— Ma petite, яслышу, как ты дышишь. О чем ты думаешь?
Эти слова навели меня на новые мысли.
— Когда мы только соединили метки, я почти что видела твои мысли насквозь, если ты только специально не загораживался. Теперь это уже не так. Может быть, и ardeurтоже временно?
— Может быть. Вполне можем надеяться.
— Если мной овладевает ardeur,мне приходится заняться сексом. Это и есть то, чего ты хотел?
— Глупо было бы отрицать, что твое целенаправленное целомудрие было весьма обременительным, но я бы ни на кого не навлек ardeurсознательно. Это... это проклятие, ma petite.Жажду крови, когда она возникает, можно утолить. У моего тела есть определенная вместимость. Но ardeur — о, ma petite,его не утолить никогда! Это всегда ноющая боль, всегда голод. Как мог бы я пожелать тебе такого? Хотя, если наш мсье Зееман решит тебе помочь, ardeur можетстать поводом, чтобы вы двое до чего-то договорились постоянного.
— То есть? Съехались вместе?
— Возможно. — Очень тщательно была выбрана интонация этого слова.
— Мы с Ричардом не можем не поругаться, находясь в одном помещении час — если только не занимаемся сексом. Мне почему-то кажется, что это не лучшая основа домашней идиллии.
Я ощутила дуновение первой его эмоции, которую он разрешил мне почувствовать — облегчения. У него камень с души свалился.
— Я хочу того, что будет лучше для нас всех, ma petite,но ситуация усложняется, и я уже не уверен, что такое «лучше».
— Не говори мне, что твои интриги не включают резервного плана на любой исход. Ты интриган от Бога, и я не поверю, что ты упустил что-то из виду.
— Я видел, как Белль Морт наполняла огнем твои глаза. Ты обретаешь такие силы, которые доступны лишь Мастеру Вампиров или Мастеру Ликантропов. Как я мог строить планы на такой случай?
У меня завязался холодный узел под ложечкой.
— Так ты признаешь наконец, что тоже ни хрена не понимаешь, что происходит?
— Oui.Ты рада? — Первые струйки гнева зазвучали в его голосе. — Ты довольна теперь, ma petite?Вот я теперь совершенно искренен. Никогда никто не пытался создать такой альянс, как у нас, не союз господина и двух рабов, а союз трех равных. Вряд ли ты можешь оценить, как я чувствителен, когда дело касается накопления моей власти. Волк — подвластный мне зверь.
Другие Мастера просто заставили бы волков примкнуть к своим вампирам.
— У Николаос подвластным зверем была крыса, а не волк, — ответила я. — Но когда ты взял власть, стая Маркуса и Райны слишком оказалась сильна, чтобы ты мог просто подгрести ее под себя. Они, черт возьми, были даже сильнее тебя, пока ты не заменил убитых мною вампиров.
— Ты намекаешь, что я не стал тираном только потому, что мне не хватило вооруженной силы?
Я задумалась секунды на две и ответила:
— Нет, я на это не намекаю. Я это говорю открыто.
— Ты такого низкого обо мне мнения?
— Я вспоминаю, каким ты был два — уже почти три — года назад, и думаю, что ты консолидировал бы свою власть, если бы мог, мало обращая внимания, кто стоит у тебя на дороге.
— Ты хочешь сказать, что я безжалостен?
— Практичен.
Настал его черед секунду помолчать.
— Да, практичен. Не менее, чем ты, ma petite.
—Какая я — это я сама знаю. Это с тобой мне еще не все ясно.
— Я никогда бы намеренно не принес тебе вреда, ma petite.
— Верю.
— Но не могу сказать того же о тебе, ma petite, —тихо добавил он.
— Я никому из вас не желаю зла. Но Ричард не будет обижать моих леопардов, а ты, если сделаешь глупость, тоже на меня не пеняй.
— Я никогда не заблуждался относительно... твоего уровня прагматичности, ma petite,хотя Ричард, быть может, мог заблуждаться.
— Он сказал мне, что я не стану его убивать за грубое обращение с Натэниелом.
— И насколько же груб был Ричард с малышом?
— Не надо говорить о нем как о ребенке, Жан-Клод. Достаточно грубо, чтобы я располосовала ему руку.
— Сильно?
— Сейчас ему швы накладывают.
— Ох ты Господи! — выдохнул он, и голос защекотал мне кожу. Я сообразила, что он до сих пор вел себя прилично — по крайней мере голос не пускал в ход.
— Хватит ходить вокруг да около, Жан-Клод. Сейчас я дам трубку Ричарду, и ты ему расскажешь, что устроил это нарочно.
— Но я же не могу ему сказать, что солгал насчет Натэниела? Ведь я же говорил правду?
— Жан-Клод, ты это устроил, ты и исправляй. Мне нужно, чтобы Ричард научил меня вызывать зверя Грегори. И мне некогда ждать, пока он переживает.
— И что же я должен ему сказать, ma petite?Как я могу уверить его, что утром ты не окажешься с Натэниелом? Я думаю, что могу уговорить Ричарда остаться на ночь, оказаться рядом с тобой рано утром, когда проснется ardeur.
—Ричард ясно сформулировал свою позицию, Жан-Клод. Он не позволяет ни тебе, ни Ашеру, ни кому-нибудь другому от себя питаться. Он не видит, почему следует менять правила, если вместо вас я, а вместо крови секс.
— Так он сказал?
— Да, почти слово в слово.
Жан-Клод вздохнул — устало.
— И что мне с вами обоими делать?
— Меня не спрашивай, — ответила я. — Мне это не по окладу.
— Что ты хочешь сказать, ma petite?
—То, что у нас нет начальника. Быть равными — это здорово, но ни один из нас не знает, что вообще происходит, а это хреново, Жан-Клод. Мы влипаем во что-то серьезное, метафизически, эмоционально и даже физически. И надо как-то сообразить, что нам со всем этим делать.
— А у кого нам спрашивать совета, ma petite?Если хоть один вампир в Совете заподозрит, что я не дал вам обоим по четвертой метке, нас уничтожат из страха, что четвертая метка даст нам еще большую силу.
— Я говорила с Марианной и ее товарками. Они ведьмы, викканская секта.
— Так что, нам найти, скажем так, местный ковен и попросить руководящих указаний? — спросил он снисходительным тоном.
— Мне не нравится твоя интонация, Жан-Клод, тем более что лучшего предложения я от тебя не слышу. Не предлагаешь — не критикуй.
— Абсолютно верно, ma petite,и очень мудро. Мои глубочайшие и искреннейшие извинения. Ты совершенно права. У меня нет идей, к кому обратиться за советом или наставлением. Я подумаю о твоем предложении найти дружественную колдунью и с ней поговорить.
— Такая у меня есть. Может быть, ей надо будет увидеть нас всех вместе, чтобы понять, как что действует.
— Ты говоришь о Марианне?
— Да.
— Я думал, она более спиритка, чем колдунья.
— Не такая уж большая разница.
— Здесь я полагаюсь на твое суждение. Я ни с теми, ни с другими много дел не имел.
Я вспомнила, что собиралась звонить Марианне, еще когда проснулась между Калебом и Микой. Странно, как я упустила это из виду.
— Ты можешь что-нибудь сказать Ричарду, что смягчит ситуацию?
— Ты хочешь, чтобы я солгал?
— Черт побери, Жан-Клод...
— Я могу обратить его внимание на то, что, если он не удовлетворит твой ardeur,это должен будет сделать кто-то другой.
— Я ему уже это сказала. — На секунду я задумалась. — Он меня обвинил в... — Оказалось, что я не могу точно выразить. — Он меня обвинил в том, что я собираюсь поступить с Натэниелом еще хуже, чем уже поступила, и обвинил достаточно грубо. Я не знаю, хочется ли мне с ним лечь прямо сейчас.
— Ты на него злишься, — сказал Жан-Клод.
— Ода!
— Настолько злишься, что, если он попросит, ты ему откажешь?
Я было стала говорить «да» — и остановилась. Я устала. Устала от всего этого, от них обоих, если правду сказать. Не могу я жить ни с ними, ни без них, и тело Ричарда я хочу до боли, но Ричард, когда хотел, умел быть противным, и сегодня как раз он хотел. И в таком виде я с ним спать не хочу. Черт возьми, я даже рядом с ним быть не хочу, когда он такой.
— Не знаю.
— Что ж, это честно, но ничего хорошего не предвещает. Если ты откажешь и Ричарду, и Натэниелу, а твой Нимир-Радж сегодня не вернется, что ты будешь делать утром, ma petite?Подумай хорошенько, пожалуйста. Я тебя умоляю выбрать наименьшее зло, каково бы оно ни было, а не ждать, пока голод подчинит себе твой здравый смысл и даже инстинкт самосохранения.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что уже говорил: отвергать ardeur —значит его усиливать. Воспротивься ему надолго и сильно — и он начнет разъедать самую твою суть, или то, что ты считаешь своей сутью. Я пережил то, что мне пришлось сделать в эти первые недели, чтобы питать ardeur,но мое нравственное падение совершилось за много лет до того, как я умер. Я повторяю, ma petite,что ты не сможешь принять это так же спокойно, как принимал я. Я считаю, что это разрушит твое самоощущение.
— А если я трахнусь с Натэниелом, мое самоощущение уцелеет?
— А если я трахнусь с Натэниелом, мое самоощущение уцелеет?
Он вздохнул:
— При такой формулировке я тебя понимаю. Но насколько пострадает твое самоощущение, если ты переспишь с незнакомцем?
— Я такого никогда не сделаю.
— Разве это не то, что было у тебя с Нимир-Раджем? — Он очень постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни малейшего осуждения — только вопрос.
Я бы с удовольствием поспорила, но терпеть не могу проигрывать спор, а здесь это было неизбежно.
— Хорошо, я тебя поняла.
— Очень надеюсь, Анита, очень надеюсь.
По имени он меня называл лишь тогда, когда дело было очень серьезно. Вот черт!
— Знаешь, как хорошо было бы для разнообразия иметь дело с обычными проблемами!
— А что именно ты называешь обычными проблемами, ma petite?
Еще одно очко в пользу Жан-Клода:
— Уже не помню.
— У тебя усталый голос, ma petite.
—До рассвета всего несколько часов, а я всю ночь на ногах. Да, я устала.
От одних только этих слов у меня зачесались глаза, и я размазала тени по векам, выпачкав пальцы, да и веки, наверное, тоже. Я так редко накладываю макияж, что забываю о нем.
Ричард вернулся в кухню в сопровождении телохранителей и крысолюдов. Взгляд, который он на меня бросил, нельзя было бы назвать дружелюбным.
— Мне пора, — сказала я Жан-Клоду.
— Ты хочешь, чтобы я поговорил с Ричардом?
— Нет, я думаю, на эту ночь ты уже достаточно навредил.
— Я только хотел помочь.
— Не сомневаюсь.
— Ma petite?
— Да?
— Будь осторожна и помни, что я сказал про ardeur.Здесь нет ничего стыдного.
— Даже ты сам в это не веришь.
— Да, ты меня уличила. Нет стыда в том, чтобы питаться, если ты питаешься непосредственно от того, кого сама выбрала. Если будешь сопротивляться, то очнешься и увидишь, что кормишься на том, кого ты не выбирала, и там, где не собиралась быть. Вряд ли тебе это понравится, ma petite.
В этом он точно был прав.
— Поговорим завтра, когда ты проснешься. Сам знаешь, я про Дамиана не забыла.
— Я и не думал, что ты забыла, ma petite.Жду твоего звонка.
Я повесила трубку, не попрощавшись — потому что я злилась и мне было страшно. Сейчас меня ждали Ричард, с которым надо разобраться, и Грегори, которого надо спасти, а утром проснется ardeur.Есть шанс, что его не будет, что он длился только один день, но рассчитывать на это я не могу. Надо планировать на худший случай. Он состоял в том, что утром я проснусь и мне понадобится на ком-то кормиться, как сегодня. И главный вопрос: кто это будет и как мне жить потом, когда я это сделаю?
Глава 35
Терпеть не могу не спать в три часа ночи. Самая, черт ее побери, сердцевина тьмы, когда все процессы в теле идут медленно, а в мозгу еще медленнее, и хочется только спать. Но я должна сдержать свои обещания, а потому до поспать еще сотни миль. Или пара чудес, которые мне надо сотворить перед тем, как лечь спать.
Доктор Лилиан сняла с Грегори капельницу, но он все еще был закутан в одеяла, сидя на кухонном столе между Зейном и Черри. Доктор Лилиан проверяла ему пульс, упругость кожи и хмурилась, явно недовольная. Натэниел стоял рядом с ними — так, чтобы между ним и Ричардом был стол для пикников. Ричард не пытался больше его трогать — он тщательно старался его не замечать. Остальные коты тусовались около стеклянной двери. Два охранника-крысолюда, Клодия и Игорь, стояли по обе стороны от меня, а я опиралась на перила. Они ходили за мной с тех пор, как вошел Ричард с перевязанной рукой в сопровождении Джемиля и Шанг-Да.
Сила Ричарда клубилась в летней тьме как близкая гроза; от нее горячая влажная ночь становилась еще душнее, и трудно было дышать. Я думаю, что из-за нее, из-за прорывающейся его злости крысолюды стали действовать как телохранители. Я попыталась было сказать, что Ричард меня не тронет, но Клодия только пожала плечами и ответила:
— Рафаэль нам велел тебя охранять, и это мы и будем делать.
— Даже если я скажу, что угрозы нет?
Она снова пожала плечами:
— Я тогда отвечу, что ты слишком неравнодушна к нему, чтобы судить здраво.
Я посмотрела на Игоря:
— А ты с ней согласен?
— Я никогда не спорю с дамой, особенно если она спокойно может положить мне руку.
С этой логикой трудно было поспорить, но у меня оказались две здоровенных мускулистых тени, и это меня раздражало. Им, впрочем, было плевать, рада я им или нет. Они считались с приказом Рафаэля, а не с моими пожеланиями.
Так что Ричард в сопровождении своих телохранителей и я в сопровождении своих стояли на террасе лицом к Стивену, раздевшемуся для подготовки к перемене. Если перекидываться в одежде, от нее останутся грязные клочья. Оборотни либо осаждают лавки старьевщиков, выбирая себе одежду для полнолуния, либо раздеваются догола.
Мы стояли в круге силы Ричарда. Энергия хлестала вокруг нас невидимыми молниями. Она потрескивала в буквальном смысле, поднимая дыбом волосы на голове, на теле.
— Ричард... — начал Джемиль, но один взгляд Ричарда заставил его замолчать. Сила выросла еще на одно деление, сжимаясь вокруг нас, подобно гигантской ладони.
— В чем дело, Ричард? — спросила я. — Зачем такая демонстрация силы?
Он повернулся ко мне, и от этого злобного лица мне захотелось попятиться, но я осталась стоять на месте. Хотя и не без усилия.
— Ты хочешь спасти своего кота? — спросил он голосом, хриплым от злости, которая отражалась у него на лице, трещала в воздухе.
— Да, — сказала я почти шепотом.
— Тогда смотри.
Он расставил руки над Стивеном, держа ладони примерно в восьми дюймах от его плеч. Энергия давила сильнее, мне пришлось сделать глотательное движение, чтобы не закладывало уши, будто при смене давления. Но это не помогло — не того рода было давление.
Руки Ричарда стиснулись, будто пальцы впились во что-то невидимое прямо перед Стивеном. Он покачнулся к Ричарду, сделал шаг, и я услышала тихий стон боли. Ричард сжал руки в кулаки, и что-то между ними задрожало, как жар над летней дорогой. У меня скулы заломило от нарастающей силы. Воздух сгустился, стало тяжело дышать.
Ричард сделал резкое движение руками, и давление хрустнуло, будто разразился наконец нависший ураган. Секунду или две я думала, что хлынувшая прозрачная жидкость — это дождь, но она была горяча как кровь и шла не с неба. Она полилась из тела Стивена. Я видела десятки перемен оборотней, но такого — никогда. Будто тело Стивена разорвало на части, на потоки горячей жидкости и ошметков плоти. Обычно зверь вылезает из человеческого тела как бабочки из куколки, постепенно, но сейчас было не так. Тело Стивена сложилось, и вдруг перед нами предстал человек-волк. Он упал на колени, трясясь.
Я осталась стоять, даже не дыша, покрытая быстро остывающими брызгами его тела. Когда дыхание вернулось, я сказала хрипло:
— Боже мой!
Мех Стивена был цвета темного, золотистого меда. Волк скрючился, дрожа, у ног Ричарда. Пока изменение в процессе, оно может быть болезненным, но после него оборотень обычно встает, отряхивается и бежит. В чем же дело?
Стивен подполз к Ричарду еще ближе, ткнулся длинной зубастой мордой в кроссовки царя волков. Он лежал почти во внутриутробной позе — огромный, с мускулистыми лапами в золотистой шерсти, у ног своего Ульфрика. Это была поза крайнего подчинения, и я не могла понять зачем. Стивен ничего плохого не сделал.
Я глянула на Ричарда. Белая рубашка пропиталась густой жидкостью и прилипла к телу. Он повернулся ко мне, и отсвет звезд блеснул на мокром лице. Кусок слизи сполз по щеке. На лице был вызов; Ричард будто провоцировал меня на вспышку гнева.
Я трясущейся рукой смахнула самые крупные комья слизи со своего лица, и они шлепнулись на пол с плюхающим звуком. Я обернулась на телохранителей. Их тоже заляпало, но далеко не так, как Ричарда и меня — они стояли дальше. Все вытаращились на Ричарда, вытаращились со смешанным выражением ужаса, гнева и удивления. Я поняла, что случилось что-то очень, очень серьезное.
Заговорить я смогла только со второй попытки, да и то с сильным придыханием.
— Я не раз видела, как оборотень превращается в своего зверя, но такого не было ни разу. Это потому, что ты вызвал зверя Стивена, а не он сам в себе?
— Нет, — ответил Ричард.
Я ждала продолжения, но он ничего больше не сказал и явно не собирался говорить. Однако одно слово «нет» ничего не объясняло. Я посмотрела на остальных.
— О'кей. Пусть мне кто-нибудь расскажет, что здесь случилось.
Джемиль заговорил, осекся и посмотрел на Ричарда.
— С позволения моего Ульфрика. — Слова были вежливы, но тон — злобный, почти вызывающий.
Ричард обернулся к нему. Лица его я не видела, но, очевидно, от его взгляда Джемиль сжался. Он рухнул на колени в лужу густой жидкости.