Все, что было при мне во время активации пакалей – одежда, карманные вещи, оружие, – я захватил сюда с собой. Стянув пакали резинкой, чтобы между ними не пропал контакт, я прислушался. Мне предстояло обнаружить среди шумов тот, который можно было принять за ориентир. Увы, голос Ширы среди них отсутствовал. Либо я попросту не мог его опознать, поскольку мне еще не доводилось слышать, как наша спутница вопит или рыдает. Можно было попробовать докричаться до нее самому, но я пока воздержался от этого. Если Крамер находится рядом, я отыщу ее без лишнего шума, который может привлечь к нам других обитателей этого мрачного места. Пусть даже они окажутся миролюбивыми и не причинят нам зла – в чем я сомневался, – общаться с ними у меня все равно отсутствовала охота.
Часы у меня на руке продолжали идти. Насколько точно, уже не определить, но явного ускорения или замедления хода стрелок я не обнаружил. И потому, начав поиски, машинально засек время, чтобы хоть как-то ориентироваться в этом странном мире.
Спустя пять минут я все еще не нашел Ширу, зато выяснил две важные подробности.
Первая – тюрьма оказалась значительно больше, чем я ее себе представлял по рассказам Крамер. В действительности таких огромных тюрем в России точно не было. Да и в мире, пожалуй, тоже. Многоуровневый лабиринт бесконечных коридоров, по которым было бы удобнее передвигаться на велосипеде, нежели пешком. Количество здешних камер и вовсе не поддавалось счету. Хорошо еще, что двери в них были решетчатыми и мне не приходилось открывать каждую из них для осмотра.
Как ни хотелось мне сохранить тишину, я волей-неволей был вынужден начать звать Ширу, чтобы не разминуться с ней на очередной коридорной развилке. После чего мне открылась вторая неприятная подробность. Призраки, что до сей поры оставались невидимыми, тут же возникли передо мной, стоило только мне поднять шум. Это были полупрозрачные белесые фигуры, но не размытые, какими их часто показывают в кино, а отчетливо различимые. И выглядели они не порождениями ада, а обычными людьми, коим пристало обитать в тюремных стенах. При желании на них можно было рассмотреть уйму мелких деталей, вроде родинок на лицах или пуговиц на одежде. Но у меня такого желания не возникло, ведь появление на сцене новых действующих лиц не предвещало мне ничего хорошего.
Тюрьма, в которой сидела Шира, была женская, и призраки были все до единого женского пола; разумеется, я судил об этом лишь по их внешнему виду. Может быть, поэтому они отреагировали на мое появление с таким энтузиазмом. Первыми на меня накинулись охранницы с дубинками – мужеподобные дебелые бабищи, у которых не то что зэчка, но и зэк вряд ли забалует. Это выглядело логично: вертухаи заметили постороннего и, не мешкая, устремились к нему. Но когда вслед за ними сквозь стены и решетки в коридор вырвались призраки заключенных, это уже не лезло ни в какие ворота. Прежде, судя по доносившимся до меня звукам, охрана и арестанты не питали друг к другу симпатий. Но стоило мне себя выдать, как вмиг они забыли о распрях. И в едином порыве атаковали меня со всей присущей нечисти злобой.
Отступать было некуда. Я находился посреди узкого длинного коридора, а с обеих сторон ко мне стремительно приближались призраки. Стрелять в их полупрозрачную толпу я даже не подумал – какой в этом смысл? И так очевидно, что свинец не причинит им вреда, а магией – единственным верным средством борьбы с привидениями, – я не владел. Возможно, мне сейчас помог бы огонь, да только где его взять? Одной зажигалкой от привидений не отмашешься, а поджечь ею здесь нечего.
Ошарашенный, я застыл на месте…
…Что в итоге меня и спасло!
Вопящая лавина нелюдей нахлынула на меня, словно пронизывающий ледяной ветер. Перекошенные злобой, мертвенно-бледные лица замелькали перед глазами нескончаемой чередой. Я уже было решил, что вот так – потоком лютого могильного холода – они меня и прикончат. Но внезапно эти слившиеся воедино одноцветные существа умолкли и остановились. Сразу все, как по команде. Их глаза таращились и на меня, и в то же время как бы сквозь меня. Прервав атаку, призраки застыли на месте и больше не издавали ни звука – жутче компании не придумать, даром что дело происходило не наяву, а в коматозном сне.
Походило на то, что враги дружно потеряли меня из виду. Но почему? Что я, сам того не ведая, сделал такое, отчего вмиг исчез с «радаров» этих тварей?
Вопрос несложный: я всего-навсего перестал звать Ширу и издавать прочий шум, так как замер без движения. И все!
Вот в чем дело! Призраки слепы, и само по себе мое присутствие их не раздражает. Но стоило мне нарушить привычный им шумовой фон тюрьмы, и они сильно разъярились. И, обретя видимость (наверное, тоже из-за резкого прилива злобы), помчались к источнику посторонних звуков.
Не успел я толком это осмыслить, как тюремщицы и заключенные окончательно утратили ко мне интерес и начали расходиться. Первые – по коридорам, вторые – так же, сквозь стены и решетки, по камерам. Вновь раздались голоса и шумы, которые я слышал до того, как был обнаружен. Удаляясь от меня, призраки постепенно растворялись в воздухе, пока совсем не исчезали из виду. Три минуты, и вот я снова стою в одиночестве посреди гигантской тюрьмы, чьим обитателям, казалось бы, нет до меня дела. Только теперь я знал, насколько опрометчиво было так думать. И почти впал в отчаяние, поскольку отыскать в этом лабиринте Ширу, не окликая ее, представлялось невыполнимой задачей…
Тем не менее, перемещаясь осторожными, тихими шагами, я снова перестал интересовать призраков. Иногда я даже проходил сквозь них, потому что порой на меня накатывал пронизывающий холод. Который быстро сходил на нет. Возможно, я ошибался, и это были обычные тюремные сквозняки. Однако после знакомства со здешними обитателями я, начиная беспричинно мерзнуть, грешил на сквозняки в последнюю очередь.
Неизвестно, сколько времени прошло в моей родной реальности с тех пор, как я сюда забрался. Здесь, согласно моим часам, я напал на след Ширы на двадцать третьей минуте поисков. Зацепка была не слишком очевидной. Но, учитывая, где я находился, любая перемена обстановки или появление новых деталей могли служить указателем на мою цель.
Я навострил уши и стал держать нос по ветру, когда на моем пути начали попадаться закрытые коридорные двери. До этого среди здешних дверей были заперты лишь камерные. Но теперь это стало касаться и тех, что перегораживали коридоры. О чем это говорило? Возможно, ни о чем, а возможно, о многом.
Для человека, который не расставался на службе с набором отмычек и прочими полезными «гаджетами», тюремные замки не представляли собой неразрешимую проблему. В мире чужих грез я вскрывал их тем же инструментом и теми же способами, что всегда. Шум, который я при этом неизбежно поднимал, был терпимым и не раздражал нервозных хозяев. А меня, в свою очередь, перестали раздражать стены, чьи подвижки оказались на поверку столь же неопасными, как колыхание вывешенного на просушку белья.
Успешно вскрыв три двери, на четвертой я, однако, споткнулся. Проблема заключалась не в замке, а в засове, на который эта дверь была заперта с другой стороны. Взломать его по-тихому при всем старании не удалось бы. И обойти преграду по соседним коридорам тоже невозможно. За последние минут пять мне не попалась навстречу ни одна развилка. Это обстоятельство также могло иметь символический смысл, и теперь я должен был дойти до конца коридора чисто из принципа.
Тратить на взлом двери гранату, когда у меня в запасе имелись компактные и маломощные тактические заряды, предназначенные как раз для таких целей, не стоило. Я прикрепил взрывчатку аккурат напротив засова, выставил на таймере детонатора минутную задержку, потом отступил подальше и спрятался в дверном проеме одной из камер, прижавшись лопатками к запертой решетке. Сам взрыв меня не беспокоил. Тревожило другое: если на мои безобидные крики сбежалось столько призраков, то сколько их примчится сюда на оглушительный грохот?
Опасения были не напрасными. Сам взрыв по сравнению с поднявшимся вслед за ним диким ором был подобен бульканью камня, брошенного в водопад. Чуя, что здесь вот-вот начнется, я вжался спиной в решетку и затаил дыхание, пытаясь слиться со стеной. Даже если призраки слепы, они, будучи растревоженными второй раз, могут насторожиться и все-таки меня обнаружить. Как знать, возможно, они способны не только слышать звук, но и, подобно голливудскому инопланетянину-Хищнику, переключаться при необходимости на другой, альтернативный режим мировосприятия. Было бы наивно полагать, что призраки воспринимают только звуковые колебания и больше ничего. Даже если эти призраки живут не в настоящем, а в призрачном мире.
Второй их наплыв выдался столь мощным, что будь они нормальными людьми, в коридоре стало бы яблоку негде упасть. Здесь же сейчас могло упасть не только яблоко, но и я сам. И в конце концов упал! Скопище вопящих и источающих лютый холод тварей повергло меня в натуральный шок. Я был дезориентирован и подавлен. Вдобавок вопли такой звуковой частоты, очевидно, разрушительно воздействовали на психику. Иного объяснения, почему я вдруг утратил волю и тоже начал кричать, не находилось.
Второй их наплыв выдался столь мощным, что будь они нормальными людьми, в коридоре стало бы яблоку негде упасть. Здесь же сейчас могло упасть не только яблоко, но и я сам. И в конце концов упал! Скопище вопящих и источающих лютый холод тварей повергло меня в натуральный шок. Я был дезориентирован и подавлен. Вдобавок вопли такой звуковой частоты, очевидно, разрушительно воздействовали на психику. Иного объяснения, почему я вдруг утратил волю и тоже начал кричать, не находилось.
Ноги мои подкосились, и я, заткнув уши руками, рухнул на пол, почти ничего не соображая. Мне хотелось лишь одного: чтобы этот выворачивающий мозги наизнанку шум поскорее прекратился. Да только как он мог прекратиться, если закричав, я еще пуще разозлил призраков, для которых отныне перестал быть невидимкой.
Так вот, значит, каким образом они убивали: терроризируя звуковой атакой мой мозг и замораживая мое тело! Противостоять им я не мог. Даже вытащить из кармана пакали, чтобы рассоединить их и вернуться в привычную реальность, и то было выше моих сил. Я превратился в безвольное и бессильное существо, которое только и могло, что орать да биться в конвульсиях. Теперь понятно, какая беда приключилась с Широй. Она, как сейчас я, наверняка угодила в такой же переплет. И, терзаемая призраками собственного прошлого, осталась вечной пленницей этой ментальной тюрьмы.
– Я требую адвоката! Немедленно!
Это прокричал не я, хотя в моем нынешнем состоянии нельзя было утверждать подобное с полной уверенностью. Мало ли, что за вздор начнешь пороть, когда находишься на грани потери рассудка. Адвокат! Да откуда же ему тут взяться? А если таковой и впрямь отыщется, чем он мне поможет? Ведь он будет из числа призраков, а те не воюют друг с другом, даже если одни имеют вид заключенных, а другие – охранников…
Я не сразу понял, что призрачная атака прекратилась, и еще какое-то время продолжал корчиться на полу, орать и трястись от холода. А когда до меня дошло, что я веду себя по-идиотски, поскольку тварей здесь больше нет, я находился в коридоре уже не один. В проходе, который еще недавно перегораживала запертая на засов дверь и который теперь был свободен, стояла фигура. И не белесо-полупрозрачная, а самая что ни на есть человеческая.
– Шира?! – севшим от крика голосом осведомился я, приглядываясь к встреченному мной новому обитателю тюрьмы. – Шира, это ты?!
– Полковник?! – удивленным голосом отозвалась Крамер. Да, это была она. На вид живая и здоровая. И к тому же не опасающаяся разговаривать в полный голос. – Как вы здесь оказались?
– Пожалуйста, говори тише! – попросил я. – А то призраки могут вернуться!
– Могут, – согласилась Шира, но голос не понизила. – Но пока вы со мной, вам они не страшны.
– Серьезно?! – усомнился я, поднимаясь с пола. Никто меня не бил, однако тело ныло так, словно я и впрямь пережил хорошую взбучку. – Почему ты в этом уверена?
– Да вы что! Это – мои призраки, – ответила она. – Я знаю их не хуже, чем саму себя. Вы же в курсе: я была не простой рядовой зэчкой, поскольку судебный процесс над нами выдался очень громким. И когда нас с подельниками приговорили и отправили тянуть срок, к нам все еще было приковано внимание СМИ. Чем я поначалу на зоне и пользовалась. Стоило лишь кому-то из охраны превысить по отношению ко мне свои полномочия, как я тут же требовала адвоката, а он приводил с собой толпу журналистов. Начальник колонии кусал локти от злобы, но ничего не мог поделать. Если бы поднялась новая шумиха, он бы полетел с должности быстрее паровоза. Поэтому и дрючил наших вертухаек как сидоровых коз, чтобы те не вздумали провоцировать меня на жалобы. У этих толстожопых стерв после общения со мной, наверное, появилась хроническая аллергия на слово «адвокат». Такая, что с тех пор они, как только услышат об адвокате, начинают дрожать и пускать изо рта пену.
– И как ты додумалась отпугивать адвокатами здешних призраков?
– Сразу, как только увидела знакомые вертухайские рожи и поняла, что угодила в мир своих собственных страхов. А страх, как известно, страхом вышибают. Чем я и занимаюсь тут уже… сама не знаю, сколько времени.
– Я отправился сюда вслед за тобой примерно через двенадцать часов после того, как ты нас покинула, – ответил я. Уверенность Ширы в том, что призраки нас не тронут, понемногу передалась и мне. Но я все еще чувствовал холод, а вместе с ним и страх. – Там, за пределами этого твоего мира, все сложнее, чем ты думаешь. Во-первых, на самом деле мы с тобой сейчас не разговариваем, а лежим в коме под присмотром Бледного. Во-вторых…
И я вкратце обрисовал Крамер, в какое дерьмо мы вляпались на сей раз. Не забыл, разумеется, упомянуть и о встрече с «серым» в мире уже моих грез. Или, может быть, не грез, а страхов – я пробыл там совсем недолго, чтобы это понять.
– Кстати, о «сером»! – всполошилась Шира после того, как я поведал ей о том, что Мастер Игры пытался блефовать, а я ему не поверил и сыграл по-своему. – Он ведь тоже находится здесь. Только…
Она осеклась и нахмурилась.
– Только ты пока не знаешь, слушаться его совета или нет, – продолжил я вместо нее. – То есть либо соединять пакали, либо нет. Не волнуйся – это такой же блеф, каким Мастер пытался смутить и меня. Соединяй, не бойся! В реальном мире ты их давно соединила и оказала всем нам неоценимую помощь.
– Вообще-то я не это хотела сказать, – помотала головой Крамер. – «Серый» здесь, но с ним что-то не в порядке. Сначала он и правда пытался, как вы говорите, блефовать, но потом… Потом он вдруг упал и полностью отключился. Так до сих пор в отключке и лежит.
– Да неужели?! – удивился я. Новость действительно была неожиданной и отчасти даже пугающей. – А он хоть дышит, ты проверяла?
– Сразу и не определишь, – ответила Крамер. – На первый взгляд, не дышит, и сердце у него не бьется. Но тело почему-то не коченеет. Наоборот, оно даже горячее стало.
– И где сейчас лежит «серый»?
– Тут неподалеку. – Шира указала рукой за дверь, которую я только что взорвал. – В одной из камер. Я положила его на нары и пыталась привести в чувство, но все без толку.
– Ладно, идем, глянем на него, – предложил я. – Сомневаюсь, что «серого» хватил апоплексический удар. Скорее всего, этот ублюдок лишь прикидывается горячим трупом. Потому что, готов поспорить, он опять готовит нам подлянку…
Разумеется, Шира не устояла перед искушением узнать, как выглядит Мастер Игры. И, воспользовавшись его беспомощностью, стянула с него форменную шапочку-маску без прорезей. Внешность у него оказалась вовсе не инопланетная, а вполне человеческая, причем довольно заурядная. Даже аль-Наджиб, который побывал слугой у «серых» и поносил их униформу, выглядел в ней презентабельнее этого невзрачного худосочного типа. Которому, для полного сходства с офисным клерком, не хватало лишь очков и дешевого костюма с галстуком.
Вот, собственно, и все, что я мог сказать о нашем грозном противнике, который как будто решил передразнить нас с Широй и тоже впал в кому, только не в реальном мире, а здесь. Температура тела у этого коматозника действительно оказалась ненормально высокой. У обычного человека от такого жара кровь свернулась бы в сосудах, и он без своевременной медицинской помощи протянул бы недолго. «Серый» при отсутствии у него пульса и дыхания – я удостоверился, что Шире это не показалось – тоже мог бы формально считаться трупом. Но признавать его таковым я не спешил. Слишком коварным и скользким типом он был, чтобы вот так просто взять и умереть, особенно без видимой причины.
Хм, а почему без причины? Быть может, это я ввел его в такое состояние, ударив по его пакалю пакалями плазмодемона и пожирателя гигантов. От чего, кстати, он пытался меня отговорить. Но раз так, почему он отговаривал меня без должной настойчивости? Да и зачем вообще выдал мне артефакт-«джокер», если это было чревато для него опасными последствиями? Пытался таким образом уравнять наши неравные с ним шансы в игре? Но для этого ему не требовалось так рисковать – играй вполсилы или еще слабее, и все дела!
А может, наш Мастер был адреналиновым наркоманом, устроившим себе русскую рулетку, где роль револьвера с одним патроном в барабане – в нашем случае со смертельно опасным для Мастера пакалем – исполняли мы?
Прав был Эйнштейн: бог и впрямь не играет в кости. Когда он хочет попытать удачу, то делает это иными, более жестокими способами. Причем жестокими как в отношении себя, так и тех, кого он выбрал себе в соперники.
– Если в игре с Мастером проигравший должен умереть, то сейчас мы могли бы поставить в этом сражении окончательную точку, – заметила Шира, выразительно посмотрев на мой автомат.
– Не забывай, где мы находимся, – напомнил я ей. – Оружие здесь тоже функционирует и обладает разрушительными свойствами. Но как отразится на нас в реальности то, на что ты намекаешь? Готов поспорить: ничего хорошего из этого не выйдет. Мастер вполне мог устроить нам провокацию. Возможно, убив его здесь, мы разрушим механизм нашего возврата и уже никогда не выйдем из комы там.