Он сделал вдох, чтобы успокоиться. Если слова о ноющих чреслах не оказали на Фиону никакого действия, то он определенно не собирался доводить до ее сведения, что его они очень волновали.
– Итак, пишите: «Она не обращала на него ни малейшего внимания, словно вообще не замечала его присутствия».
– Готово. Продолжайте…
Солнце позднего утра бросало косые лучи через окно, и волосы Фионы приобрели медный оттенок, словно и в самом деле они были сделаны из меди.
– «Не замечала взгляда, скользящего по ее фарфоровой коже».
В эту минуту Фиона напоминала маркизу средневековую колдунью, записывающую рецепты колдовских снадобий, используемых для приворота рыцаря.
– «Желание, пронизавшее его тело…»
– Как, по-вашему, кожа может быть одновременно фарфоровой и золотистой? – неожиданно спросила Фиона.
– Что? – Вопрос тут же вернул Джонатона к действительности.
– Я говорю, кожа, как может она быть одновременно фарфоровой и золотистой? – Фиона повторила вопрос, на этот раз медленнее и четче, как если бы умственные способности Джонатона вызывали у нее сомнения. Глядя на лежащий перед ней лист бумаги, Фиона глубоко задумалась. – Мне кажется, «фарфоровый» рождает ощущение чего-то холодного, в то время как «золотистый» – чего-то гораздо более теплого.
Маркиз недоверчиво уставился на нее, и все мысли о магии богини с волосами медного оттенка тут же исчезли, сменившись раздражением.
– Ну так как же? – Фиона подняла на него глаза. – Какая кожа – фарфоровая или золотистая?
– И фарфоровая, и золотистая.
Она покачала головой:
– Такого не может быть.
– Очень даже может, если я это говорю. Это литературная вольность, сочинение. Я, автор, могу написать все, что мне вздумается. – Он скрестил руки на груди. – Если я захочу, чтобы эта конкретная нимфа имела кожу одновременно фарфоровую и золотистую, она будет иметь именно такую. Ну, пишите дальше.
Фиона пожала плечами и снова обратила все внимание на бумагу.
– Боюсь, в этом нет ни малейшего смысла… – негромко пробормотала она, и у Джонатона вдруг родилось подозрение.
– Вы пишете все так, как я сказал?
Фиона любезно улыбнулась:
– Нет.
– Нет?
– Я изменила фразу. Теперь это звучит так: «Не замечала того, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже».
– Я ничего не говорил про алчный взгляд.
– Не говорили, но мне так больше нравится. Следующее предложение, пожалуйста.
– Если вы не собираетесь в точности записывать то, что говорю я, тогда, может быть, лучше я буду записывать сам?
– Что ж… – Фиона поднялась из-за стола. – Тогда я буду шагать по комнате, бормотать себе что-то под нос и время от времени стонать, демонстрируя муки творчества. – Она снова улыбнулась невинной улыбкой.
Некоторое время маркиз неподвижно смотрел на нее и вдруг почувствовал, что его раздражение куда-то уходит.
– Муки творчества?
– Именно.
Не выдержав, он засмеялся:
– Неужели я выгляжу настолько смешным?
– Я бы сказала… забавным.
– В самом деле? – Джонатон хмыкнул. – Прежде мне никогда не приходилось слышать о себе такого.
– Тем не менее это так и есть. – Фиона несколько мгновений пристально смотрела на него. – А вы всегда так пишете?
– Ну, иногда я действительно шагаю по комнате, обдумывая ту или иную фразу, но никаких стонов от мук творчества я как-то не помню. – Он пожал плечами. – Впрочем, я никогда раньше не наблюдал за собой, а также никогда не пробовал кому-то диктовать свои произведения.
– Как вы думаете, мистер Диккенс тоже стонет и шагает по комнате?
– Вряд ли, гений мистера Диккенса таков, что он просто прикасается пером к бумаге и слова сами ложатся должным образом.
Фиона засмеялась:
– Уверена, что нет. Думаю, что он так же мучительно ищет каждое слово, как и вы.
– Возможно, но его муки искупаются знанием того, что весь мир с нетерпением ожидает следующую работу великого мастера. – Маркиз поморщился. – Увы, тот же самый мир не ожидает моего творения и даже не знает, что я существую.
– Но возможно, когда-нибудь…
– Возможно. – Джонатон покачал головой. – Хотя, кажется, я скорее готов заниматься денежными операциями, чем писательством, если судить по крайней мере по достигнутым успехам. Я пока не продал ни единого рассказа, в то время как мои коммерческие предприятия принесли мне приличную прибыль.
– Будет ли наше предприятие прибыльным? – Фиона в упор посмотрела на него.
– Обещаю, что позабочусь об этом, мисс Фэрчайлд. – Маркиз встретил ее взгляд уверенной улыбкой.
– Весьма вам признательна, милорд.
С минуту они смотрели друг другу в глаза, затем взгляд зеленых глаз Фионы стал более глубоким, и эта минута, казалось, растянулась до бесконечности. Между ними словно возникло непонятное поле напряженности, и маркизу захотелось пододвинуться ближе к ней, заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока они оба не потеряют сознание…
– Милорд! – Фиона откашлялась. – В таком случае продолжим?
– О да, конечно!
Очаровательный румянец окрасил ее щеки.
– Нашу историю?
– Да, разумеется. Так на чем мы остановились?
– Последняя строка: «Не замечала того, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже».
– Ах да, алчный взгляд…
– Затем вы начали что-то говорить о его желании.
– Его желании?
– Что-то в этом роде, я не успела записать.
– Ну хорошо. – Джонатон решительно отбросил все грешные мысли, будь они алчные или любые другие, и заставил себя сконцентрировать внимание на желаниях бога Зимы, направленных на нимфу, которая оказалась в поле его внимания. – Какая нимфа сейчас перед богом Зимы?
Фиона зашуршала бумагами на столе.
– Апрель, я думаю.
– Апрель… – Он задумался. – «Не замечала, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже…»
Фиона удовлетворенно улыбалась, продолжая смотреть на бумагу.
– «Не замечала желания, которое пронизывало его и заставляло кипеть кровь. Пламя, охватившее его, требовалось загасить как можно скорее, и он мог бы… взять ее».
Да, хорошо! Даже очень хорошо! Лучше, чем алчный взгляд.
– «Мог взять ее сейчас, ведь она положена ему по праву…»
– Погодите! – Фиона быстро записывала. – Вы слишком торопитесь.
– Простите.
– Что идет после слов «заставляло кипеть кровь»?
– «Пламя, охватившее его, требовалось как можно скорее загасить». Мисс Фэрчайлд, вы находите это слишком трудным?
– Нет, если вы станете диктовать медленнее.
– Я имею в виду не диктовку, а тему. Она вас не смущает?
– Нисколько, милорд. – Фиона лукаво взглянула на него: – А вас?
– Возможно, в какой-то степени…
– Почему?
– Потому что я не привык обсуждать подобные темы с хорошо воспитанными женщинами.
Едва произнеся эти слова, маркиз тут же пожалел об этом – своим пуританством они напомнили ему отца.
– В самом деле? А с кем вы обсуждаете темы подобного характера?
– Что?
– Вы сказали, что не привыкли обсуждать подобные темы с хорошо воспитанными женщинами. А с кем вы их обсуждаете?
– Послушайте, прекратите насмешничать. Я в обычной жизни вообще не обсуждаю их.
– Вероятно, вам следовало задуматься об этом до начала нашего проекта, – ехидно заметила Фиона. – Это ведь ваша идея, не так ли?
– А вас это вообще не волнует, да?
– Что именно, милорд? – Фиона отложила перо. – Те слова, которые мы используем, или тот факт, что мы тратим много времени, испытывая неудобство от их употребления?
Джонатон пожал плечами:
– Пожалуй, первое.
– Разумеется, нет: в конце концов, это всего лишь слова. Я художник, а вы писатель. Вы рассказываете истории с помощью слов, а я с помощью карандаша и угля. Вот почему слова, которые вы используете, оказывают на меня нисколько не больший эффект, чем темы моих рисунков.
Маркиз удивленно вскинул бровь:
– Обнаженных мужчин?
– И женщин, не забудьте – Фиона не отрываясь смотрела на него. – Вас, кажется, шокировали мои рисунки?
– Вовсе нет, но, вероятно, я буду все больше удивляться вашему творчеству по мере того, как буду лучше вас узнавать…
Фиона засмеялась:
– Признайтесь, я не очень-то похожа на тот тип женщин, которые рисуют обнаженную натуру?
– Во многих отношениях, мисс Фэрчайлд, вы похожи на тех женщин, которые делают все, что придет им на ум. – Маркиз, не выдержав, усмехнулся. – И все же, думаю, у вас есть определенные границы поведения, которые вы не переступаете.
– Вот как?
– Например, вы не вовлечете мужчину в брак обманом, не принудите его сделать это вопреки его желанию.
– Я бы не стала держать пари на эту тему. – В голосе Фионы прозвучали предостерегающие нотки.
– А почему? – Он улыбнулся. – Скажем, на сто фунтов, а?
– Прекратите! Если вы проиграете, то потеряете больше, чем деньги: вы потеряете свободу.
– А почему? – Он улыбнулся. – Скажем, на сто фунтов, а?
– Прекратите! Если вы проиграете, то потеряете больше, чем деньги: вы потеряете свободу.
– В таком случае я ставлю на кон свою свободу, но… Если я выиграю, то получу… Что, как по-вашему?
Фиона тряхнула головой:
– Вы никогда не сможете выиграть. Это глупое пари.
– И все же я настаиваю. На что вы хотели бы поспорить, что сравнимо с моей свободой?
– На мою добродетель, – без паузы сказала она.
– О! – Джонатон не смог скрыть удивления в голосе. – Это стоящая ставка.
Фиона засмеялась:
– Признайтесь: я основательно шокировала вас, верно? – Она указала рукой в его сторону. – Это потому, что я произнесла вслух слово «добродетель», или…
– Не важно почему, но вы действительно шокировали меня, и я нахожу это совершенно очаровательным. В одном вы правы: такое пари – не что иное, как глупость с моей стороны. Только глупец способен ввязываться в игру, зная, что не сможет победить.
Фиона подозрительно прищурилась:
– А ведь вы вовсе не глупец…
– Я стараюсь им не быть, мисс Фэрчайлд. – Пододвинув стул, он сел рядом с ней. – Скажите, вы хотели бы, чтобы мы стали друзьями?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, быть друзьями – это нечто больше, чем просто знакомые, и меньше, чем… Впрочем, вы и сами знаете, что такое быть друзьями.
– Разумеется, но…
– Никаких «но»! Нам придется проводить вместе очень много времени, а учитывая наш вчерашний разговор о потенциально возможных чувствах с вашей стороны ко мне… – Джонатон вдруг поморщился; ему было неловко говорить об этом прежде всего из-за смятения, которое она постоянно в нем порождала. – Учитывая мое неприятие женитьбы, дружба будет самой безопасной формой общения для нас обоих. Вы недвусмысленно намекнули, что не принимаете никакого флирта с моей стороны, этого дьявольски трудно избежать.
– В самом деле?
– Вы очень милы, мисс Фэрчайлд, умны и занимательны, так что мне доставляет удовольствие общение с вами, однако… – Маркиз запнулся, – однако я чувствую, что между нами есть много нерешенного. Надеюсь, если мы сможем стать друзьями…
– Я согласна, – быстро произнесла Фиона.
– Вот и хорошо. Тогда, возможно, наша совместная работа не будет…
– Я уже сказала, что согласна.
– На что вы согласны?
– На дружбу. – Фиона кивнула. – Думаю, это отличная идея.
– Вы правда так считаете?
– Поскольку ваши усилия подавить природную склонность к флирту даются вам с трудом, сейчас вы напоминаете нить, которая вот-вот порвется, и…
– Я напоминаю такую нить?
Фиона понизила голос, чтобы придать большую конфиденциальность сказанному:
– И очевидно, тематика, с которой мы имеем дело, отнюдь не помогает вам в ваших усилиях.
– Боюсь, у вас есть некоторые основания так думать, – пробормотал Джонатон.
– Именно поэтому в интересах дружбы и вашего здоровья я предлагаю разделить время нашей работы на отрезки. – Фиона на несколько мгновений задумалась. – Мы могли бы сделать несколько страниц – столько, сколько вы в состоянии выдержать…
– Послушайте, мисс Фэрчайлд! – В голосе маркиза послышалось негодование. – Осмелюсь утверждать, что я способен выдержать…
– …а затем оторваться от работы, – без паузы продолжила Фиона, – и какое-то время потратить на то, чтобы лучше познакомиться друг с другом. Возможно, мы могли бы задать друг другу вопросы, которые нас интересуют. – Она бросила на маркиза выразительный взгляд. – Кроме, разумеется, слишком личных.
– Однако же полагаю, некоторые вопросы личного характера позволительны, не так ли? – быстро уточнил Джонатон.
– Вероятно, и мы постепенно решим, какие именно.
– Согласен. – Маркиз откинулся на спинку стула. – Хотите быть первой? Я имею в виду – первой задать вопрос?
– Я предпочла бы отдать это право вам. – Фиона прищурилась. – Первому всегда труднее, и вы как джентльмен…
– Пожалуй, вы правы. – Джонатон указал на разложенные на столе рисунки: – Скажите, как все это происходило – я имею в виду развитие вашего творчества.
Фиона немного подумала.
– Я бы сказала, события развивались естественным образом. Все началось с занятий у миссис Кинкейд несколько лет назад. Элеонора Кинкейд – изумительная художница, хотя никто о ней никогда не слышал и, вероятно, не услышит. Она уехала из Англии молодой женщиной и теперь в дополнение к деньгам, которые получает за портреты, настенные росписи и так далее, подрабатывает тем, что дает уроки рисования. Поначалу мы рисовали натюрморты, пейзажи и прочее в том же духе, затем мы стали посещать музеи и галереи с целью изучения работ великих мастеров. Миссис Кинкейд поощряла нас рисовать то, что мы видели, включая античные римские и греческие скульптуры. – Фиона подняла взгляд на Джонатона: – Надеюсь, вы понимаете, что большинство из них без одежды?
– Да, но они сделаны из камня и холодны на ощупь.
– Следовательно, не бросают вызова. – Фиона кивнула. – Мы изучали анатомию по книгам, а также по статуям, но в конечном итоге этого оказалось недостаточно, и у нас появилась необходимость рисовать с натуры, живых, дышащих людей. – Она подалась вперед. – Это совсем другое. Понимаете: одно дело копировать неодушевленную мраморную скульптуру, и совсем другое – рисовать человека таким, какой он есть. – Фиона вдруг улыбнулась. – Кроме всего прочего, люди имеют привычку двигаться, и в этом большое неудобство.
– Не сомневаюсь.
– Так или иначе, миссис Кинкейд решила, что настало время в целях совершенствования перейти к чему-то более существенному, и наняла тех, кто должен был позировать для нас.
– Женщин и мужчин? – поинтересовался Джонатон. Фиона покачала головой:
– Поначалу это были только женщины, видите ли, довольно трудно найти мужчин, которые способны позировать обнаженными перед молодыми женщинами.
– Могу себе представить. – Джонатон хмыкнул. – Я бы счел это по меньшей мере затруднительным.
– В самом деле? Но ведь это просто задание, за которое им хорошо платят, и ничего задевающего личность.
– Тем не менее я бы никогда… – Он покачал головой. – Не могу себе даже представить…
– Не можете? – Фиона посмотрела на него, словно прикидывая, как бы он выглядел, если бы позировал в обнаженном виде. – Очень жаль.
Джонатон нахмурился:
– Мисс Фэрчайлд, если вы думаете, что я отношусь к разряду мужчин, которые способны раздеться во имя искусства…
– О нет, что вы! – Фиона засмеялась. – Я вовсе так не думаю. Однако как писатель вы должны представлять, что может чувствовать мужчина, окруженный молодыми женщинами, в этом положении, они разглядывают его так, словно он не более чем неодушевленный предмет, а он не может реагировать соответствующим образом.
Внезапно Джонатон представил Фиону бесстрастно разглядывающей его обнаженное тело. Разумеется, отреагировал бы его член в первую очередь…
Тут он внезапно покраснел, представив себе раздетой Фиону.
– Так что?
– Безусловно, у меня очень сильно развитое воображение… – пробормотал маркиз.
– Я тоже так думаю. – Фиона прищурилась. – Как я уже говорила, мужскую модель найти весьма трудно, однако миссис Кинкейд не оставила нас надолго без мужской компании…
– Мисс Фэрчайлд!
– Я вас снова шокировала? – Фиона недоверчиво посмотрела на него. – Я и не подозревала, что вы столь чувствительны.
– Нет, конечно, нет, и все же…
– Вас шокирует то, что я знаю, или то, что говорю?
– То и другое. – Джонатон вздохнул. – Впрочем, вас это не должно волновать. Продолжайте, пожалуйста.
– Да я уже почти все рассказала. – Фиона пожала плечами. – Миссис Кинкейд убедила своего компаньона попозировать. А после того как они перестали быть компаньонами, она убедила своего нового компаньона сделать то же самое.
– И вас не шокировали эти самые обнаженные компаньоны?
– Ничуть, – беспечно сказала Фиона. – В конце концов, это были не мои компаньоны.
Джонатон схватился за голову.
– Прошу прощения. – Фиона засмеялась. – Я не смогла удержаться. Очень забавно смотреть на вас, когда вы так волнуетесь.
– Я рад, что вы получаете от этого удовольствие.
Лицо Фионы снова стало серьезным.
– Должна признаться, вначале я испытывала некоторую неловкость, но затем смотреть на обнаженное тело стало так же легко, как на вазу с фруктами. – Она задумалась. – Вы должны понять, что нас там было всего семеро, и никому не перевалило за двадцать. Оставаясь хорошими друзьями, мы держали предмет нашей работы в секрете. Некоторые из нас преуспели в рисунке углем, кто-то лучше работал красками, но мы все делали очень серьезно, даже несмотря на то что никто из нас не собирался зарабатывать этим на жизнь. – Фиона как-то странно улыбнулась. – Мои друзья были бы шокированы не меньше, чем вы, узнай они о нашем проекте.