Семёнов задумчиво потёр подбородок.
— Остались некоторые вопросы, которые меня беспокоят.
У Евы невольно поджались губы, но она быстро взяла себя в руки. За долгие годы
она научилась не доверять этим чёртовым докторам, даже таким задушевным и
понимающим парням как этот Семёнов. И, конечно, всегда прятать свои эмоции.
Поэтому она как можно более спокойно сказала:
— Неужели после всех этих головомоек и проверок именно ты не дашь мне отсюда
выйти? Я думала, мы понимаем друг друга.
— Ты уверена, что после такой долгой изоляции ты сможешь жить во внешнем мире?
У Евы заблестели глаза от гнева.
— Конечно смогу! — закричала она, но в тот же момент осеклась. — Я хотела
сказать — надеюсь. К тому же отец и сестра мне помогут.
Она попыталась даже заискивающе улыбнуться.
Семёнов осуждающе покачал головой.
— Не надо. Я не пытаюсь тебя подловить на чём-то, нет. Мне очень обидно, что ты
всё еще не доверяешь мне. Так что можешь не сдерживаться, можешь покричать,
потопать ногами. Даже побиться в истерике, если хочешь.
— А что, есть повод? — вмиг насторожилась Ева.
— Да успокойся ты, наконец! Лично я ни минуты не задержу тебя лишней в этом
заведении. Просто давай поговорим как друзья, ладно? Чтобы я был за тебя
спокоен.
Евгения пожала плечами и выжидающе наклонила голову.
— Во-первых, что мы будем делать с твоим питанием, — начал он. — Здесь я
постоянно колол тебе витамины и глюкозу, а кто будет делать это дома?
Ева бессильно возвела глаза.
— Ну ладно, хватит, а? Я же говорила, что это не нужно. Мне не нужна еда и тем
более твои уколы.
— Но, Евгения, это невозможно!
— Опять — двадцать пять, — разозлилась она. — Ведь мы обсуждали это миллион раз!
— Человек не может…
— Слушай, Сергей, я похожа на дистрофика?
— Нет, но…
— Значит вопрос снят с повестки дня, логично? Раньше я ела, теперь нет.
Наверное, я питаюсь энергией в чистом виде и ваша еда со всеми вытекающими из
неё фекалиями мне не нужна. Такой вот я парадокс. И хватит об этом, хорошо?
— Энергией в чистом виде? Это интересно. И где же ты её, интересно берёшь?
— А вот этого, доктор, я и сама не знаю. Может, всё-таки сменим тему, а?
Семёнов хотел спросить что-то ещё, но, наткнувшись на её решительный взгляд,
только безнадёжно махнул рукой.
— Тебя что-нибудь ещё беспокоит? — невинно спросила Ева.
— Да, кое-что ещё имеется, — с этими словами он извлёк из стола папку и,
раскрыв, положил перед собой.
Еве жутко захотелось посмотреть, что там у него, но она сдержалась и лишь
равнодушно зевнула.
— Ты знаешь, Ева…
Она вздрогнула и рука, прикрывающая зевок, застыла у рта. Но лишь на долю
секунды, не больше. К счастью, Семёнов не догадался оторвать глаз от папки и
посмотреть, какое впечатление произвели на женщину эти простые ничего не
значащие три слова.
Ева… Последний раз её назвали так восемнадцать лет назад. И только несколько
человек знали об этом её имени. Несколько человек, ради которых она рвалась на
волю с упорством и яростью тигрицы. Очень хитрой тигрицы. И ради которых она
заставила себя выжить.
— Ты знаешь, Ева, за время нашего с тобой знакомства я собрал о тебе очень много
интересной информации. Твой случай с самого начала заинтересовал меня многими
несуразностями, поэтому я и начал искать ответы на вопросы.
— Как интересно, — скучающим тоном ответила она.
— Ты права, очень интересно. И знаешь, что больше всего меня поразило?
— Понятия не имею.
— То, что ты прошла всё тесты ещё двенадцать лет назад.
Ева замерла с открытым ртом, так и не успев сказать очередную банальность. В
глазах её появилось выражение какого-то детского недоумения.
— Но тогда… — срывающимся голосом произнесла она. — Тогда почему я всё ещё
здесь?! Столько лет!
Семёнов молчал. Рассеянно барабаня пальцами по столу, он со странным интересом
и, немного сомнением, изучал лицо своей собеседницы.
— Наверное, это моя ошибка, что я заговорил об этом, но я хочу, чтобы ты поняла,
что я считаю тебя абсолютно нормальным человеком и полностью тебе доверяю, чего,
к сожалению, не вижу с твоей стороны, понимаешь?
Евгения кивнула.
— И я жду от тебя адекватной реакции на то, что хочу тебе сказать, — продолжал
он. — Я могу на это рассчитывать?
— На то, что я не начну биться в истерике? Да, ты можешь на это рассчитывать.
— И ещё я хочу, чтобы ты пообещала, что выйдя отсюда, не предпримешь никаких
шагов в связи с тем, что я тебе расскажу. В противном случае ты очень быстро
окажешься снова здесь, а меня ждут крупные неприятности.
— Обещаю, что не сделаю ничего такого, что может вернуть меня в эти
гостеприимные стены, — искренне заверила его Ева.
— Тогда слушай. Отец одного из твоих бывших одноклассников позаботился о том,
чтобы ты осталась здесь практически на всю жизнь. В те времена он был очень
влиятельным человеком, и ничто не могло помешать ему сделать так, чтобы ты здесь
состарилась и умерла. Если бы не грянула славная перестройка, так бы и
произошло.
Евгения осторожно сжала руки в кулаки и с отчаянием произнесла:
— Но перестройка…началась лет десять назад!
— Но Пётр Петрович Анисимов, бессменный главврач этого заведения скончался
только год назад. Это-то и дало тебе шанс. В своё время отец твоего
одноклассника много заплатил ему, слишком много. А может, тут имел место и
шантаж, не знаю. Скажи ещё спасибо, что тебя не закололи здесь всякой гадостью,
наверное, капля совести у Анисимова всё-таки оставалась…ты слышишь, о чём я
говорю?
Да, ни смотря на отрешённое выражение на лице, она слышала, отлично слышала.
— Евгения, ты не хочешь узнать, чей это был отец? — удивлённо спросил Семёнов. -
Я полагал, что это заинтересует тебя в первую очередь.
— Сомневаюсь, что ты скажешь, — грустно усмехнулась Евгения, мысленно обругав
себя за прокол. Конечно нужно было сразу спросить его об этом, ему не
обязательно знать, что она уже обо всём догадалась.
— Почему же, я даже могу показать тебе, — обрадовал её Сергей и достал из папки
большую цветную фотографию.
Евгения пересела поближе и заглянула ему под руку. — Ой, — не удержалась она и
улыбнулась, — да это же мой класс!
— Ты всех помнишь?
— Вроде да. По крайней мере, лица. Это же было тысячу лет назад, фамилии всех я
уже не думаю что вспомню.
— А вот эту девочку вспоминаешь? — Семёнов указал на улыбающуюся большеглазую
девчушку в первом ряду.
— Конечно, — засмеялась Ева, — себя-то я узнаю.
— Очень миленькая, почти не изменилась. — Заметил доктор.
— Да уж… — смущённо пробормотала она, но ее незаметно брошенный на Семёнова
взгляд был задумчив.
— Нет, я серьёзно… а вот этого мальчика сможешь вспомнить?
Евгения почувствовала, как сердце её уходит в пятки. Конечно она помнила "этого
мальчика"! И его, и Эдьку, и Алёшку… Но удалось ли докучливому Семёнову до этого
докопаться, и смог ли он связать всё в единую цепочку…
— Кажется, этого мальчика звали Жорик. Но вот фамилию…нет, я не вспомню. — Ей
было противно называть Герку этим клоунским именем, но другого пути не было.
Семёнов удовлетворительно кивнул.
— Это Георгий Тимченко. Именно его отец и позаботился о том, чтобы ты сюда
попала.
Выразить на лице искреннее изумление было делом пары секунд.
— Но зачем?! Почему именно он?
— Я хотел об этом спросить у тебя.
— Я ума не приложу, — рассеянно пробормотала она. Этот разговор нравился ей всё
меньше и меньше. Казалось, что медленно, но верно земля начинает уходить у неё
из-под ног. Уж слишком правильные вопросы задавал Семёнов.
— Возможно, ты дружила с этим мальчиком, — осторожно заметил Сергей.
Главное — не паниковать, сказала себе Ева, а вслух произнесла:
— Дружила? Возможно, почему бы и нет? Ведь мы учились в одном классе, я со
многими там дружила.
Семёнов вздохнул, и устало почесал подбородок.
— Ну да, наверное, ты права. Наверное, отец этого Жорика взял себе в голову
лишнего, а на самом деле ты ничего и не подозревала. Просто мальчишка, судя по
всему, был крепко в тебя влюблён. Насколько мне удалось узнать, после того как
ты очутилась здесь, с ним были проблемы, он даже искал тебя. Вот сердобольный
папаша и запрятал тебя понадёжнее, чтобы огородить своё чадо. Кстати, теперь
Георгий Тимченко часто мелькает по местному телевидению. Если ты почаще будешь
смотреть телевизор, то, возможно, увидишь его… Ну ладно, а что ты скажешь о
других детях на этом фото, наверняка кое-кто из них тебе хорошо запомнился.
Евгения начала злиться. Ну что этот идиот от неё хочет?! Вряд ли ему удалось
раскопать правду о том, что тогда произошло. Никто кроме них четверых об этом не
знал, да и то, если Эдька проболтался Алешке и Герке.
— Ты хочешь узнать, помню ли я Эльдара Расулова? — холодно спросила она. — Ну,
разумеется, помню, ведь он был со мной в тот день.
Семёнов смутился.
— Извини, я вовсе не хотел возвращать тебя к тем неприятным воспоминаниям.
— Ты прав, давай не будем. Мне уже и так вся ваша братия плешь проела тем
эпизодом. И вообще, я немного устала от этого разговора.
— Прости, всего несколько вопросов, чтобы между нами не осталось никаких
недомолвок, хорошо?
Ева благосклонно кивнула и напряглась, готовясь отражать очередную атаку.
— Евгения, сколько ты проучилась с этими ребятами?
От этого невинного вопроса внутри у неё всё оборвалось. Разговор снова ступил на
скользкую почву. Даже слишком.
— Год, — невозмутимо ответила Ева. — Я перешла в эту школу за год до того,
как…попала сюда.
— Почему? Ведь восьмая школа совершенно не в твоем районе. Тебе так далеко было
добираться до дома. Почему ты ушла из предыдущей школы?
Ева выругалась про себя. Не может быть, неужели Семёнову удалось разнюхать… нет,
папочка хорошо замёл следы, никто не смог бы узнать…
— Я уже не помню, из-за чего так вышло. Был какой-то конфликт с учителем
кажется. Какая разница?
— Да нет, просто интересно. Самому мне ничего не удалось выяснить насчёт этого.
— Я не понимаю, — покачала головой Ева. — Зачем ты этим занимаешься? Что-то
выясняешь про меня?
Семёнов внимательно заглянул ей в глаза.
— Я хочу понять тебя, Евгения. Хочу понять, почему ты сделала то, из-за чего
попала сюда. Ты здоровый нормальный человек, поэтому наверняка была какая-то
причина, достаточно для тебя веская, из-за которой та пошла на это.
— Всё записано в моём деле. Я ничего не помню, поверь мне… Чёрт, ну хватит, а!
— Прости, прости, я… слишком далеко зашёл, я знаю. Просто… — он взял её за руку
и слегка сжал. — Ты тёмная лошадка, Евгения. За тобой тянется целый шлейф
загадок, на которые все здесь предпочитали закрывать глаза, потому как это легче,
чем искать какие-то объяснения. Но я не могу так же как они проходить мимо. Меня
захватила твоя история, я хочу найти всему, что связано с тобой какое-то
логическое объяснение.
— Логическое объяснение, — отрезала Ева, — его нет, иначе я бы знала.
Её взгляд непроизвольно упал на его руку, по-прежнему сжимавшую её пальцы, и она
нехорошо улыбнулась.
— Ты не хочешь, чтобы я вышла отсюда, верно?
— Почему ты так решила? — удивился он.
В её глазах, глубоких как омут, вспыхнул зелёный огонь.
— Потому что ты влюблён в меня.
Он отшатнулся от неё, как ужаленный.
— Евгения…
— Не надо. Просто выкинь это из головы, ладно? Выкинь, и беги от меня подальше.
Это дружеский совет.
Сергей был в полной растерянности. На его лице сменилась целая гамма эмоций.
Сначала он хотел сказать что-то резкое, потом рассмеяться ей в лицо, но в конце
просто сник.
— Бежать от тебя подальше? — тихо сказал он. — Да, наверное, ты права. Потому
что в противном случае я умру, верно? Как те трое санитаров, которые умерли за
этот год. Трое молодых здоровых парней. Они ведь были с тобой?
Евгения пронзительно засмеялась.
— Ах, вон оно что! Теперь-то мне ясно, почему меня в прошлом месяце двое суток
держали в гинекологическом кресле и выкачали гору крови на ваши вшивые анализы.
Ну что, нашли какой-нибудь жуткий супер вирус?
— Тебе смешно?
— Конечно смешно! Какой разумный человек свяжет смерти тех идиотов со мной!
Только тебе могла прийти идея, что я заразила их некой сверхновой разновидностью
смертельного триппера.
— Но ты не отрицаешь, что они спали с тобой?
Ева усмехнулась, и устало покачала головой.
— Сергей, хватит. Не забывай, что разговариваешь с пациенткой, а не со своей
подружкой.
— Послушай, я знаю, что их смерти как-то связаны с тобой. Это не просто досужие
сплетни, которые я пособирал в коридорах нашего отделения. Я поднял архивы,
личные дела сотрудников и… слишком много необъяснимых смертей среди
обслуживающего персонала.
— Ну и что?
— С тех пор, как здесь появилась ты.
Ева нахмурилась и принялась что-то пристально разглядывать на стене.
— Женщины тоже умирали? — равнодушно спросила она, но от Семёнова не укрылась
тень интереса, мелькнувшая в её глазах.
— Нет, молодые женщины не умирали. Только мужчины-санитары. В среднем три
человека в год.
— От чего именно они умирали? — теперь в ней явно просматривалась
заинтересованность.
Семёнов внимательно следил за выражением её лица, стараясь уловить малейшие
перемены.
— В заключениях приводились разные причины. Чаще сердечная недостаточность или
инсульт. Впрочем, такие заключения, скорее всего лишь прикрывали
некомпетентность врачей. — Он замолчал на какое-то время, а потом тихим голосом
продолжил:
— Вскрытие Зотова, того последнего санитара, проводил мой университетский
товарищ. Конечно это произошло не случайно, я заранее позаботился об этом. Так
вот он не обнаружил в организме покойного никаких изменений, которые могли бы
привести к смерти. Здоровый тридцатилетний парень, несколько понижен уровень
гемоглобина, но не настолько, чтобы это было причиной смерти, как ты понимаешь.
Вот тебе и ответ. Может ты мне скажешь, почему это так тебя интересует? Если ты
ни при чём?
Ева медленно встала и подошла к окну. В парке внизу она увидела нескольких
больных, мирно гулявших среди деревьев под надзором одного из санитаров.
Картина, знакомая ей почти с детства и никогда не меняющаяся. Жизнь по-прежнему
текла своим чередом в этом маленьком, спрятанном от посторонних глаз и внешних
невзгод мирке, где Ева провела большую часть своей жизни. И откуда ей предстояло
вырваться очень скоро. Странно, но всё чаще за последние дни она ловила себя на
мысли, что боится покидать эти стены. Боится того мира, который прекрасно
обходился без неё, Евы, все эти годы. Нужна ли она ему сейчас? И нужен ли он ей?
— Ты ответишь мне? — раздался голос у неё за спиной
Что? — она вздрогнула. — А, ты об этом… Не знаю. Мне просто интересно.
Интересно, почему так происходит.
— Интересно, почему санитары умирают после контакта с тобой?
Евгения повернулась к нему и вздохнула.
— Забудь об этом. Я не была ни с кем из этих санитаров. Это всё дурацкие слухи,
которые распускают медсёстры. Я попала сюда ребёнком, и у меня никогда не было
мужчины.
Семёнов начал что-то говорить, но его прервал телефонный звонок.
Он с досадой схватил трубку и прижал её к уху.
Какое-то время он с каменным выражением слушал своего невидимого собеседника, а
потом, медленно опустив трубку на рычаг, глухим голосом произнёс:
— Я больше не буду тебя удерживать здесь. На днях твой отец может забрать тебя.
По её лицу расползлась злобная ухмылка. Никогда ещё Семёнову не доводилось
видеть такой эту милую тихую женщину.
— Что, умер Николай Смирнов? Ну вот видишь, они постоянно умирают, хлипкая
какая-то стала молодежь, экология наверное плохая. И право, я тут ни при чем.
Мир обрушился на неё как лавина. Яростная снежная гора, с невероятной скоростью
несущаяся вперёд и слепо сметающая всё на своём пути.
Она не знала, даже представить не могла, что всё будет так страшно, дико,
нереально…
Всего двадцать лет — целых двадцать лет!
Все настолько сильно изменилось, что по началу ей казалось даже, что она попала
в одну из антиутопий, о которых читала в фантастических романах. Другие машины
ездили по другим улицам, другие товары продавались в других магазинах, но самое
странное — другие люди…
Их одежда, манера держаться, разговаривать, — к этому она, в общем-то, была
готова. Страшнее было то, что изнутри люди тоже стали другими. И лучше всего это
читалось в их глазах.
Сначала Ева долго не могла понять, что же её так смущает в этих новых людях,
наводнивших улицы её родного города, но, в конце концов, до неё всё-таки дошло.
Одиночество. Глубокое горькое одиночество нёс каждый в окружавшей её многоликой
толпе. Оно как из окон выглядывало из глаз людей, и совершенно не важно кем был