В разных городах, в разных районах, в разных отделах записей актов гражданского состояния так записано пером, что не вырубишь топором, что родился, что три раза женился, один раз развелся и овдовел. И что от первого брака сын. Сережка.
С учета в противотуберкулезном диспансере меня сняли через три года, как получил квартиру.
Не упомню, да и не в этом суть, где я еще отмечен, зарегистрирован, внесен?.. Да, конечно же, в Министерстве иностранных дел СССР, в синем служебном паспорте вклеена моя фотография. Смотрю прямо и напряженно. Простое лицо рядового советского гражданина. Эту фотографию рассматривали и сличали ее с моим настоящим лицом в Европе, Азии и Африке, Латинской и Северной Америке. Иногда враждебно, иногда доброжелательно, чаще всего - с профессиональным вниманием. Каким же я им представлялся? Им или кому-то другому, но кто бы ни читал мои документы, паспорта, удостоверения, билеты, карточки, каждому я виделся по-своему, одной стороной, сколками, срезом, гранью - целого меня не знает никто.
Даже Алена. Но любовь преодолевает и это препятствие.
Вот и тогда , в очереди в загранкабинет, мы сидели рядом на стульях и читали предусмотрительно взятые из дома книги: Лена - "Унесенные ветром", а я - "Сад радостей земных", и казалось, ничто не могло оторвать ее от этого занятия, уж больно ей нравилась книга, но все равно, время от времени она поднимала на меня глаза и безмолвно спрашивала - как ты? А я успокаивающе ей улыбался - все в порядке, маленький, все будет хорошо.
Все будет хорошо, думал я, глядя в книгу и не видя текста, если мы получим справки о здоровье, а процедура эта весьма длительная и коварная. Сначала надо сдать анализы, попасть к терапевту, сделать электрокардиограмму, пройти флюорографию, принести справки, что не состоишь на учете в психдиспансере, тубдиспансере, у нарколога, затем окулист, ухо, горло, нос, дантист, хирург, невропатолог. К каждому эскулапу предварительная запись, талончики, очереди. Каждый напишет свое заключение, и со всем этим ворохом - опять в загранкабинет.
Окончательный диагноз поставит женщина. Баба Яга. С лицом старой ведьмы: нос крючком, запавшие злые глаза и глубокие морщины. Говорят, что мужчин она не трогает, а вот женщинам оказывает самое пристальное внимание. Особенно украшениям, которые на них надеты: кольца, серьги, кулоны, брошки, цепочки... А мало ли у слабого пола всяких болячек? Смотрит Баба Яга на заключения специалистов и задумчиво говорит, куда же вам, голубушка, с такими расстройствами менять климат, наш здоровый московский воздух на тропическую жару? Многие заранее специально надевают что-нибудь одно, чтобы оставить в загранкабинете.
Алена не последовала такому примеру - только обручальное кольцо на тонком пальце, но в сумочке, в маленьком бумажном пакетике у нее брошка. Серебряная. С большим желтым топазом. На всякий случай.
Наша очередь. Заходим вдвоем.
- Здравствуйте!
- Садитесь, - Баба Яга оторвалась от записей, сбросила очки, они повисли на цепочке на морщинистой шее.
Рассмотрела нас.
Взяла направление из отдела кадров.
Завела на нас карточки, написала на них красным карандашом в углу и подчеркнула с нажимом дважды "тропики!"
Выписала кучу направлений. Мне.
Алене - одно. Ей придется пройти по всем кругам ада дважды - у себя в районе, потом здесь, в ведомственной поликлинике.
Таков порядок. Только разве это порядок? Просто никто ни за кого не хочет отвечать. А зачем? Поедут Истомины в тропики - от этого Бабе Яге ни жарко, ни холодно, а случись что с Истомиными в тропиках, можно сослаться на районную поликлинику, а куда же они смотрели?
- Ваши карточки будут стоять в коридоре. Берите сами и обходите врачей. Ясно?
- Спасибо, - хором сказали мы с Аленкой и вышли из кабинета.
Я проводил Алену вниз, помог одеть пальто в гардеробной - она поехала в районную поликлинику, я направился к окошку регистратуры.
Брошка пока не понадобилась.
Глава четвертая
Чистота - залог здоровья.
Чистота посуды, в которой сдаешь анализы - залог получения справки о здоровье.
Той весной, когда я уже побывал в Монголии, на Кубе, в Алжире, мне сказали, чтобы я собирался в Бразилию и Аргентину - требовался репортаж о гидроэлектростанциях, на которых были установлены советские гидроагрегаты. Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес - неужели увижу воочию? Тьфу-тьфу-тьфу.
Солнце, словно надраенное, подмигивало мне из множества весенних лужиц - да, да, да, шумела в стоках талая вода - да, с грохотом разбивались вдребезги сосульки, летящие с крыш, - да! А как легко - бывает же такое! - без очередей, все так удачно, так быстро обошел врачей. Вопросов не было, а если и спрашивали, на что жалуюсь, отвечал, что на маленькую зарплату. Эскулапы добродушно смеялись - у них она тоже невелика - и ставили свою подпись в ряд с другими.
И на следующий день светило солнце, шумела вода, пьянил весенний воздух - я пришел за справкой к лечащему. Опять без очереди, сразу попал в кабинет. Она посмотрела все записи, электрокардиограмму, одной рукой взялась за заветный бланк, отпечатанный почему-то на зеленой бумаге цвет надежды, а другой вытащила из отдельного кармашка бумажки с результатами анализов. Такие длинные, как при сдаче белья в прачечную.
Зеленый бланк ей пришлось отложить. Она уставилась в справки, потом на меня.
- У вас больные почки.
Если бы в этот момент я лежал на столе в электрокардиографическом кабинете, то приборы установили бы, что сердце у пациента Истомина упало. Глухая пустота на его месте. Разве это жизнь с больными почками? Медленное умирание. И прощай поездки, застолья, прощай элементарная каждодневная свобода пить и есть, что захочется - остренькое, кисленькое, маринованное, та свобода, о которой ежедневно просто не помнишь, не замечаешь ее. К тому же, придется уйти из редакции - кому нужен невыездной сотрудник?
- Что делать, доктор?
- К урологу. Срочно. Он консультирует... Минутку, проверю... да, по средам и пятницам. Завтра, значит.
Солнце нестерпимо кололось лучами из множества весенних лужиц - нет, нет, нет, булькала в стоках талая вода - не да, с грохотом выстрела разбивались вдребезги сорвавшиеся с крыш сосульки - нет!
Уролог молча выслушал мои сбивчивые мрачные объяснения.
Усмехнулся.
- Давайте-ка повторим анализы. Следовательно так, молодой человек, слушайте и запоминайте...
И доходчиво, как старшина новобранцу, вразумил, как грамотно сдать требуемое. Де-лай раз! Де-лай два! Воль-но!
Добавил задумчиво:
- Большие карьеры рушились... Какие люди!.. И все из-за невежества...
Я в точности выполнил его инструкции.
Мой друг, которого я через два дня случайно встретил, выходя из поликлиники, так и не понял, почему я затащил его в ресторан, где угостил и студнем с горчичкой, и заливным с хреном, и борщом с салом, и шашлычком на ребрышках, и мороженым с сиропом. Мы залили все это парой бутылок сухого грузинского вина.
Друг ел, пил, причмокивал и только удивленно таращился, когда я беспричинно, по его мнению, весело смеялся. Еще бы! В кармане моего пиджака лежал заветный зеленый бланк - прав был уролог. Правее не бывает...
Троллейбусом от метро до Звездного бульвара, где на кончике обелиска торчит ракета, которая никуда никогда не улетит, а в основании - музей Космоса, который вечно закрыт. Психдиспансер - во дворе длинного ряда одинаковых домов, никогда не помню точно, в каком именно, но условный рефлекс ежегодного посещения всегда приводил меня к дверям подъезда за углом. То ли от соседства с космическим мемориалом, то ли от канцелярской обыденности заведения, где за сотнями карточек стоят глаза безумия со своей историей, но странное ощущение каждый раз морозно продирало у окошка регистратуры. Казалось, что очкастая пожилая женщина в белом халате расхохочется, обнажив клыки вампира, и спросит загробным голосом:
- Был в Алжире? И видел, что у алжирского бея под носом шишка?
Финал гоголевских "Записок сумасшедшего" вспомнился, когда получал справку из психдиспансера перед поездкой в Алжир.
Справка из психдиспансера - странная справка. Она удостоверяет не наличие, а отсутствие. Что я не состою. Что я не безумен.
Такая же справка свидетельствует, что я не болен туберкулезом. Правда, для этого надо сделать снимок грудной клетки. Руки на пояс, локти вперед, подбородок повыше, вздох, не вы-ды-хать, одевайтесь. Результат через три дня. Вспоминается прошлое - жизнь взаймы от снимка до снимка, тубдиспансер, туббольница, тубсанаторий. Я давно уже снят с учета, а все равно идешь к холодному экрану, как на эшафот. А вдруг опять задует северный ветер с юга?
Снимок подтвердил наличие отсутствия процесса в легких. И справка тоже.
Споткнулся, как всегда, на ровном месте. Вот уж не ожидал. И у кого?
У хирурга.
Плоское, как блин, лицо, раскосые глаза. Тувинец? Кореец? Как его занесло сюда, в центр столицы, в ведомственную поликлинику? Сидел, писал что-то, велел раздеться до пояса. Я повесил пиджак на стул, снял пуловер, рубашку, майку.
Снимок подтвердил наличие отсутствия процесса в легких. И справка тоже.
Споткнулся, как всегда, на ровном месте. Вот уж не ожидал. И у кого?
У хирурга.
Плоское, как блин, лицо, раскосые глаза. Тувинец? Кореец? Как его занесло сюда, в центр столицы, в ведомственную поликлинику? Сидел, писал что-то, велел раздеться до пояса. Я повесил пиджак на стул, снял пуловер, рубашку, майку.
Он оторвался на мгновение от записей, не взглянув на меня, сунул в ямку пупка мизинец и долго мыл руки после этой пустяковой процедуры.
- Одевайтесь, - громко выкрикнул откуда-то из раковины.
Сел за стол. Взял мою карточку, стал что-то в ней писать. Долго. Подробно. Я даже засомневался - обо мне ли?
Оказалось, обо мне. Вытянул откуда-то белый прямоугольный листок, заполнил его, протянул мне.
- Что это? - не понял я.
- Направление, - он в первый раз посмотрел на меня черными непроницаемыми восточными глазами.
- Какое направление? Куда?
- На операцию. У вас пупочная грыжа. Резать надо.
- Резать?!
Иногда на меня находит. Бывает.
Я озверел. Во мне включилось что-то стихийное, неуправляемое. Как будто у меня не было справки из психдиспансера, что я не ку-ку.
- Вы хоть соображаете, что говорите? - подозрительно оглянувшись на всякий случай, удивленно-разгневанно зашептал я. - Газеты читаете? Куда вскоре поедет глава нашего государства? В какую страну? Поняли? А вы меня на операционный стол загоняете? Учтите, расскажу, где следует, как вы ставите диагноз одним пальцем, проверят вас как специалиста...
В его раскосых глазах мелькнул страх. Он покраснел, как краснеют смуглокожие - стал желто-розовым.
- Хорошо, - тоже шепотом сказал он. - Я напишу, рекомендовано проконсультироваться. А вы побольше упражняйтесь. Физически.
Написал.
Я начал отходить.
- Спустите штаны, - опять повернулся он ко мне. - И трусы тоже.
Нет не пальцы, четыре железных штыря, по два с каждой стороны, вонзились мне в пах.
- Так не больно? - спросил он.
- Нет, - на спертом дыхании ответил я.
- А так? - вонзил он штыри повторно.
- Не больно, - задохнулся я.
- Одевайтесь.
А ведь мне ехать к ним. В Азию.
Нам.
У Алены были свои "хирурги". Районные. По женской части. Пришла от гинеколога зареванная. Какие-то уплотнения в левой груди. Может, спать теперь только на правом боку? Справку дали, но в заключении написали, что необходимо регулярно проверяться. А это козырной туз в костлявых руках ведьмы из загранкабинета.
Три недели ежедневной нервотрепки, бесконечных ожиданий в очередях наконец-то прошли. Опять мы сидели вдвоем среди таких же супружеских пар с беспокойными глазами. В руках карточки с полным набором справок. Аленина карточка вдвое пухлее моей. Может, пока не поздно, замазать, зачеркнуть, вытравить запись гинеколога? И брошка наготове. Серебряная. С большим желтым топазом. Говорят, серебро сейчас в цене.
Вот и наша очередь.
Вошли в кабинет.
За столом вместо ведьмы - полная, немного растерянная женщина в белом халате.
- Что у вас?
Я протянул ей наши карточки.
Она их бегло просмотрела. Закрыла. И задумчиво уставилась на дважды подчеркнутом красным - "тропики".
- Вы не знаете, если тропики, - спросила она у меня, - то нужна ли еще одна виза на справке?
Я пожал плечами. Улыбнулся пошире.
- Когда оформлялся на Кубу, то не требовалась. Это точно.
- Никак не могу запомнить, столько инструкций, столько правил, - пожаловалась она Алене с досадой. - Ладно, спрошу у главного.
Она выписала нам по справке, поставила свою подпись и вышла из кабинета.
Вернулась быстро.
- И правда, ничего не надо, - протянула она мне справки. - Поставьте печати в регистратуре. Не забудьте.
- Спасибо, доктор.
- Не за что.
- Ну вот, а ты, глупая, боялась, - сказал я Аленке на улице.
- Это еще неизвестно, кто больше боялся, и значит, кто глупее, рассмеялась она.
Глава пятая
Анкеты - пустоглазые, согнутые вдвое листы бумаги размером с амбарную книгу и ординарным вкладным линованным листом для автобиографии. Ответ должен строго соответствовать поставленному вопросу: был? - не был; состоял? - не состоял; привлекался? - не привлекался. Жизнь расчерчена сеткой граф и колонок, разделена, препарирована, исчезло своеобразие человеческой индивидуальности - но глаз опытного кадровика мгновенно выхватит подноготный смысл безобидной с виду информации.
Какова же наша с Аленой подноготная?
Пункт второй: не изменял. Звучит, как присяга, как клятва в верности, на самом деле, фамилии своей я не изменял. Как звено в цепочке, ношу прозвище своих предков - Истомины. Многочисленный некогда клан Истоминых выбил голод и репрессии тридцатых, выкосила война, от густого генеалогического дерева остались две веточки - одна затерялась в Прибалтике, в Москве - отец, я и сын от первого брака. Тоже Истомин. Последняя капелька. Хотя сам вопрос, изменял ли, заставляет оценить Истомина Валерия Сергеевича как личность, ответ же на него...
Надеюсь, что не изменял.
Когда мог, не изменял.
Прочитанная где-то древняя мудрость служила и служит для меня ответом на этот вопрос, она сложилась и даже зазвучала стихом:
Творец мой, сколько тебя просило,
Но разве поможешь всем,
кто утерял верную нить?
Господи, дай мне силы,
Чтобы смириться с тем,
Что я не могу изменить.
Сколько же страха и ужаса!
В бездне твоей - твой Эдем.
Как мне его отворить?
Господи, дай мне мужество,
Чтобы бороться с тем,
Что я могу изменить.
И дай мне, забудь про скудость,
Помня, что непростое слово - "Быть" или "не быть", Господи, дай мне мудрость, Чтобы одно от другого Жизнью своей отличить.
И Алена не изменяла. Тоже осталась Борисовой. Судьба ее фамилии, ее семьи схожа с моей. Общая судьба. Советская. Когда женились, Алена попросила меня, можно я останусь Борисовой? Почему же нет? Правда, из-за этого приходилось убеждать бдительных ревнителей нравственности, что мы - муж и жена, особенно в домах отдыха и санаториях.
Образование высшее. Даже два - Технологический и вечерний экономический, третьим можно считать институт марксизма-ленинизма. Плюс английский - получается подкованный на все четыре специалист высокого класса с окладом сто восемьдесят.
Национальность: конечно, русский. Почему конечно? Потому что естественно, как дыхание, как воздух и вода, как небо. Как земля, на которой родился и рос. Не понимаю, не принимаю, когда зло косятся друг на друга в обиде за свою великую или малую нацию. Представить себе ненависть инородца мне также тяжело, как психически здоровому человеку ощутить состояние страдающего комплексом неполноценности. Все мы - дети своих народов и дети одной цивилизации. Очень верно говорят англичане: "Дэ уорлд из смол", - мир мал. Не нужен этот вопрос в анкете. И в паспорте. Россия, Русь живет в сердце моем.
Член Коммунистической партии Советского Союза. С пятнадцатилетним стажем. Взысканий не имел. Был членом партбюро, пропагандист. Долго не вступал - не верил. Двадцатый съезд - время моей студенческой поры, второй курс. Они жили рядом, работали вместе со мной - те, для кого кодекс строителя коммунизма должен быть священным писанием. Двойная жизнь. В трудах классиков, учебниках, газетах - одно, в действительности - совсем другое. Вступил, то есть сознательно начал жить двойной жизнью, поняв, что быть вне правящей силы в однопартийной системе - добровольно отказаться от возможности изменить то, что я могу изменить. Господи, дай мне мужество... Как же отказаться от посильного вклада в социум, где жить до смерти? Велик ли мой вклад? Каждый сам для себя избирает меру оценки, точку отсчета. Три моих оболочки, три сферы сознания наполнены разным содержанием. Общественная, чей источник - печать, радио, телевидение, трудовой коллектив, собрания, городская толпа, магазины, учреждения. Следующий круг - мои друзья, их всего трое-четверо, и знакомые - в записной книжке сотни четыре телефонов. Третья оболочка - тело мое, изнутри которого я ощущаю этот мир не только на цвет, на вкус, на запах, тепло или холод, но и гармонию мироздания и дисгармонию общества. Две внешние сферы переплелись между собой, маска у всех приросла к лицу, и к моему тоже, и в тусклом свете нержавеющих идей несется поток буден, растворилась, исчезла межа меж добром и злом. И только в душе, как звезда в колодце, живет любовь и вера. Без чего мертв человек.
Ударник коммунистического труда. Кому-нести-чего-куда. Дюжина пунктов, не менее - в ежегодных личных обязательствах. Досрочно, к тридцатому декабря... Всем вместе, нашим гуртом одержать победу в социалистическом соревновании к маю, к ноябрю, за год и снова к маю... Соблюдать график подготовки редакционных материалов, как будто это не является моей самой первой, прямой служебной обязанностью... На высоком качественном уровне выдавать тексты, то есть желательно, чтоб на каждую строку ссылка имелась, где и когда это уже было опубликовано... Участвовать в общественной жизни родного коллектива, от которого я никуда не денусь... Подготовить реферат в семинаре политической учебы, тем более, что сам пропагандист... Успешно грызть гранит наук на курсах повышения деловой квалификации... Быть первым в борьбе за звание лучшего по профессии, в сражении за благодарность начальства, в битве за почетную грамоту, в драке за премию... Вместе со всеми высоко нести бревно на всех субботниках и воскресниках... Разгрузить вагон, перебрать сто тонн в овощегноилище... Распив бутылку, ловить пьяных в добровольной народной дружине... Благонравно вести себя в быту и на работе, чтоб ни-ни... Блюсти чистоту в своем рабочем стойле... Специальная комиссия потом рассмотрит, комиссия потом проверит, комиссия потом доложит кому и куда надо. Достоин ли? Не попался ли? Шагал ли со всеми в ногу? И в торжественной обстановке, под знаменами и портретами, под аплодисменты выдадут удостоверение в красных корочках - наш человек, внес свой посильный вклад, можно посылать в разведку, то бишь за рубеж.