Впрочем, если не считать за оружие его собственное тело, Кридон был безоружен.
Когда он поднялся с кресла, нас разделяло около двадцати шагов.
— Прошло столько лет, а ты ничуть не изменился, — сказал Кридон.
— Ты тоже, — сказал я.
— Видимо, я ошибся в тебе. — Кридон медленно пошел мне навстречу. — Или нет? В конце концов, из всех штурмовиков, которые высадились на моей планете, именно ты вошел в эту дверь.
Осталось пятнадцать шагов. Это если считать в моих шагах.
В его — меньше.
Он был на целый метр вышел меня. Его хвост выписывал плавные движения за спиной. Руки он держал перед собой, и я отчетливо видел его когти, каждый из которых был длиннее моего указательного пальца. Даже без оружия он одним ударом может отправить меня на тот свет.
Как же досадно, что мне пришлось снять боевой костюм.
— Больше никого? — поинтересовался Кридон.
— Ага, — сказал я. — Только мы с тобой, один на один, лицом к лицу, как в старом добром кино. Это такой штамп, знаешь ли.
— Не понимаю.
— Шаблонная ситуация, — помимо воли у меня вырвалось хихиканье, и оно показалось мне несколько истерическим. Я постарался справиться с нервозностью и перехватил поудобнее рукоятку вибромеча. — Ты вроде бы как злодей, задумавший недоброе, а я обязан тебя остановить, на что у меня есть один-единственный шанс. Другие дорого заплатили, чтобы предоставить мне такую возможность, и теперь я не могу обмануть их ожиданий и всякое такое.
Десять шагов. Большими пальцами я щупал на рукоятке меча кнопку, активирующую мое последнее оружие.
Если Кридон собирается следовать придуманному мной сценарию, то сейчас ему стоит умереть.
Пять шагов.
Кридон остановился.
— Неужели вы на самом деле думали, что все будет так просто? — поинтересовался он.
— Да, — сказал я. — В какой-то момент я и сам так думал.
— Тогда бей.
Древний ящер развел руки, открывая грудь для удара. Не теряя времени на размышления о том, чем вызван его суицидальный порыв, я нажал кнопку активации, почувствовав низкую вибрацию меча, сделал два шага вперед и ударил Кридона, метя в сердце.
По идее, этого удара должно было хватить, чтобы разорвать тело ящера надвое, и я инстинктивно зажмурил глаза, опасаясь фонтана крови, но…
Ничего не произошло.
В том месте, где лезвие меча соприкоснулось с кожей ящера, промелькнуло несколько голубых искр. И все.
Кридон продолжал стоять, несмотря на то что лезвие вибромеча упиралось ему в грудь.
— Почему ты не падаешь и не истекаешь кровью? — поинтересовался я.
Вместо ответа Кридон обнажил клыки и положил свою когтистую лапу на лезвие, способное разрезать броню космических кораблей, и его пальцы почему-то не попадали на пол. Ящер обхватил меч и дернул его в сторону. Чтобы не упасть, я выпустил рукоять оружия из рук, и Кридон отшвырнул меч в сторону.
Оставив глубокую борозду в покрытии пола, меч ударился о стену.
— Мономолекулярная активная броня, — сказал Кридон. — Человечек, мы позабыли больше технологий, чем вы успели открыть.
— Что ж ты своим солдатикам такую не выдал?
— Ты не понимаешь природы власти, — сказал Кридон. — Логики власти. Вождь должен быть лучше во всем…
Я ударил его в голову правым хуком, и у меня создалось впечатление, будто мой кулак врезался в кирпичную стену. И эффект от удара был такой же, ящер даже не покачнулся. Впрочем, после неудачи с виброножом я уже ничего другого не ожидал. Удар кулаком носил чисто символический характер.
— Однажды ты уже был здесь, и я позволил тебе уйти, — сказал Кридон. — Теперь этого не будет.
Хук слева возымел примерно такой же эффект, как и предыдущий, нанесенный справа. Кридон оскалил клыки, сделал шаг назад и, разворачиваясь, ударил меня хвостом в грудь.
Меня никогда не сбивало поездом, поэтому мне не с чем сравнивать полученные ощущения.
Я отлетел к стене и изрядно приложился об нее затылком, по шее потекла струйка крови. В голове шумело, дышать было трудно и больно, а когда я попытался встать, боль вспышкой пронзила правую сторону груди. Любопытно, сколько же ребер он мне сломал?
— Зачем ты поднимаешься? — поинтересовался Кридон.
— Ты не поймешь.
— Человек…
Кридон подошел ко мне, посмотрел сверху вниз. Жаль, я не умею читать по взглядам скаари.
Когтистая лапа впилась в плечо и прижала меня к стене. Второй рукой Кридон помахал у меня перед лицом.
Какая ирония, подумал я. Разумный динозавр. Меня прикончит разумный динозавр. Вождь племени разумных динозавров.
А ведь когда-то я был уверен, что они вымерли…
— Я ошибался, — сказал Кридон. — Ты — всего лишь человек.
— Так бывает, — сказал я.
— Люди слабы. Вы умрете. Все.
— Главное, чтобы ты сам в это верил, — сказал я.
Он ударил меня свободной рукой, когти располосовали кожу от плеча до живота. Боли я уже не чувствовал, страха тоже. Лишь усталость. Больше всего мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось.
Кридон положил руку с окровавленными когтями мне на шею. Один коготь был как раз напротив сонной артерии.
— Больше ничего не говори, — попросил я. — Надоело.
Он оскалил клыки и сжал пальцы.
Я умер.
…я возродился.
Там, где нет пространства и времени.
Говорят, что, когда человек умирает, перед его глазами проносится вся его жизнь.
Вранье. Ничего у меня не пронеслось.
Или я все же недостаточно человек.
Когда Алекс Стоун умер, блоки памяти разрушились, но, вопреки ожиданиям, обретенные воспоминания не рухнули на меня водопадом. Скорее, это был мгновенный переход из одного состояния в другое, словно в какой-то момент я ничего не знал, а через десятую долю секунды я узнал все.
Все о прожитых мной человеческих жизнях, все о том, что было до этого. Я знал, где находится моя родная планета, я знал, как она выглядит, я увидел истинный облик регрессоров, который они имели до того, как отказались от тел.
Я знал о планах моего создателя, о той дискуссии, которую он вел на протяжении нескольких веков, о том, чего он хотел добиться в итоге. Я понял, как именно генерал Визерс уничтожил нашу расу, я увидел черную дыру, в которую утекала моя собственная жизненная энергия. Я был солнцем, а пробоина была тенью, темным пятном, существующим в недоступном мне ранее измерении, и когда я окинул галактику своим новообретенным взором, я увидел еще два таких солнца, находящихся на поздней стадии умирания.
Я поприветствовал их протуберанцами своего разума. Один из регрессоров ответил мне, второй не обратил внимания. Он уже почти перешагнул порог, за которым его ожидало небытие, и его разум был обращен внутрь, отказываясь реагировать на внешние раздражители.
Это все, что осталось от моего народа.
Я стал размером с галактику, видел одновременно Кленнон и Землю, без труда нашел древний флот скаари, надвигающийся на Кленнонскую Империю, и то, что осталось от человеческих планет, и зрелище это не вызвало во мне никаких эмоций.
Я видел то, что произошло, и то, что должно было произойти, и в будущем не было места для человечества, как не было его и для скаари. Всего через пару тысячелетий Гегемония пожрет сама себя, уничтожив все кланы в междоусобной войне, и следующих ростков разумной жизни галактике придется ждать еще очень и очень долго.
И это знание тоже не вызвало у меня никаких эмоций.
Я узнал все, что хотел знать, постиг все, что был в состоянии постичь. Я слышал музыку сингулярностей и наблюдал хаотические танцы молекул. Я обнаружил ошибку в теории относительности и узнал о новых способах путешествовать сквозь пространство и время, и все это случилось одновременно. Я не смог раздвинуть горизонты, но постиг природу всего, что находилось в моем поле зрения.
Я сделался спокоен и удовлетворен.
Почти удовлетворен.
Где-то на периферии моего существа я обнаружил источник беспокойства, и, обратившись к нему, я увидел обезглавленное человеческое тело и ящера, стоящего над ним. Я не сразу понял, что именно вызывало мою тревогу, но как только сообразил, что это тело было когда-то вместилищем моего разума, все встало на свои места.
Ящер освободил меня. Я был бы благодарен ему, если бы вообще мог испытывать благодарность.
Я обратил свой взор внутрь и обнаружил остатки сознания того, кем я был, до конца не растворившегося в том, чем я стал. Это был Алексей Каменский, человек, родившийся в двадцатом веке на маленькой далекой планете, и он чего-то от меня хотел, и это не давало мне полностью успокоиться и отдаться музыке сфер.
Его сознание было полно гнева и ярости, оно мешало мне, нарушало гармонию, и чем больше я обращал на это внимание, тем больше оно ее нарушало.
Я понял, что мне не будет покоя, пока это находится там, и, впервые за бесконечность своего существования в новом качестве, я принял решение. Я решил разобраться с причиной беспокойства.
Я понял, что мне не будет покоя, пока это находится там, и, впервые за бесконечность своего существования в новом качестве, я принял решение. Я решил разобраться с причиной беспокойства.
Я прислушался к его голосу и понял, чего он хотел.
Я стал размером с планету, я обозрел ее и понял, что группа штурмовиков, которых возглавляет адмирал Реннер, угодила в ловушку или вот-вот в нее угодит, и сейчас они умирают или уже умерли, и они не смогут сделать то, зачем они явились сюда, и если я хочу решить свою проблему, то мне придется решать ее самому.
Я сконцентрировался на этом желании и сразу же нашел разум Кридона, переполненного властью и силой, упивающегося своей победой.
Я стал размером с Кридона и дотронулся до его разума, и в симфонию его чувств вплелись первые нотки страха.
И я умер.
Эпилог
Мой дом — выжженная радиоактивная пустыня, и он останется таким навсегда.
Солнечный свет до сих пор с трудом пробивается через облака кружащего в атмосфере пепла.
Отсюда не видно звезд.
На поверхности этой планеты уже много веков нет жизни, и ее не будет еще много веков.
Серый радиоактивный песок. Прах к праху.
Когда я умру, мое тело сожгут, а прах развеют в атмосфере моего родного мира. Этого мертвого мира, в котором я родился, в котором я умру. Так принято у вождей.
Меня зовут Кридон.
Меня зовут Алексей Каменский.
У меня нет имени.
Я скаари.
Я человек.
Я регрессор.
Порой я не знаю, кто я.
Мне шесть сотен лет.
Мне двадцать восемь.
У меня нет возраста.
Наша личность — это сумма наших воспоминаний.
Меня зовут Кридон. Я скаари.
Я больше четырех веков управляю своим кланом, я Владыка Единой Гегемонии Скаари, я уничтожал планеты и отдавал приказы об уничтожении планет. По одному моему слову миллионы воинов готовы отправиться убивать и умирать. Я сокрушил всех своих врагов внутри Гегемонии. Я сокрушу и всех остальных.
Меня зовут Алексей Каменский. Я человек.
Я родился в двадцатом веке на планете Земле. В джунглях Белиза я прошел через темпоральный туннель и совершил путешествие во времени. Я оказался в будущем, где человечество вышло в дальний космос, разделилось на две ветви и встретило братьев по разуму, которые оказались врагами. Я пережил много приключений, и теперь моя единственная цель — остановить вторжение древнего флота скаари на занятые людьми территории. Я должен дать человечеству еще один шанс.
У меня нет имени. Регрессорам не нужны имена.
Я могу слышать свет и вдыхать излучение звезд. Я могу скользить по самому краю гравитационных колодцев, я могу танцевать в невесомости под музыку вечности. Время не имеет для меня значения. Я вижу будущее так же ясно, как прошлое. Я могу наблюдать за великими свершениями и событиями столь ничтожными, что никто, кроме меня, никогда о них не узнает. Я — последний из своего народа.
Я прожил тысячи лет, я прожил десятки жизней, я сменил сотни тел и тысячи имен. Я штурмовал Трою и Берлин, я воевал за Иерусалим — и наши войска вышибли крестоносцев из города. Я выиграл десятки войн и столько же проиграл.
Меня любили сотни женщин. Я пил с тысячами мужчин.
Я всегда оставался в тени. Кто-то другой произносил пламенные речи на площадях, кто-то другой поднимал пехоту в безнадежную атаку, кто-то другой первым оказывался на стене осажденного города. Я не вершил историю, я лишь участвовал в ней.
У меня нет имени.
Меня зовут Алексей Каменский. Меня также называли Алексом Стоуном и Амалем ад-Дином.
У меня есть хвост, и мне кажется, я схожу с ума.
У Кридона под землей оказался спрятан целый дворец. Теперь он весь в моем распоряжении.
Я нашел древние летописи клана, написанные на плотной темно-желтой бумаге, напоминающей папирус. Мне нет нужды их читать, я и так знаю, что там написано, ибо их читал Кридон.
На обратной стороне этих летописей я пишу свою собственную историю.
Я пишу ее красными чернилами скаари, похожими на человеческую кровь. Я пишу ее на русском языке, неизвестном не только на этой планете, но и в этой части галактики. Может быть, уже вообще никому неизвестном. Эту рукопись никто никогда не прочтет.
Наша личность — это сумма наших воспоминаний.
Я пишу для себя. Доверяю бумаге события, произошедшие со мной с тех самых пор, как я отправился в экзотическую страну под названием Белиз. Я пишу это, чтобы не сойти с ума.
Я часто повторяю себе собственное имя.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.
Либо Феникс ошибся, либо в теле скаари, пусть даже разменявшего седьмую сотню лет, куда больше жизненной силы, чем в человеческом организме. Сейчас я совершенно не чувствую признаков увядания.
В теле Алекса Стоуна я мог протянуть еще несколько месяцев.
В бестелесной форме — несколько часов, потом бы меня прикончил энергетический пробой.
В новом теле… Феникс говорил, что речь будет идти всего о нескольких днях, но в его уравнения явно закралась ошибка, пусть я пока и не могу ее найти.
Я больше не умираю. По крайней мере пока.
Впрочем, когда меня достали из криостазиса, я тоже некоторое время чувствовал себя нормально, а потом все изменилось.
Регрессор внутри меня, возможно, знает ответ. Возможно, ему известен точный срок моей новой жизни, но он не желает со мной разговаривать. Все, что у меня осталось от него, это воспоминания о том кратком миге между физической смертью Алекса Стоуна и моим возрождением в теле Кридона.
А может быть, эффект, вызванный Визерсом, и вовсе оказался временным, и теперь его действие прекратилось, а пробой в энергетической оболочке залатался сам по себе? Иронично, если это на самом деле так, а из всей нашей расы до этого момента дожил только я, неполноценный регрессор и результат эксперимента моего «отца».
Не знаю.
Однако, как бы там ни было, здесь и сейчас я в норме. Если такое положение вещей вообще можно назвать нормой.
Схожу с ума? Может быть. Но не умираю.
Надеюсь, я смогу понять, что же именно произошло.
Надеюсь, у меня хватит на это времени.
Надеюсь, что если уж мне суждено умереть в этом теле, это не произойдет внезапно, и я успею захватить настоящего Кридона с собой.
Этому телу шесть веков, а оно сохраняет силу и бодрость. Оно напоминает мне могучий дуб, который со временем становится только крепче. Вполне возможно, со временем я стану крепким, как камень. Стану скалой.
Но сейчас еще рано. Сначала мне нужно достичь цели. У меня ведь была цель.
Я каждый день записываю ее, потому что боюсь забыть.
Мне нужно остановить вторжение.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.
В этом теле существуют и борются между собой сразу три сознания, и мне трудно сказать, которое из них в конце концов победит. Может быть, никакое. В определенные моменты мне кажется, что легче всего разрешить эту проблему, разрядив себе в голову штурмовой бластер. Ведь именно этого мы и хотели.
Убить Кридона, породить хаос в Гегемонии, отвернуть ее древний боевой флот от наших границ.
Я всегда успею это сделать. По крайней мере, я на это надеюсь.
Последний способ решить проблему. Сейчас я думаю, что воспользуюсь им только в самом крайнем случае, но кто знает, какой случай может быть крайним?
Я не знаю.
Отряду Реннера не удалось добраться до моих покоев. Им даже до моего бункера добраться не удалось. После взрыва части реакторов они попали в западню, где и были уничтожены подоспевшими боевиками клана. Реннер, последний из моих знакомых, мертв.
Клану потребовалась почти неделя, чтобы заново пробить вход в мой бункер, и теперь я живу в своей запасной резиденции, на другой стороне планеты.
Мое окружение пока ни о чем не подозревает.
Меня зовут Алексей Каменский.
Я человек.
Главное, что я об этом помню.
Штурмовой бластер всегда у меня под рукой, я могу покончить с собой в любой момент, когда только захочу. После моей смерти возникнет вакуум власти, кланы Гегемонии снова начнут драться между собой, и у человечества и кленнонцев появится призрачный шанс уцелеть.
Скорее всего, так я в итоге и поступлю.
Но сначала я хочу разобраться в ситуации, попробовать найти иные пути для решения проблемы. Смерть Кридона спровоцирует очередную резню. Это все, что мы, регрессоры, подарили галактике, — несколько тысячелетий резни.
Неужели для разумных рас просто нет другого пути?
Мне не хочется в это верить.
Иногда мне кажется, что я нащупал другой путь.
Не все кланы хотят этой войны, но голос тех, кто стоит за мирное сосуществование, заглушен более влиятельными голосами консерваторов. Я уже разработал план, я знаю, какие кланы надо возвысить, какие поразить в правах. Я не могу действовать слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений, которые могут вылиться в прямое противодействие, но я не могу и затягивать. Кто знает, сколько мне осталось существовать в этом теле.