э-э… – Бадья сглотнул и в поисках поддержки оглянулся на Зальцеллу и Поддыхла. – Позволить тебе исполнить партию Йодины в сегодняшнем представлении «Тривиаты».
– Да?
– Гм-м. Это весьма важная роль, тем более что именно Йодиной исполняется знаменитое «Прощание»…
– О-о. Да?
– Э-э… но тут есть, э-э… как бы… нюанс… – Наконец сдавшись, Бадья беспомощно посмотрел на главного режиссера. – Господин Зальцелла?
Зальцелла склонился к Агнессе.
– Понимаешь ли… гм, Пердита… мы хотели бы, чтобы ты, понимаешь ли, спела Йодину, но, как бы сказать, роль ее будет играть… другой человек…
Агнесса внимательно слушала объяснения. Она будет стоять в хоре, прямо позади Кристины, а Кристине будет велено петь очень тихо. Такое делалось уже не раз и не два, объяснил Зальцелла. И вообще, это делается гораздо чаще, чем принято думать, – когда у исполнителя болит горло, или когда оно ни с того ни с сего пересохло, или когда исполнитель является настолько пьяным, что едва может стоять на ногах, или когда происходит что-нибудь вроде того баснословного случая, ну, много лет назад, когда человек, играющий главного героя, просто взял и скончался во время антракта. Но свою знаменитую арию он все равно исполнил: спину ему подперли метлой, а челюсти открывали посредством шнурка.
И в этом нет ничего безнравственного. Ведь шоу должно продолжаться.
Кольцо оскалившихся в отчаянных улыбках зубов все сужалось и сужалось.
«Сейчас я встану и уйду, – вдруг подумала Агнесса. – А эти рожи пусть остаются здесь, вместе со своим Призраком. Да, уйду, и никто меня не остановит…»
Однако идти ей некуда – разве что вернуться домой.
– Да, э-э, да, – проговорила она. – Я, в принципе… Э-э… Но к чему столько сложностей? Я вполне могу сыграть эту роль сама, и сама же исполню партию Йодины.
– Разумеется, но, видишь ли, у Кристины… э-э… у нее… больше сценического опыта…
– …Технических навыков…
– …Умения вести себя на сцене…
– …Она обладает очевидными свойствами лирической героини…
– …И без труда влезает в платье… Агнесса опустила глаза и воззрилась на свои большие ладони. Она чувствовала, как краска стыда начала свое победное шествие снизу вверх. Словно варварская орда, она сжигала все на своем пути.