Революция в зрении: Что, как и почему мы видим на самом деле - Чангизи Марк 20 стр.

Суть идеи в следующем. Классические геометрические иллюзии возникают вследствие двух причин: 1) расположение лучеобразного шлейфа на изображении подсказывает зрительной системе, в каком именно направлении движется смотрящий, 2) изменение местоположения объектов в рамках поля зрения при движении вперед легко предсказуемо. Однако радиальный шлейф — это лишь одно из многих оптических свойств, присущих движению вперед. А местонахождение объекта на поле зрения лишь один из множества параметров, предсказуемо меняющихся при перемещении как самого объекта, так и наблюдателя. Если взять любую из “подсказок направления движения” и объединить ее с любым из “предсказуемо меняющихся оптических параметров”, должны получиться новые иллюзии. Но эта теория сработает, лишь если причина классических геометрических иллюзий в том, что головной мозг пытается воспринимать настоящее, предсказывая будущее. В противном случае никаких иллюзий из всех этих комбинаций мы не получим. Однако, как выяснилось, это не так.

Названия строк таблицы на рис. 20 представляют собой список из семи “подсказок направления движения”. Так, шестая строка — это линии, расходящиеся из одной точки (оптический шлейф), хорошо знакомые нам по классическим геометрическим иллюзиям, но теперь мы располагаем и шестью другими потенциальными подсказками. Например, первая строка — “угловой размер” (то eсть занимаемая объектом доля вашего поля зрения), который оказался в списке подсказок потому, что при движении вперед угловой размер предметов возрастает по мере вашего приближения. И чем точнее вы направлены в сторону предмета, тем меньше его угловой размер (рис. 13а). Названия остальных строк тоже содержат визуальные подсказки, в каком направлении вы движетесь. Перечислю вкратце их все. Объекты, в сторону которых вы направляетесь, приобретают сравнительно меньший угловой размер, меньшую угловую скорость (медленнее перемещаются по вашему полю зрения), больший яркостный контраст (чем меньше скорость, тем картинка четче), большую удаленность от наблюдателя и меньшую — от центра видимой им картины (так как люди обычно смотрят туда же, куда они направляются), от точки схождения линий оптического шлейфа и от воображаемой точки, из которой исходит зрительный поток (то есть кажущееся встречное движение видимых объектов) (Да, яркостный контраст, или просто контрастность - но разница в яркости между предметом и его фоном.)

Рис. 20.

Иллюстрация, которая показывает объединяющую силу “теории восприятия настоящего”, воздействующую на “гербарий” зрительных иллюзий, собранный наукой о зрении. Здесь представлены те же значки, что и на рис. 9, но теперь они аккуратно систематизированы в свете того представления, что наша зрительная система старается увидеть настоящее путем предсказания будущего, особенно в случаях, когда наблюдатель перемещается вперед. Каждый значок соответствует одному классу иллюзий. Например, первый значок первого ряда соответствует таким ситуациям, когда, играя угловыми размерами фигур на рисунке, можно создать ощущение, будто два предмета, имеющие один и тот же угловой размер, различаются по этому признаку. А значок под ним олицетворяет класс иллюзий, где тот же самый эффект достигается при помощи варьирования скорости движущихся предметов на экране. Классические геометрические иллюзии, сведенные в таблицу, оказываются разделенными всего на 28 классов, и все они объясняются стремлением головного мозга видеть настоящее.

Названия столбцов таблицы четыре “предсказуемо меняющихся оптических параметра". Первый из них — угловой размер. С ним мы встречались в классических геометрических иллюзиях. Теперь нам известны и три других параметра. Угловые скорости находящихся в поле зрения объектов при движении наблюдателя вперед предсказуемо меняются: они увеличиваются. Правда, это ускорение непрерывно падает — то есть в момент, когда предметы проходят мимо нас на максимальной скорости, скорость эта более не растет. Следовательно, если два объекта находятся на одинаковом расстоянии от вас, то тот из них, к которому вы направляетесь, в следующее мгновение должен будет двигаться быстрее. Кроме того, увеличится его угловой размер (первый столбец таблицы), уменьшится контрастность (чем выше скорость, тем выше размытость). Наконец, данный предмет будет приближаться к вам быстрее, чем тот, к которому вы непосредственно не направляетесь.

В каждой из ячеек таблицы на рис. 20 изображены два “целевых объекта”, являющихся одинаковыми по тому параметру, который указан в названии соответствующего столбца. Так, в первом столбце у них всегда один и тот же угловой размер. Во всех ячейках второго столбца присутствуют две идентичные стрелки, означающие, что угловая скорость двух объектов одинакова. (Вообще же стрелки на всех этих картинках говорят о том, что зрительный стимул не является статичным изображением, а движется в направлении, указанном стрелкой, со скоростью, пропорциональной ее длине.) Кроме того, все рисунки организованы таким образом, что “подсказки направления движения” сообщают наблюдателю, будто он движется в сторону того из двух объектов, который находится слева. Итак, в каждом случае прогноз, выдвигаемый зрительной системой, таков, что левый объект ближе к направлению нашего движения и, следовательно, в следующий момент должен выглядеть крупнее (1-й столбец), быстрее (2-й столбец), менее контрастным (3-й столбец) и ближе (4-й столбец).

Семь строчек и четыре столбца: 28 проверяемых предположений. Оказывается, классические геометрические иллюзии (на рис. 20 обведены в кружок) — это частный случай куда более масштабной теории. Другими словами, вместо того чтобы вести речь о 28 различных предположениях, мы можем выдвинуть одно предположение — о единой системе оптических иллюзий.

После усердного изучения всевозможных зрительных обманов, открытых наукой о зрении, я, к собственному удивлению, обнаружил, что предсказанная мной система иллюзий действительно существует. Напомню, изначально я разрабатывал свою гипотезу, имея в виду только классические геометрические иллюзии. И поэтому правильность предсказания подтверждает мою гипотезу с особой убедительностью, так как я не имел возможности “подгонять" ее под имеющиеся факты, вместо того чтобы проверять, соответствуют ли ей факты. Мое подтвердившееся предположение также представляет интерес по той причине, что позволяет систематизировать и собрать воедино множество оптических иллюзий, прежде казавшихся никак друг с другом не связанными.

Итак, чтобы контролировать настоящий момент, нужно его видеть. А чтобы воспринимать настоящее, как мы выяснили, необходимо видеть будущее. Далее мы пришли к выводу, что самый простой способ увидеть будущее - это самому создавать его, что во многих случаях совсем не трудно, особенно если вы просто движетесь вперед. Следовательно, тот, кто контролирует будущее, контролирует и настоящее. Кроме того (это не было основной темой главы), мы получили дар предвидения лишь потому, что наша зрительная система способна учитывать изменения, происходящие с тем, что мы видим, — способность, которой мы обязаны прошлому опыту: как собственному, так и накопленному предками и впечатанному в наши гены. Следовательно, тот, кто контролирует прошлое, контролирует и будущее. Это позволяет нам перефразировать Оруэлла, заявившего: “Кто управляет настоящим, тот управляет прошлым. Кто управляет прошлым, тот управляет будущим”. Вместо этого мы скажем: “Кто управляет прошлым, тот управляет будущим. Кто управляет будущим, тот управляет настоящим". По большому счету, разве не настоящее нам хочется держать под контролем в первую очередь?

ГЛАВА 4. Спиритизм

Общение с мертвецами — вот какое требование мы, смертные, регулярно предъявляем своей психике. Глубоко неуважаемый медиум Джон Эдвард из телепередачи “По другую сторону” говорит зрителям в студии, будто он может слышать их умерших родственников, однако в большинстве случаев умение слышать мысли мертвых — эта та сверхспособность, которой мы, судя по всему, не обладаем. Можно с уверенностью утверждать, что она полностью относится к области фантастики (и Эдвард не исключение). Тем не менее достаточно самую малость подумать, чтобы понять: мы слышим голоса мертвецов постоянно — когда... читаем. С изобретением письменности мертвые внезапно обрели способность говорить с живыми. (Что до передачи мыслей в обратном направлении, то тут прогресс идет несколько медленнее.) Откуда вам знать, может, я уже умер и вы сию минуту упражняетесь в спиритизме. Рад за вас!

- Это тоже звук. Так шипит змея, папа, когда она думает, а ей мешают. Пусть будет с змея, хорошо?

И она нарисовала вот что: “С".

Общение с мертвецами — вот какое требование мы, смертные, регулярно предъявляем своей психике. Глубоко неуважаемый медиум Джон Эдвард из телепередачи “По другую сторону” говорит зрителям в студии, будто он может слышать их умерших родственников, однако в большинстве случаев умение слышать мысли мертвых — эта та сверхспособность, которой мы, судя по всему, не обладаем. Можно с уверенностью утверждать, что она полностью относится к области фантастики (и Эдвард не исключение). Тем не менее достаточно самую малость подумать, чтобы понять: мы слышим голоса мертвецов постоянно — когда... читаем. С изобретением письменности мертвые внезапно обрели способность говорить с живыми. (Что до передачи мыслей в обратном направлении, то тут прогресс идет несколько медленнее.) Откуда вам знать, может, я уже умер и вы сию минуту упражняетесь в спиритизме. Рад за вас!

До появления письменности единственным способом обеспечить своим мыслям будущее и после своей смерти было сочинить историю или мелодию, достаточно запоминающуюся для того, чтобы люди воспроизводили ее, собравшись у костра, из поколения в поколение. Не многим счастливцам удалось выдумать настолько удачную песню или сказку (хороший пример — “Илиада” Гомера). И если наши предки были хоть сколько-нибудь похожи на нас, главными хитами их репертуара наверняка было что-нибудь вроде “ола-ла” или “моя крошка бросила меня”, а вовсе не “вот вам мой совет, которого вы не просили” или “никогда не ешьте молочно-белых ягод”. Использовать здесь в качестве магнитофонной пленки собственных детей — дело, вероятно, гиблое (не будут ли они наперекор вам говорить противоположное?), но в любом случае сопряженное с произносимым словом, которое будущие поколения без труда поймут. Вопрос в том, как сохранить свой голос, чтобы его услышали. Голоса слишком легковесны и бесплотны: пытаться сохранить их — все равно что делать 70-футовую передачу в американском футболе, используя кусок зефира вместо мяча. Зефир легок, но далеко его не забросишь. Если вы будете громко кричать во время извержения вулкана, возможно, стремительно откладывающиеся слои вулканического пепла сохранят рябь от звуковых волн, создаваемых голосом, и какой-нибудь хитроумный археолог в один прекрасный день расшифрует ее. Одна беда: далеко не все из того, что вы произнесли бы в подобных обстоятельствах, можно повторить в приличном обществе.

То, что доисторическим людям все-таки удалось оставить после себя, обычно представляет собой нечто твердое и прочное, вроде Стоунхенджа или статуй моаи на острове Пасхи. Подобные “передачи” доходят прямо по назначению, правда, напоминают они скорее не мяч, а огромную фуру с двумя тоннами зефира, которую не в состоянии поймать ни один член команды. Грандиозные монументы хороши, если вам нравится пускать пыль в глаза соседним племенам и впечатлять своим могуществом потомков. Но если ваша цель — оставить сообщение действительно понятное, тогда эта тактика будет менее успешной, чем сочинение высокопарных стихов, и тяжеловеснее в прямом смысле слова. Единственное, что мы можем с уверенностью утверждать на основании информации, переданной подобным образом, — это что у древних было слишком много свободного времени. Что и говорить, не самое содержательное послание с того света.

Изобретение письменности раз и навсегда изменило наши способности к спиритизму — и мир. Теперь чтение влияет на все стороны повседневной жизни: в современном доме трудно отыскать помещение, в котором не нашлось бы ни одного так или иначе написанного слова. Многие из нас прочитывают в день больше предложений, чем слышат. Чтение, между тем, — дело очень сложное. Оно предполагает скоростную обработку тысяч значков. Текст этой книги составлен более чем из 300 тысяч штрихов, а во многих романах их больше миллиона. Люди не просто высококвалифицированные читатели: в головном мозге, по-видимому, имеются зоны, предназначенные для зрительного распознавания слов. Исходя из этого, марсианину, лишь приступающему к изучению людей, вполне простительно заключить, что наша способность к чтению выработалась в ходе эволюции. Но это, разумеется, не так. Чтение и письмо появились всего несколько тысяч лет назад, а во многих частях света и того позднее. Мы читаем, используя глаза и мозг своих неграмотных предков. И задаемся вопросом: почему нам так хорошо удается столь противоестественное занятие? Мы читаем с такой легкостью, как если бы были созданы для этого, но мы определенно не были для этого созданы. Откуда же у нас эта сверхспособность?

Чтение как сверхспособность? Не будет ли это легким преувеличением, спросите вы? Вовсе нет! Чтобы лучше осознать всю ценность данного навыка, попробуйте в следующий раз, когда ваши неграмотные первобытные соседи придут в гости со своим изумительным кексом пещерного приготовления, поразить их тем, как легко вы можете обмениваться информацией со своим супругом или супругой, не произнося ни слова — лишь при помощи... письма или чтения. Они наверняка будут впечатлены, но отнюдь не потому, что вы используете символы. Они и сами постоянно оставляют символы друг для друга: например, сушеная голова над входом в пещеру указывает на жилище колдуна. Кроме того, они владеют разговорной речью и понимают, что издаваемые ими звуки — это, в конечном счете, тоже символы. Но в устроенной вами светской забаве их ошеломит то, с какой легкостью вам удается проделывать указанный фокус. Как ваша жена может считывать слова со страницы настолько быстро? Понимая, что в том, чтобы оставлять на бумаге значки, которые потом кто-нибудь расшифрует, нет ничего сверхъестественного, они, тем не менее, решат, что вы слишком уж искусны в этом деле и, несмотря на все ваши протесты, определенно являетесь шаманами. Не ускользнет от их внимания и то, что ваша сверхспособность не теряет своей сипы даже тогда, когда написавший находится далеко. Или давным-давно умер. Их волосы встанут дыбом, разговор повиснет, и ваши гости уйдут, не дождавшись десерта. Позже вы заметите, что их пещерные дети больше не бросаются копьями в ваших детей и вообще держатся от них подальше. Как гласит поговорка, что для предыдущего поколения — торнадо, то для следующего — джакузи. Мы слишком свыклись с письменностью, чтобы отдавать себе отчет в том, насколько это круто. Однако ваши первобытные соседи будут смотреть на дело иначе.

Мы обладаем сверхспособностью к чтению не потому, что эволюция готовила из нас читателей, и уж точно не потому, что мы волшебники, но потому, что письменность эволюционировала так, чтобы хорошо подходить для наших с вами глаз. Как некоторые инопланетные аборигены считали технологии капитана Кирка волшебством, точно так же ваши соседи заблуждались, восхищаясь вашей способностью обмениваться мыслями, в то время как на самом деле восхищения заслуживает технология письма. Эта технология не относится к числу неопробованных: она оттачивалась веками, даже тысячелетиями, в ходе эволюции культуры. Системы письменности и зрительных символов обычно видоизменялись с течением времени: лучшие варианты сохранялись, неудачные отбраковывались.

В результате возникла такая письменная речь, которая позволяет смыслу практически беспрепятственно перетекать со страницы прямиком в сознание. Вместо того, чтобы видеть месиво из закорючек, мы видим мысли автора, как будто бы он или она нашептывают их прямо в ухо.

Как мы узнаем из данной главы, основная хитрость этой технологии состоит в том, что эволюция используемых человеком зрительных символов сделала их похожими на природные объекты. Зачем? Затем, что именно природа — это то, что мы за миллионы лет эволюции научились хорошо видеть. Мы с поразительной легкостью считываем слова умерших людей (и ныне здравствующих, разумеется, тоже) не потому, что эволюция готовила из нас спиритов, но потому, что она миллионы лет оттачивала нашу способность к зрительной обработке окружающей нас естественной среды обитания. Эволюции письменности оставалось только подстроиться под этот навык. Умение оперативно обрабатывать тысячи крохотных фигурок на бумаге — величайшая из наших сверхспособностей, которая изменила жизнь сильнее, чем какая-либо другая. Грамотность — сила, и мы обладаем ею единственно потому, что наши глаза формировались эволюцией, чтобы воспринимать природные формы вокруг нас, а мы, в свою очередь, стали переносить эти формы на бумагу.

- Как прошло твое свидание? — спросил я.

- Клево. Вот это парень! — ответила она. — Он так внимательно слушал меня в течение всего ужина, только кивал, ни разу не перебил и...