Это личное…
Это долго объяснять коллеге, да и не нужно.
– Ладно, бог с ним пока, с этим парнем, что он там видел или вообразил, – Гущин, однако, выслушал ее вполне серьезно, не перебивая, – Ануфриев сегодня утром дело привез из архива.
И он коротко изложил суть. Катя только глазами хлопала – пропажа целой инкассаторской машины с золотом и платиной?!
– Вот теперь я совсем ничего не понимаю, Федор Матвеевич.
– И я мало чего. Налицо еще одно совпадение – тот электрик Ванин Сергей, проверявшийся и в марте, и в июле восьмидесятого. Он напрямую связан и с делом о пропаже ценностей. И он же отчим продавщицы Вероники Петровой, которая успешно в этом самом универмаге трудится сейчас. Я ее помню – молоденькая такая.
– И я ее помню, с ней еще парень – этот Хохлов… И он же одновременно любовник бывшей директрисы универмага Ольги Краузе… Что же это у нас получается?
– Хреновина. Никогда у меня в практике такого дела не возникало, веришь?
– Федор Матвеевич, а это что такое? – Катя указала на кальки.
– Это? Это единственное, что Ануфриев позволил на время изъять из дела о пропаже инкассаторской машины. Приобщенные материалы, существуют в единственном экземпляре. Это планы подземных коммуникаций серой ветки метро. Район между четырьмя перегонами и вся прилегающая территория, так называемая «спецзона спецметро».
– Настоящие планы?
– Старые – причем все разные фрагменты, это вот еще тридцать пятого года, эти пятидесятого, это конца шестидесятых.
– Но тогда еще серая ветка не была построена.
– Серая ветка существовала всегда. – Гущин разогнулся и потер спину. – Только там, внизу, понимаешь? Под землей. Ее строили на случай войны и эвакуации правительственных учреждений. А в восьмидесятых, когда все эти подземные сооружения устарели окончательно, там пробили туннель для обычного метро и открыли ветку для пассажиров.
Катя низко нагнулась над кальками – все сливается в сплошной узор: линии, схемы.
– Федор Матвеевич, как вы тут что-то вообще разбираете?
– И сам не знаю, интуиция… три часа уже на карачках ползаю, в принципе тут все пронумеровано должно быть, но иногда нумерация подводит… Вот тут, например, целый фрагмент, как назло, отсутствует и здесь…
– А зачем это все… Вы что же, спуститься туда хотите?
Гущин сопел, помечал себе что-то в блокноте.
– А где Елистратов? – спросила Катя.
– По инстанциям поехал. Планы – это одно, а допуск на спуск в спецзону, пусть и устаревшую, законсервированную, – это другое. А сегодня суббота, выходной… Но ничего, МУР есть МУР, он и в субботу своего добьется. Скоро должен позвонить, как там у него дела. Вот что, Екатерина, ты либо домой…
– Нет-нет, я с вами! – Катя замахала руками. – Федор Матвеевич… да вы там без меня пропадете, сгинете в темноте, нет, я вас не брошу!
– Так, тогда ладно… мне тут работы еще часа на полтора… А ты ступай в дежурную часть…
– Зачем?
– Да слушай ты меня, сорока! Ты чего, вот так спускаться туда будешь, в коллектор, – в платьишке с голыми ногами? Там же канализация, грязь. Крысы, говорят, метровые шныряют, крысы-мутанты. Передачу по телевизору смотрела?
Катя глянула на свои ноги в сандалиях. Может, и правда лучше домой слинять?
– Ступай в дежурную часть, скажи дежурному… я ему сейчас сам позвоню, там в шкафу есть что-то из формы спецназа, подберет тебе маленький размер… хотя у них маленьких размеров не бывает, ладно, ремнем затянешься – куртка и, главное, ботинки… нет, там и сапоги должны быть резиновые, эксперты иногда одалживают, когда срочно в непогоду на место выезжаем куда-нибудь в район, в поля, в глухомань…
Катя помчалась в дежурную часть. Просьба начальника управления розыска привела старшего дежурного в изумление, но он привык полковнику Гущину никаких вопросов не задавать. И через пару минут Катя уже рылась в шкафу в ворохе форменной одежды – комбинезоны цвета хаки, тельняшки, солдатские ремни. Выбрала один – вроде ничего, не очень большой, побежала в туалет переодеваться, напялила тельняшку – как платье-мини, напялила комбинезон…
Мамочка моя, лучше бы никто ее в таком виде не лицезрел, начала лихорадочно утягиваться солдатским ремнем… дырку надо еще одну проколоть…
Когда она снова явилась в дежурную часть, дежурный оглядел ее весьма критически.
– У нас спецоперация, – Катя храбрилась. – Там грязно будет и мокро. Я потом это все сама постираю и верну вам чистым.
Дежурный пожал плечами и положил на стул кожаную куртку – из тех, что выдают мотоциклистам-гаишникам. Потом куда-то ушел, вернулся и поставил на пол черные резиновые бахилы…
Бог мой, наверное, сорок пятого размера!
Катя сунула туда ногу и поняла, что и двух шагов не сделает, она вываливалась из сапог.
Тогда, скрипя зубами от злости (из-за такой малости, как неподходящая обувь, отказываться от сумасшедшего приключения?!), она снова обулась в сандалии и сунула ноги в сапоги.
Уже лучше! Она попрыгала на месте – так в фильмах про разведчиков всегда делает спецназ, – вот так зайчиком, прыг-скок, чтобы ничего не звенело и не брякало.
Вроде не брякает. Только собственное сердце, только сердце…
В туалете она снова умылась холодной водой. И преображенная вернулась к Гущину.
Тот все еще возился со своими кальками. Завидев Катю в камуфляже, он лишь что-то прогудел себе под нос.
И время пошло.
Елистратов позвонил в семь вечера. Гущин слушал его, а потом бросил коротко: «Ясно, выезжаем».
Собирался-снаряжался он в отличие от Кати две минуты. Катя ждала в приемной. Гущин вышел в ладной форме спецназа, в шнурованных ботинках (никаких резиновых сапог!), обвешанный походной амуницией.
– А как же планы? – спросила Катя. – Мы же не можем их взять с собой.
Гущин достал блокнот.
– Я тут себе записал. Ну а самое необходимое забрал.
Она увидела в блокноте тонко сложенную кальку. Листа два, а может, три…
Из всего того запутанного многообразия… На сердце стало тревожно, что-то маловато планов-то… Как бы не заблудиться в том спецлабиринте!
– И куда мы едем? – спросила она уже в машине, плавясь от жары, стараясь отпихнуть от себя чертову кожаную куртку подальше.
– Елистратов ждет нас у проходной Александровских казарм.
– В казармах?
– Один из входов в зону на территории военной части. Елистратов обратился в Московский военный округ, они дали «добро» на спуск.
Стыдно признаться, но всю дорогу, томясь от жары и обливаясь потом в комбинезоне и резиновых сапогах, Катя с ужасом думала о крысах-мутантах. А вдруг и правда водятся в столичной канализации?
Черный джип МУРа ждал в неприметном переулке, где располагалось КПП Александровских казарм. Елистратов и двое его подчиненных экипировались, словно для спелеологической экспедиции, и так уставились на Катю в камуфляже, что она ощутила себя настоящим пугалом.
– Волосы подберите, коллега, – сказал Елистратов. – Они у вас длинные и густые. А там сверху капать может…
– Что, простите? – не поняла Катя.
– Там, куда мы сейчас спустимся, капать может… в том числе и моча, фекалии, коммуникации-то гнилые.
Катя ухватилась за дверцу джипа, еще не поздно отказаться, притвориться, что у нее клаустрофобия… что она даже в метро из-за этого редко ездит, а все поверху…
Елистратов предъявил солдату на КПП какие-то документы, тот вызвал по телефону начальника караула, и после недолгих переговоров их всех пропустили на территорию Александровских казарм.
Внутри казарменные корпуса образовывали гигантский колодец, на дне которого располагался плац.
– Это что же, вся наша группа? – спросил Гущин.
– С этого входа идем в таком вот составе, – Елистратов оглядывал плац взором Наполеона. – Меньше народа – больше кислорода… Так, где же это у них вход может быть… Вторая резервная группа в случае надобности спустится по моей команде вниз в Партийном переулке. Это бывшая территория завода Ильича, там вход через старый гараж – кирпичное, предназначенное на слом здание. С моими сотрудниками там проводник ждет – из диггеров. Какой-то сопляк, но действительно спускался неоднократно и туннели метро знает, мы проверяли. Сейчас ведь всюду сопляки сплошные – компьютеры чинят они, хакеры эти чертовы они, по секретным ходам под землей они шастают, все исследуют… Резервная группа эта, правда, далековато от места, мы-то почти что рядом. Ты как, с планами-то разобрался?
– На семьдесят процентов. Может, что и на месте уточним, – Гущин, на взгляд Кати, отвечал не слишком уверенно. – А еще входы есть?
– У тебя же планы в руках, Федя!
– Там больше ничего не отмечено.
– Про Кремль и Генштаб говорить не будем, хотя все это и устарело, но… Все же некогда гостайну составляло… Есть наверняка, это же на случай эвакуации строили вместе с метро.
Дежурный офицер повел их к командиру части, там тоже состоялись переговоры – долгие, трудные, за закрытыми дверями, и на них Катю не пригласили, она ждала в коридоре вместе с двумя оперативниками. Подобрала волосы, заколола их заколкой. Оперативник протянул ей черный шерстяной берет спецназовца, и она напялила его, испытывая гордость и странное вдохновение: ну и пусть чучело гороховое, а зато вот сейчас как спустимся, как все проверим и, может… кто знает, поймаем монстра, или кто он там… призрак, пришелец… нет, возвращенец с того света.
Дежурный офицер повел их к командиру части, там тоже состоялись переговоры – долгие, трудные, за закрытыми дверями, и на них Катю не пригласили, она ждала в коридоре вместе с двумя оперативниками. Подобрала волосы, заколола их заколкой. Оперативник протянул ей черный шерстяной берет спецназовца, и она напялила его, испытывая гордость и странное вдохновение: ну и пусть чучело гороховое, а зато вот сейчас как спустимся, как все проверим и, может… кто знает, поймаем монстра, или кто он там… призрак, пришелец… нет, возвращенец с того света.
Даешь!
Командирские часы на запястье полковника Гущина показывали ровно 21.00, когда их наконец-то допустили в неприметную пристройку у казарменной стены. Внутри пахло масляной краской. Среди паутины коридоров можно было запутаться, но дежурный офицер знал дорогу и привел их к бронированной двери – старой, выкрашенной в зеленый цвет.
Возились с замками… долго что-то… Потом дверь бесшумно открылась, и Катя поразилась ее толщине. Вниз вела крутая лестница с железными перилами, на стенах тускло горели лампочки.
– Здесь освещение работает, но если дальше начнете продвигаться, там есть совершенно темные участки, – предупредил офицер. – У всех у вас есть фонари?
И конечно, фонаря не оказалось только у Кати! Она вообще о нем не подумала. Елистратов вздохнул и велел оперативнику дать ей запасной.
Катя тут же щелкнула кнопкой и ощутила, что к бою готова. Где этот чертов колчан со стрелами? Где верный лук? Гончие мои, айда вперед, в этих местах, в этих забытых богами местах мы еще не охотились…
Но коленки все же предательски дрожали, когда они спустились вниз и темнота, липкая как смола…
Лампочки остались высоко на стенах, а вниз пошла еще одна лестница – столь же крутая и ржавая.
А потом еще одна.
И еще одна.
Спускались очень осторожно, светя фонарями.
И наконец-то достигли дна.
Темно.
– Однако сухо тут, – заметил Гущин. – Я ожидал, что по уши в дерьме сразу окажемся.
– Погоди еще, эти прелести от нас не уйдут, – Елистратов светил фонарем. – По идее, тут до универмага через площадь метров триста… Что там на плане?
Гущин достал из блокнота кусок кальки.
– Вот этот участок, где мы сейчас. Тут в стороне подземная дорога – уходит к Садовому кольцу и дальше параллельно улице Полянке.
– А это? Пунктир какой-то, – Елистратов ткнул пальцем.
– Это и есть ветка спецметро. Проходит опять же параллельно… Вот тут над веткой Монетный двор и территория Гознака, возможно, там когда-то была подземная станция, связанная с хранилищем. Но на плане это не отмечено.
– Так, а дальше наш непосредственный участок?
– А вот этого фрагмента как раз и нет.
– Как это нет?
– Утерян или изъят, – Гущин хмурился. – Скорее всего, утерян. Ничего, я говорю, на месте все проверим. Давайте в этот туннель, нам сюда.
«Триста метров пройти всего, это же немного, это же рукой подать», – думала Катя, водя фонарем по стенам, по потолку.
Туннель – высокий и узкий – вел их куда-то в темноту. Под ногами – бетон, потрескавшийся от времени. Изредка в бетонных же стенах попадались какие-то скобы, иногда наполовину стершиеся указатели.
Неожиданно пространство расширилось. Узкий туннель кончился, и начался широкий.
– Асфальт, – Гущин топнул ногой. – Вот он, этот секретный автобан… Да тут две полосы… здесь не только легковушки пройдут, но и грузовики.
– Так и задумывалось, когда строилось. Усатый все предусмотрел, – Елистратов поднял голову. – А свод-то кирпичный… небось зэки строили… сколько их тут погибло, бедолаг, в этих подземных лабиринтах.
Катя посветила в сторону – тьма какая… наверное, когда-то здесь все хорошо освещалось, вон проводка висит… Но время все разрушило, оборвало, окислило…
– Дорога дорогой, однако мы уклонились от маршрута, – Гущин светил фонарем, – нам туда.
– Точно? – спросил Елистратов.
Гущин махнул рукой и повел их маленький отряд в темноту. Шли минут двадцать. И туннель все не кончался, а потом вдруг свернул и… растроился.
Кате стало опять не по себе: теперь уже три туннеля, к тому же они покрыли такое расстояние за это время… триста метров минут за пять преодолеешь – площадь всего-то перейти там, наверху, и два светофора… А тут они все идут, идут…
– Федор Матвеевич, а что, собственно, мы ищем? – спросила она.
– А ты до сих пор не поняла?
– Нет.
– А я вот все думал, как это маршал Хвостов… который к балерине приезжал сначала на машине, потом вдруг стал инкогнито появляться… Как это старушка-то говорила – раз, а он уж на площадке с букетом, а тачку его никто и в глаза не видел.
– Я, может, и догадываюсь, но…
– Дорога-то вон она, секретная. Из самого центра прямо на юг, к нам в область проложена была на случай эвакуации всех столичных учреждений. А со всякой дороги съезды должны быть, входы-выходы. Вот мы один такой съезд и пытаемся найти. А может, и не один, может, их несколько.
И кажется, чего проще? Дорога на юг, съезды по бокам – значит, на восток и на запад, но… То ли темнота тому виной, то ли то, что фрагмент плана, как назло, отсутствует…
– Что-то мы бродим-колобродим, – констатировал Елистратов. – Мне кажется, мы тут уже проходили.
– С чего ты решил? – спросил Гущин.
– Кладка кирпичная.
– Ну и там тоже кирпичная.
– Рисунок… я уже его видел.
Катя посмотрела вверх, светя фонарем, – кирпичный свод тоннеля. Как можно тут что-то различить, кладка, она везде одинаковая.
Неожиданно в нос ударила резкая вонь.
– Осторожно, – Гущин, шествующий во главе их маленького отряда, предупреждающе поднял руку. – Вот она, матушка, канализация… то есть труба, коллектор… где-то тут он у меня, голубчик, на плане… Вот он где… слушайте, – он огляделся, – а мы здорово в сторону уклонились. Сюда еще сотня метров, и над нами Люсиновская улица, а нам туда не надо. Ну-ка правее, вот в этот туннель.
Шли по туннелю, под ногами что-то скользило, Кате не хотелось думать, что это такое.
Казалось, туннель никогда не кончится. Ведь всего площадь и два светофора – там, наверху! Отчего же мы столько блуждаем?
– Полтора часа, как спустились, – заметил Елистратов. – Что-то не нравится мне все это. Так вслепую мы тут всю ночь проведем. Не лучше ли вернуться?
Гущин смотрел на свою кальку.
– Слушай, где мы вообще?
Гущин молча свернул кальку, сунул в карман и зашагал в темноту, светя фонарем.
«Под ногами сухо, – отметила Катя, – и снова, кажется, асфальт. И что там с кирпичной кладкой на потолке? Свети не свети фонарем, смотри не смотри… Интересно, а та вторая группа, которая готова спуститься из Партийного переулка? Не пора ли подать им сигнал SOS?»
Словно подслушав ее мысли, Елистратов достал сотовый и начал звонить, но…
– Сигнала нет, вот черт, тут ведь кругом бетон, как в бункере мы подземном.
Неожиданно туннель расширился и…
– Дорога, – обрадовался Гущин. – И опять в две полосы, и для грузовиков достаточно места. Но это другая дорога, и на плане ее нет. Ну-ка, посмотрим направление, – он сверился с компасом. – Север – юг, что же получается, запасной вариант?
– Тут туннель начинается! – крикнул из темноты один из оперативников. – И лестница железная наверх.
Они все двинулись на голос. Туннель – неширокий, но и не узкий, с бетонными стенами и полом – выглядел тупиком, если бы не одна деталь – ржавые ступени и ржавые перила металлической винтовой лестницы.
– Конечно, может быть все, что угодно, вплоть до уличного колодца, – заметил Елистратов. – Но там обычно просто скобы набиты, а тут лестница винтовая и дорога – подземное шоссе.
Он первый начал подниматься.
– Вроде как выдержит, только давайте осторожно, по одному. Но сначала я проверю, что там.
Они ждали внизу, когда он вскарабкается.
– Давайте поднимайтесь! – крикнул Елистратов сверху, но голос его звучал глухо, словно с небес. – Тут выход, дверь!
Катя, стараясь не ободрать ладони о ржавое железо, цепко ухватилась за перила.
– Лезешь? – спросил Гущин, он задыхался от крутого подъема.
– Лезу, Федор Матвеевич.
Винтовая лестница делала виток за витком. И вот, кажется, последняя площадка и…
Катя, Гущин, а следом за ним оперативники вышли через проем узкой железной, настежь открытой Елистратовым двери.
– Где мы? – спросил Гущин.
– В каком-то подвале.
Низкий потолок, трубы отопления, вентили, проводка.
– Тут дверь, выход, но он заперт, – сказал Елистратов. – Ну-ка, пойдемте.
Шли по подвалу вдоль труб, пригибаясь, фонари выключили, потому что под низким потолком горели лампочки, забранные сеткой.
Неожиданно сбоку возникла ниша. Там был навален какой-то хлам – ржавые батареи, мешки с известкой – кажется, не пройти через эту баррикаду, но зоркий Гущин заметил…
– Погодите, погодите, там проход, – он начал протискиваться между мешками и батареями, толкнул рукой стену и…