ЦАРСТВО СТРАХА - Томпсон Хантер С. 16 стр.


Я встал и сказал Свидетельнице «Привет», а она немедленно стала бормотать все те вопросы, которыми одолевала меня ранее в письмах: «Как с твоей личной жизнью? Что ты думаешь о сексуальном белье?» Грязь и мерзость, к которым я не собирался иметь ни малейшего отношения.

— Тихо. Тихо. Ведите себя ПОТИШЕ!

Зачем-то я обратился к Симмсу:

— Ей придется вести себя тут поспокойней.

Симмс тем временем продолжил смотреть присуждение «Грэмми», и как-то так незаметно получилось, что Свидетельни­ца тоже устроилась в кресле по соседству — тоже, типа, «Грэмми» посмотреть.

На какое-то время мне и вправду удалось ее угомонить. Если она опять начинала что-то бубнить, я резко гавкал: «Затк­нись!».Во время рекламы она снова начала что-то лепетать и до­ставать меня. Когда она продолжила расспросы о моей сексуаль­ной жизни, я всучил ей свой рассказ «Ходок».

— Ладно. Тебе любопытно? Тогда читай вслух, тут все напи­сано.

Она не стала дочитывать «Ходока» и, вообще, заметно напряглась.

— Что это с тобой? — спросил я ее. — Продолжай. Читать, что ли, не умеешь?

Дойдя в лучшем случае до середины, она сказала:

— Вааау... что это за дерьмо такое? Что за извращенец...

Ее проняло конкретно, но я заставил ее продолжить чтение. Я знал, что она сможет вынести кое-что из этого рассказа на ос­нове собственного опыта, так оно и вышло. Закончив, она уже больше не шумела. Тем временем мы ожидали выхода Баффета, и я становился все более раздраженным.

Вечер протекал довольно скучно, согласен; я, во всяком слу­чае, точно скучал. К тому моменту у меня дома успели побывать многие разновидности извергов, нимфоманок и торчков с невме­няемым количеством дури. Да чего там, заходили и реальные по­донки высшей категории, вплоть до сенаторов. Я бы мог соста­вить рейтинг посетителей-ублюдков... и если бы составил, Гейл определенно не возглавила бы его. Шушера есть шушера, даже на уровне порно-индустрии.

Мы прикипели к «Грэмми», а Гейл прицепилась ко мне. Симмс потихоньку отключался, а меня переполняла досада — как переполняла бы любого, к кому на кухню притащили бы шумливую незнакомку. Свидетельницу оказалось нелегко за­деть; во-первых, тупая, во-вторых, за годы в секс-бизнесе по­привыкла ко всякому, и ей было плевать, что окружающие на самом деле думают или чувствуют. Брэнд XXX делает вас абсо­лютно нечувствительным, а скорее похожим на броненосца. По­жалуй, мне это но нраву.

Загадка, почему это тогда обеспокоило меня, но у этой жен­щины также не было чувства юмора. Она являлась незваным и нежеланным гостем, это был ее официальный статус. Я не ска­зал ей и десятка слов — и это считая «веди себя потише». Я при­ложил массу усилий, только бы держаться от нее подальше. По­ложим, я пожал ей руку, но и только. Помню, я говорил потом «Aspen Times», что даже не пытался представить нас вместе в ванной (на что она так надеялась), потому что она со своими га­баритами расплескала бы всю воду.

Баскетбол был интересный, «Грэмми» — ни фига. Напряже­ние росло, но я оставался джентльменом с Юга, как и положено. У меня имелись определенные планы на этот вечер, но в них не значилась эта женщина. Вопрос был только в том, как скоро я ее выставлю.

Мне не очень нравилось, что она постоянно бегала в кабинет поговорить с мужем «о личном».Я велел Симмсу присмотреть за ней, но Симмс не справился — никогда ему этого не прощу. Он провалился полностью — и как призванный на подмогу в труд­ную минуту, и просто как друг. Я не виню Тима, но вся эта странная дерьмовая заваруха заваривалась у него на глазах, а он просто наблюдал за ней, как за развитием музыкальной темы.

* * *

Мои нервы начали сдавать, когда эта скотина Симмс объявил, что уходит, оставляя меня наедине со Свидетельницей. Когда он поднялся, я сказал:

— Мать за ногу, это же твоя стрелка, ты чего творишь? Как это — уходишь?

Однако он просто встал и вышел. Тим, так и не починивший усилитель, тоже засобирался.

— Тим, забери куда-нибудь эту бабу. Возьми ее...

— Нет, нет, нет, — сказал он. — Ты хочешь, чтобы Кэрол Энн меня прикончила?

Это-то как раз понятно, я думал, что он отвезет ее хотя бы до Таверны. Я никуда не мог ее вести. Она вела себя очень навяз­чиво, вмешивалась в чужие разговоры, полагая, видимо, что ее бредятина кого-то способна заинтересовать. Уж в этом-то она преуспела как следует. Казалось, что она практиковалась в на­вязчивости прежде. Чем-то она напоминала копа.

Позже она говорила, дескать, сразу поняла, что мы торчки, потому что мы непрерывно спрашивали ее: «А ты так случайно не из полиции?» На самом-то деле, я даже не думал об этом тог­да. Такой вот дурак я. Решил, что это очередная мокрощелка, еще одна группи, с которой на удивление все ясно.

* * *

Я смешал текилу с клюквенным соком, чтобы это отчасти на­поминало коктейль «маргарита». Такое у меня было настроение — типа «а не выпить бы нам всем по «маргарите?». Эта пьянчуга, конечно, не преминула заложить за воротник. Создалась дурац­кая видимость, будто мы отмечает какое-то радостное событие. Мы выпили уже три графина, а может, четыре, а то и все пять, потому что в конце концов перешли на чистый клюквенный сок. Она расходилась все больше, сделавшись совсем уж крикливой и распутной. Она позволила себе несколько хамских пассажей в адрес Кэт: «Кто ты Хантеру?» Потом она вцепилась в меня и за­голосила: «Кто эта девушка? Почему у тебя другая дома? Она нам тут не нужна».

Вскоре после того, как Тим ушел, я подошел к телефону и сказал Свидетельнице:

— Давай-ка вызовем тебе долбанное такси.

И не успел я нажать на кнопку «Т» — номер 925-TAXI — как она подлетела, вырвала у меня телефон и разъединила. Она дви­галась удивительно проворно для такой носорожихи, если учиты­вать расстояние на котором от меня находилась.

—О нет, давайте не расходится вот так, — взмолилась она. — Вы всегда были моим героем!

Я с ней не церемонился — ее тут никто не ждал. И я по-лю­бому не сделал ни намека на какое-то заигрывание.

Когда я попытался вызвать такси второй раз, она моменталь­но метнулась снова, ухватив меня за руку своим цепким щупаль­цем. Я просто опешил от подобной наглости. Я крикнул ей: «Ру­ки свои убери отсюда!» — и подумал, что присутствие Кэт, долж­но быть, еще как-то ее сдерживает.

Двух рая ей оказалось недостаточно. Я попытался связаться с такси в третий раз. Когда я только взялся за трубку, то увидел, как она подымается со своего места, чтобы помешать мне, и тоже привстал заранее. Вставая, она задела бедром столик и свернула с него бутылку с клюквенным соком, которая покатилась по полу. Я крикнул ей:

— Идиотка чертова, ты чего творишь тут?

Она подскочила ко мне, пылая непритворной на этот раз яростью — видать, больно ударилась о столик.

Тут я вспомнил о «фронтальном подъеме» — моем самом на­дежном приеме закончить спор, используемом в том случае, ког­да человек быстро бросается на тебя. Этот ударил по обоим пле­чам ребрами ладоней, движение направлено вверх. Она неслась ко мне с приличной скоростью, так что я вложил некоторую си­лу в удар... Это движение у меня отработано до автоматизма. Обычно атакующий сам помогает тебе, двигаясь вперед. В про­тивном случае прием бесполезен и выглядит, как обжимания гомиков.

«Фронтальный подъем» остановил ее, хотя она продолжала перебирать ногами, но уже в следующую секунду шлепнулась с порядочным грохотом. И вот она уже сидит на своей огромной жопе на полу перед холодильником. Я почувствовал некоторое облегчение. Она доставала меня больше часа. Что бы она ни сказала и ни сделала — все была отборная мерзкая гниль и глупость.

—Я хочу, чтобы ты выметалась отсюда, — сказал я. Предельно ясное описание ситуации.

Эта круглая дурища нагло вломилась в мой дом, надоедала и приставала. Более того, я так и не понял, в чем состояли ее действительные цели.

* * *

Пять дней спустя, около десяти утра через окно кухни я вдруг увидел соседа. Он казался очень возбужденным и выглядел так, будто бежал сюда со всей возможной скоростью. Я вышел наружу и сказал:

—Эй, привет. Пиво будешь?

Он ответил:

— Нет. Не сейчас.

Тут я заметил, что он смотрит на меня почти с ужасом, а припарковался гораздо дальше, чем обычно, да еще и спрятал машину в кустах.

— Они скоро будут здесь, и они обыщут твой дом, — сказал он. Заинтересовавшись, я подошел поближе.

—Эти ублюдки... они сейчас будут тут, они собираются взять тебя с ордером на обыск.

Я ничего не понимал.

—За что, за какое преступление? Ты о чем говоришь-то?

ЛОВИ МОМЕНТ В НОЧИ

Ночной Менеджер

ЛОВИ МОМЕНТ В НОЧИ

Ночной Менеджер

Полуденный рейс в Денвер сегодня припозднился, в аэропорту «Стейплтон Интернейшнл» очередной сеанс безмозглой паники - но шут с ней. Большинство из пассажиров - замороченные, загнанные коммерсанты и служащие, в своих синих костюмах и белых галстуках, судорожно изучающие ксерокопии квартальных отчетов.

Через проход от меня - помятый мужичок с портфелем, похожий на Вилли Ломэна, осевший в своем кресле, как два мешка каменной соли, и посасывающий диетическую колу. Читает экономический раздел «USA Today».

Передо мною - двое вертлявых подростков с уокмэнами. К плеерам прилагаются встроенные микрофоны, так что они могут общаться друг с другом при помощи наушников. Они подняли разделяющий их подлокотник, бесстыдно обнимаются и что-то высказывают стюардессе по поводу опоздания рейса... Аэропорт Сан-Франциско закрыт из-за нелетной погоды, так что нам предстоит долгое ожидание, во время которого они продинамят все свои важные деловые встречи.

Что же теперь? Нынче мы все стали бизнесменами. Рэй Стивенс говорил об этом еще двадцать лет назад: «Позаботься о своих делах, мистер Бизнесмен».

* * *

Звонок прозвенел для меня прошлой ночью, 13 часов назад, чтобы быть точным, и вот я уже развалился на двух местах бизнес-класса, как потерянный белый медведь на солнышке. Рейс UAL 70 несет меня из Денвера в Сан-Франциско, и мой бизнес существенно отличается от общеамериканского бесстыдного надувательства, которым, как мне кажется, одержимы большинство здесь присутствую­щих, включая моего славного бизнесмена, который сидит через проход.

В бескрайних дружелюбных небесах Америки нет места грубому сексу, амил-нитриту и двухсторонним греческим дилдо.

Некоторые люди продают автозапчасти, другие торгуют мясом, третьи занимаются элитным персоналом. У меня нет ничего общего с этими людьми.

Я - делец секс-бизнеса, который приносит $10 миллио­нов в год, и я лечу в Сан-Франциско, чтобы бросить вызов всей верхушке города - мэру, прокурору и главе полицей­ского департамента.

(И снова оказаться в СФ - стране прекрасных зеленых холмов и просоленных белых домиков за холмом Беркли...)

Братья Митчелл, Джим и Арти, встретят меня у выхода, с ними ждет мой личной дорожный менеджер, Джефф Армстронг, он же - исполнительный вице-президент Киноком­пании Братьев Митчелл.

Эти люди ездят на больших Мерседесах с открытым верхом, тех самых машинах, которые так любили Йозеф Менгеле и Эд Миз.

Это езда на большой скорости, парни... и некоторым это нравится.

* * *

О-ба. У нас кончается топливо, и мы того гляди камнем рухнем на Фресно - начинается паника, кто-то уже нало­жил в штаны, и мы, пованивая, плавно планируем над го­родом.

Пилот что-то бормочет в интерком, виня во всем силь­ный ветер в аэропорту Сан-Франциско. Ерунда. Опять что- то в наземных службах наврали, рутинное обеспечение контроля за воздушным транспортом. Бесплатная демонст­рация того, что войдет в обыкновение в ближайшие четыре года.

Пассажиры стонут и ноют, но никто не ожидает, что я выйду во Фресно позвонить по делу. Сержанту пришлось лично открывать мне дверь.

Когда я вернулся на борт с Chronicle, на меня смотрели уже по-другому - с каким-то овечьим уважением. А некото­рые избегали встретиться со мною взглядом.

Наконец бизнесмен по соседству робко осведомился - не мог бы и он переползти в бизнес-секцию.

Почему бы и нет? Мы ведь все теперь бизнесмены. Я на пути в СФ, где собираюсь пристроить на рынок один редкий порнофильм, и уже на три часа опоздал на его показ, который должен состояться в штабе братьев Митчеллов на улице «О'Фаррелл». В аэропорту меня ждет водитель, бронированная машина и две жирные шлюхи из Кореи.

* * *

Мы ехали по одной из центральных улиц Сан-Франциско, направляясь к океану, когда заметили эту женщину, пере­ходившую дорогу прямо перед нашей машиной. У меня язык присох к гортани, и из паралича меня вывела Мария, схватившая меня за колено и быстро зашептавшая: «Боже, Хантер, ты посмотри, какая спина!»

Я смотрел. Мы стояли на светофоре, женщина также двигалась в сторону набережной. Мы оба смотрели на нее, даже не моргая, не трогаясь с места, пока какой-то ублюдок сзади не засигналил и не заорал, обозвав меня «говнюком». Я про­сигналил в ответ, изобразив жестами, что у меня поломка, и ему придется объезжать нас по соседней полосе.

Как раз в этот момент девушка с прекрасной спиной остановилась, чтобы изучить меню ресторана «Ванесси», а может для того, чтобы рассмотреть большой стеклянный аквариум, в котором плавали несчастные на вид лобстеры. Превосходно, подумал я. «Ванесси» я знал хорошо, и если эта обладательница лучшей спины в мире собирается вечером ужинать там, то мы составим ей компанию. Тем временем вокруг нас образовался порядочный затор, я просигналил снова, жестом показывая водителям, что не могу двинуться с места.

- Ты, сраный пидор! - прокричал мне хорошо одетый мужчина, проезжая мимо. - Сожри дерьмо и сдохни!

Он поднял стекло и умчался дальше. Остальные водители, посообразительней, быстро разобрались, в чем дело, и бесстрастно объезжали меня, будто кучу строительного мусора, предоставив нам в полном покое рассматривать прекрасную незнакомку. Вот что называется хорошая карма, я так прямо и сказал Марии. Приятное тепло так и разливалось по моему телу.

- Козел ты, - ответила она. - Двигайся уже с места! Она уходит. Переходит Бродвей, все быстрее и быстрее, бежит практически. Боже, боже, ну и спина!

- Не переживай, - сказал я, наклонившись, чтобы обнять ее покрепче. - Проклятье, крошка, ты чего же это хочешь от этой красотки?

- Пока ничего, - прошипела она. - Я просто хочу смотреть на нее.

Разумеется. Это случилось в среду, прямо перед закатом. Солнце все еще ярко сияло, по заливу гуляли невысокие волны. Мы по милости небес оказались свободны от встреч, ранее достигнутых договоренностей и профессиональных обязанностей. Впереди расстилалось время, подобное нетронутому холсту. Саrре diem.

* * *

Инцидент с Голдстейном развивался очень быстро, в се­рый апрельский полдень, всего за несколько дней до нача­ла процесса, и все случилось совершенно внезапно, как раз, когда мы ланчевали на Пирсе 23. До этого мы спокойно пе­ренесли истерию, сопровождавшую «мировую премьеру» «Точки Графенберга» - в самом деле, ничего страшного не произошло. Никаких тебе скандалов, никаких арестов, ни личных трагедий, ни профессиональных. Пару раз я поте­рял терпение на публике, пару раз нагрубил местной прес­се, но это же такая ерунда. Это не моя работа - нравиться всем и каждому. Моя работа - это работа Ночного Менед­жера в самом одиозном порнокинотеатре Америки, и моя обязанность - проследить, чтобы он продолжал работать. Возможно, кому-то обязанности, которые я взял на себя, покажутся странными, но я их все-таки взял, и теперь их надо выполнять, а иначе как бы нам всем не оказаться в тюрьме.

Братья Митчеллы, без сомнения, отправились бы туда прямиком, кинотеатр опечатали бы и распродали бы все обо­рудование, чтобы рассчитаться со штрафами и оплатить судебные издержки. Адвокаты нарисовали нам безрадостную картину, полную тотального позора и отчаяния, включающую, помимо прочего, увольнение всех сотрудников, не исключая и меня. Нас прижали к стене, утверждали они; Мэр Дайана Файнштейн, теперь сенатор, разъярилась не на шут­ку и не собиралась идти на компромисс. Она предпринимала попытки закрыть «О'Фаррелл» все десять лет, что крутилась в политике, и теперь, наконец, все, начиная с Эда Миза и Бога, и заканчивая «Вооруженными Феминистками» с президентом США, встали на ее сторону. Дело швах, говори­ли нам. Больше никаких танцев-обжиманцев в Сан-Франциско, и даже думать нечего об автобусах, набитых японцами под завязку.

Примерно в это время, за неделю где-то до суда, Эл Голдстейн приехал в город на просмотр фильма, организованный специально для него. Время выбрал он не самое лучшее, но тут уж ничего не поделаешь. Эл - один из тех немногих людей в секс-бизнесе, чей авторитет не вызывает сомнений ни у кого. Он - издатель «Screw», кинокритик «Penthouse», и, возможно, единственный человек в Америке, чье слово может решить судьбу порнофильма. «Penthouse» продается тиражом в 4 миллиона экземпляров каждый месяц, $2,95 за но­мер, а видеокассета с фильмом для взрослых обычно оценивалась в $69,95.

Чистая прибыль при продаже оптом составляет при­мерно половину этой суммы, то есть $3,5 миллиона с первых 100000 копий в первый год, а это не такой уж великий тираж, особенно если удалось добиться одобрения «Screw», «Penthouse» и Эла Голдстейна лично. Так что если всего один процент читателей Penthouse купит видеокассету, которую ему горячо рекомендует любимый журнал, прибыль от продажи такой кассеты составит $1,5 миллиона, и это не учитывая доходы от проката. Прибыль от торговли в розницу может быть в два раза больше, и это - при общих затратах 100000 долларов или около того на производство и еще та­кой же суммы на раскрутку.

Назад Дальше