Спасибо, не сказал: их убили русские, такие, как вы. Мы провели ночь под его крышей, теперь вроде как не совсем враги. А где-то даже и товарищи по оружию. По крайней мере, пока наши интересы пересекаются.
Эти очень дальние старики удрали сюда еще в первую войну. Рашид с семьей некоторое время жил у них, пока не приобрел «точку». Вчера утром, когда эти с Земфирой от него уезжали, спросили, нет ли кого знакомых в городе. Нужно, типа, сначала разведку сделать, прежде чем дальше ехать (они конкретно не определились, то ли во Владик, то ли в Назрань к кому-то собирались), договориться с какими-нибудь дальнобойшиками, поэтому, возможно, придется в городе ночевать. Рашид, как и полагается широкодушевному нохче, моментально сдал адрес этих дальних родственников. Берите, пользуйтесь, примут вас, как братьев...
— То есть не исключен вариант, что они и сейчас могут быть там?! — мгновенно подобрался Иванов.
— Нет, это вряд ли, — покачал головой Рашид. — Это же совсем чужие люди. Они не станут их стеснять. Может быть, они туда и не заезжали. Но надо проверить. Если они все-таки ночевали там, может, говорили что-то промеж себя, куда конкретно собираются ехать...
Улица, на которой располагалась усадьба родственников Рашида, находилась в юго-западном секторе городской окраины, практически у самого Терека.
— А неплохо поселились, — отметил Вася Крюков, подозрительно осматриваясь вокруг. — Если вдруг что — через огород и к речке. Пять минут — и на той стороне...
Рашид предложил самый простой вариант: подъезжаем к усадьбе, он зайдет, переговорит с родственниками, а мы останемся на улице. Иванов, не раздумывая ни секунды, отказался. Если Рашид прав и гам сейчас никого уже нет, наше присутствие не повредит. А если не прав? Не совладает с чувствами, начнет с ходу кромсать супостатов, те приведут в действие пояс — и всем полный привет. Даже если и успеет всех укокошить, нас такой результат тоже не устраивал. Нам нужен хотя бы кто-нибудь из них живьем. Мертвый враг, это, конечно, хорошо... но только не в нашей ситуации. Хватит с нас, мы и в Галюгаевской славненько порезвились.
Поэтому мы быстренько провели разведку на подступах, разобрались с обстановкой во дворе и в усадьбу пошли как положено: Рашид — через калитку в гордом одиночестве (Иванов и Глебыч в «Ниве» страховали), Петрушин, Вася и ваш покорный слуга — через огород, со стороны Терека, а Лиза и Костя засели на чердаке дома, отстоящего от объекта на три усадьбы на противоположной стороне улице и приготовились в случае чего поработать в качестве снайперской пары.
И нигде они там на брюхе не ползали, не душили стропой хозяйских собак. Просто подошли пешочком к калитке, постучали и поинтересовались, какой национальности здесь товарищи проживают.
— Чеченов мочить будете? — с ходу выдвинула версию морщинистая бабуся — ровесница октябрьского переворота.
— Пока только посмотреть хотим, — не стал зря обнадеживать бабусю Костя. — А там — как получится, по обстановке...
— Давно пора! — Бабуся с готовностью распахнула калитку. — Заходите, располагайтесь, я вас молоком напою.
Вот такая, мать, светлая музыка. Такая, блин, вечная молодость. Повторюсь: я не шовинист и ничего тут не придумывал из ряда вон. Просто передал без купюр умонастроение проживающего в тех местах населения. Не верите — поезжайте, сами с ними пообщайтесь...
На рекогносцировку и выдвижение к стартовым позициям у нас ушло минут двадцать. В итоге, когда Рашид постучал в калитку, на моих часах было ровно семь тридцать.
— Хреновое время, — буркнул засевший рядом в кустах Петрушин, наблюдавший за двором в бинокль. — Не к добру....
Петрушин терпеть не может «ровно» и «ровно половина». Ему почему-то кажется, что в этих «ровно» присутствует какая-то роковая предрасположенность. Какая-то нарочитость. Он считает, например, что семь тридцать одна пятнадцать секунд — не в пример лучше, чем просто «ровно».
— «Ниву» из окон видно, — прошептал Вася Крюков. — Если эти в доме, кто-нибудь выйдет проверить...
Рашид в калитку ломился, наверное, с минуту, не меньше. От нашей позиции до ворот — метров пятьдесят, стук мы слышали. Открывать никто не торопился.
— Может, вообще в доме никого нет, и мы зря здесь торчим? — высказал предположение Вася.
— А может, там одни трупы, — мрачно пробурчал Петрушин. — И тогда... Внимание — движение!
Из дома, наконец, вышел дед в тюбетейке и заковылял к калитке.
— Цель вижу, — тихонько пискнула рация голосом Лизы.
— Это ты деда видишь? — подозрительно уточнил Петрушин.
— Нет, на крыльце — объект, — доложила Лиза.
Вот незадача! Крыльцо скрыто от нас декоративным кустарником, вьющимся по специально натянутым проволокам — забыл название. Это мы правильно сделали, что разместили снайперскую пару на чердаке той усадьбы — в противном случае сидели бы сейчас, как те дурни на ярмарке и торговали лицом...
Дед впустил Рашида и стал о чем-то говорить с ним. Я припал к прицелу «ВАЛа», пытаясь рассмотреть выражение его лица, — ветки кустов мешали, не давая сосредоточиться...
Озабоченное лицо Рашида вдруг окаменело. Спустя секунду я увидел причину такой реакции: с крыльца во двор шагнул гот самый «объект», которого до сего момента мы не видели по техническим причинам.
«Объект» был вовсе не курчав, коротко пострижен и без бороды. Четырехкратный прицел — не бог весть какая оптика, но и ее хватило, чтобы рассмотреть: за спиной «объект» прячет пистолет с глушителем.
— Шестой — объект твой, — торопливо пробормотал Петрушин. — Мы — никак...
Мы — вне параметров боевой задачи, потому что дед и Рашид у нас на линии огня. Можно, конечно, попробовать, но имеется риск, что кто-нибудь из них пострадает.
— Принято, — ответила Лиза. — Может, и не надо будет...
Рашид вдруг оттолкнул деда и бросился к тому, кто сошел с крыльца. «Объект» мгновенно вытащил руку с пистолетом из-за спины и направил ствол в сторону Рашида.
Тюк! — негромко шлепнуло с чердака, где засели Лиза с Костей. «Объект» плеснул кровяным фонтанчиком из правого виска и рухнул наземь.
— Вот же непруха! — горестно взрыднул Петрушин, вскакивая и устремляясь вперед. — На хера его вообще с собой взяли?!
— Первый, возьмите двор, — бросил я на бегу в рацию. — Мы — в дом.
— Понял, — ответил Иванов. — Что — наповал?
— Судя по всему — да...
Пятьдесят метров мы проскочили за шесть секунд, и, дыша друг другу в затылок, в колонну по одному ввалились в дом, даже не удосужившись позаботиться о принятых в таких случаях мерах личной безопасности. Некогда было. Мало ли что там у них: пульт, пояс, контакты, надо быстрее, пока не сообразили, что к чему...
В доме были бабуся и какой-то член — тоже отнюдь не курчавый, который сидел за столом и пялился в раскрытый ноутбук. Члена мгновенно смели на пол и корректно обездвижили петрушинским кулачищем — он даже удивиться не успел. Ломанулись по соседним комнатам — никого.
— Еще есть кто? — спросил бабусю Петрушин, бегло обшарив члена и надев на него наручники.
— Нет, их два, — вопреки обыкновению, бабуся наше внезапное вторжение восприняла философски и вопить не стала.
— А девчонка где? — вкрадчиво поинтересовался я, подходя к столу и рассматривая ноутбук.
— Утром уехал, — сообщила бабка. — Еще два с ней был. Сабсэм недавно, может, час назад, может, меньше...
— Живые есть? — с ходу поинтересовался ворвавшийся с улицы Иванов.
— Есть! — горделиво подбоченился Петрушин, кивнув в сторону вяло шевелившегося на полу члена.
— Только Рашида сюда не пускайте, а то и от этого мало что останется, — буркнул Вася. — Взяли головореза на свою голову...
— И что тут у нас? — заинтересовался Иванов, подходя к столу.
А у нас тут был ноутбук, со вставленным в порт спутниковым телефоном. На экране — картинка, маленькое кино хренового качества. Видимо, где-то торчал товарищ со вторым телефоном, в который по новомодной технологии была встроена портативная видеокамера, и транслировал события. Я посмотрел на монитор — картинка писалась в файл.
— Пусти, да!
В дверном проеме растопырился Глебыч, не пуская Рашида. Сзади маячили физиономии Лизы и Кости. Лиза выглядела смущенной.
— Из-за твоей несдержанности мы потеряли одного «объекта», — Иванов был зол — в голосе кипело раздражение. — Слава богу, второго взяли. Дай слово мужчины, что пальцем к нему не притронешься.
— Не буду я его трогать, — пообещал Рашид. — Что я, совсем баран, что ли...
— И теперь мы не в курсе — может, тот, что во дворе, был главным, а этот ничего не знает...
— Этот главный, — уверенно заявил Рашид. — Он все скажет.
— Откуда знаешь? — недоверчиво прищурился Иванов.
— Главный не идет во двор смотреть, кто приехал, — Рашид пожал плечами. — Главный сидит дома, посылает во двор «шестерку».
— Этот главный, — уверенно заявил Рашид. — Он все скажет.
— Откуда знаешь? — недоверчиво прищурился Иванов.
— Главный не идет во двор смотреть, кто приехал, — Рашид пожал плечами. — Главный сидит дома, посылает во двор «шестерку».
— Логично, — согласился Иванов. — Действительно, особенности менталитета... Ну, заходи.
— Что это? — Рашид, не глядя в сторону лежавшего на полу пленника, протиснулся к столу.
Да, вернемся к ноутбуку. Это была прямая трансляция с железнодорожного переезда, располагавшегося в северной оконечности города. Кто-то стоял с телефоном метрах в пятидесяти и снимал... У переезда сиротливо торчала женская фигурка, облаченная в медицинский белый халат.
— Земфира, — хрипло пробормотал Рашид, впившись взглядом в некачественную картинку.
— Лица не видно, — неуверенно заметил Иванов. — Качество картинки вообще аховое. Откуда...
— Что я, сестру свою не узнаю! — голос Рашида был переполнен тревогой. — Э, шакал, зачем вы ее там поставили?!
Рашид рванулся было к лежавшему на полу пленнику — мы с Петрушиным схватили его под руки и силком усадили на стул.
— Он в отключке, говорить не может, — пояснил Иванов. — Придет в себя — побеседуем...
В панораму вплыл двигающийся к переезду автобус. Женщина в белом начала махать рукой — автобус послушно сбавил скорость и начал притормаживать...
— Ой, бля-ааа... — тихо простонал Вася Крюков.
Остальные молчали, уставившись на экран, как завороженные...
В стремительно надвигающейся трагедии, предотвратить которую ты не в состоянии, всегда есть что-то такое, что заставляет смотреть, не отрываясь, как будто ты под гипнозом... Что мы сейчас можем сделать? Ровным счетом ничего. Отсюда до того переезда полчаса езды. Бежать, мчаться, лететь — бесполезно. Звонить или вопить в рацию — бессмысленно! Кому звонить?!
Автобус остановился. Женщина в белом халате неторопливо поднялась по ступенькам и скрылась в салоне. Камера вдруг качнулась вправо, показывая нам стену. Спустя секунду в панораме опять возник удаляющийся автобус — видимо, тот, кто снимал, спрятался за угол, а руку с камерой вытащил наружу...
— Нет... — прохрипел Рашид по-чеченски, отчаянно мотая головой. — Нет!!!
Автобус вдруг вспух, как надутый шарик, подпрыгнул на месте и сыпанул во все стороны стеклом и железным крошевом.
— Держите, — буркнул Иванов, кивнув на Рашида.
Мы с Петрушиным надавили абреку на плечи... Но, кажется, можно было обойтись и без этого. Рашид застыл, как изваяние, безумным взглядом уставившись в монитор, и тихо шептал по-чеченски:
— В белом... Вся в белом...
Глава пятая МОДЖАХЕД Семейные разборки...
Когда мы покинули село, Абу позвонил по спутниковой трубе Шамилю и сообщил о случившемся. Говорить он начал на арабском, потом перешел на русский. Видимо, Шамиль его поправил. Он плохо знает арабский, Абу плохо знает чеченский, общаются на языке врага, который каждый знает хорошо, как и подобает настоящим воинам. Хороший воин должен знать язык врага, это аксиома.
Амир был раздражен. Пришлось подстраиваться под чеченца, хотя Шамиль и не простой чеченец. Акцент Абу сделал не на том, что расстрелял муфтия, а на отказе Шаамана Атабаева выполнить его приказ. А про муфтия сказал, что тот вел себя как самый настоящий гяур и едва не спровоцировал гражданскую войну местного значения. Если бы его вовремя не остановили, получился бы нешуточный бой с результатом как минимум в несколько десятков трупов, а то и больше. То есть нам пришлось поступить так в силу необходимости, чтобы решить проблему малой кровью.
По разговору я понял: Шамиль сказал Абу, чтобы он завтра приехал к нему где-нибудь к полудню. Амир возразил: завтра не могу, у меня срочные дела на равнине. Шамиль опять что-то сказал, Абу немного подумал, ответил: ладно, буду. Потом отключил трубу и в сердцах пробормотал:
— Мне решать... Кончено, мне решать! Я сам себе командир, как скажу, так и будет... Все, едем на базу!
Наша «база» — обычный горный аул с населением в несколько десятков семей. И то, семьи — это слишком громко (нормальная чеченская семья по численности, как правило, не меньше футбольной команды). В основном престарелые чабаны и дети. Федералам здесь ловить нечего, потому что средний возраст (самый интересный для них) практически отсутствует. Люди этого возраста либо на равнине деньги зарабатывают, либо в наших отрядах воюют.
Таких сел здесь три, расположены они неподалеку друг от друга. Мы на одном месте не сидим, постоянно мигрируем из села в село, везде у нас оборудованы места для комфортабельного проживания. Везде заплачено и везде нам рады. Мы для этих стариков и детей — деньги, хорошая еда и престиж в глазах других соплеменников. Но мигрируем мы не потому что нам деньги тратить некуда. Просто так нужно по соображениям безопасности. Шамиль, конечно, контролирует район, и при любой попытке федералов предпринять здесь хоть какие-то действия мы узнаем об этом первыми... Но у нашего амира есть свои соображения по данному вопросу. Он никому не доверяет и привык заботиться о себе сам лично. Такова специфика нашей работы...
Абу пребывал в дурном настроении. Опять Шамиль показал себя хозяином. Я здесь главный, ты — так себе, пришлый наемник. У нас назавтра в Аргуне были важные дела, там люди ждут, надо вопросы решать. Кроме того, туда завтра должен будет большой человек подъехать. Люди, ладно, подождут — это наши люди, а насчет большого человека нехорошо вышло. Пришлось звонить ему, переносить встречу на послезавтра. А это такой человек, что у него все расписано по минутам. Надо извиняться, оправдываться. Значит, нужно будет ему больше денег платить. Простая арифметика бизнеса: ты назначил встречу, если она отменяется по твоей вине, значит, ты несешь все расходы. Можно было бы, конечно, завтра не ехать, а заниматься делами. Шамиль ведь сказал: тебе решать. Но Абу прекрасно понимал, что такой деликатный вопрос надо решать при личном общении. Нельзя в таких делах оставлять недосказанность. А Шамиль не дал ему лазейки, хотя мог бы и пойти навстречу. Сказал бы: ладно, приезжай, когда с делами управишься, послезавтра или позже. Но он сказал конкретно: завтра, к полудню. То есть как бы намек кинул: не приедешь — пожалеешь...
Амир без аппетита поужинал и потребовал, чтобы ему привели Эльзу, ту самую невесту, у которой накануне был первый «брачный вечер». Халил было возразил: ее сейчас трогать нельзя, пусть немного заживет. У нас девок полно, выбирай любую... Абу на него прикрикнул: я что, в размерах уменьшился или внезапно чеченцем стал? Почему мне сегодня все указывают и поправляют меня? Давай, ведите невесту!
Привели. Точнее, притащили — она сама идти не могла. Абу терзал девчонку не меньше часа, потом сказал, чтобы забирали, и завалился спать. К утру Эльза умерла, нашему медику не удалось остановить кровотечение. Вот так нехорошо получилось. Амир, поддавшись дурному настроению и необузданному желанию, испортил дорогой материал. Зря деньги платили...
* * *С утра позавтракали, немного поиграли в нарды. Потом собрались и часов в десять отправились к Шамилю. Тут недалеко, полтора часа неспешного конного ходу.
Амир был хмур и неразговорчив — его вчерашнее дурное настроение так и не улетучилось. Причиной тому был предстоящий разговор с Шамилем. У них с Шамилем очень непростые отношения, хотя и ведут они себя так, словно являются родными братьями. Я, как образованный человек, сказал бы, что их отношения такие, как у родных братьев из королевского дома средневековой Европы, каждый из которых в полной мере претендует на престол. Вроде бы одной крови, в равных правах, вместе на пирах сидят... но каждый только и ждет удобного случая, чтобы воткнуть другому отравленный кинжал в спину.
Получается так, что все деньги у нас в руках. Эту фазу войны полностью оплачивают «Братья-мусульмане», Абу — ставленник совета шейхов этой легендарной организации и является главным координатором ее диверсионной деятельности в Чечне и распорядителем финансов. Если следовать логике русской поговорки: «Кто платит, тот и заказывает музыку», получается, что он здесь самый главный, правильно? А вот как бы не так! Тут такая постановка вопроса не проходит. Эти чеченцы — очень своеобразный народ, все делают по-своему, не так, как у других. Достаточно сказать, что в горной Чечне сейчас три начальника с разными статусами: глава государства, босс и вождь. Декларативно у них один глава — некий Ушастый (это за глаза его так зовут — о каком тут уважении может идти речь?), в свое время избранный народом и даже бывший легитимным президентом. Сейчас это всего лишь знаковая фигура, держат его для придания сопротивлению некоего подобия официального статуса в глазах цивилизованного сообщества. Босс — это Абу. Скажите европейцу — босс, он сразу все поймет. Это начальник, который нанял тебя на работу и платит тебе деньги. Ты должен его слушаться, уважать и всячески отстаивать его интересы.