— Сработало?
— Еще бы! Все моментально притихли: «Ну, раз такое дело — конечно, надо ехать». И в пять вечера мы двинули в Москву. Я сел за руль. А Рагулин купил две бутылки коньяка и говорит: «У первого колодца останови».
— В смысле?
— От Горького до Москвы — колодцев сорок на обочине. Как видим очередной, Рагулин голосит: «Стоп!» Тормозим, черпаем воду, запиваем ею коньяк — и едем дальше. Все колодцы обсчитали. А машину по очереди вели.
— Добрались без происшествий?
— Обошлось. Хотя на ногах держались с трудом. Уже на въезде в Москву нас поймал гаишник. Как увидел Рагулина, оцепенел. Только и спросил: «Ребята, как же вы поедете?» — «Да ладно, — говорю, — нам метров триста до дома». — «Ради бога, осторожнее». А утром с Сашей попарились в баньке — и как новенькие.
Я вообще без бани жизнь не представляю. С 62-го года каждое утро хожу. За это время пропустил от силы дней десять — лишь из-за дальних переездов. И за границей, где бы ни был, с утра пораньше отправляюсь в сауну. Одно время я жил в Венгрии. В Будапеште есть старинные бани, где познакомился с легендами футбола — Дьюлой Грошичем и Ференцем Пушкашем. Ференц — очень скромный мужик, парился два раза в неделю. Дьюла в те годы держал спортивный магазин, где на витрине была нарисована огромная черная пантера. Ведь именно так — «Черная пантера» — прозвали его когда-то болельщики.
Кузькин и таксисты
— Кто из хоккеистов лучше всех разбирался в музыке?
— Рагулин. В джазе знал толк, собирал пластинки. Саша окончил музыкальную школу, на контрабасе играл профессионально. Давным-давно на телевидении снимали передачу про Рагулина. На запись пришел и я с коллегами-музыкантами. Так Саша вспомнил детство. Взял контрабас и играл с нашим трио. Получилось отлично.
— Дома у него бывали?
— Не раз. Он жил на втором этаже «генеральского» дома на «Соколе». Как-то во время чемпионата мира-73 Бобров до десяти вечера игроков распустил по домам. Заглянули мы с Рагулиным в кафе «Хрустальное». Выпили литр коньяка — ив «Советскую». К вечеру отвез его в Архангельское, так Сашка три бутылки пива прикопал в снежок возле базы. Веточкой место пометил. Отошел на десять метров — еще заложил.
— Зачем?
— Вот и я спрашиваю: зачем? Утром, говорит, у нас пробежка. «А холодненькое уже приготовлено, без него помру». На какие только хитрости ребята не шли! В 72-м после победы сборной на Олимпиаде в Саппоро устроили прием во Дворце съездов. На банкете подходит Рагулин: «Вовка, выручай! Нам по 250 грамм вина дали — и больше не наливают. Здесь еще часа два торчать. Придумай что-нибудь». А я же в буфете всех знаю — во Дворце съездов у нас по три концерта в неделю. Подзываю знакомую официантку: «Ну-ка, плесни коньяк в бутылки из-под ситро». Они по цвету похожи.
— Никто не догадался?
— Нет, конечно. Так и глушили «ситро» фужерами на глазах начальства и Тарасова. Кузькин с Рагулиным часто Анатолия Владимировича дурили. Обход на базе он обычно устраивал в десять вечера. Проходит мимо их комнаты — вроде спят. Едва шаги затихли, они бутылку достают. И пьяницами ведь не были — просто тянуло на запретное. Знали, где дырка в заборе — а ресторан в Архангельском был шикарный. Но что главное?
— Что?
— После этого выходили — и кого угодно рвали на площадке. Здоровье было лошадиное. На чемпионате мира 20:0 поляков обыграли, немцев — 18:2, финнов — 10:2. Пусть сегодняшние так попробуют. Между прочим, мне патологоанатомы рассказывали, что у алкоголиков на вскрытии — самые чистые сосуды. Никаких холестериновых бляшек. Другое дело, во всем нужна мера.
— Кто из спортсменов на вашей памяти больше всех курил?
— Костя Локтев. С ним тоже был случай. Он уже доигрывал, на какой-то турнир его не взяли — остался тренироваться с молодыми. Я приехал на тренировку. Локтев говорит мужику, который за клюшки отвечал: «Давай». Тот несет жбан. На этикетке: «Тонизирующий напиток, черная смородина». Какой молодец, думаю. Прям расчувствовался. А мужик уже достает три бутылки водки. Жбан, оказывается, принесли запивать. Ну откуда у них такое здоровье? И за друга могли растерзать на площадке. Особенно на чехов сильный настрой был — те знали русский язык, все матерные слова. Обзывали во время игры.
— Про легендарную драку с таксистами слышали?
— Из-за нее Кузькин потерял «заслуженного мастера». Мишаков, Кузькин и Рагулин вышли из ресторана «Аэропорт», подошли к таксистам. Там же стоял то ли Герой Советского Союза, то ли какой-то ответственный работник. Так получилось, что таксисты хоккеистов послали. Вспыхнула драка. Кому-то дали по морде. А Герой написал телегу: «Что это, спортсменам все позволено?!»
Дело забрала военная прокуратура. Кузькин в той драке не главный был, но Тарасов решил, что Рагулин важнее для сборной. И Витьку отцепил. Мне Кузькин звонит: «Дежурю, в форме стою в ЦСКА.»
— Погиб Кузькин нелепо.
— С Витей мы жили в соседних домах, наши гаражи стояли рядом. Каждое утро встречались в полвосьмого — я в баню, он утром жену Таню на работу отвозил. Перекинемся парой слов — и разбежимся по делам. А тут неожиданно разговорились. Минут сорок болтали, покойного Зайцева вспомнили. Я порадовался, как здорово Витя выглядит. «Держу игровой вес», — отвечает. Кузькин даже в 67 играл за ветеранов и на льду смотрелся прилично. Оказалось, это была наша последняя встреча. Вскоре он уехал в Сочи отдыхать. Витя любил дайвинг. И во время погружения остановилось сердце.
А в 1960-х именно он был первым в загулах. И молодой Рагулин, и Зайцев — все ходили за ним. Но как Витя женился на Татьяне — все закончилось. На первые роли вышел Рагулин, подрос парень… Кузькин был очень добрым и надежным мужиком. Если я просил достать десять билетов на игру со «Спартаком», Витя разорвется — но сделает. Тогда уже около метро «Парк Культуры» билетик спрашивали. Набрасывались. Популярность у хоккеистов была колоссальная. Я сам мог любого из них узнать со спины, в штатском. По походке.
— У кого была самая интересная походка?
— У Мишакова. Кривоногий, как чума. Четыре мениска вырезано, на костях играл. Герой женсоветов.
— То есть?
— Тарасов собирал жен накануне чемпионата мира. Петрова, Харламова и Михайлова сидят рядом. У них все в порядке. У Фирсовой тоже. А вот насчет Мишакова ничего не ясно. Тарасов пожимает плечами: «Сейчас собираемся в Японию. Там хорошая аппаратура. Я не смыслю в этом, но говорят, можно один к двадцати задвинуть». Затем поворачивается к жене Мишакова: «Смотри, твоего отцеплю». И вот Мишаков позже рассказывает: «Моя обнаглела. Вчера «Спартак» грохнули, приезжаю домой. На столе булка и кефир. Жена сидит, смотрит. Тарас, собака, поработал.»
Мальцев и орден Ленина
— У отца Харламова остались джазовые пластинки, которые собирал Валерии. С ним встречались?
— Конечно. Ирину, жену его, тоже знал. У нас общая приятельница была, Лена Конева, внучка маршала. У Валерия в квартире на проспекте Мира бывал частенько. Помню, купил я новую «Волгу». Номер 00–10. Как-то на вечеринке Харламов и молодой Володя Крутов крупно выпили. Ира Харламова мне говорит: «Вов, отвези их домой. А мы еще посидим». Ладно, едем. Вдруг чувствую: машина — тр-р-р.
— Что такое?
— Харлам открыл на ходу заднюю дверь и ногой тормозит! А я 100 гоню по Ленинградке! Остановился: «Что случилось?» — «Выпить!». Достаю им бутылку шампанского из багажника. Едем дальше. Через километров пять — снова: тр-р-р. На проспекте Мира они последний раз меня тормознули. К Харламову в квартиру входишь, налево кухня, прямо — диван. Крутов сразу — бах на него. Спрашиваю: «Вов, ты чего? Соберись!» А Харламов более стойкий. Сейчас, говорит, принесу с кухни. Я поскорее откланялся.
— Сам Харламов ездил на «Волге». Музыканты, значит, тоже?
— Каких только автомобилей у меня не было! От «Жигулей» до купленного через канадское посольство «Форда Гранд Арены». Сумасшедшая машина на 12 человек. Очень удобно: сзади даже столик есть. Потом еще был «Ситроен» — как у Фантомаса. Однажды на этом «Ситроене» стою на светофоре и вижу на соседней полосе белый «Мерседес» Высоцкого. Загорелся зеленый — как дали оба по газам! Он через центр рванул, а я свернул на набережную — и по Садовому. К дому Высоцкого на Малой Грузинской прикатили одновременно. В его подъезде жил приятель-музыкант, к которому я ехал в гости. Высоцкий спросил: «Как машинка? А то нашему Любимову такой же «Ситроен» подарили, и проблемы с гидравликой» — «У меня, говорю, все нормально». На том и расстались.
— Среди хоккеистов непьющие были?
— Старшинов, братья Майоровы на банкетах всегда вели себя скромно. Если армейцы, бывало, пускались в загул, то эти спартаковцы — ни-ни. В ЦСКА разве что Фирсов, пока играл, не выпивал. Любимчик Тарасова, режим для Толи был святое. Знаете, в чем величие Фирсова?
— В чем?
— Забросить каким-нибудь полякам пяток шайб — это одно. И совсем другое — решить судьбу тяжелого матча. Фирсов мог перевернуть игру. Вот горят наши чехам 2:4 к третьему периоду. Но побеждаем 5:4. Благодаря Толе, которые две забил, одну отдал. Я дружу с Сашкой Мальцевым. Раз заспорили, кто же сильнейший нападающий в истории нашего хоккея. Когда назвал Фирсова, Мальцев сразу признал: «Ты прав». Вот все говорят: дескать, лучше Третьяка у нас вратаря не было. А мне кажется — Коноваленко сильнее. Рагулин, к слову, тоже так считал.
— Почему?
— Судите сами. Третьяку Фирсов бил? Нет. А Харламов, Михайлов, Петров? Нет. Коноваленко же играл против всех. Причем защита у горьковского «Торпедо» была не чета ЦСКА. Но это не мешало Вите десять лет оставаться первым номером сборной. Когда он закончил играть и учился в ВШТ, его спросили: «Вот вы — всемирно известный вратарь. Скажите, какова методика подготовки хоккейного голкипера?» На что Витя ответил: «Простая очень методика: мне бросают — я ловлю».
— Вы упомянули Мальцева. Он всегда такой неразговорчивый? Или только с корреспондентами?
— Из Саши даже за столом двух слов не вытянешь. Такой характер. Но с балагуром Харламовым, как ни странно, были не разлей вода. Вот случай вспомнил. Сижу в «Советской», часов в десять вечера заваливается Мальцев с двумя полковниками КГБ. Предлагают ехать в Монино. К летчикам, в военный городок. Приехали, Мальцева принимают по высшему разряду. Внезапно один из этих полковников говорит: «Саня, хочу сделать тебе подарок». И высыпает на стол горсть орденов и медалей — уж не знаю, откуда они у него в таком количестве оказались. Смотрим растерянно, я Мальцеву шепчу: «Вытягивай орден Ленина».
— Взяли?
— Да. Утром с летчиками в футбол поиграли и под вечер с Мальцевым вернулись в «Советскую». А я в костюме был. Нацепил на пиджак этот орден Ленина. Метрдотель как увидел — чуть дара речи не лишился. Сашка подыграл. «Да, говорит, наградили. Только что из Кремля». Так у меня и остался на память.
Эпштейн и клюшки
— Кто-то из спортсменов вас по-человечески разочаровал?
— Не было таких. Разочарования были иного рода. Хоккеист Саша Альметов, футболист Володя Глотов, который с «Динамо» в 63-м стал чемпионом СССР. Они не сделали того, что могли. По таланту достойны были большего. Но жили неправильно. С тем же Альметовым я постоянно встречался в бане. Веселый, умный парень. После хоккея так и не нашел себя. Последние годы рыл могилы на Ваганьковском кладбище.
— Был хоккеист, который потряс эрудицией?
— Валя Козин. Большая умница. Два языка знает. Закончив играть, стал арбитром международной категории. С 65-го года дружим. Была в московском «Локомотиве» тройка Козин — Виктор Якушев — Цыплаков. Тарасов однажды приехал за Валей, чтобы забрать в ЦСКА и поставить в тройку с Фирсовым, но Козин отказался.
— Почему?
— Они дали друг другу слово, что будут играть вместе. А ушел бы в ЦСКА — карьера могла бы получиться ярче. Доигрывал Козин в Австрии. Платили немного, а у него жена, две дочки. Хозяин к Вале относился с симпатией. Денег ему прибавить не мог, поэтому помогал другим способом.
— Это как?
— Спрашивал: «Что тебе надо?» Козин отвечал: «Можно сосисок. Или пивка». Перед матчем на арене объявляют: «Кто сегодня забьет больше всех шайб, получит от нашего спонсора десять кило сосисок». В другой раз — пару ящиков пива. Или еще чего. А Валька там меньше пяти шайб за игру не заколачивал. Он до этого у Эпшейна в «Химике» играл — и был в хорошей форме. Я тоже Козину помогал, пока он жил в Австрии.
— Каким образом?
— Звоню в Вену, трубку снимает жена. Поболтал о том о сем. Лена обронила, что в Австрии мясо дорогое. На следующий день приезжаю на Центральный рынок. Говорю знакомому мяснику: «Нужна вырезка. Но куски наруби строго по размеру — 30 сантиметров в длину, 20 — в ширину». Тот посмотрел на меня как на ненормального, но просьбу исполнил.
— К чему такая точность?
— В мою морозилку больше не влезало. Мясо там превращалось в кирпич. Я укладывал его в коробку, шел к поезду Москва — Вена и договаривался с проводницей. До Вены по железной дороге — сутки. На вокзале Лена забирала мясо, которое даже разморозиться не успевало. Не раз такой фокус проделывали. Друзьям надо помогать.
— С Эпштейном тоже пересекались?
— Дружили! Николай Семеныч — золотой мужик. Интеллигентный, общительный. Познакомились как раз через Козина. У Эпштейна был день рождения, заехали с Валей поздравить. Услышав о моей любви к хоккею, Николай Семеныч предложил: «Приезжай в Воскресенск, будешь у нас кататься». И я часто мотался туда, играл с ними.
Потом Эпштейн принял команду в Новосибирске. Я сразу организовал туда гастроли. Утром иду во Дворец спорта. В разгаре тренировка, нахожу Эпштейна, который сидит на трибуне. Тут подлетает администратор команды: «Николай Семеныч, валюту выделили. Что покупать — клюшки Koho или форму всей команде?» Эпштейн на меня кивает: «Как он скажет — то и делай». Я в панике: вдруг, думаю, что-нибудь не то ляпну? А Николай Семеныч торопит: «Говори, не бойся».
— И что предложили?
— Форму. Когда администратор ушел, Семеныч улыбнулся: «Все правильно сказал. Этот администратор ломает клюшек на пять тысяч. А сдает, гад, — как на шесть. Оставшиеся продает Череповцу».
— С музыкантами часто в футбол играли?
— При первой же возможности. Недавно с Пресняковым-старшим вспоминали, как на гастролях в Новосибирске обыграли его «Самоцветы» — 5:0. Причем у них-то, кроме Юры Маликова, собрался сплошь молодняк, а мне и другим музыкантам было уже под сорок. Не забыть и матч на центральном стадионе Сочи с оркестром Светланова. У них много лет существует «дерби» — клапан против струны.
— Кто-кто?
— Команда «Клапан» — трубачи, тромбонисты. А «Струна» — скрипачи, виолончелисты. Они не такие могучие ребята, как «духовики», поэтому за всю историю оркестра «Струна» ни разу не побеждала.
— Вас куда определили?
— Сначала знакомый валторнист предложил сыграть за «Клапан». Но пока шла разминка, я пару раз промазал мимо ворот, и капитан сказал: «Кого привел? Нет, пусть за «Струну» побегает». И что вы думаете — обыграли мы этих «клапанистов» — 7:2, а я положил четыре штуки! Так впервые в истории светлановского оркестра «Струна» одержала победу.
Александр КРУЖКОВ
Юрий ГОЛЫШАК
Все секреты бани
Советы бывалого банщика Владимира Морозова
В русской бане должно быть не больше 90 градусов. А в финской — выше 100 градусов.
* * *Русская баня — влажная, но не сильно. А финская — сухая. Для здоровья русским людям лучше русская баня. Я вам абсолютно точно это говорю. В русской бане и потовыделение лучше идет, и она, так сказать, покрепче: посидишь немного, а пот сразу выделяется. А в финской надо долго сидеть.
* * *Хамам, на мой взгляд, — это немножко женоподобная баня, которая уж очень легкая. Там около 60 градусов — для нас, русских, это почти «холодно». Для русского хамам — это просто как экзотика.
* * *Для того, чтобы хорошо пропариться по-настоящему, — надо всё-таки немого потерпеть и высокую температуру, и горячий пар.
* * *Чем хороша русская баня? Хороша тем, что она дает здоровье. Ведь когда человек в бане дышит паром, да еще с запахом или эвкалипта, или мяты, или лаванды, то врачи ему никогда не понадобятся. Чуть-чуть почувствовал недомогание, зашел в баню, подышал — и всё прошло. Баня и успокаивает. Например, человек устает на работе за день, и когда он приходит в баню, то всю усталость как рукой снимает. И человек выходит из бани облегченный. Ему легко, ему хорошо!
* * *В парилке голову надо прикрыть. Лучше всего — специальными фетровыми шляпами. Голова в шляпах все равно будет потеть, но на голову не будет большой нагрузки.
* * *Надо больше пить воды в бане — в этом случае выходит больше пота. Иногда хорошо в бане и пивка попить. Лучше, конечно, безалкогольное.