Политова Алина Серпантин
ЕВА
Аллочка была чудо как хороша. Закрывая дверь на ключ, она исхитрилась
так поставить левую ножку, что в разрезе её короткого больничного халатика
показалась полоска белоснежного ажурного чулка. Колян, успевший уже усесться в
кресле, где совсем ещё недавно восседала старшая медсестра, смачно причмокнул.
— Ну вот, — с сияющими глазами повернулась к нему Аллочка, — лучше мы с тобой
здесь посидим вдвоём, правда? А то там так накурили, что у меня голова
закружилась.
С этими словами девушка плюхнулась в свободное кресло, закинула ногу на ногу,
совсем уже открывая своё нижнее бельё, и смущённо улыбнулась.
В ответ Колян растянул губы в ленивой улыбке.
Бог ты мой, думал он, с удовольствием разглядывая её ничем не прикрытые ножки,
как же эта лярва умудрилась остаться целкой до двадцати лет! Впрочем, об этом
следовало думать уже в прошедшем времени. Потому как три дня назад неотразимому
Коляну удалось в раздевалке для санитаров лишить Аллочку её драгоценного
достоинства, в силу чего она теперь при каждой случайной встрече преданно
заглядывала ему в глаза, и явно ожидала какого-то логического продолжения.
Что же касалось Коляна, то сейчас он бы с удовольствием вернулся в компанию
других санитаров, сидящих в данный момент в комнате отдыха и поминавших
безвременно ушедшего из жизни коллегу Пашу Зотова. Покойного Колян не знал, тот
скончался больше месяца назад, ещё до прихода Коляна, но початый ящик водки,
припасённый ребятами в комнате отдыха привлекал его со страшной силой. Но что
тут поделаешь, после первых трёх стопок Николая предательски потянуло на женский
пол. Его взгляд упал на Аллочку Мухолёткину, и в голове всплыла недавняя сценка
в раздевалке. Он живо вспомнил как Аллочка с придыханием шептала 'не надо' и
насаживалась на него с настойчивостью изголодавшейся просроченной целки. Это
было что-то!..
И вот они снова наедине. Нужно побыстрее заканчивать с ней и возвращаться к
ребятам. А то неровён час, от водки останутся одни пробки. К тому же там
присутствует ещё и Люська Кривенко, дама не столь свежая как эта лярвочка, но
весьма и весьма перспективная.
— Ох, как я устала сегодня, день был просто сумасшедший, — томно потянулась Алла
В сумасшедшем доме все дни сумасшедшие, — криво усмехнулся Колян. Его совсем не15:13 29.09.2004
прельщала перспектива пустой болтовни.
— Смотри, не ляпни такое при Семёнове, а то в два счёта вылетишь с работы. Он у
нас молодой, да горячий, долго церемониться не станет.
— Да пошёл он…
— Нет, не скажи. На его смене здесь спокойней. Он к каждому пациенту подход
знает. А вот когда Чернец заступает, так хоть вешайся. Беспредел полнейший. -
Аллочка осуждающе возвела глазки. — Вот сегодня, например. Это ужас какой-то!
Петю Багрова из восьмой помнишь?
Колян поморщился.
— Ещё не хватало их запоминать.
Ну у него ещё папаша из новых. На шестисотом приезжает каждый четверг.
— Ха, ну так бы и говорила. Помню, ясное дело.
— Ну так вот он, этот Петя, в последнее время вроде на поправку пошёл. У него
нервный срыв был из-за того, что его невесту у него на глазах убили, жуткая
история, очень сильно на него повлияла. Он уж год здесь и никаких улучшений. А
вот Семёнов за него взялся, и он стал в себя приходить, с ним даже разговаривать
нормально стало можно. Так вот старый придурок Чернец вызвал Петю этого сегодня
и решил, как и Семёнов, поблистать, так сказать, профессионализмом. Дошло до
того, что от его терапии парнишка чуть голову себе не разбил об стенку. Вся
работа Семёнова насмарку.
— Тебе-то какое дело, — пожал плечами Колян.
— Ты не понимаешь, Коль. Ты недавно у нас, а я уже всех знаю от и до. Они же,
эти психи, тоже люди. С любым такая беда приключиться может, не все же от
рождения такие. Как посмотришь, что с ними здесь творят, так жить не хочется.
Вот ещё сегодня… Ты не помнишь, наверное, у нас в двенадцатой палате Самохина
лежит. Тёмненькая такая…
— А вот её-то я как раз хорошо запомнил. Евгения, да? Очень аппетитная сучонка.
— у Коляна недобро вспыхнули глаза.
— Да, — потухшим голосом пробормотала Аллочка и бросила на Коляна ревнивый
взгляд, — А ты знаешь, что она не ест?
— Что не ест? — не понял тот.
— Ничего вообще. Одну только воду пьёт, уже несколько лет, насколько я слышала.
— Ну конечно…
— Да серьёзно тебе говорю. Когда её силой пробуют накормить, у неё все признаки
интоксикации. И желудок, судя по всему, вообще не работает. Семёнов её не
мучает, только уколы витаминов втихаря делает, а сам говорит, что ему удаётся её
кормить по какой-то там якобы специальной методике. А вот Чернец, добрая душа,
заявляет, что без еды человек жить не может и силой заставляет её есть. Ты бы
видел, как она мучается. Сегодня вот тоже бульоном её напичкали. Я недавно к ней
заглядывала, она как неживая лежит. И что с ней делать — неизвестно. Никому ведь
дела нет…
— Может, мне проведать её? — ухмыльнулся Колян.
— Это зачем? — нахмурилась Алла и нервно одёрнула задравшийся уже чуть ли не до
пупка халатик.
— А просто так. Что, я слышал, многие из санитаров наведываются к местным
дурочкам по ночам.
Аллочка сделалась бледной, как полотно, и на глазах её выступили предательские
слезинки. — Коля, да ты что! Да если кто узнает!… И вообще…
— Что 'вообще'? — не выдержал Колян, — ты что думаешь, я лясы здесь с тобой
точить пришёл?! Если засвербело между ног, так давай быстро задирай халат и
наклоняйся, нечего меня здесь лечить! А если нет, так я и посговорчивей тебя
найду!
Несколько секунд Аллочка только растерянно хлопала накрашенными ресницами, но
когда слова, сказанные Коляном, наконец, дошли до неё, она судорожно всхлипнула
и подскочила — Ты… Ты скотина, грязная скотина! — сквозь слёзы выкрикнула она и
выбежала за дверь.
Когда её каблучки затихли где-то в конце коридора, Колян опомнился.
— Чёрт, чего это я, удивлённо подумал он, перегнул малость.
Но где-то внутри забрезжило чувство облегчения. Перед глазами появилось до жути
сладкое воспоминание. Или видение? Видение черноволосой кошки с зелёными
глазами.
— Евгения Самохина, — вслух произнёс он, будто пробуя эти слова на вкус. -
Женечка…
Он видел её всего раза два или три в больничном парке. Но этого оказалось
достаточно, чтобы образ её накрепко закрепился в его порочной голове.
В первый раз он вроде и внимания на неё особого не обратил, — невысокая такая
брюнеточка, ничего в ней особенного. Но однажды он заметил, что она его
рассматривает. Глаза у неё были потрясающие — точь в точь как у кошки. Колян
подумал тогда ещё, что если девочке этой мордашку подкрасить косметикой, то от
неё глаз будет не оторвать. И ещё, конечно, этот взгляд, с которым она на Коляна
пялилась. Он сразу подумал, что эта куколка с голодухи по мужику может в койке
такое вытворить, что до гроба не забудется.
Колян расспрашивал о ней ребят и выяснил, что (аюшки!) лярвочка эта здесь уже
лет восемнадцать проживает. В общем, работы непочатый край нормальному мужику.
Тем более, что девочка, судя по слухам, спокойная, разве что немного со
странностями.
— Странности это хорошо, — мечтательно произнёс Колян. Заманчивая перспектива
необычного секса наполняла его тело истомой и жаром. Образ зеленоглазой кошки
вытеснил из его головы всё, — и дружков, поджидающих его в комнате отдыха, и
чувство страха, и даже недопитую, такую вожделенную водочку, наверняка с каждой
минутой уменьшающую своё количество.
— Ах, Женечка-Женечка, — умильно заворковал он, вертя перед глазами пластиковую
карту, — универсальный ключ от всех палат второго этажа, имеющийся у каждого
дежурного санитара. — Вот он, наш золотой ключик. Сейчас мы позабавим нашу
курочку.
Коляну хватило нескольких секунд, чтобы бегло окинуть взглядом пустой коридор и
прошмыгнуть к палате с цифрой '12'.
Он прижался к смотровому окошку на двери и заглянул в полумрак. Принудительное
освещение едва рассеивало темноту, но этого было достаточно, чтобы разглядеть
кровать в дальнем углу палаты (обычную, в отличие от привинченных коек в других
палатах) и увидеть смутные очертания лежащей на ней женщины.
Дрожащей от нетерпения рукой Колян вогнал карту в отверстие на двери, которая
тут же бесшумно открылась, и прошмыгнул внутрь. Ему было прекрасно известно, что
на компьютере в кабинете старшей сестры зажёгся сигнал о том, что дверь в эту
палату была открыта, но так же ему было известно, что увидеть этот сигнал там
совершенно некому. Люська Кривенко в этот момент квасила водку с санитарами и
наверняка утирала сопли расстроенной Аллочке. Хотя, кто знает, может ей и
вздумается вернуться в любой момент.
Риск был огромен. Колян понимал, что за свои развлечения с психичкой он может
запросто угодить за решётку, но какая-то непреодолимая сила тянула его в
двенадцатую палату, и он ничего не мог с собой поделать. Хотя бы на миг
ворваться в её тело, а там хоть трава не расти. Пять минут, убеждал он себя, за
пять минут ничего не случится, это точно.
Его трясло как в лихорадке. Внизу живота отбойным молотком запульсировала кровь,
когда он двинулся к кровати.
Бог ты мой, почти в панике думал он, а ведь я к ней ещё не притронулся, чего ж
меня так дёргает…
Пока он судорожно возился с ремнём от форменных брюк, ему удалось рассмотреть
женщину вблизи.
Она лежала навзничь, бессильно свесив руку с кровати и даже в полумраке было
заметно, как заострились черты её лица.
Но Коляна это мало интересовало. Спустив, наконец, штаны, он забрался на неё
верхом и начал осторожно задирать её шёлковую ночную рубашку.
Евгения встрепенулась и медленно открыла глаза.
Заметив это, Колян нерешительно замер и напрягся.
Лишь бы эта сучка не заорала, мелькнуло у него в голове. И ещё… ещё ему
показалось, что глаза её как-то странно блеснули в темноте.
К счастью, она не закричала. Только промурлыкала одуряющим голосом:
— Привет, тебя-то мне и не хватало…
И плавно закинула руки за голову.
Колян аж застонал. Его просто распирало от желания.
— Какая сладкая сучка, — задыхаясь, прошептал он. Наконец-то он отымеет
настоящую тёлку. И безо всяких сраных предисловий. Просто будет трахать эту
дырку, как и положено нормальному мужику.
Он резким движением содрал с неё рубашку и не смог удержать восхищённого
возгласа. Её обнажённое тело напоминало статую, он не нашёл иного сравнения.
Такие до безумия совершенные линии он видел только на картинках.
— Тебя слепили, чтобы трахать. — Глумливо пробормотал он. Не в силах больше
сдерживаться, он грубо подхватил её бёдра и с размаху вклинился в её горячую
податливую плоть.
Вот это был кайф! За всё свою сознательную половую жизнь Коляну ни разу не
довелось испытывать подобного улёта. Даже в самый первый раз, когда сорокалетняя
подруга матери отсасывала ему в подъезде под лестницей. То было всё другое,
совсем другое. Хотелось побыстрее кончить, расслабиться. А сейчас…ему казалось,
что когда он вошёл в неё, мир обрушился ему на голову, голова его оторвалась, и,
совершенно невесомая, унеслась куда-то в космос. Комната поплыла у него перед
глазами, и вместо неё появилось небо. Огромное бесконечное небо, усеянное
мириадами звёзд. Колян мчался сквозь эти звёзды, и с каждым мощным толчком его
тела тысячи искр разлетались из его глаз. Каждое его движение извлекало из него,
казалось тонны спермы и приносило какой-то невиданный многократный оргазм.
Где-то в глубине его сознания слабо копошилась мысль, что во всём этом имеется
что-то противоестественное, ведь он кончил уже едва вошёл в неё и больше (он-то
себя знал) не мог. Но безумный вихрь всё уносил и уносил его в океан безумной,
неземной, нечеловеческой страсти…
Щёлк!!!…
Этот звук извне воровался в его грёзы как автоматная очередь. Резко отшатнувшись
от женщины, Колян вскочил на ноги, и только ощутив пятками холодный пол, начал
медленно вырывать себя из сладкого кошмара.
Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его глаза стали различать
окружающие предметы.
Её тело, расслабленно раскинутое на кровати, одежда на полу, тумбочка, кресло…
Стоп!
Что это был за звук?
Щелчок?
Дверь!!!
Тело Коляна налилось свинцом.
Аллочка…Дрожащая и всхлипывающая Аллочка стояла в дверном проёме, и огромными
полными боли глазами смотрела прямо на него.
— Чёрт! — выругался Колян. — Какая же ты идиотка!
Аллочка прислонилась к косяку двери и тоскливо заскулила.
— Коленька, Коленька, ну зачем же ты…
Заткнись, дура, и свали отсюда! — угрожающе прошипел Колян, натягивая штаны. -
Если проболтаешься, замочу! Слышишь, сука!
Но Аллочка не слышала. Продолжая поскуливать, она стала медленно съезжать на
пол.
Ну, это уж было слишком. Не хватало ещё, чтобы она до утра так провалялась.
Колян схватил её за плечо и вытащил в коридор. Дверь за ними автоматически
закрылась. Он прижал ослабевшую от горя Алку к стене и, взяв её за мокрые щёки,
прошептал своим самым ласковым шепотом:
— Ну чего ты, глупенькая, разревелась, чего? Ведь я развлёкся просто немного и
всё. Я же на самом деле только тебя люблю, и больше никого. Просто ты обидела
меня, вот я и решил тебя позлить. — Он порывисто обнял её и погладил по голове.
— Ну всё, прости меня. Как будто ничего не было, ладно?
От этой неожиданной Ласки Аллочка заревела ещё сильнее и снова запричитала:
— Зачем, Коленька, зачем ты к ней пошёл…
Колян сжал зубы и тряхнул её как следует.
— Ну всё, хватит!
— Ты не понимаешь
— Да всё я понимаю!
— Нет! — она неожиданно перестала плакать и с болью посмотрела ему в глаза. — Те
парни, которые к ней раньше ходили…
— Да что мне эти парни!
— Они потом все умерли, Коленька, она что-то сделала с ними! И Зотов, он тоже
умер из-за неё!
Колян недоумённо захлопал глазами, а потом вдруг с силой отшвырнул девушку от
себя.
— Ну и дура же ты! Что ты несёшь! Пошла вон!!!
Когда ему, наконец, удалось отправить Аллочку в кабинет старшей сестры, он
вздохнул свободно. Ну всё, хватит на сегодня приключений и хватит баб. Колян
прислонился к прохладной стене и устало прикрыл глаза. И тут, странное дело, он
ощутил знакомую тяжесть внизу живота.
— Чёрт, — удивлённо пробормотал он, — оказывается, я так и не кончил. Придётся
тащиться к Алке…
Ева нерешительно вошла в кабинет и, стараясь привлечь внимание человека за
столом, смущённо покашляла.
Человек оторвался от компьютера, на котором что-то сосредоточенно щёлкал и,
заметив женщину, приветливо улыбнулся.
— А, Евгения, доброе утро. Присаживайся, — он жестом указал на кресло, куда Ева
тут же привычно уселась. И так же привычно принялась разглядывать картину над
столом. Это ржаное поле после грозы она видела уже наверное тысячу раз, но это
было хорошо. Помогало сосредоточится и успокоиться, что для неё сейчас было
немаловажно. Вчера она прошла последние тесты, которые устроили её два матёрых
профессора из Киева, и, казалось бы, опасаться было нечего, но почему-то войдя в
кабинет Семёнова, она почувствовала, что немного паникует. Ей ничего не стоило
запудрить мозги тем столичным корифеям, нужно было лишь корчить из себя
сверхнормальную сверхобычную женщину с менталитетом домохозяйки и потребностями
крольчихи. Семёнов же знал её слишком хорошо, чтобы ломать перед ним комедии. Он
был молод, не старше самой Евы и, что самое ужасное, умел неординарно мыслить.
Во время их долгих многочисленных бесед Еве казалось, что он видит её насквозь.
Знает о вопросах, которые мучают её, и на которые не существует ответов.
Понимает, почему она так рвётся на волю. Впрочем…нет, врят ли он это понимает.
Потому что в этом случае Ева до конца своих дней останется в клетке.
— Ну что ж, Евгения, — сказал он, поправляя свои маленькие смешные очки, — я
узнал о результатах тестирования. Всё замечательно.
— Здорово, — улыбнулась в ответ Ева. Нельзя подавать вид, что Америка давно
открыта.
— Впрочем, меня это не удивило, я всегда знал, что ты давно готова к нормальной
жизни.
Ева смущённо потупила глазки.
— Спасибо, очень приятно слышать, что я наконец-то вылечилась.
Но на Семёнова это не произвело впечатления. Радушное выражение вмиг сползло с
его лица и он прохладно произнёс:
— Ладно, хватит кривляться, мы же не первый день знакомы, можешь расслабиться.
Эти слова произвели магическое действие. Ева вмиг перестала краснеть и смущаться
и, уверенно закинув ногу на ногу, откинулась в кресле.
— Ладно, чего там у тебя ко мне? — устало спросила она.
Семёнов задумчиво потёр подбородок.