Царица смолкла и пронзительно посмотрела сверху вниз на девочку, с интересом задерживаясь взором на ее голове, точно желала проникнуть в саму глубь. Влада оттого взгляда вся напряглась, и на миг ее глаза сомкнулись, а над головой и вовсе, как почудилось, запарил желтоватый, теплый дымок, может выплеснутый костром, в котором явственно начертался чудной символ, где от центральной оси отходили, прямо от ее средины, устремлено расходящиеся вниз две черты. Еще морг и Вещунья Мудрая резко дернулась всем телом, будто ее кто толкнул и торопливо отвернувшись от юницы, уставилась на костер, где чудно вскидывая вверх свои желто-рдяные ветошки, выпрыгивая из внутренностей сухих ветвей, плясало пламя. Лица царицы, открывшая очи девочка не видела, однако безошибочно поняла, что та погодя улыбнулась.
– Впрочем, по поводу тех погибших мальчиков, – продолжила мягко сказывать Вещунья Мудрая. – Даже Боги не успели бы им помочь, ведь я то уже тебе говорила, мальчики погибли мгновенно. Лишь яд попал в их тела. Если бы вскользь… задев руку… плоть на ноге, мои люди непременно им помогли. И хотя выздоровление их, как и твое, было бы долгим, и возможно остались шрамы, но они бы выжили. Это все… все, ибо мне кажется, Владушка, более не стоит о том говорить, не стоит тяготить себя этими мыслями… про мальчиков и лопаст… Спи!
Царица дыхнула последнее слово весьма громко… или то только так показалось отроковице. Однако именно после него Владу сомкнула глаза и вроде стремглав провалилась в какую-то темную мглу сна… Напоминающую приглублую яму в завершие каковой кружили четырехлучевые, крупные звезды иногды призывно моргающие ей, и точно ласкающиеся об давеча узретый символ. Он тот сон длился какой-то морг, а может и больше. Засим кто-то будто дернул юницу за раненную руку так, что та весьма надрывно заболела. А спустя доли минут Влада проснулась, да только не открыла глаза. Совсем малую толику времени девочка находилась в каком-то колыхающимся, плывущем состоянии, а потом расслышала подле себя приглушенные голоса. Один из них, несомненно, принадлежал Вещунье Мудрой.
– Зачем ты пытался вызвать на ссору Владелину, – явственно молвила царица. – Она тебя как-то задела, обидела словом?
– Словом, – немедля отозвался тот другой голос, в каковом девочка признала Рагозу, намедни искавшего с ней ссоры. – Да она меня обозвала, – солгал мальчик, и глас его содрогнулся.
А укрытая легкой и дюже теплой, несмотря на свою тонкость, накидкой Влада содрогнулась под ней от возмущения, что Рагоза лжет, и она так неудачно пробудилась.
– Обозвала каким-то дрянным словом, – добавил мальчик. – Я уже и не помню каким.
– Не помнишь или не придумал пока? – дюже холодно вопросила Вещунья Мудрая и голос ее такой приятный, благодушный в обращении с отроковицей приобрел жесткую колючесть. – Хорошо, что ты молчишь. Я рада, – немного опосля продолжила царица и послышалось тугое дыхание мальчика. – Хочу тебе сказать вот что, Рагоза. Ежели, ты думаешь, что Владелина помешала тебе как-то отличится перед Зиждителями, то ты не прав. Будем мудрее, а значит скажем как есть. Если бы не Владелина, ты бы тут сейчас не сидел… Ни ты… ни твой товарищ Сувор. Ибо вы, желавшие отправится ночью на реку в поисках лопаст, и тем нарушить повеления ваших учителей гомозулей, были бы ноне мертвы.
Слышалось, как еще тяжелее задышал Рагоза, теперь в его предыхании раздавались хрипы и протяжные стоны, судя по всему, он старался сдержать вырывающиеся из него слезы.
– Ежели бы вы ночью пошли в лес, – говорила царица столь назидательно, что даже отроковица замерла под накидкой страшась шевельнуться. – Лопасты вас убили, так как этот народ, обитающий на морских глубинах, прекрасно видит в темноте. Владелина встретилась с ними в вечернем сумраке, когда зрение их не так четко, чем и спасла свою жизнь. Да и вообще тебе, Рагоза, поверь не стоит ей завидовать, надобно ступать своей дорогой.
– Почему, – резко и одновременно горько проронил отрок, перебивая Вещунью Мудрую на полуслове. – Почему к ней так благосклонны Боги? Почему Зиждитель Воитель сам подарил ей меч, назначил в учителя Двужила. Зиждитель Огнь почасту призывает ее к капищу для беседы. Зиждитель Дажба гладит по волосам, и всяк раз выделяет ее среди ребят. Чем? Чем она лучше меня, или любого из нас. У нее нет сильных рук, она плохо бьется на мечах, слабо стреляет из лука. Она лишь своевольничает, упрямится и спорит… и все же Боги к ней благосклонны. – Рагоза сказывал всю речь с такой обидой, с таким неприкрытым огорчением, что юнице стало его жаль, и даже забылась только, что молвленная ложь. – И даже теперь… теперь она, не я… а она столкнулась с лопастами. А ведь я так хотел… хотел с ними увидеться, одолеть и стать как Владелина, чтобы Бог Воитель также благодушно на меня посмотрел и Бог Огнь, каковой ни с кем из ребят никогда не заговаривал, обратил на меня внимание.
И мальчик, видимо, не в силах сдерживаться, слышимо всхлипнул. А у Влады, так по ее мнению неудачно пробудившейся, нежданно рывком дернулась левая рука. Острая боль пронзила не просто место раны, она ударила в руку навылет, отчего девочка чуть было не вскрикнула. Одначе, страшась, что ее пробуждение заметят, и она тем самым испортит достаточно важный разговор, юница сдержавшись, лишь тягостно вздрогнула всем телом, единожды подавляя стон. От Вещуньи Мудрой, очевидно, то трепыхание не ускользнуло, ибо миг спустя отроковица почувствовала, как ласково царица провела перстами по ее лбу, и, огладив спину, плотнее прикрыла накидкой.
– И теперь, теперь, – дополнил на немного прервавшуюся беседу Рагоза. – Она точно лучше всех… точно свершила, что-то значимое. Учителя за нее переживают, ты ее опекаешь, а я… я чем хуже?
– Наверно это надо спросить у тебя, – все тем же настойчиво-назидательным тоном молвила царица. – Спросить у тебя, чем ты хуже Владелины, и почему к ней так трепетно относятся не только Зиждители, гомозули, но и ребята.
Вещунья Мудрая смолкла и вкруг девочки поплыла тишина так, что казалось она, накрыла и ее, и весь этот маленький уголок в горном лесу подле прекрасного озера, и вроде как всю столь любимую Владой планету Земля. Еще быть может пару секунд той тишины и густая хмарь встала перед ней и покачала своими рыхлыми серо-черными боками. И тогда, внезапно, отроковица увидела выступающую вперед тупую морду с двумя здоровущими, карими глазами не имеющими век, с узкими щелями заместо носа, щелевидным ртом и четырьмя желтыми шевелящимися усиками. Лопаст зыркнул своими словно горизонтальными зрачками, мгновенно увеличивающимися в ширину, и раскрыв уста, протянул:
– Ничего не останется от нее нашей любимой Мати Земли, оно вы точно черви сожрете ее плоть, оставив лишь обглоданные кости.
Лопаст широко раскрыл рот и показал рядья мелких острых зубов да громко… громко засмеялся, и немедля тот злобный смех горячностью своей обдал тело отроковицы и отозвался в каждой частичке ее плоти.
– ы… ы… ы! – застонала Владелина и сызнова пробудилась.
Да, как и в прежний раз, ощутила порывистую боль в руке, онемение пальцев, натужное биение сердца и надрывную тяжесть во всем теле. На этот раз она открыла глаза, и, повернувшись, легла на спину, обхватив правой ладонью и перстами раненное плечо.
– Что Владушка? – беспокойно вопросила сидевшая подле головы девочки царица и склонилась к ее лицу. – Рука болит?
– Немного… – ответила юница и улыбнулась, стараясь движением губ придать себе как можно больше бодрости.
Царица подушечками перстов огладила девушке лоб, и расстроено качнув головой, словно самой себе молвила:
– Наново озноб. – А посем, обращаясь к кому-то другому, добавила, – надобно было сегодня не отправляться в путь.
– А я чего говорил? – гортанно отозвался Двужил, как оказывается стоящий поодаль. – Говорил, что ей надо отлежаться.
– Ладно, Рагоза, – молвила Вещунья Мудрая, испрямившись и воззрившись на присевшего справа от нее подле костра мальчика. – Надеюсь ты меня понял. И уяснил главное. Люби всем сердцем Богов, старайся творить подле себя лишь хорошее. Помогай своим товарищам и гони из сердца зависть и гнев, и тогда, несомненно, Зиждители свечение твоей души заметят. А теперь, – и Влада вновь услышала трепыхающееся дыхание отрока. – Можешь идти.
Отрок неспешно поднялся на ноги, и, по-видимому, поклонившись, ушел. То девочка не видела, оно как рука вновь болезненно дернулась, и ей пришлось сомкнуть глаза, однако она догадалась, что Рагоза именно так и сделал. Так как делали всегда ребята из поселения Лесные Поляны.
– Двужил, повели мальчикам принести к моему костру еще хвороста, ночь будет весьма длинной, – отметила Вещунья Мудрая и налила из кувшина в братину отвара для отроковицы.
Глава двадцатая
Царица оказалась права, эта ночь была дюже длинная, как показалось Владе, и далась весьма тяжело как первой, так и второй. Рука, по неизвестной причине для девочки вроде бы днем почти и не болевшая, лишь на землю опустилась темнота и еще полный Месяц, да обгрызанная, словно зубами хищника Луна, подсвечиваемые малыми звездами, осенили горы, стала болеть многажды сильнее. К острой боли прибавилась еще и пульсирующая… и всяк раз, когда рана резко дрыгала, юница стонала. Все время прерывающийся той пульсацией сон и вовсе утомлял Владу, оно как успокоение наступало, как ей казалось лишь на миг. И коли поначалу отроковица крепилась и не давала воли себе стонать. То к утренней зорьке, когда пальцы отекли и онемели не только на левой, но, видимо, и на правой, принялась негромко так охать. Вмале она перестала и вовсе пытаться уснуть, а пробудившись порывчато села, обхватив рану правой дланью и как можно теснее прижав к себе руку, стараясь схоронить ее на груди. Царица не сомкнувшая в эту ночь глаз укрыла спину девочки своей накидкой и вновь приготовила отвар, да только в этот раз не сладко-терпкий, а слегка кисловатый. Выпив братину, Владелина наново обхватила руку, и слегка подавшись вперед, придавила ее к согнутым, в коленях, ногам, на малеша замерши в такой позе. Боль на чуток вроде как отступила, правые пальцы погодя обрели силу, только рана еще гудела, но уже пульсировала много реже.
Отрок неспешно поднялся на ноги, и, по-видимому, поклонившись, ушел. То девочка не видела, оно как рука вновь болезненно дернулась, и ей пришлось сомкнуть глаза, однако она догадалась, что Рагоза именно так и сделал. Так как делали всегда ребята из поселения Лесные Поляны.
– Двужил, повели мальчикам принести к моему костру еще хвороста, ночь будет весьма длинной, – отметила Вещунья Мудрая и налила из кувшина в братину отвара для отроковицы.
Глава двадцатая
Царица оказалась права, эта ночь была дюже длинная, как показалось Владе, и далась весьма тяжело как первой, так и второй. Рука, по неизвестной причине для девочки вроде бы днем почти и не болевшая, лишь на землю опустилась темнота и еще полный Месяц, да обгрызанная, словно зубами хищника Луна, подсвечиваемые малыми звездами, осенили горы, стала болеть многажды сильнее. К острой боли прибавилась еще и пульсирующая… и всяк раз, когда рана резко дрыгала, юница стонала. Все время прерывающийся той пульсацией сон и вовсе утомлял Владу, оно как успокоение наступало, как ей казалось лишь на миг. И коли поначалу отроковица крепилась и не давала воли себе стонать. То к утренней зорьке, когда пальцы отекли и онемели не только на левой, но, видимо, и на правой, принялась негромко так охать. Вмале она перестала и вовсе пытаться уснуть, а пробудившись порывчато села, обхватив рану правой дланью и как можно теснее прижав к себе руку, стараясь схоронить ее на груди. Царица не сомкнувшая в эту ночь глаз укрыла спину девочки своей накидкой и вновь приготовила отвар, да только в этот раз не сладко-терпкий, а слегка кисловатый. Выпив братину, Владелина наново обхватила руку, и слегка подавшись вперед, придавила ее к согнутым, в коленях, ногам, на малеша замерши в такой позе. Боль на чуток вроде как отступила, правые пальцы погодя обрели силу, только рана еще гудела, но уже пульсировала много реже.
– И чего она так болит? – весьма тихо, чтобы не разбудить спящих мальчиков вопросила отроковица. – Так, кажется, не болела и в первый день.
– Я приложила другую мазь, – также негромко отозвалась царица. – Чтобы снять воспалительный процесс охвативший рану.
– Пальцы на руке не чувствую, – заметила обеспокоенно Владелина. – Так и должно быть? – она легохонько отклонилась назад, высвобождая руку, и протянув ее навстречу Вещунье Мудрой, с трудом пошевелила распухшими, розоватыми перстами.
– Отек, видишь, – пояснила царица и нежно провела своими заостренными перстами по набрякшим пальцам девочки. – Надо было переждать, не отправляться вчера в путь… Двужил был прав.
– Я так себя хорошо вчера чувствовала и рука почти не болела, а сегодня, будто меня колотили всю ночь палками по телу, – морщась от очередного дрыга раны, прерывчато дыхнула юница.
– Ноне мы уже приедем в Выжгарт, – Вещунья Мудрая вновь трепетно провела перстами по раненной руке отроковицы, оглаживая ее теперь от кончиков пальцев вплоть до раны, в том числе пройдясь по холсту желтой рубахи. – И тогда ты отдохнешь, выспишься и наберешься сил.
– Бог Воитель сказал быть в Выжгарте не более трех дней… ох… ох… ох, – откликнулась тягостно стеная девочка и поджав руку к груди и ноге, так точно старалась впихнуть внутрь себя раненное плечо.
– Столько сколько нужно, – очень мягко проронила Вещунья Мудрая, и, обхватив скукоженную фигурку отроковицы, прижала к себе. – Столько пока Владу не поправится, так велел Зиждитель Воитель.
Царица ласково прильнула к виску девочки губами и принялась нежно гладить ее длинные волосы, прижав к своей груди голову, меж тем тихонько, что-то напевая. Сереющее небо едва-едва подернулось розоватыми полосами восходящего солнца, и, какая-то большая птица закружила над сидящими обок костерка двумя женщинами, одной впрочем, еще совсем ребенком.
– Эта птица, – молвила Владелина. Легким движением головы, указывая на парящее в вышине создание. – Почасту над нами кружит… с тех самых пор как мы покинули Лесные Поляны.
– Умная, любознательная, смелая и ко всему прочему наблюдательная, – протянула своим красивым с лирическими нотками голосом Вещунья Мудрая, теперь касаясь устами и волос девочки. – Не мудрено, что Зиждитель Дажба сразу обратил на тебя внимание… внимание на сияние твоей души. Такой яркой, насыщенной, смыкающей очи!.. И еще прекрасное качество, как для будущего главы поселения, не вздорная, умеющая подавлять в себе гнев.
– Я не люблю ссориться, – тотчас откликнулась отроковица, нежданно ощутив, как взор царицы будто вонзился ей в макушку. Он, кажется, пытался заглянуть в ее недра, а миг спустя Вещунья Мудрая резко дернулся, качнулась слегка удлиненная на затылке ее голова, точно получив затычину. – Я… я слышала, – смущенно добавила Влада, понимая, что царице не удалось проникнуть в ее мысли, как дотоль Богам, и она тем весьма ошарашена. – Слышала ваш разговор с Рагозой, но не нарочно, – протянула девочка, желая выговориться. – Рука дернулась и я пробудилась. Наверно надо было показать тебе, что я пробудилась…
– Я видела, что ты проснулась, – произнесла Вещунья Мудрая, и голос ее звучал, несмотря на только, что произошедшее ровно, отчего прислушиваясь к его тональности Владелина так не поняла сердится та на ее пробуждение или нет. – Но не стала прерывать начатого разговора. Ты должна подружиться с Рагозой, должна суметь расположить его к себе.
– Зачем? Он лгун, – дюже резко изрекла девочка и сотряслась всем телом, оно как рука дотоль вроде притихшая стремительно дрыгнула, вроде вдарив чем острым в локоть и единожды в плечо. – Он солгал тебе, – кривясь от боли, продолжила сказывать юница все тем же негодующим тоном. – Я никак его не задела, никаким словом не обидела… Я до вчерашнего вечера с ним толком и не говорила, оно как вскормленники Выхованка и Батанушки не дружны с Баганской ребятней.
– Я все это знаю, – вступила в долгую речь отроковицы, царица, перебивая ее, и легохонько провела перстами по лбу, смахивая оттуда россыпь выступившего мелкого пота. – И про то, что он солгал, и что ты с вскормленниками Багана не дружишь. Однако теперь ты должна научиться находить общий язык не только с теми, кто тебе по душе, но и с теми, кто на первый взгляд неприятен. Тем более Рагоза вызвал в тебе жалость… ведь вызвал? – чуть слышно вопросила царица и резко смолкла, теперь точно затаив дыхание.
– А ежели, я не хочу с ним находить общий язык? – немедля переспросила Владелина, вспоминая давеча испытанные противоречивые чувства к мальчику, однако ноне не очень-то желая уступать велению царицы.
– Ты постараешься, я так думаю, – видимо, Вещунья Мудрая ждала иного ответа, посему голос ее прозвучал несколько озадаченно. – Постараешься выполнить мою просьбу. – Царица явно шла на уловку, потому так тепло просияла улыбкой, свет от которой опустился на лицо девушки неотрывно смотрящей на густоватые, серые испарения, кружащие над гладью зеркальной воды и подсвеченные лучами подымающегося солнца. – Не правда ли, – дополнила она теперь и вовсе умиротворенно.
И Влада также широко улыбнувшись в ответ, порывисто кивнула.
До Выжгарта тропа пролегала все по тем же пологим скатам гор, каковые по мере движения подымаясь, окружали все пространство окрест и мощными грядами тянулись куда-то в безбрежную даль, вроде смыкаясь с небосклоном. Удивительным по облику был общий вид местности, где берущие свое начало со склонов гор реки скатывались в размашистые долины. Иноредь над теми реками нависали чудные по живописности и очертаниям кручи напоминающие головы зверей аль птиц. Сами долины замыкали не менее высокие, точно нарочно поставленные с обеих сторон каменистые утесы по поверхности оных ползли только мхи и вовсе какие-то коротюсенькие, изогнутые деревца. По мере приближения к Выжгарту местность становилась все более каменистой. На склонах виднелось множество воронок, ям и пещер, а в ложбинках почасту хоронились небольшие в размахе озера. Поперечные долины разделялись теперь короткими отдельными кряжами, где инолды с трудом пробивая свои узбои, струились со склонов реки али лежали озера, с весьма изумительными по красоте берегами, окаймленными молодыми пихтами и елями.
Вмале деревья дотоль покрывающие горные хребты спустились к их подножиям, почитай полностью уступив место на вершинах и склонах гряд почве с обширной россыпью булыжника и редкими вкраплениями кустарника, мха и иной невысокой растительности, али крупными пежинами луговых полян. Продвигаться по таким каменистым склонам было весьма сложно, потому путники, ведомые пробитой ювелирами и кузнецами тропой, спустились в пологую долину и поехали вдоль берега неширокой реки, проложившей свой путь прямо в густом краснолесье, где елово-пихтовые чащобы нежданно смешивались с сосновым бором. Изредка средь той частоты леса просматривались белыми пятнами березняки, так дивно украшающие зеленые рядья деревов. В этой долине деревья отличались особой могучестью, а ступать в само краснолесье и вовсе было пугающе, оно как поваленные стволы там располагались массивными рядами, ветки, опавшая хвоя и листва образовывала высоченные подстилки и непроходимые смурные гущи.