Глядя на Грегори, она без труда увидела в нем сексуальный объект, но тут не было проблем — почти каждого Райна считала таковым.
Я погладила его лицо, провела пальцами по щеке. Грегори широко раскрыл глаза. В этот момент я поняла, что он вообще понятия не имеет, какого черта мы тут делаем и что переменилось. Я могла вызвать Райну и думать рационально. Этого я добивалась долго и огромным трудом. Я могла внутренне отстраниться, пока мои руки гладили голую грудь Грегори. Я могла остановить руку — нашу руку — на тонкой талии, и Райна не могла заставить меня спуститься ниже. Она заворчала у меня в голове, показав мне себя в волчьем образе, щелкающую зубами. Но это было всего лишь видение — вроде сна, оно не могло причинить вреда ни мне, ни вообще кому-нибудь.
— У этой волчицы еще есть зубы, Анита.
— Ты знаешь правила.
— Что? — переспросил Стивен.
Я мотнула головой:
— Я разговариваю с Райной.
— Бр-р, жутковато, — сказал Зейн.
Я с ним согласилась от всего сердца, но Райна снова заговорила, и я не могла ему ответить.
— Я знаю правила, Анита. А ты?
— Да.
— Я буду делать все, что захочу...
— А я попытаюсь тебе помешать, — договорила я.
— Как в старые добрые времена, — сказал голос у меня в голове.
Это действительно звучало похоже на то, что у нас когда-то было при ее жизни. Она хотела поцеловать Грегори, я не стала мешать. Поцелуй был открытым ртом, но нежный, ничего, что меня слишком бы напугало. Райна по-своему тоже обучалась работать со мной.
Никогда раньше я не целовала Грегори, и никогда не хотелось. Сейчас тоже не хотелось. В некоторых отношениях поцелуй интимнее совокупления, более... личный, что ли. Я отодвинулась от его губ, но Райна вполне удовольствовалась шеей. Кожа у него была теплой и пахла мылом. Я зарылась лицом в его волосы, и они были еще влажные, пахли шампунем.
Я попыталась вызвать из Райны исцеляющие способности, но она воспротивилась.
— Нет! Сначала моя награда.
Я успела отстраниться от Грегори, произнеся, наверное, это вслух, потому что Стивен спросил:
— Какая награда?
Я тряхнула головой:
— Райна его не будет лечить, пока не... насытится.
Это действительно было что-то вроде кормления. Райна по-своему была похожа на ardeur,только ее надо было кормить, лишь когда я ее вызывала. Голод принадлежал ей, а не мне.
— Чего ты хочешь? — спросила я вслух, потому что до сих пор не привыкла к безмолвным разговорам в голове.
Она мне показала картинку — поцелуи вниз по его груди, заставить его опрокинуться на спину, а дальше я помню только, как целую Грегори ниже пупка. Он лежал на спине, глядя на меня мутными глазами. Я лежала поперек его тела, прижимая ему ноги и грудью прижимаясь к паху. Как я так легла — не помню. Черт.
Я скатилась в сторону, и Райна полыхнула как жар, притянула мой рот к его бедру, пролизывая складку, где нога присоединяется к животу. Грегори изогнулся от прикосновения, и, как я ни сопротивлялась, наш с Райной взгляд метнулся к его паху.
Он стоял, готовый, но от его вида я смогла оттолкнуть Райну — не потому, что я смутилась, а потому, что никогда до сих пор не видала эрекцию у Грегори. Он был красив на взгляд, но странной формы, почти загнутый на конце. Я не знала, что мужчины бывают так устроены, и это меня остудило.
Райна завопила, заревела наплывом памяти тела. Воспоминание было такое: я стою на четвереньках, а мужчина налезает на меня сзади, то есть на Райну. Я не вижу, кто это, я только чувствую. Он нашел ту самую точку в женском теле, и вот-вот должен был грянуть оргазм. Райна — я вместе с ней — закинула голову назад, наше лицо оказалось в россыпи рыжеватых волос, и я увидела в зеркале отражение Грегори.
Райна шепнула у меня в голове:
— Так всегда, когда он сзади — из-за формы.
Я вырвалась из воспоминания и обнаружила, что стою на четвереньках рядом с Грегори, держа на нем руку. Я оторвалась от него — потому что общие воспоминания требуют телесного контакта.
Я отвернулась, чтобы не видеть его голым и готовым, потому что ощущала память о нем у себя в теле — в теле Райны. Моего голого плеча коснулась рука, и на этот раз наплыв воспоминаний был непобедим. Меня унесло.
Он заполнил мне рот, горло, струёй жидкого жара обжег изнутри, и тело его затрепетало, задергалось, зубы вонзились в тугую и нежную плоть, мы жрали его. Кровь хлынула потоком, Райна купалась в ней.
Я вырвалась из воспоминаний с воплем, и кто-то еще вопил — это был Грегори. На одну страшную секунду я открыла глаза, ибо так сильно было воспоминание, что я не могла отличить его от реальности. Но когда ко мне вернулось зрение, он был цел, он отползал от меня, от общего воспоминания. Это был один из талантов Райны — делиться своим ужасом.
Я все еще чувствовала тугое мясо во рту, вкус крови и каких-то сгустков. Я подползла к перилам, подтянулась и отдала все, что в этот день съела.
Кто-то подошел сзади, и я выставила руку назад, не убирая голову из-за перил.
— Не трогай меня!
— Анита, это я, Мерль. Натэниел сказал, что никто тебя не должен трогать из тех, кто когда-нибудь... делил экстаз с прежней лупой. Я ее не знал. Через меня она не сможет тебе повредить.
Я охватила голову руками — она была готова лопнуть.
— Он прав.
Мерль взял меня за плечи — так же нерешительно, как говорил. Я оттолкнулась от перил — и мир закружился. Мерль подхватил меня, прижал к груди.
— Все в порядке.
— У меня все еще во рту вкус мяса, крови и... Боже мой! Боже мой! — выкрикнула я, но это не помогло. Мерль держал меня крепко, прижимая руки к бокам, будто я пыталась нанести себе рану. Вряд ли я действительно пыталась, но точно сказать не могу. Столько месяцев тренировок, а Райна по-прежнему может такое со мной сделать.
Я орала без слов, снова и снова, будто могла криком выбросить воспоминание. Каждый раз, когда я останавливалась для вдоха, слышался шепот Мерля:
— Все хорошо, Анита, все хорошо.
Но хорошо не было. После того, что Райна мне показала, уже никогда не будет. Мерль отнес меня в ванную, и я не протестовала. Калеб приложил мне ко лбу мокрое полотенце, не сказав ни слова подковырки. Тоже чудо, конечно, но не то, которое нам нужно.
Глава 31
Райна исчезла, довольно хохоча. Боже, как я ненавижу эту бабу! Я ее уже убила, вряд ли я могла бы что-нибудь еще с ней сделать, но мне хотелось. Хотелось, чтобы она мучилась, как мучились жертвы у нее в руках, но, пожалуй, уже поздно.
Доктор Лилиан посветила мне в глаза лампочкой, попросила последить за ее пальцами. Очевидно, я плохо справилась, поскольку она осталась недовольна.
— Ты в состоянии шока, Анита, и Грегори тоже. У него был небольшой шок до того, как ты начала, но черт с ним.
Я заморгала, попыталась навести глаза на фокус. Взгляд ни на чем не мог остановиться, будто весь мир дрожал, но так не могло быть. Может быть, только я дрожала? Не знаю. Я цеплялась за одеяло, в которое меня завернули, свернулась на белой кровати с многоцветными подушками и не могла согреться.
— Что ты говоришь, док?
— Говорю, что сейчас шансов у Грегори меньше, чем пятьдесят на пятьдесят.
Я заморгала, заставляя себя глядеть на нее, глядеть в глаза, думать.
— И какие же?
— Тридцать на семьдесят скорее всего. Он свернулся на террасе на одеяле, и трясет его еще пуще, чем тебя.
Я покачала головой, и все закачалось и не хотело останавливаться. Закрыв глаза, я стабилизировала мир на миг, на секунду. Потом заговорила, не открывая глаз.
— Я видела... как он вылечился? То есть как он мог выжить... после того, что она с ним сделала?
— У нас отрастают части тела, кроме отрубленной головы, если рану не прижечь огнем. Ожоги не заживают, если не удалить полностью обожженные ткани, фактически нанося новую рану.
Она говорила зло и горько. Такой рассерженной я ее еще не видела.
— Что с тобой? — спросила я.
Лилиан опустила глаза, чтобы не встречаться, со мной взглядом.
— Я дежурила в ту ночь, когда она проделала это с Грегори. Я видела это не в воспоминании, а в натуре.
Я покачала головой — и пришлось уткнуться головой в колени, чтобы прекратить это движение.
— Док, с мунином это не воспоминание, это действительность. Как... как фильм, только ты — на экране.
Я обхватила руками колени и отчаянно попыталась не вспоминать, не переживать заново то, что только что испытала. Наконец-то я набрела на такое, что даже я не могу переносить спокойно. В какой-то степени утешительная мысль — есть черта, которую я не переступила.
— Если я сейчас форсирую у Грегори превращение, он скорее всего погибнет, — сказала доктор Лилиан.
Я ткнулась лицом в колени и сказала, прижимая рот к толстому одеялу:
— Я могу еще раз попробовать.
— Никто не попросит тебя снова вызвать эту гадину.
— Анита!
Это был Натэниел.
Но не его голос заставил меня поднять голову, а сильный и горький запах свежего кофе. Натэниел протягивал мне мою любимую чашку с пингвиненком, и от нее шел пар. Я взялась за нее покрепче и не сразу поняла, что обжигаю себе ладони. Не паникуя, я вернула чашку Натэниелу. Он взял, и я уставилась на свои розовые, красные, обоженные руки. Ожоги первой степени, а я не ощутила жара, пока не было поздно.
— Если я сейчас форсирую у Грегори превращение, он скорее всего погибнет, — сказала доктор Лилиан.
Я ткнулась лицом в колени и сказала, прижимая рот к толстому одеялу:
— Я могу еще раз попробовать.
— Никто не попросит тебя снова вызвать эту гадину.
— Анита!
Это был Натэниел.
Но не его голос заставил меня поднять голову, а сильный и горький запах свежего кофе. Натэниел протягивал мне мою любимую чашку с пингвиненком, и от нее шел пар. Я взялась за нее покрепче и не сразу поняла, что обжигаю себе ладони. Не паникуя, я вернула чашку Натэниелу. Он взял, и я уставилась на свои розовые, красные, обоженные руки. Ожоги первой степени, а я не ощутила жара, пока не было поздно.
— Черт побери, — сказала я тихо.
— Я принесу льда, — сказала Лилиан и вышла. Мы остались вдвоем.
Натэниел присел передо мной, осторожно, чтобы не пролить кофе. Мерль и Черри неслышно вошли в гостиную, пока я разглядывала свои покрасневшие ладони. Черри села на диван рядом со мной. Она оставалась голой, но это было не важно. Все вообще было не важно. Мерль остался стоять, и я даже не потрудилась на него поднять глаза. Мне были видны только носки его ботинок.
— Натэниел сказал, что ты коснулась его зверя, когда искусала ему спину, — сказала Черри.
Я заморгала, посмотрела в ее светлые глаза. И кивнула. Был такой ослепительный момент, на самом деле уже после того, как я его обработала, когда его зверь заворочался под прикосновением моей силы, и я точно знала, что могу его позвать, могу заставить Натэниела перекинуться. Я продолжала кивать, так что пришлось заставить себя остановиться.
— Да, я помню.
Лилиан вернулась и приложила мне к рукам мешочки со льдом.
— Попытайся хоть несколько минут себе ничего не повредить. Я пойду к Грегори.
Она вышла, оставив мне лед и трех леопардов.
— Если ты коснулась зверя Натэниела, то есть шанс, что сможешь вызвать и зверя Грегори.
— Вряд ли, — мотнула я головой.
Черри схватила меня за локоть:
— Анита, не разваливайся! Ты нужна Грегори.
Сквозь мое оцепенение пробилась первая струйка злости.
— Я, блин, уже все, что могла, на фиг сделала!
Она отпустила мою руку, но глаз не отвела.
— Анита, пожалуйста, послушай. Мерль думает, что у тебя хватит силы вызвать зверя Грегори даже до твоего первого полнолуния.
Я прижала к груди мешок со льдом. От резкого холода в голове прояснилось.
— Я думала, это невозможно до первой перемены.
— Я был бы дураком, Анита, — сказал Мерль, — если бы попытался предсказать, что для тебя возможно и что невозможно.
Я опустила лед на одеяло, покрывающее колени, и взглянула на рослого Мерля:
— Чего вдруг такая перемена мнений? Я не смогла помочь Грегори там, на террасе.
— Ты рисковала собой ради своего кота. Это самое лучшее, что есть в Нимир-Ра или Нимир-Радже — готовность рисковать жизнью ради своего народа.
Я нащупала полотенце — край был мокрый, полиэтиленовый пакет плохо закрыт. Я его сдвинула вправо, чтобы из него больше не лилось.
— Чего вы от меня хотите?
Устала я от всего до чертиков.
Мерль присел рядом, и я посмотрела ему в глаза. В этом взгляде было то, что мне сейчас абсолютно не было нужно. Он верил в меня, а я ну никак не чувствовала себя достойной веры. Боялась я, вот что.
— Позови зверя Грегори.
— Я не знаю как. С Натэниелом это было... — Я вздохнула, не найдя слов.
— Сексуально, — нашла слово Черри.
Я кивнула:
— Я не собираюсь еще раз пробовать такое настроение сегодня с Грегори. Ни он, ни я не выдержим, если это снова пойдет не туда.
— Вызов зверя не обязательно связан с сексом, — сказал Мерль.
Я посмотрела в эти полные странной веры глаза. Мое состояние уже и усталостью назвать нельзя было. Во мне просто ничего не осталось, хоть для Грегори, хоть для кого. И я не хотела сегодня его трогать. Частично я боялась, что Райна появится незваной, хотя это почти невозможно. Настолько-то я собой владею. Но...
— Как мне его коснуться теперь и не вспомнить?
— Не знаю я, — сказала Черри. — Только, Анита, пожалуйста, спаси его.
— А как мне вызвать зверя, не приходя в ненужное настроение?
— Надо спросить у кого-нибудь, кто умеет вызывать зверя у своих, — предложил Мерль.
Я посмотрела на него:
— У тебя есть конкретные кандидатуры?
— Мне говорили, что твой Ульфрик умеет вызывать зверя в своих волках.
— И мне говорили, — кивнула я.
— Если бы он вызвал превращение волка у тебя на глазах, ты могла бы понять, как это делается.
— Ты серьезно думаешь, что это поможет? — спросила я.
— Не знаю. Но разве не стоит попробовать?
Я подала ему протекший пакет со льдом:
— Конечно, если Ричард придет. На это ответил Натэниел:
— Ричард винит себя в ранах Грегори. Если мы ему предложим шанс вылечить раны, он придет.
Я уставилась на Натэниела, смотрела, как светится интеллект в этих цветочных глазах. Такой глубокой мысли я никогда от него не слышала. У меня появилась крошечная надежда, что Натэниел может исцелиться — что он уже поправляется. А мне как раз сейчас нужна была хоть какая-то надежда, но все же как-то не по себе было, что Натэниел так хорошо понимает Ричарда, что он так наблюдателен. Значит, я его недооценивала. Для меня подчиненные оставались низшими, а это на самом деле не так. Некоторые сознательно решают оставаться внизу, служить, и это не принижает их — просто делает не такими, как все. Глядя в это лицо, я гадала, что еще я упустила, что он еще мне покажет? Ночь откровений, так почему бы Ричарду не присоединиться к нам? Вряд ли может стать хуже... или может? Нет, спасибо, не надо отвечать.
Глава 32
Почистив зубы, я устроилась за кухонным столом пить кофе, пока мы ждали. Натэниел шлепал босыми ногами по комнате, распущенные волосы качались у голой груди и шортов, которые он надел.
— Как Грегори? — спросила я.
— Доктор Лилиан поставила ему капельницу — снять шок, как она сказала. — Он остановился у стола чуть наискось от меня.
— Капельницу? Ричард здесь будет через час, не позже. Если она поставила капельницу, значит...
— Значит, травма Грегори серьезна, — договорил за меня Натэниел.
Я посмотрела на него. В кухне было темно, горела только маленькая лампочка над раковиной. Все остальное было в густой тени.
— Ты ведь не про ту травму, что он получил от волков?
Он покачал головой, и волосы колыхнулись вдоль всего тела. Длинная тяжелая прядь скользнула по плечу, и он ее отбросил, мотнув головой. Никогда я не видела мужчину с такими длинными волосами, которые не причиняют ему ни малейших неудобств.
— Он все говорит про Райну, — сказал Натэниел, — ругается сквозь зубы.
Он заговорил тише, почти шепотом, и глядел куда-то поверх меня, видя что-то, чего я не видела и, наверное, не хотела бы видеть.
— Что с тобой? — спросила я, трогая его за руку.
Он опустил глаза и улыбнулся, но нерадостно. Потом накрыл мою руку своей и стиснул, будто искал утешения.
— Рассказывай, Натэниел.
— Я тебе давал копии трех моих фильмов. — На этот раз он улыбнулся шире и предупредил мои слова: — Я знаю, что ты их не смотрела. Я, когда их тебе давал, думал, что ты вроде Райны и Габриэля, что будет секс и тебе понравится это жесткое порно. Теперь-то я знаю, что ты о нас заботишься не потому, что желаешь нас или любишь кого-то из нас, а просто — потому что.
Он встал на колени, не выпуская мою руку, прижимая ее двумя руками к своей груди. Голову он положил мне на колени, отвернувшись от меня. Я отвела густые волосы с его лица, чтобы видеть его профиль.
Так мы посидели несколько секунд. Я ждала, чтобы он говорил дальше, он, быть может, ждал моего вопроса, но молчание не было напряженным. Любой из нас мог его заполнить, когда будет готов, и мы оба это знали.
Первым вздохнул Натэниел, не выпуская моей руки, а другой рукой обхватив мою ногу. Тыльной стороной ладони я ощущала его сердцебиение.
— У меня были не только эти три фильма, и почти все — с Райной. Габриэль не отдавал меня ей в рабы или любовники — понимал, что она убьет меня, но в фильме... на съемках все под контролем. — Он теснее прижался ко мне.
— И что случилось? — спросила я.
— Грегори она это сделала сама по себе, просто для собственного... развлечения. Но, когда он выжил, она захотела снять такое в фильме.
Я застыла на миг или два, даже, кажется, перестала дышать. Потом выдохнула — прерывисто.
— Тебя?
Он кивнул, не отрывая щеки от моей ноги.
— Меня.
Я погладила его по волосам, глядя в это юное лицо. Он был на шесть лет меня моложе, а казалось, что на шестьдесят. Такой он был беззащитный — жертва любого хищника.
— Грегори не стал бы это делать второй раз. Он сказал, что убьет себя, и Габриэль ему поверил.
Я гладила его волосы, потому что не знала, что еще можно сделать. Что тут скажешь, когда тебе в ухо шепчут такие ужасы, рассказывают самые интимные, кошмарные секреты? Можно только сидеть и слушать. И дать собеседнику только одно, что в твоей власти, — молчание и внимание, возможность говорить и быть услышанным.