– Да. Или что-то подобное. Но ведь смерчи, кажется, бывают только над морем? На суше не появляются?
– Иногда они выходят и на берег, – сказала Анна. – Но при этом теряют свою силу и быстро гаснут.
– Хорошо. – Брюнет улыбнулся, блеснув полоской белоснежных зубов. – Хорошо, что гаснут. Знаете, Анна, я собираюсь совершить небольшой набег на ресторан. Не хотите составить мне компанию?
– Нет, но за приглашение спасибо.
– Жаль. Я никогда не беседовал с настоящим писателем. Мы ведь еще увидимся?
– Само собой.
Альберт приподнял фетровую шляпу и двинулся в сторону ресторана. Анна повернулась к барной стойке, чувствуя облегчение из-за того, что наконец-то осталась одна, и проговорила, обращаясь к бармену:
– Будьте добры, бокал белого мартини.
4Виталий Евгеньевич Балога отхлебнул из бутылки газировку и еще крепче прижал телефон к уху.
«Почему этот мерзавец не отвечает? – думал он, с тоской вслушиваясь в протяжные гудки. – Уж не случилось ли чего?»
Он отключил связь и бросил телефон на кровать. Затем устало опустился рядом, взъерошил пальцами редкие волосы и уставился в стену.
Двенадцать лет бухгалтерского стажа. Ни одного просчета, ни одного проступка за все эти годы. Безупречная работа, кристальная честность. И что взамен? Ноль. Какой-нибудь прохвост за это время сделал бы себе блестящую карьеру. Все, что нужно, – вовремя подлизаться. Но Виталий Евгеньевич никогда не умел подлизываться. И на глаза начальству не лез. Зачем? Надо просто хорошо и честно делать свое дело. Начальство само заметит тебя, ведь не идиоты же сидят наверху!
Однако не заметили. Человек, проработавший в фирме двенадцать лет, преданный ей сердцем и душой, оказался невостребованным. Его списали в утиль, когда пришло время уступить место «молодому и перспективному». Какая мерзость.
Виталий Евгеньевич почувствовал острое желание выпить. Но пить было нельзя. Нужно оставаться трезвым, по крайней мере ближайшие два дня. Вот потом, когда он будет далеко от этого чертового отеля и от этой чертовой страны, он расслабится!
Балога усмехнулся и покосился на шкаф, где лежал кейс.
Конечно же, у него будет все. Все, что есть в жизни мерзавцев, которые поставили на нем крест, и даже больше! Хорошая выпивка, дорогая машина, усадьба на берегу моря или озера. И, конечно, женщины! Блондинки, азиатки, чернокожие – любые, каких он только пожелает.
И он будет проделывать с ними то же, что проделывают со своими подругами мускулистые самцы в порнофильмах. Только грубее, извращеннее, грязнее.
Всю жизнь эти красивые сучки смотрели на него с презрительным высокомерием, словно он был какой-то уродливой тварью, по недоразумению попавшей в поле их зрения. В лучшем случае, вовсе не замечали его. Он даже не был для них мужчиной. Сколько смущения и горя они ему принесли! Но теперь все будет иначе.
О, он будет выбирать только самых красивых. А потом, уложив их в постель, будет мять и топтать их красоту, как они мяли и топтали его душу. И они все стерпят и даже будут улыбаться. Потому что все они продажны!
Нужно только потерпеть два дня, дождаться этого жулика Кашапова с фальшивыми документами, отдать ему половину добычи и – здравствуй, новая жизнь!
Странно, что Кашапов не берет трубку. Может, с ним что-нибудь случилось? Виталий Евгеньевич снова набрал номер подельника.
– Слушаю, – отозвался на том конце сипловатый голос Кашапова.
– Кашап! – Балога облегченно вздохнул. – Наконец-то я до тебя дозвонился.
– Что-нибудь случилось?
– Э-э… Нет.
– Тогда какого черта звонишь? Я же сказал, что заберу тебя из отеля завтра вечером. Максимум – послезавтра утром.
Балога вытер платком потный лоб.
– У меня нехорошие предчувствия, – хрипло сказал он. – Они могут выследить меня.
– Никто тебя не выследит. Сиди на месте и не дергайся. И поменьше выходи из номера.
– Да, ты прав. Но я с ума сойду, если буду сидеть в номере. Это как в тюремной камере. Или в могиле.
– У тебя есть успокоительные таблетки?
– Да.
– Выпей и ложись спать.
– Хорошо. Так и сделаю.
Виталий Евгеньевич отключил связь и прислушался. За стеной было тихо. Коренев ушел около двух часов назад и еще не вернулся. Должно быть, прогуливается по берегу с какой-нибудь дамой. А чего ж ему, мужчина он видный, рослый. Барышни таких любят.
Балога глянул на себя в зеркало и тут же с отвращением отвел глаза. Ни то ни се. Уж лучше быть уродом, чем такой серостью. Виталий Евгеньевич где-то читал, что женщины иногда находят уродов привлекательными и влюбляются в них без памяти.
На верхнем этаже что-то глухо стукнуло, и Балога вздрогнул.
Господи, хоть бы Коренев поскорее вернулся! Можно было бы сыграть с ним в шахматы и хоть немного развеяться. Балога чувствовал себя в компании бывшего военного увереннее. Если бандиты нагрянут сюда, можно перебежать по балкону в его номер. Он человек сильный и поможет отбиться.
Может быть, предложить ему деньги за охрану? Но как объяснить? Да и нельзя доверять первому встречному. Что, если он догадается и захочет заглянуть в кейс?
Виталий Евгеньевич повернул голову и уставился на закрытые дверцы шкафа. Жаль, что в номере нет сейфа. У портье наверняка есть, но, если попросить убрать кейс в сейф, прислуга может что-то заподозрить.
Балога тряхнул головой: нет, не стоит привлекать внимания. Это дорогой отель, обслуга здесь вымуштрована. Никому из горничных и в голову не придет рыться в вещах постояльцев. Да и замки на кейсе прочные, не каждому «медвежатнику» по зубам. Главное – не волноваться, и все будет хорошо.
– Я спокоен, – произнес Виталий Евгеньевич вслух, и его неприятно поразил собственный взвинченный, испуганный голос. – Я абсолютно спокоен, – повторил он уже тверже и действительно немного успокоился.
Он решил спуститься в общую гостиную и выпить немного водки. Балога пил редко, но иногда ему почему-то страшно хотелось водки. Он испытывал к этому напитку скорее эстетический, чем практический интерес. То есть ему нравились атрибуты, сопровождающие процесс распития водки: запотевший графин, хрустальная рюмка, кусочек черного хлеба с селедкой и кружочком лука.
Прежде чем выйти из номера, Виталий Евгеньевич посмотрел на свое отражение в зеркале и тщательно зачесал на лысину жидкие пряди волос.
5– Ваш безалкогольный коктейль, – вежливо произнес официант и поставил перед Настей высокий бокал с голубоватым напитком.
Настя кивнула официанту и перевела взгляд на белоснежный фасад отеля. Черт бы побрал это место! Здесь каждая собака готова угодить маме, и никто не схватит ее за руку, когда эта рука потянется к бутылке. Никто!
Настя тяжело вздохнула и отпила глоток коктейля.
Есть только один способ. Способ, который сработал два года назад. Тогда мать попала в аварию и угодила в реанимацию. В тот раз врачи вытащили ее с того света, и она поклялась больше не пить. Нужно дать ей еще один шанс.
Настя огляделась. Два официанта, один толстый, другой худой, оба в голубых пиджаках и с желтой надписью «Медуза» на спине, стояли у входа в кухню, тихо беседуя. Портьеры, отделяющие летнюю террасу от основного зала ресторана, были раздвинуты. Перевернутые стулья на пустых столах. На дальней стене огромная картина, написанная маслом и изображавшая тропический лес.
Настя посмотрела в другую сторону и увидела, что на другом конце террасы, за угловым столиком, сидит с блокнотом в одной руке и авторучкой в другой писательница Анна Умнова.
«Вот с кем стоит обо всем поговорить», – подумала Настя.
Она выбралась из-за стола и с коктейлем в руках подошла к столику Анны.
– Можно я с вами посижу? – спросила Настя смущенно.
Анна оторвала взгляд от блокнота и удивленно посмотрела на Настю.
– Да, конечно. – Она улыбнулась. – Конечно, садись.
Настя опустилась в плетеное кресло и поставила коктейль на столик.
– Вы ведь писательница? – спросила она.
– Немного. В основном занимаюсь журналистикой.
– Это не важно. Главное, что вы пишете книги и описываете в них живых людей.
Анна улыбнулась:
– Ну, время от времени я пытаюсь это делать.
Настя сжала губы и нахмурила лоб. Несколько секунд она молчала, сосредоточенно что-то обдумывая, затем подняла взгляд на Анну и сказала:
– Представьте себе ситуацию: вы находитесь в тайге с любимым человеком. Он… ну, скажем, поранил ногу, и у него началось заражение крови. А помощи ждать неоткуда, потому что у вас сломалась рация. Вы знаете, что единственный шанс спасти любимого человека – это отрезать ему ногу. Но в то же время понимаете, что операция будет очень сложная и он может умереть от потери крови. Шансы выжить у него… Ну, скажем, пятьдесят на пятьдесят. Что вы будете делать? Позволите ему и дальше медленно умирать в надежде на то, что случится чудо и он пойдет на поправку сам собой? Или рискнете и сделаете операцию?
Анна внимательно посмотрела на девочку и нахмурилась.
– Ты меня озадачила. Прежде всего, почему ты ставишь вопрос так радикально? Ты ведь не медик, ты не знаешь, есть ли у твоего любимого признаки заражения. Даже врачи не всегда правильно диагностируют болезнь.
Настя задумчиво сдвинула брови.
– Я об этом как-то не подумала, – медленно проговорила она. – Но, с другой стороны, нет времени ждать. Любимый может погибнуть в любую минуту. Нужно срочно принять решение.
– Какое бы решение ты ни приняла, оно будет рискованным, – заметила Анна. – А значит, они равнозначны.
Настя закусила губу, помолчала.
– Что же тогда делать? – тихо спросила она.
Анна пожала плечами:
– Не знаю. Но я бы прислушалась к своему сердцу.
– А если оно молчит?
– Тогда… Я бы, наверное, бросила жребий. В надежде на то, что судьба все решит за меня.
Настя усмехнулась.
– Да. Наверное, это выход.
Она отпила глоток коктейля и взглянула на отель.
– Скажите, – снова заговорила девочка, и голос ее зазвучал нервно и неприязненно, – вас не тошнит от этих стен, от этой крыши, от этих лиц? Вы заметили, какие отвратительные физиономии у здешней прислуги? Официанты смотрят на тебя как на пустое место, а горничные, когда сталкиваешься с ними в коридоре, отводят глаза и спешат прошмыгнуть мимо.
– Я не…
– Знаете, чего я боюсь? – перебила ее Настя.
– Чего?
– Наступления ночи. Мне кажется, по ночам здесь должно происходить что-то страшное.
Анна пристально посмотрела девочке в глаза и покачала головой:
– Ты преувеличиваешь. Просто отель находится в пустынном месте.
– Вы слышали, как здесь звучит прибой? – продолжила девочка, не обращая внимания на слова Анны. – Как будто призраки, живущие тут, хотят усыпить тебя. Усыпить, а затем прийти и забрать твою душу.
Анна немного растерялась. Девочка вела себя странно. Очень странно. Анне также показалось, что у Насти слегка расширены зрачки. Впрочем…
– Простите. – Настя взглянула на Анну и вяло улыбнулась. – Вероятно, я выпила слишком много коктейля. Здешний бармен уверял меня, что он почти безалкогольный. Но теперь я вижу, что обманул. Не буду вам надоедать.
Настя залпом допила коктейль и поднялась из-за стола. Перед тем как выйти из кафе, она повернулась и приветливо помахала Анне рукой. Анна махнула в ответ.
6Вечерело. Анна стояла на краю террасы, одну руку положив на холодный мрамор парапета, а в другой сжимая чашку с горячим кофе. Прихлебывая кофе, она задумчиво смотрела на темное, мерно вздыхающее море. Воротник курточки поднят, скрывая щеки от прохладного ветра, который трепал ее каштановые волосы.
На сердце у Анны было тоскливо. Она глядела на море, но видела лицо сына. Почему мать не позволила им встретиться? Чем эта встреча могла навредить? Какого черта она вообще торчит здесь?
Умом Анна понимала, что все претензии должна адресовать самой себе. Но в сердце саднила холодная игла обиды. «Ты же знаешь, опекунский совет прислушивается к моему мнению», – звучал в ушах у Анны холодный голос матери.
Старая стерва сделает все, чтобы не подпустить ее к сыну. Если понадобится – снова упрячет ее в психбольницу.
Анна поежилась от порыва ветра. Кто-то подошел и встал рядом.
– Не помешаю?
Еще до того, как повернуться, Анна узнала говорящего. Туалетная вода «Дюпон». Холодноватый, терпкий запах… Хороший выбор. Она взглянула на худощавого, долговязого мужчину и спросила:
– Вышли полюбоваться закатом?
– Угу. Красиво, правда?
Голос звучал резковато, однако тембр приятный.
– Да, – ответила Анна. – Неплохой вид.
Егор взглянул на Анну сверху вниз и чуть прищурил свои серые глаза.
– Я пытался вспомнить, где же видел вас раньше.
– Вспомнили?
Он кивнул:
– Угу. На книжной ярмарке. Вы раздавали автографы. Вы ведь писатель?
Анна едва заметно усмехнулась:
– А вы, надо полагать, читатель?
– Время от времени. Хотя в последнее время я не читаю ничего, кроме «Спортивного вестника» и «Авторевю».
– Что так?
– Нет времени на беллетристику. Но писателей уважаю.
– За что? – поинтересовалась Анна.
– Ну, как… Не каждый сможет изо дня в день, с восьми утра до десяти вечера, таращиться на экран компьютера, на котором нет ничего, кроме мешанины букв.
Анна улыбнулась:
– Это точно.
– Я где-то прочел, – продолжил Коренев, ободренный ее улыбкой, – что главное для писателя не трезвая голова, а железная задница. Это правда?
Анна засмеялась.
– Что ж, в этих словах большая доля истины! Хотя трезвая голова тоже не помешает. – Она снова всмотрелась в лицо Коренева, но на этот раз с любопытством. – Ну, а вы чем занимаетесь, когда не смотрите по телевизору футбол и не рассуждаете о писательском мастерстве?
– Работаю в службе безопасности одного банка.
Анна кивнула:
– Понятно. Вот уж где нужна железная голова.
– И она у меня есть, – насмешливо сказал Егор и слегка пристукнул себя пальцем по выпуклому лбу.
Порыв холодного ветра заставил Анну передернуть плечами. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Коренева.
– Хотите, сбегаю и принесу вам теплую куртку? – предложил он.
Анна покачала головой:
– Нет. На улице не так уж и холодно. Это у меня от бессонной ночи. – Она отпила глоток кофе и посмотрела на тускло подсвеченный фонарями фасад отеля. – Странный отель, вам не кажется?
Коренев бросил на отель небрежный взгляд и пожал плечами:
– Не знаю. А что в нем странного?
– Он меня пугает. Сама не знаю почему.
Коренев чиркнул зажигалкой, прикуривая, затем выдохнул облако дыма и сказал:
– Он открылся минувшей весной. И почти сразу тут пропал человек.
– Пропал?
– Да. Вышел вечером прогуляться в парк и пропал. Милиция обыскала окрестности, но ничего не нашла.
Коренев махнул перед лицом рукой, отгоняя дым.
– Он мог утонуть, – предположила Анна после паузы. – Тела утопленников не всегда находят. Часто их относит течением на десятки километров.
– Да. Я тоже так считаю.
Анна задумалась.
– Вот почему здешний хозяин такой неразговорчивый, – сказала она после паузы. – Боится лишних вопросов.
– Его можно понять, – заметил Егор. – Он боится, что о «Медузе» пойдет дурная слава. Людей хлебом не корми, дай только придумать какую-нибудь страшную историю и рассказать ее приезжему.
Солнце побагровело и коснулось горизонта. При таком освещении здание казалось действительно зловещим.
Анна перевела взгляд на потемневшее море. Ей вдруг стало досадно. С какой стати она разоткровенничалась с незнакомым человеком? Слушает он ее внимательно, а в душе, должно быть, потешается. Анна рассердилась и на себя, и на долговязого собеседника.
Однако взгляд его серых глаз был таким спокойным, а в его манере говорить звучало что-то настолько доверительное, что через минуту от досады не осталось и следа.
Она вдруг осознала, что давно забыла значение фразы «опереться на крепкое мужское плечо». Плечи бывшего супруга крепостью не отличались.
Коренев затянулся сигаретой и вдруг спросил:
– Вы уверены, что не замерзли? Я могу дать вам свой пиджак.
– Спасибо, не надо. У вас выправка военного человека. Вы бывший военный?
– Угадали, – нехотя кивнул Егор.
Со стороны пляжа что-то громыхнуло, и вслед за тем в воздух взлетели огнехвостые петарды. Коренев проследил за ними взглядом и хмыкнул.
– Наш сибирский нувориш устроил пикник, – сказал он.
– Судя по воплям, праздник удался на славу, – улыбнулась Анна. – Интересно, с кем он там?
– Выписал из города девушек и, судя по всему, будет «зажигать» с ними до утра. Хотите, наведаемся и посмотрим?
Анна покачала головой:
– Нет. Я сегодня не в том настроении, чтобы кутить. Пожалуй, пойду к себе в номер и лягу спать.
Коренев швырнул окурок в урну и повернулся к Анне.
– Я вас провожу.
– Мне кажется, в этом нет необходимости, – сказала Анна не слишком, впрочем, уверенно.
Коренев чуть прищурил серые глаза.
– Я сделаю это не по необходимости, – произнес он.
Анна не нашлась что ответить и лишь пожала плечами.
– Тогда пошли? – пробормотала она.
– Пошли, – кивнул Коренев.
Спустившись с террасы, они неожиданно наткнулись на рослого человека, стоявшего у бетонной стены, огораживающей пляж.
– Эй, постояльцы! – окликнул их человек. – Я тут отливаю. Не хотите присоединиться? – Он гоготнул.
Анна поморщилась. Егор взял ее под руку и повлек прочь.
– Погодите! – снова окликнул их человек.
Он поспешно застегнул молнию на ширинке, поднял что-то с земли и быстрыми шагами приблизился. Это был бизнесмен Крушилин, пьяный и слегка пошатывающийся.
– Хочу вам кое-что показать! – сообщил Крушилин, поднял руку и поднес к лицу Анны округлый предмет. – Видали?
– Что это? – не поняла Анна.
Крушилин ухмыльнулся и радостно сообщил: