- Теперь порядок!
Он сложил приклад и вернул «Калашников» на место, то есть повесил опять на свою бычью шею.
- А вы, Шимон, простите, епт… Виноват, конечно, что опоздали, но теперь у нас скоро мобилы будут, так что, ежели чего, то все будет о’кей!
Мы выехали на МКАД, через несколько километров развернулись на эстакаде и поехали домой.
- Почему он назвал тебя другим именем? — спросила я Семена.
- Семен и Шимон — это одно и то же имя, как и Симон, впрочем…
Когда наша машина проезжала мимо ресторана «У Иссы», деревянное здание уже пылало. До самого дома мы молчали.
На следующий день во всех новостях прошла информация, что в ресторане на МКАД произошло столкновение между кавказской и московской преступными группировками. Уничтожено принадлежавшее кавказцам здание ресторана. Среди пятнадцати трупов — известный криминальный авторитет Исса. Личности большинства погибших неизвестны и в настоящее время устанавливаются. По данному инциденту возбуждено уголовное дело. Леху с Колей Я больше никогда не видела.
Утром Даша брезгливо выплюнула мой сосок. Молоко кончилось.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ РОМАН и не только…
На следующий день мы вернулись к себе домой. Выйдя после неудачной попытки кормления в коридор и обнаружив там убегавшего по делам Семена, я спросила, можем ли мы теперь возвращаться, на что он просто улыбнулся и согласно кивнул, показав пальцем на свое, видимо, заболевшее горло. Он помахал мне рукой и ушел. Я поняла его так, что больше мы ничем не рискуем, кроме как подхватить от него инфекцию. Маме я сказала, что с тампаксами все обошлось, дезинфекцию на складе провели быстрее, чем планировали, и в квартиру мою никто не стал ничего грузить.
Без всяких приключений мы загрузились в мою ни за что ни про что пораненную машинку и доехали до дома. Голодная Даша хныкала по Дороге — ей предстояло привыкать к новой еде, и нас с ней обеих это абсолютно не радовало. Я получала во время кормления грудью неимоверное наслаждение, да и ей материнское молоко было куда полезнее. Теперь, после перехода на смеси, Дашу и маму ожидали знакомство и борьба со всевозможными аллергиями и запорами.
Вечером я поехала к Семену поблагодарить его, так как накануне была в абсолютно невменяемом состоянии и не нашла ни сил, ни слов для человека, который, судя по всему, спас меня и мою неполную семью от гибели. Я не стала предупреждать его о своем визите звонком, но по дороге заехала в бутик возле метро «Кутузовская» и купила две сорочки, два галстука и роскошный кашемировый джемпер благородного серого цвета. Мама передала ему банку какого-то особенного таежного меда для скорейшего излечения от простуды.
Семен моему приходу не удивился. Он изрядно сипел, но говорил без особого напряжения. Мои подарки он принял с восторгом, однако немного насупился, когда я сказала, что мы продолжим беседовать только после того, как он переоденется в новую рубашку, хотя бы и без галстука. Он покачал головой, но все же просьбу мою выполнил.
Я прошла на кухню и увидела стоявшую на столе бутылку шотландского виски «Бомо». Бутылка была почти полная, и я подумала, что Семен только начал лечить этим роскошным напитком свое больное горло. С того самого момента, как я выяснила, что беременна, до утра, когда я перестала быть кормящей матерью, я не выпила ни рюмки крепкого алкоголя. Испанская кава — это то единственное, что я нам с Дашей позволяла. А тут я вдруг поняла, что мне очень хочется отхлебнуть чего-нибудь воистину горячительного.
Виски я пробовала несколько раз, но мне не нравилось. Один из компьютерных клиентов, поклонник этого напитка, объяснял, что я просто не то пила, и пообещал мне привезти при случае какой-нибудь односолодовый молт с острова Айла, и вот тут я наконец пойму, что такое настоящий виски. Получив свои три компьютера на организацию и откат за них, он исчез, не выполнив обещания.
А теперь на кухонном столе стоял, если верить этикетке, именно тот самый односолодовый молт, и именно с того далекого промозглого шотландского острова. Я взяла стакан и плеснула на донышко граммов пятьдесят янтарного напитка. Меня приятно удивил не свойственный прочим виски мускатно-копченый аромат. Я отпила, и жгучее тепло благостно разлилось по моему телу. Поставив пустой стакан, я опустилась на стул. В этот момент появился Семен в подаренной мной шикарной рубашке и в умело повязанном шелковом галстуке. Честно говоря, я немало удивилась тому, что он способен справиться с галстуком без посторонней помощи.
- Очень рекомендую. — Он кивнул на бутылку. — Если пить виски, то только это… или хороший «Бурбон», который в России и даже в Европе — редкость.
Я подумала было о необходимости в конце вечера сесть за руль, чтобы добраться домой, но вдруг решила на все плюнуть — есть такси, в конце концов!
- Семен, — решила сразу начать я и почему-то встала со стула. — Я не знаю, как выразить вам свою благодарность! Вы уже второй раз спасаете меня и всю мою семью…
— О чем ты? — вытаращил глаза Семен. — Не понимаю даже, о чем ты говоришь!
- А как мне еще назвать то, что вы сделали вчера?
Семен опустился на стул и смотрел на меня уже снизу вверх.
- Боюсь, что у тебя имеется некоторое недопонимание ситуации. Я вче-ра ни-че-го не делал. Ты чудесно провела время в мытищинском ГАИ, а я не выходил из дома и лечил простуду травяными ингаляциями. Вон ингалятор, видишь? — Он указал рукой на лежавшую на холодильнике коробочку со стеклянным ингалятором.
Мне показалось, что Семен надо мной издевается.
- А кто же расправился с моими бандитами? Из-за чего мы с мамой и Дашей перебирались к вам?
— Бывает, — пожал плечами Семен. — Ты мне рассказывала, в парке к вам с Дашенькой хулиган какой-то привязался. Чего ж тут приятного, вот и перебрались… Слава богу, обошлось?!
- Да, только теперь хулиган этот в могиле!..
- Бог ты мой! — картинно всплеснул руками Семен. — Впрочем, поделом ему! Будет знать теперь, как пугать молодых мамочек! Так и молоко может пропасть!
- Оно и пропало! — мрачно заметила я и налила себе в стакан еще янтарной жидкости.
- Так что же ты молчишь! Нам срочно нужно заказывать детское питание. Нельзя же ребенка пичкать абы чем!
Я предпочла все-таки продолжить начатую мной тему:
- Очень здорово, что у вас нашлось оружие. Но вы можете мне рассказать, откуда оно?
Семен перестал улыбаться и посмотрел на меня так жестко, как никогда до этого:
- Еще раз повторяю: тему мы закрыли! Никакого оружия у меня нет и никогда не было. Ты вчера была в ГАИ. Я лечил простуду. Все! Отстань от бедного еврея!
Я молча выпила. В голове приятно зашумело, и раздражение на непонятно зачем разводящего меня партнера и друга сменилось благостным безразличием. Главное, я жива и живы мои родные!
Семен ткнул пальцем в мой стакан и поинтересовался:
- Ты как собираешься домой ехать после выпитого?
- Какая разница? Могу и такси вызвать, а могу и переулками, переулками…
— Ключи и документы на машину… сюда давай… — потребовал он.
Пожав плечами, я отдала ему техпаспорт и ключи. Ни слова не говоря, он прошел в коридор, а затем — и из квартиры. Не было его две минуты. За это время я выискала на столе жестяную коробку с датским печеньем и съела парочку. Все-таки не должна уважающая себя молодая женщина хлестать вискарь безо всякой закуси!
Семен вернулся и полез в холодильник.
- Ты любишь хумус? — спросил он меня и вытащил на свет пластиковый контейнер со светло-коричневой пастой.
- А что это такое? — Никогда раньше я не слышала этого названия.
- Вначале попробуй, потом спрашивай. Впрочем, никакого особого секрета тут нет: это протертый горох, типа нута, с различными добавками. Ты, насколько я знаю, любишь острое? Не так ли?
Я кивнула:
- А что, он острый, этот хумус?
- Нет, он совсем не острый, но в него добавляют что-нибудь острое — красный ИЛИ зеленый йеменский схуг, например… — Семен увидел, что на моем лице изобразилось недоумение, и, порывшись в собственной памяти, нашел альтернативу: — Но обычная кавказская аджика тоже пойдет.
Он еще раз углубился в недра холодильника и извлек именно этот самый схуг, судя по цвету, красную его разновидность. Схуг и впрямь был похож на аджику. Семен намазал мне на кусок лаваша толстенный слой хумуса и покрыл его сверху острой приправой. Я попробовала — это было здорово. Следующим номером он вытащил банку мелких зеленых оливок, засоленных вместе с чесноком и красным острым перцем. Сочетание всего этого вместе получилось божественное.
- Семен! А это все кошерно? — непонятно зачем спросила я своего спасителя.
- Семен! А это все кошерно? — непонятно зачем спросила я своего спасителя.
Я уже изрядно потрудилась над «Бомо», в голове все шумело и кружилось. Меня, как многих пьяниц, потянуло на разговор «по душам». Вопрос про кошерность просто случайно подвернулся мне на язык. Семен еще не понял, до какой степени я расслабилась, и ответил вполне серьезно:
- Во-первых, все это не мясное и не молочное, а растительная пища практически всегда кошерна. А во-вторых, меня это никак не волнует.
- Почему? Вы же еврей?
Семен вздохнул:
- Тебе нравятся православные старухи?
- Вы же знаете… В целом нет… Хотя среди них, видимо, есть хорошие, в деревнях каких-нибудь, я уверена. Просто мне обычно неприятные попадались, и на маму они плохо влияли…
— Ну, а я так же отношусь к еврейским ортодоксам. Среди них, несомненно, есть хорошие, хотя и непонятные мне люди. Но в основном это либо дураки, либо лжецы! И в исламе все точно так же, проверял… — Внезапно он обратил внимание на то, что я совсем не трезва, и остановился на середине фразы.
- Семен! Я не поеду домой! Я могу вас попросить о трех… нет, о четырех вещах?
- Разумеется.
Я начала загибать пальцы:
- Я хочу принять ванну, дайте мне, пожалуйста, полотенце. Это раз!
Семен сходил в комнату, откуда принес огромное махровое полотенце.
- Теперь позвоните, пожалуйста, моей маме и скажите, что ее дочь напилась у вас как свинья и домой сегодня не поедет!
Семен взял в руки телефонную трубку:
- А дальше?
Я встала и направилась в ванную комнату:
- Заварите, пожалуйста, крепкого чаю и поставьте чашку на табуретку возле ванны, если это не очень нагло.
- Отнюдь! А какая будет четвертая просьба?
- Потом скажу… если не утону… — Честно говоря, я не была уверена, что решусь обратиться к нему со своей четвертой просьбой.
Я наполнила ванну, выплеснув под струю воды два колпачка жидкого лавандового мыла. Через прикрытую дверь я слышала, как Семен общается с моей мамой. Сбросив одежду, я погрузилась в свою любимую водную стихию. От горячей воды алкоголь еще сильней ударил в голову, и я осознала, что окончательно теряю контроль над собой.
В дверь постучали.
- Открыто! — ответила я, ощущая, что язык мой слегка заплетается и липнет к небу.
Семен, не заходя внутрь, протолкнул табуретку, а затем поставил на нее большую чашку из тонкого китайского фарфора. Аромат бергамотового масла смешался с запахом лаванды.
— Что к чаю принести — мед, шоколад, может быть?..
- Вас, если можно!
После некоторой паузы Семен отреагировал:
- Не понял!
- У меня, как я уже говорила, к вам есть четвертая просьба…
Семен подошел к приоткрытой двери и, как я смогла увидеть в зеркало, остановился, отвернув лицо, чтобы не заглядывать внутрь.
- Я могу к вам обращаться на «ты»?
- Пожалуйста, — с каким-то непонятным мне облегчением ответил он. — Нет проблем. Мне так даже проще. Я лично к тебе, по-моему, только так и обращался. Это и просьбой-то нельзя назвать! Будем считать, что сегодня мы пили на брудершафт…
- Черт с ним, с брудершафтом! — продолжила я, испытывая некоторую досаду от его флегматичности. — Просто это ненормально обращаться на «вы» к мужчине, который будет со мной сегодня ночью спать!
Семен, как мне показалось, даже не изменил своего тона.
- Зачем мне с тобой сегодня спать?
От возмущения я чуть не захлебнулась лавандовой пеной.
- Затем со мной спать, чтобы меня трахать, уважаемый коллега! А трахать меня для того, чтобы… то есть потому, что я так хочу. Я хочу, чтобы меня отымел наконец мужчина, а не ублюдки и недоноски, которые… ну, в общем, которые… раньше!
Я вылезла из ванны и, схватив полотенце, стала его разматывать. Мокрые лавандовые хлопья повалились с меня на кафельный пол.
Семен открыл дверь и посмотрел мне в лицо. Я следила за его взглядом — он не пялился ни на мои груди, ни на ноги, ни на треугольный ежик внизу живота. Он смотрел мне прямо в глаза.
- Если мы сегодня переспим, то завтра мы работать вместе уже не сможем.
Я почувствовала, что сейчас озверею. Я никогда еще так не хотела… Я даже не могу сказать, что я хотела секса — я хотела быть оттраханной! Немедленно! Сразу! Я хотела, чтобы он овладел мной прямо тут, в ванной, или в коридоре, чтобы он поставил меня на колени и, оттянув мою голову за волосы назад, засунул мне по самые гланды… Я так чувствовала тогда и, в отличие от Семена, перевела свой взгляд с его лица ниже. Я поняла, что все будет по-моему. Я отбросила полотенце и бросилась к нему. Теперь я тоже смотрела ему прямо в глаза. Одной рукой я впилась в его плечо, а другой со всей силы рванула ремень на брюках.
- X… с ней, с завтрашней работой! Захочешь — разойдемся!
Я не знаю, слышали ли все это соседи по лестничной клетке, но мне было плевать: продолжая орать, я рухнула на колени и начала срывать с Семена штаны:
— Быстрей, быстрей иди в меня, зараза!
И он это сделал! Это была безумная ночь! Я даже не могу сказать, что мне было хорошо. Я расшибла об пол колени и локти. Когда мы перебрались на софу, я запрыгнула сверху с такой силой, что мне показалось вначале, что член пробьет меня насквозь и выйдет над поясницей.
Я не задумывалась, что происходит с моим партнером. Мне казалось естественным, что это безумие продолжалось без перерыва часами. Конвульсии оргазма сотрясали меня не меньше десяти раз. Не знаю почему, но даже боль доставляла удовольствие. Больше всего мне почему-то хотелось, чтобы меня со всей силы отшлепали или даже выпороли, не жалея.
Наконец я изнемогла и рухнула на грудь Семена всем телом. Он обнял меня и прижал к себе. Я заснула моментально. И впервые за долгое время мне опять приснился мой Леня. Я понимала, что только что занималась любовью совсем с другим человеком, но почему-то мне казалось, что это был Леня. Мне снилось, что он лежит рядом со мной, почему-то одетый в военную форму. Я недоумевала, как он мог войти в меня, не раздеваясь. Я даже не помнила, какой у него член. Я пыталась протянуть руку к его брюкам, но там не было ни молнии, ни пуговиц, а сам Леня не мешал и не помогал мне, он молча лежал на спине и смотрел в бледно-голубое небо.
- Леня! Любимый! — крикнула я, и вокруг что-то вздрогнуло.
Видение исчезло, и я увидела Семена, внимательно глядевшего на меня из полумрака. Он ничего не сказал и, поднявшись, заботливо накрыл меня одеялом. Я поняла, что он услышал мой крик, но произнести ничего не смогла.
Как мне показалось, я прикрыла глаза всего на мгновение, но, когда открыла их вновь, было уже светло. Часы показывали час дня. В квартире я была одна. Я привела себя в порядок, оделась и поставила чайник, чтобы выпить кофе. На кухонном столе лежали ключи и документы от моей машины. Помыв за собой чашку, я ушла. Я знала, что входную дверь можно просто защелкнуть, поэтому отсутствие ключей от квартиры не помешало мне отправиться восвояси. К моему крайнему удивлению, моя многострадальная машинка стояла возле подъезда и поблескивала свежеокрашенным крылом и новой фарой. Раньше я думала, что сделать такой ремонт за ночь невозможно.
Дома меня ждало известие о смерти отца. Мама была в совершенно невменяемом состоянии. Она едва нашла в себе силы сказать мне, что отец с его новой женой попали в автомобильную катастрофу возле самого своего дома. Я не знаю, о чем она думала, какие мысли и воспоминания захлестнули ее, но несколько часов подряд она смотрела сухими глазами в пустой угол стены ничего не делала и не отвечала ни на какие вопросы.
Я не пыталась теребить ее и пошла в комнату к дочке. Даша хныкала в манеже, страдая от общей жизненной неустроенности: мокрых памперсов, отсутствия и бабушкиного внимания, и маминой сиськи. К тому же первые сутки непривычного питания сопровождались еще и откровенным бунтом у нее в животе.
РОМА и не только…
После смерти отца мы с мамой унаследовали каждый свое: я — довольно крупный счет в женевском банке «Эдуард Констант», а мама — маленького дебильного Рому. На счет в банке и дом немедленно нашелся еще один претендент — Славик. На Рому претендентов больше не было.
Отец, как и все успешные люди, не верил, что с ним хоть что-нибудь может случиться. В России он не оставил никаких распоряжений на случай своей смерти, но в женевской конторе его адвоката, как выяснилось, все же хранилось завещание на мое имя. Оно касалось личного счета отца в «Эдуард Констант» и не содержало никаких ограничений. До сих пор не знаю, почему он решил так поступить, — может, его все-таки мучил стыд и он хотел, хотябы посмертно, загладить свою вину передо мной и мамой? Московская квартира и загородный дом тоже в итоге достались мне и были тут же проданы. Я не хотела никакой памяти о последних годах жизни моего отца.