Вторую путевку в жизнь ему тоже дал сержант, сержант, который занимался стрелковой подготовкой. В ВВС главным оружием являются ракеты и бомбы, к стрелковому оружию относятся пренебрежительно, и почти не закупают его. Но поскольку оружие все же нужно, и охране авиабаз, и самим летчикам, на случай если собьют — ВВС получают из армии вышедшие из строя винтовки, и лучшие в мире авиационные техники в своих мастерских разбирают их. То, что уже не восстановить утилизируют, а то, что еще годно — используют, собирая из нескольких винтовок одну. Таким образом, собранные из нескольких винтовки носят свое название GAU-5, точно таким же шифром обозначаются все используемые ВВС авиационные пулеметы и пушки. Вот, на тренировке по использованию стрелкового оружия их вывели к освобожденному от самолета капониру, сержант принес две такие винтовки и они по очереди выходили на огневой рубеж и дырявили прицепленные к земляной обвалке капонира мишени, отпечатанные утром на принтере. Он стрелял, казалось бы, точно так же, как и другие, выпустил двадцать патронов одиночными и короткими очередями, и даже не смотрел на результаты — но сержант, сняв мишень, чему-то удивился, и после стрельб оставил его и двоих парней и заставил их выпустить еще несколько магазинов. А через несколько дней Глен уже занимал место в самолете, летящем на Херлберт-филд, базу ВВС, служащую центром подготовки и основным местом базирования сил особого назначения ВВС САСШ.
Сейчас техник-сержант первого класса Глен Салливан был вооружен, конечно же, не старой GAU-5, которая у него и у коллег вызывала лишь усмешку. В руках у него был карабин SR-25K, Найт-Стоунер, который ВВС закупали без конкурса на гражданском рынке. Короткий и удобный карабин, он использовал патроны калибра Винчестер-308 и стрелял очень точно, а его конструкция позволяла при необходимости быстро сменить upper[85] на более длинный — или использовать короткий для ближнего боя. Сейчас он поставил короткий upper, потому что ему его хватало на дистанциях до пятисот метров, и ситуация была такова, что мог быть ближний бой в ограниченном пространстве, между этими проклятыми контейнерами. Все как в проклятом киллхаусе[86], только киллхаус этот был для великана, не меньше…
Еще раз оглядевшись, техник-сержант пробежал несколько метров — и в этот момент, проклятый кран, который он и присмотрел себе в качестве позиции — поехал. Выругавшись, он успел схватиться за поручни лестницы, подтянулся, полез наверх, держа наготове автоматический пистолет с глушителем.
Крановщик — лысый, опытный реднек, растящий троих детей и почти выплативший банку за дом — услышал, что на площадке перед застекленной кабиной кто-то возится.
— Какого черта…
Он повернулся и обомлел — черное, как из ада лицо и едва не светящиеся в темноте белки глаз. И оружие.
— Э…
— Кран — вперед до упора! — сказал неизвестный на хорошем английском — быстро!
Пораженный крановщик сделал то, что он делал несколько миллионов в раз в жизни — двинул ручку и кран медленно и плавно покатился вперед по рельсам, пока не стукнулся об ограничитель.
— Э… Вы…
— Пошел вон отсюда!
Крановщика долго уговаривать не пришлось — с опаской протиснувшись мимо вооруженного неизвестного, он не спустился — слетел вниз по лесенкам и бросился бежать со всех ног.
Оставшись в одиночестве, Салливан огляделся. Он был не таким идиотом, чтобы занимать позицию в кабине крановщика — это первое, что проверит вражеский снайпер, когда будет искать его. Оглядевшись, он увидел приваренные к телу крана скобы — они использовались ремонтниками — и полез по ним.
Налег он на самом верху, на перемычке крана, на всякий случай — как раз над контейнером, чтобы при обстреле спрыгнуть туда. Прицепил себя страховкой — веревкой со стальным сердечником, развернул и набросил на себя сеть наподобие рыбачьей — чтобы скрыть очертания человеческого тела, превратившись в темную бесформенную груду. Поправил гарнитуру микрофона.
— Оверлорд, я три-один как принимаешь?
— Принимаю чисто и громко.
— Занял позицию, противника не наблюдаю. Предлагаю погасить свет.
— Три-один положительно. Всем группам — готовность, после того как погаснет свет — применить приборы ночного видения.
У всех у них были ПНВ, приборы ночного видения, у кого-то в виде прицелов, у кого-то в виде мококуляров на касках. Самолеты и вертолеты падают в тылу врага и ночью, а если и днем — то спасательные операции все равно лучше проводить ночью, и потому большую часть тренировок спецназ ВВС проводил именно ночью. В оптическом прицеле свет был совершенно невыносим для глаза, поэтому техник-сержант навел винтовку на прожектор лишь приблизительно и дважды нажал на спуск. Прожектор погас. Второй прожектор был на большом столбе… проклятый свет, как на футбольном матче. Он прицелился… аж глаз заслезился, привычно дожал спуск, винтовка кашлянула… свет погас, и в этот момент где-то впереди загремели выстрелы…
А вот нам «гашение огней» обошлось дорого.
Мы уже взяли их… просто мы их ждали, а они нас нет, потеряли бдительность. Они выскочили буквально на нас, и у них были винтовки, но они не были готовы. Просто я увидел их в одном из проходов, они бежали, направляясь в сторону дороги — и я выскочил из-за контейнера и заорал по-русски «Стоять!».
Они оба замерли — просекли что происходит, и что просто так говорящий по-русски человек здесь не окажется.
Два сорокафутовых контейнера, восемьдесят футов, это двадцать четыре метра. Многовато для незнакомого, только что купленного пистолета — но все равно. Светил прожектор, безжалостно светил — и они и контейнеры отбрасывали на землю длинные тени. Черные полосы тьмы перемежались отвоеванным у нее слепящим светом пространством.
— Бросить оружие! На землю.
Они не пошевелились.
И тут, с каким-то хлопком свет погас…
Первым делом, инстинктивно, я выстрелил, понимая, что все то, что только что шло великолепно, вдруг превратилось в полное дерьмо — и едва успел убраться от града пуль, ударивших по контейнерам. Если бы хоть один из них стоял ко мне лицом, а не спиной, если бы ему не пришлось оборачиваться — скорее всего, он бы в меня попал.
Пули летели градом, били по контейнерам, рикошетили с противным визгом — прикрывающий огонь. Потом стрельба прекратилась…
— Ты цел? — крикнула Марианна.
— Да… Кажется, я в одного попал. Дай автомат.
Высовываться снова в проход там, где ты только что был — смерти подобно. Может быть, этот парень сменил магазин в автомате, и ждет, нацелившись на угол и держа палец на спусковом крючке. Можно продвинуться или вперед, или назад, гранат у нас нет, ни одной — если бы были, бросил бы. Контейнеры стоят так: пять контейнеров — и проход между ними, еще пять — и проход. Значит — надо двигаться вперед, попытаться блокировать их…
Самое плохое — что ночного зрения нет, как нет. Проклятый яркий свет посреди ночи сделал свое дело — перед глазами какие-то круги.
— Значит так. Сиди здесь, держи проход. Как только покажется кто — стреляй. У тебя ружье, попадешь. Я обойду с той стороны и попытаюсь их запереть между контейнерами.
— Мне это не нравится.
— Мне тоже. Но надо. Удачи…
Пригибаясь, я побежал мимо контейнеров — уже когда почти добежал, что-то щелкнуло, противно так ударило по контейнеру совсем рядом — и я повалился прямо на землю, там где и стоял.
Снайпер… Снайперская пуля, не может быть, чтобы промахнулся. Или может? Какого хрена, они же уйдут…
— Оверлорд, я три-один, неопознанная цель, вооружена, полклика от меня!
— Принято. Прижми его, группа два на подходе.
— Принял.
Снайпер прицелился и выстрелил. Цель упала так быстро, что он не понял — то ли попал, то ли нет. Приказ «прижми» означал, что надо сделать так, чтобы противник понял, что по нему работает снайпер, и залег. Это поможет второй группе разобраться с ним.
— Группа два, цель залегла, я ее не наблюдаю.
— Принято.
Ругаясь последними словами на смеси русского и английского, я прополз последние несколько метров, лег на бок и, оттолкнувшись ногами, высунулся в проезд между блоками контейнеров, держа наготове пистолет-пулемет. Термооптический прицел делал все пространство вокруг серо-черным, а человек на этом фоне казался ярко-белым, даже светящимся. Но людей — не было.
И снова — удар пули о контейнер, ниже — но это снайпер просто напоминает о том, что он здесь, приказывает лежать. Козел, будь у меня время и винтовка…
Там, откуда я ушел, бухнул дробовик — и тут же застучал автомат, снова длинная, злая очередь на полрожка. Да что за…
По земле можно передвигаться двумя способами: по-пластунски и перекатываясь. Второй — намного быстрее, подходит не всегда. Но тут — ровная бетонная широкая площадка, лучше и придумать нельзя. Перекатываясь, я вышел из сектора обстрела снайпера — по крайней мере, надеюсь, что вышел — и вскочил, побежал вперед.
В проходе между контейнерами никого естественно не было. Ищи дурака… пока я на земле корячился по милости какого-то идиота — они уже ушли.
Интересно… один из них ранен или нет?
Вернувшись назад и прижимаясь к контейнерам по левую сторону, чтобы оставаться вне поля зрения снайпера, я увидел через термоптический прицел перебегающих от контейнера к контейнеру спецназовцев. Оказав им ответную любезность, я опустил ствол пониже, несколько раз выстрелил им под ноги — и, не дожидаясь, пока меня достанут ответным огнем, ушел обратно в лабиринт…
— Стоять!
Оба они остановились, почти даже инстинктивно, ибо язык, на котором была отдана эта команда, был ими хорошо знаком. Русские офицеры-преподаватели в юнкерском училище гоняли их по плацу под палящим летним солнцем добиваясь, чтобы команды, отдаваемые офицерами, выполнялись на автоматическом уровне, без малейшего размышления. Теперь это обернулось против них — они не видели противника, а он целился им в спину.
— Бросить оружие! На землю.
Хоть один, но должен уйти.
Свет погас внезапно для них, и тут же грохнул выстрел — но больше их враг ничего не смог сделать. Муса развернулся — и автомат в его руках забился, выплевывая пулю за пулей, он не отпускал спусковой крючок, пока не выпустил все, что было в магазине.
Джабраил стоял рядом, он как-то странно опустился на колено и изо всех сил старался не упасть на бок.
— Брат! — Муса бросился к нему.
— Брось… меня. Уходи!
— Нет!
В голове у Мусы все смешалось — он понял, что брат ранен и тяжело. Его брат, единственный, кто остался у него в жизни, кто растил его и дрался с взрослыми мальчишками — юнкерами которые обижали его — а нравы в юнкерском училище были строгие, особенно доставалось шакалятам, тем, чьи отцы предали Светлейшего. Потом он подрос, и сдачи смог давать уже сам. Спиной к спине они встречали все превратности судьбы и теперь…
Если Аллах так пожелал — смерть они встретят тоже вместе!
Муса перезарядил винтовку — у него был еще один магазин, примотанный скотчем к первому, и больше патронов в винтовке не было. Перезарядив винтовку, Муса привычно, как учили в юнкерском, закинул руку брата к себе на плечо, поднял его…
— Брось меня — брат попытался вырваться.
— Твоими устами говорит сейчас шайтан. Если мы умрем — то мы умрем вместе! И заберем на тот свет того, кто стрелял в тебя.
Муса понял, даже не понял — а почувствовал каким-то звериным чутьем — что их обложили со всех сторон, и уйти уже не удастся. Загонщики сжимают кольцо… точно так же они охотились на пустынных шакалов в пустыне. И есть только один выход — пробиться обратно к бомбе и забрать с собой всех тех, кто охотится на них. И несколько сотен тысяч человек — в придачу.
Он вытащил брата в проход, они прошли два ряда контейнеров и свернули налево — к бомбе, по ним больше никто не стрелял. Надрываясь, запалено дыша, Муса тащил брата — тяжелого как два мешка с мукой — держа в правой руке автомат и прижимая приклад локтем к боку.
В проходе — они не могли преодолеть его быстро — кто-то выследил их. Бухнуло ружье, хлестнуло дробью — но Джабраил, которого он тащил слева от себя снова спас его, приняв всю дробь в себя. Брат вскрикнул — а Муса повернулся — и полил свинцовым градом проход, не видя, попадает он или нет. В конце концов — ад был совсем близко. В восьмидесяти футах от него…
Спецназовцы ВВС, попавшие под огонь, заставивший их залечь, потратили целую минуту на перекличку, и выяснение, откуда стреляли и кто видит стрелка. Все были целы — ни одного раненого — но и стрелка никто не видел.
Поднимался ветер — рукотворный, рожденный огромными лопастями небесной колесницы, вмещающей в себя сорок снаряженных десантников. Грохоча винтами, МН-47 завис над контейнерной площадкой, сбросил тросы — и вниз, скользя по тросам, пошли одетые в странные, похожие на космические комбинезоны бойцы специального отряда Министерства энергетики САСШ. Их было одиннадцать. Один остался в вертолете, двенадцатым по тросу спустился Дункан. Он уже твердо решил поймать этого отмороженного на всю голову русского, и эту штучку из СРС, у которой какие-то странные, даже подозрительные отношения с русским — и надрать им обоим задницы. Будь это все в армии — они бы чистили туалеты на военной базе, где служат — до конца жизни.
Муса был ниже высокого и худощавого Джабраила и слабее — но сейчас он должен был отомкнуть эту поганую дверь. Ярость придавала ему силы…
— Положи меня… здесь.
Муса так и сделал — с висящим на нем братом, он не смог бы открыть дверь.
— Полежи… Я сейчас…
Он положил брата у контейнера, прислонив его спиной, чтобы он мог сидеть, сорвал наспех наложенную имитацию пломбы, навалился на рычаг, открывающий дверь. Рычаг со скрипом поддался, Муса толкнул на себя неподатливую дверь стального контейнера и в этот момент за спиной хлопнул выстрел.
Не веря, он обернулся.
— Джабраил?
Было темно — но он видел, как брат улыбается ему. Даже мертвый…
И тут он закричал. То был крик не человека, даже не живого существа — ни одно живое существо не сможет так закричать. Это была воплощенная боль, крик, донесшийся из самых глубин ада. Или джаханнама[87]… да какая разница…
В следующее мгновение пуля ударила Мусу в грудь, отшвыривая его назад, прямо к контейнеру. Любого другого человека попавшая в грудь пуля сорок пятого калибра убила бы — но она отрикошетила от лежавшего у Мусы в нагрудном кармане телефона со стальным корпусом и только ранила его. Физически ощущая ужас, разлитый в душной тесноте контейнера и понимая, что времени уже нет — он пополз по бетонным блокам к стоящему на постаменте ядерному взрывному устройству. Кнопки немедленной активации там не было — но никто не мешал ему задать новое время на таймере. Окровавленными пальцами, чувствуя, как его стремительно покидают силы, и туманится разум, он сбросил время и набрал новое — пять секунд. В этот момент стальная дверь контейнера с шумом распахнулась — и Муса еще успел повернуться лицом к смерти.
— Аллаху Акбар!
Когда у одного из противников термооптический прицел, а у другого его нет — получается не честный поединок, а профессиональное убийство. Но в данном случае было не до чести и Дуэльного кодекса — уроды, на которых я охотился, пролили столько крови, что ничего другого кроме пули они не заслуживали. Иногда для решения проблемы нужна именно пуля — и если мне не удастся ее решить, тут на несколько миль в округе останется радиоактивная пустыня.
Его я нашел и увидел почти сразу, он стоял у контейнера с открытой дверью. Только один — но рассуждать было некогда. Оружие было совсем незнакомым, а если оружие незнакомо — стреляй в центр мишени, не пытайся выцелить голову, можешь промахнуться. Так и я сделал — выстрелил, и увидел, что человек пошатнулся, шагнул назад и упал прямиком в контейнер. А потом — начала закрываться дверь. Больше я стрелять не стал — понятно, что находится в контейнере и что может случиться, если хоть одна пуля попадет туда, куда ей лучше не попадать.
Забыв про снайперов, про наступающий спецназ, про возможность быть подстеленным самому я побежал вперед, так быстро, как только мог. Разницы, подстрелят меня сейчас или мы все здесь сваримся в радиоактивном котле через минуту — не было.
У контейнера, привалившись спиной к стене, сидел человек, я не знал кто это, не знал, жив он или мертв — и потому дважды выстрелил в него, мертвым можно считать только того, кого ты убил лично, да еще и убедился в том, что он мертв. Убеждаться времени не было, я рванул на себя дверь контейнера, прекрасно сознавая, что меня там может встретить выстрел в лицо. Но какая теперь разница — подохнуть сейчас, или чуть позже от ядерного взрыва. Если этот парень доберется до кнопки и нажмет…
Он лежал у самого взрывного устройства, опираясь на него. И даже не пытался выстрелить в меня, видимо сделал свое дело.
— Аллах Акбар!
Я выстрелил — и террорист повалился на бетонные блоки как кукла. Готов.
А рядом с ним лежал кто-то еще, кто-то связанный — и я даже понял кто. Времени не было совсем — по левой ноге хватило как будто колуном, закружилась голова, но дело я сделал. Уже падая, я нажал на спуск автомата и перерезал лежащего пополам длинной очередью.
Просьбу Государя Императора Российского Николая, моего старого друга еще по Крыму — я выполнил. А теперь — на все наплевать…
Падая, цепляясь свободной рукой за дверь контейнера, я видел, как ко мне бежит вооруженный до зубов североамериканский спецназовец.
Вторая группа, состоящая из нескольких человек, наконец, достигла линии контейнеров. Разбившись на пары, они рванули в лабиринт, прикрывая друг друга.