Кошки и собаки в Куполах почему-то не прижились, а в сезон холодов выжить им было трудно. Впрочем, Леон уверял, что видел одичавших котов в предгорьях, и уговаривал мою сестру отправиться с ним на поиски, но сестра благоразумно посоветовала ему сначала определиться со своим семейным положением, а потом искать приключений или котов.
Собаки же вымерли от каких-то собачьих хворей, спасти их не удалось. К тому же их немного было. Наша семья привезла с собой двух беспородных щенков, мы играли с ними в первые месяцы, не обращая внимания на неодобрительные взгляды колонистов. Потом щенки подросли и во время теплого сезона пропали в зарослях бархатистого кустарника, погнавшись за похожим на ушастую мышь зверьком.
Много времени контроль не занимал – несколько минут на проверку контрольных точек, минуту или две на утверждение графика профилактических работ. Но если наращивалась новая секция, тут волей-неволей приходилось немного попотеть. Суммарная мощность процессоров возрастала, а некондиционные упы могли вдруг забарахлить только во время работы в общем режиме. А могли не барахлить, это как повезет. Однажды пришлось даже разбирать переборки целого яруса для замены конфликтной панели. Вааг долго ругался, когда обнаружил, что причиной сбоя оказался большой рыжий таракан. Вечный спутник человека застрял в сопле детандера, давление на линии подскочило, а обходной канал не работал, так как его перекрывала заглушка на неиспользуемые фрагменты.
Тогда-то я и предложил Мастеру Ваагу не возиться с расстыковкой упов и активизировать заблокированные цепи, благо у него есть допуск к командам. В ответ он подозрительно ласковым голосом поинтересовался, если я такой умный, то не составлю ему список всех эффекторы, заложенных в панели? Потом добавил, что из упов строили не только умные дома, но и сооружения для особых нужд, а спецификаций на эти нужды у него нет, да и ни у кого в колонии тоже не найдется.
– Кажется, из упов собирали модули для разведчиков, – сказал он. – Значит, есть и система дезактивации. Если задействовать… Тогда просто так в помещение не войдешь, пока по тебе будет ползать хоть один микроб.
– Вот и хорошо, – легкомысленно ответил я. – Тараканы исчезнут…
– Тараканы, может, и исчезнут, но тебе придется каждый день раз десять принимать душ. Термообработка, конечно, ультрафиолет, ну, литра два пойла, укрепляющего иммунитет. Иначе не попадешь домой. И так каждый раз, когда выйдешь хоть на миг из купола. А еще, по слухам, на оборонные кольца они тоже шли. Не опознает тебя чип-геном, и дверь лазером слегка поджарит твою шкуру. Исчезнут не только тараканы…
С тех пор я выкинул из головы мысли об активизации цепей, которые мерцали еле заметной серой паутиной на проекциях визора.
Предполагалось, что после Ваага я стану Мастером и возьму в ученики не одного, а двух будущих Механиков – колония быстро росла – и крепко вобью в их головы все запреты. Потом, когда наступит пора сдавать дела, покажу им резервные точки подключения. Наши маленькие секреты… Я даже присмотрел двух толковых парней, одним из которых был мой внук.
Мастер Вааг ушел навсегда. Но у меня никогда не будет учеников – навсегда ушли все. Не знаю, повезло ли мне, но когда уинки обрушились на нас, мои домашние, стар и млад, находились в поле. Поэтому я не видел, как их убивают. А многих жителей колонии смерть настигла в доме, и тысячами глаз я видел тысячи смертей.
Потом я утешал себя тем, что кто-то мог спрятаться в горах. Слабая надежда…
Сезон холодов уже давал о себе знать внезапными порывами снеговея, а люди без запасов еды, топлива и без оружия не продержатся в пещерах и недели. Но даже если чудом выживут, конец один. Уинки, судя по всему, намерены здесь капитально обосноваться. Пока Колониальное бюро на далеком Марсе обратит внимание на долгое молчание Гипербореи да пока там будут выяснять, откуда ближе подогнать крейсер и по какой статье бюджета проводить расходы, от наших косточек не останется и следа, а память о колонии исчезнет вместе с нами.
Уинки похожи на больших собак, стоящих на задних лапах. Круглые глаза, вечно помаргивающие веки, оскал, похожий на улыбку… Когда люди впервые столкнулись с ними на каменистых отмелях Саладина, эта улыбка показалась им дружелюбной. Но заблуждение длилось не больше минуты, контактную группу сожгли ручными лазерами, и потом долго в хрониках повторяли запись, на которой фиолетовые лучи кромсали тела землян под жизнерадостное потявкивание уинки. Это было давно, очень давно.
А в тот день они ворвались в купола, вырезав отверстия прямо в панелях, и сейчас эти места на визоре словно кровоточащие раны обведены красной каймой. Купол за куполом захлестывали волны десанта, уинки растекались по ярусам, никого не оставляя в живых. Слабое сопротивление не могло их остановить.
Я видел, как технолог Сергей стрелял из охотничьего игломета, прячась за колоннами пресса. Уинки не могли в него попасть, а он убивал их одного за другим десятками, но потом в отсек хлынули сотни…
Я видел, как старая Астхик ошпарила кипятком двух уинки, которые первыми сунулись в комнату ее годовалого внука. Я видел, как широкоплечий агроном Николай и его сын вооружились тесаками и успели зарубить нескольких врагов в тесном проходе от лаборатории к складу. Эх, как свистела в воздухе тяжелая сталь, с каким хлюпающим звуком разваливались тела уинки… Но слишком много их было.
Смерть обреченных людей страшна вдвойне, потому что я не мог помочь им. Находясь одновременно везде, я сумел воспользоваться всего лишь одним манипулятором, подключенным к разгрузочной линии. Стальным крюком размозжил головы троим, но четвертый сообразил полоснуть лучом по тросу подвесной тележки.
Тогда я сорвал с головы контакты визора, сунул их в карман и поднялся наверх, чтобы встать плечом к плечу с последними защитниками колонии и разделить их судьбу. Уже в холле нулевого яруса я понял, что в жилой сектор не попасть. Уинки захватили весь купол, их лай уже слышен за дверью…
* * *За три дня я собрал информации об уинки больше, чем люди собрали за двести лет войны. Ретранслятор уничтожен вместе со всем железом, болтающимся на ближних и дальних подступах к планете, значит, в ближайшее время передать сведения я не смогу. Возможно, когда-нибудь человек выбьет этих собак с заснеженных равнин, и если уцелеет хотя бы одна универсальная панель, запись о событиях 43 года станет достоянием человечества.
Когда я снова тысячами глаз увидел, что творится в моих стенах, первым побуждением было взорвать реактор. Схема охлаждения простая: достаточно перекрыть вентили здесь, здесь и вот здесь, на резервной линии, и вскоре расплавленный металл сердечника потечет в водяной бассейн, ударит тугой пар во все стороны, разнесет купол, потом начнется неуправляемая реакция…
Команды не прошли. Все системы дома заточены на обеспечение жизнедеятельности, на выживание. Я пробовал и так, и этак, но дом сопротивлялся. Его псевдоличность игнорировала все мои попытки разом покончить с захватчиками. Дом вдруг стал разговорчивым, в какой-то миг мне пришлось даже выслушать небольшую лекцию о неэффективности теплового взрыва сердечника.
Тогда я попытался убедить его в том, что месть – дело правое, но в итоге нашего безумного диалога, похожего на разговор с самим собой, понял, что разблокировать предохранители невозможно, а управление реактором дублировалось автономной системой.
Вскоре уинки нашли люк, ведущий в реакторную шахту, и проблема отпала сама собой. В нашей технике они немного разбирались и сразу же перехватили управление.
Если верить страшноватым легендам, которые рассказываются на дальних рубежах во время долгих зимовок, давным-давно уинки были клонированы некой могущественной расой некробионтов якобы из клеток мертвой собаки, запущенной в космос нашими далекими предками. И будто бы перед тем, как сгинуть, некробионты натаскали их на человека… Сказкам этим мало кто верил, но, присматриваясь к уинки, я волей-неволей задумывался, нет ли в них доли истины, может, и впрямь это воздаяние человеку за неведомые грехи отцов?
Один из этих псов двуногих, слишком толковый, даже начал присматриваться к упам. Он водил своим черным носом над пробоинами, моргал часто-часто, разглядывая внутреннее строение панелей, трогал когтистой лапой серебристые жилки цепей и пытался вытянуть чипы. Мне это не понравилось. Если не остановить, так он и до терминального узла доберется. Некоторое время я потратил на попытки активизации серых линий. Но дом объяснил мне, что это всего лишь резервная система медицинского контроля.
«Но есть хоть какое-нибудь оружие?!»
«Оружия нет».
«Должно было что-то остаться для самоликвидации».
«Самоликвидация не предусмотрена».
«Запрос на активацию резервных систем».
«Но есть хоть какое-нибудь оружие?!»
«Оружия нет».
«Должно было что-то остаться для самоликвидации».
«Самоликвидация не предусмотрена».
«Запрос на активацию резервных систем».
Система допусков сработала мгновенно. Теперь я видел, какие ресурсы в моем распоряжении. Небогато. Где же вкладыши пиропатронов? Где лазерные точки? Куда делись обоймы иглометов? Даже в нестандартных упах не оказалось ничего подходящего для мести. Но словно в издевку система дезактивации для модулей разведки оказалась в полном порядке. Если задействовать ее, то… Нет, ничего не выйдет!
Сканеры не опознают входящих и попросту заблокируют двери. Уинки пройдут сквозь дыры, выжженные в корпусе. Но вот база данных разведмодулей оказалась очень полезной.
* * *С любопытного уинки, сующего свой мокрый нос куда попало, я начал расплату. Он весьма удачно полез в утилизатор санитарного блока, и мне оставалось лишь выключить привод крышки. Когда во все стороны полетели кровавые ошметки, несколько капель крови попали на открытую тест-панель анализатора. Вскоре на карте генома уинки не осталось ни одного белого пятна. Оцифровка всех соединений заняла не больше часа, а через пару дней еще с одним незваным гостем произошел несчастный случай. Тандемный масс-спектрометр помог разобраться и с белковым составом. А кассеты фармсинтезатора были заправлены под самую завязку.
Псевдоличность дома теперь молчит, я потерял счет попыткам возобновить диалог. Возможно, изначальная установка на поддержку жизни вступила в конфликт с тем, что я сотворил. Но выбора у него не было – мертвый человек имел большую власть над универсальными панелями, чем живая собака.
Уинки и впрямь устраиваются здесь всерьез и надолго. Корабли прибывают и отбывают, выгружаются большие и малые грузы, вблизи от купола появились приземистые сооружения из неровных плит вроде пенобетонных. Штырь с торчащими во все стороны шипами – скорее всего ретранслятор.
Все, что можно в куполах демонтировать, они разобрали и сложили в большом ангаре, туда же оттащили вещи колонистов. Возможно, для будущих исследователей. А в помещениях, где люди ели, спали, жили, одним словом, теперь бесконечными рядами стоят пластиковые ячейки, в которые с трудом мог бы влезть человек. Но ячейки не предназначались для людей.
В один из дней корабли уинки привезли щенят, великое множество щенят. Шерстяные колобки ползали по коридорам, где раньше не смолкал детских визг и смех, залезали во все щели, копошились перед куполами в снегу… Впервые я увидел самок уинки. Они возились с приплодом, следили, чтобы сильные получали больше еды, а слабых выносили на мороз, возвращая только самых выносливых. Потом чуть подросших детенышей погрузили на воздушные судна, похожие на плоские дирижабли, и увезли на восток. А самых крепких и агрессивных ждали десантные корабли. Очевидно, Гиперборею превратили в базу для расселения по всему сектору.
Во мне накопилось много информации, стратегическая ценность ее велика. Но к тому часу, когда люди вернутся на Гипеборею, я надеюсь, она будет интересна только историкам.
Вирус делает свое дело, и через несколько лет сработает генетическая бомба, которую я заложил под цивилицию уинки. Когда они поймут, что бесплодие поразило все их миры, будет поздно. Клонтехникой они, кажется, так и не овладели, тысячи моих глаз наблюдали, как щенятся их суки.
Время от времени я развлекаюсь, устраивая маленькие сюрпризы. То свет внезапно начнет пульсировать в такт помаргиванию их глаз, а это уинки очень не нравится, особенно щенятам. Иногда горячая вода начинает заливать помещение, а несколько раз я весьма ловко подводил лужи к оголенной проводке. Но они постепенно наводят порядок, комнату за комнатой, ярус за ярусом.
Я не боюсь, что они меня найдут. Долгие дни, пока все помещения не были очищены от следов бойни, один из моих тысяч глаз все время смотрел на обугленный труп, лежащий в холле у стены. На височных долях черепа еще можно увидеть овальные следы от контактов визора. Дом успел подключить меня за несколько секунд до того, как в холл ворвались уинки. Этих секунд хватило, чтобы полностью вобрать мою личность.
Время идет, генетическая отрава расползается от мира к миру, вот и щенков становится заметно меньше.
А ведь когда-то я любил собак.
Детство Астхик
Вокруг, куда ни бросишь взгляд, расстилается прекрасный огромный город. В центре города находится Храм. Широкий двор Храма обнесен зеркальной стеной, вернее, огромными овальными зеркалами, служащими забором. Широкий двор засажен низкорослой пушистой зеленой травкой. Зеркала расположены таким образом, что солнечные лучи собираются во дворе и ярко освещают его.
В середине двора на круглом барабане дремлет Пастан, большая рыжая кошка. Если позвать ее, она приоткроет узкий глаз, затем второй, покатает зрачками из одного в другой, мяукнет и снова заснет.
Астхик любит играть с ней. Она разрешает Астхик играть и терпеливо наблюдает, как младшая сыплет песок на барабан, рядом с хвостом. Песчинки гудят на туго натянутой коже, подпрыгивают… Пастан вытягивает лапы, опрокидывается на спину и дозволяет младшей погладить себя по животу – младшая робко тянет руку и, не веря глазам, трогает мягкую сверкающую шерсть. Пастан никому не разрешает трогать себя, только Астхик, ведь волосы Астхик похожи на шерсть ее котенка. Астхик – маленькая девочка, очень красивая, с черными, как смоль, волосами, которые вьются крупными локонами. У нее большие выразительные глаза карего цвета. Пастан знает, что Астхик скоро покинет Двор Хранителей. Ей не жалко младшую. Она забыла, что такое жалость с тех пор, как ее приплод был раздавлен тяжелыми, харкающими огнем колесницами Хранителей, а она сама прошла через семь кругов памяти. Ей не жалко младшую, но волосы Астхик напоминают шерсть одного из котят. И еще она знает, что Астхик назначена в Сопредельное навечно вместе с братом.
Пастан, прищурив глаза, смотрит в сторону.
Астхик оборачивается за взглядом кошки и видит себя, идущую от стены. От зеркала, хитро улыбаясь, отделяется и направляется к Астхик точная ее копия – те же лицо, волосы, только глаза изумрудного цвета – это ее брат-близнец Азарас. В зеркальных складках замигали, запрыгали цветные пятна. Седраг не любит, когда младшие подходят к зеркалам.
В руках у Азараса трубка для харканья, он хочет стрельнуть в Пастан, но Пастан замечает это, и Азарас прячет трубку за спиной. Он подходит к барабану, на котором лежит Пастан, наклоняется к земле, набирает в руку горсть песка и начинает сыпать его на барабан, рядом с хвостом кошки. Азарас протягивает руку к кошке, чтобы погладить, но та исчезает, растаяв в воздухе. Ей безразличен Азарас.
Астхик села на барабан. Азарас присел рядом и осторожно дотронулся пальцем до ее плеча. Она вздрогнула, но ничего не сказала. Ей показалось, что она видит дом и двор в последний раз – и зеркальные стены, и красный песок у стен, и нависающие над двором грузные крепления Неба, и овал дома… в последний раз.
Она знает, что все кажущееся – случится. Она встает и сбрасывает руку Азараса. Младший обижается, но она, не обращая на него внимания, медленно идет к дому, в дверях которого появляется Сохранитель Седраг, одетый в белые ниспадающие одежды и головной убор. Астхик оборачивается, берет Азараса за руку и говорит: «Сохранитель Седраг и тебя призывает!» Но Азарас вырывает руку с видимым недовольством, в котором можно прочитать его мысли: «Я не маленький, нечего вести меня за руку».
Астхик первая входит в помещение, тихий прохладный коридор которого выложен камнем. Плиты звенят под ногами. Астхик не оборачивается, но она знает, что за ней неотступно следует всевидящий зрак Сохранителя Седрага. Ее догоняет Азарас, и в зал они вступают вместе.
Младшие удивлены – зал полон Сохранителями, а на большом ложе восседает Хранитель. Младшие только однажды видели Хранителя, когда Великая Вода чуть не залила зеркальные стены.
Седраг встает на некотором расстоянии от Астхик.
– Вот они! – Голос Седрага громок и высок.
Сохранители выстраиваются в ряды прощания, и младшие, еще не понимая смысла происходящего, идут к ложу Хранителя.
Астхик становится страшно. Она вспоминает ночные рассказы в комнате младших о Колесе и Очищении, невероятные истории о прохождении кругов памяти, она помнит глаза младших, которые были назначены в Сопредельное…
Хранитель поднимается с ложа, и Азарас чуть не прыскает со смеху: он не высокий, почти по пояс младшему, круглоголовый. Издали он казался больше и страшнее. Хранитель замечает веселье Азараса и прикрывает веки. Рядом с ним возникает еще один Хранитель – такой же маленький и смешной.
– Я всегда был против этого, – не словами говорит Хранитель-первый и так же отвечает Хранитель-второй: – У нас нет выхода.