– Я проведу перекрестный допрос свидетелей, которые давали показания на вашем суде.
– Да? В том числе и важную шишку Каллоуэя? Или он уже тоже на пенсии?
– Первый раз он давал показания, – сказал Дэн.
– Так как? – спросила Трейси.
Хауз закрыл глаза и глубоко вздохнул. Трейси посмотрела на Дэна и покачала головой. Открыв глаза, Эдмунд взглянул на нее и усмехнулся.
– Похоже, мы опять заодно, детектив Трейси.
– Мы никогда не были заодно и никогда не будем.
– Нет? Я посылал апелляции почти двадцать лет. – Он указал на ее левую руку. – Обручального кольца нет. И нет следа, что вы сняли его перед приходом сюда. Узкие бедра. Плоский живот. Замуж не вышли. Детей нет. На что вы тратили свое время, детектив Трейси?
– У вас десять секунд на то, чтобы решиться, прежде чем мы уйдем.
Хауз улыбнулся ей бледной хитрой улыбкой.
– О, я решился. Фактически, я уже вижу это.
– Видите что?
– Выражение на лицах обывателей, когда они снова увидят, как я разгуливаю по улицам Седар-Гроува.
Глава 26
На нем была бейсболка, и он опустил голову, но Каллоуэй узнал сидевшего за столом в глубине бара Вэнса Кларка, который что-то читал. Когда он сел на стул напротив, Кларк поднял голову.
– Надеюсь, у них в этот час скидка, – сказал шериф.
Кларк выбрал бар на Пайн-Флэт, через два перекрестка по шоссе от Седар-Гроува. Каллоуэй снял пиджак и, повесив его на спинку стула, обратился к подошедшей официантке:
– «Джонни Уокер» черный и совсем немного воды. – Он говорил под стук бильярдных шаров и музыку кантри из старомодного музыкального автомата.
– «Уайлд Турки», – сказал Кларк, хотя перед ним на столе еще оставалось полстакана.
Каллоуэй закатал рукава фланелевой рубашки, а Кларк раскрыл первую страницу того, что читал, и передвинул ему по столу.
– Ты что, Вэнс, хочешь, чтобы я надел очки?
– Это заявление в суд, – сказал Кларк.
– Это я и так вижу.
– Подано в апелляционный суд. По делу Эдмунда Хауза.
Каллоуэй взял его в руки.
– Ну, это не первая его апелляция и, я уверен, не последняя. Ты вытащил меня сюда, в такую даль, просто чтобы показать это?
Окружной прокурор поправил козырек своей бейсболки и со стаканом в руке откинулся на спинку стула.
– Эту апелляцию подал не Хауз, она подана от его имени.
– Он завел адвоката?
Кларк осушил свой стакан. Звякнул лед.
– Думаю, тебе надо надеть очки.
Каллоуэй вынул из кармана очки, надел и, прежде чем прочесть заявление, посмотрел на Кларка.
– Юридическая фирма внизу страницы, справа, – сказал тот.
– «Юридическая контора Дэниэла О’Лири». – Каллоуэй пролистал страницы. – Какие основания?
– Появление новых свидетельств, бывших недоступными во время суда, и некомпетентность адвоката. Но это не апелляция. Это ходатайство о пересмотре дела.
– Какая разница?
– Если апелляционный суд согласится, они могут вынести его на новые слушания. И Хауз предъявит свидетельства того, что первоначальный суд над ним проводился нечестно.
– Ты хочешь сказать, будет новый суд?
– Скорее судебное слушание показаний, но если ты спрашиваешь, вызовут ли свидетелей, то ответ – да.
– Деанджело уже видел это?
– Сомневаюсь. Технически он уже много лет не являлся адвокатом Хауза. Его нет в списке доказательств оказания услуги.
– Ты расскажешь ему?
Кларк покачал головой.
– Не думаю, что это разумно, учитывая состояние его сердца и вообще. Но он будет в списке свидетелей, если апелляционный суд удовлетворит ходатайство. Так же как и ты.
Каллоуэй перелистнул несколько страниц и нашел свое имя, второе снизу, прямо над Райаном П. Хагеном.
– Это основательно сделано?
– Как плотина Гувера[20]. – Кларк поерзал на стуле. – Кажется, ты говорил, что убедил ее бросить это дело.
– Я думал, что убедил.
Прокурор нахмурил брови.
– Она не бросала его, Рой. С самого начала.
Глава 27
Райан Хаген открыл дверь и с сонной улыбкой поздоровался с Трейси, сделав вид, что не узнал ее. Через четыре года после суда такое было возможно, но Трейси заметила колебание на его лице, говорившее, что он прекрасно помнит, кто она такая.
– Чем могу служить? – спросил Хаген.
– Мистер Хаген, я Трейси Кроссуайт. Сара была моей сестрой.
– Да, конечно, – сказал Хаген, быстро прибегнув к манерам коммивояжера, и покачал головой. – Простите, я по работе имею дело со столькими людьми, что все лица сливаются в одно. Что вы здесь делаете?
– Я надеялась, что смогу задать вам несколько вопросов.
Хаген оглянулся через плечо внутрь своего небольшого домика. В это субботнее утро Трейси услышала, как будто по телевизору показывают мультики. Хаген показал на суде, что женат и имеет двоих маленьких детей. Он вышел на крошечное крыльцо и закрыл за собой дверь. Его волосы, не удерживаемые на месте лаком, падали на лоб, и округлость его фигуры подчеркивалась футболкой, клетчатыми шортами и шлепанцами-вьетнамками.
– Как вы меня нашли?
– На суде вы дали свой адрес.
– И вы запомнили?
– Я заказала стенографический отчет.
Хаген прищурился.
– Заказали стенографический отчет? Зачем вы заказали стенографический отчет?
– Мистер Хаген, меня интересует, сможете ли вы сообщить мне канал, который вы смотрели, когда сообщение об Эдмунде Хаузе оживило вашу память.
Коммивояжер сцепил руки и сложил на животе. Его улыбка погасла. Он выглядел смущенным.
– Я не говорил, что это было сообщение об Эдмунде Хаузе.
– Извините, я имела в виду сообщение о пропаже моей сестры. Вы помните канал? Или, может быть, диктора?
Он наморщил лоб.
– Почему вы задаете мне этот вопрос?
– Понимаю, что причиняю беспокойство. Просто, видите ли, я просмотрела выпуски новостей за тот период и…
Хаген расцепил руки.
– Вы просмотрели выпуски новостей? Зачем вы просмотрели выпуски новостей?
– Я просто надеялась, что вы скажете мне…
– Я все сказал на суде. – Он повернулся и протянул руку к дверной ручке.
– Почему вы сказали, что видели на дороге красный «Шевроле», мистер Хаген?
Он обернулся.
– Как вы смеете! Я помог посадить эту скотину. Если бы не я…
Хаген покраснел.
– Если бы не вы, то что? – спросила Трейси.
– Я бы попросил вас уйти. – Хаген толкнул дверь, но она не открывалась. Он потряс ручку.
– Если бы вы не сказали, что видели красный «Шевроле», мы не получили бы ордера на обыск. Вы это хотели сказать?
Хаген забарабанил в дверь.
– Я вам сказал: вам лучше уйти.
– Вам кто-то велел?
Он забарабанил сильнее.
– Поэтому вы так сказали? Кто-то сказал, что это поможет получить ордер на обыск? Мистер Хаген, пожалуйста, ответьте.
Дверь открылась. Хаген оттолкнул в сторону маленького мальчика и перешагнул порог, после чего, уже закрывая дверь, обернулся.
– Больше не приходите, – сказал он. – Я позвоню в полицию.
– Это был шеф Каллоуэй? – спросила Трейси, но он уже захлопнул дверь.
Глава 28
Дэн предполагал, что услышит о Рое Каллоуэйе, хотя не так скоро. Седар-гроувский шериф сидел в приемной, небрежно листая месячной давности журнал из стопки на кофейном столике и грыз яблоко. Он был в форме, и на стуле рядом лежала его шляпа.
– Шериф! Это сюрприз.
Каллоуэй отложил журнал и встал.
– Ты вовсе не удивлен при виде меня, Дэн.
– Вот как?
Каллоуэй откусил яблоко.
– Ты включил меня в список свидетелей в том заявлении, что подал в апелляционный суд.
– Да, быстро разносятся новости в Седар-Гроуве.
Когда не был в суде, Дэн одевался как попало – на нем были джинсы и рубашка. Он любил ходить в офисе в тапочках. Теперь он жалел, что не надел туфли, хотя различие в росте между двумя мужчинами было не так значительно, как тогда, когда Каллоуэй останавливал Дэна на велосипеде, чтобы спросить, что он затеял.
– Чем могу быть полезен, шериф?
– Как это повлияет на твой бизнес, когда разнесется слух, что ты представляешь интересы Эдмунда Хауза, осужденного убийцы, убившего одну из жительниц Седар-Гроува?
– Думаю, моя криминальная практика может оживиться.
Каллоуэй ухмыльнулся.
– Всегда был хитрожопым, а, О’Лири? Я бы не стал на это рассчитывать.
– Ну, если помимо предсказаний моей юридической карьеры у вас нет прогнозов о состоянии фондового рынка, то мне нужно работать.
Дэн повернулся, чтобы уйти.
Дэн повернулся, чтобы уйти.
– У тебя были ко мне какие-то вопросы, Дэн. Вот я здесь. Я не утаивал ни одного дня за тридцать пять лет на этой работе. Если у кого-то есть ко мне вопросы, я буду счастлив ответить.
– Не сомневаюсь. Но мне нужно задать их на законном суде, когда вы принесете клятву, что будете говорить правду, только правду и ничего кроме правды.
Каллоуэй снова откусил яблоко и прожевал, прежде чем заговорить снова.
– Однажды я уже это сделал. Ты хочешь сказать, что я лгал?
– Это решать не мне. Это решит суд.
– И суд уже решил. Ты повторяешь старое.
– Возможно. Посмотрим, что скажет апелляционный суд.
– Что она тебе сказала, Дэн? – Каллоуэй помолчал и сардонически усмехнулся. – Что никто не спросил Хагена, какой выпуск новостей он смотрел, или что на Саре были другие серьги?
– Я не собираюсь обсуждать это с вами, шериф.
– Эй, я знаю, что она твоя подруга, Дэн, но она ведет этот крестовый поход уже двадцать лет. Она пыталась использовать меня, а теперь пытается использовать тебя. Она одержимая, Дэн. Это убило ее отца и свело с ума мать, а теперь она затянула и тебя в свои выдумки. Не кажется ли тебе, что пора оставить это дело в покое?
Дэн помолчал. Когда Трейси пришла к нему в первый раз, он именно так и подумал: что сестра не может избавиться от чувства вины и скорби и одержима желанием найти ответы на вопросы, которые уже выяснены. Но потом он ознакомился с делом, и ее доводы показались характерными для Трейси – вожака их маленькой ватаги, – практическими, упрямыми и логичными.
– Об этом вы должны спросить ее. Я представляю Эдмунда Хауза.
Каллоуэй протянул ему огрызок яблока.
– Тогда, может быть, ты выбросишь вот это за меня, раз уж ты такой специалист по всякому мусору.
Смутившись, Дэн взял огрызок. Теперь попытки Каллоуэя уже казались ему скорее жалкими, чем угрожающими. Он с первой попытки попал огрызком в мусорное ведро по другую сторону стола.
– Думаю, вы должны были понять, шериф, что я профессионал в своей работе. И запомнить это.
Каллоуэй надел шляпу. Она почти касалась дверной притолоки.
– Мне позвонил один из твоих соседей. Говорит, твои собаки страшно лают днем, а иногда и поздно ночью. У нас в городе есть предписание насчет нарушающих покой собак. Первый раз нарушение прощается. На второй раз мы собак заберем.
Дэн ощутил растущее негодование и постарался не проявить его. Ему угрожают? Прекрасно. Но не надо угрожать ни в чем не повинным животным.
– В самом деле? Вы не могли придумать ничего лучше?
– Не испытывай меня, Дэн.
– Я не собираюсь вас испытывать, шериф, но если апелляционный суд удовлетворит мое ходатайство, я устрою вам серьезный допрос.
Глава 29
Трейси вводила с клавиатуры недавние показания по делу Николь Хансен. Прошел месяц с тех пор, как в мотеле на Аврора-авеню нашли тело молодой женщины, и на Трейси давили, чтобы убийца стриптизерши был найден. С тех пор как главой следственного отдела стал Джонни Ноласко, в полиции Сиэтла не было нераскрытых убийств, и он гордился этим. И у Ноласко не было дополнительных причин давить на Трейси. У них была бурная история еще во времена, когда она училась в полицейской академии: Ноласко, один из инструкторов, демонстрируя, как проводить обыск, схватил ее за грудь. В ответ Трейси сломала ему нос и ударила коленом в пах. Потом она ударила по его самолюбию тем, что побила его давно державшийся рекорд в стрельбе. Все его смягченные временем воспоминания всплыли вновь, когда Трейси стала первой в Сиэтле женщиной – детективом по убийствам. Ноласко, который к тому времени дорос до начальника следственного отдела, назначил ее работать со своим бывшим партнером, расистом и сексистом по имени Флойд Хэтти. Хэтти устроил из этого скандал и сразу прозвал ее «Дырка Трейси»[21]. Позже она узнала, что Хэтти уже подал заявление об отставке, и поняла, что Ноласко назначил ее работать с ним, просто чтобы досадить ей. По крайней мере, расследование по делу Хансен занимало ее время и отвлекало. Дэн сказал, что у штата Вашингтон есть шестьдесят дней, чтобы ответить на ходатайство Эдмунда Хауза о пересмотре, и он со дня на день ожидает появления Вэнса Кларка. Трейси говорила себе, что ждала уже двадцать лет и можно подождать еще два месяца, но теперь каждый день казался вечностью.
Она подняла трубку, заметив, что звонят по городской линии.
– Детектив Кроссуайт, это Мария Ванпельт из KRIX, Восьмой канал.
Трейси сразу пожалела, что взяла трубку. Сектор убийств поддерживал цивилизованные отношения с криминальными репортерами, но Ванпельт, которая была известна своей склонностью показываться в нарядах, купленных за счет некоторых видных лиц Сиэтла, была исключением.
Когда Трейси начинала свою карьеру, Ванпельт пыталась взять у нее интервью о дискриминации женщин, служащих в полиции Сиэтла. Трейси отказалась. Когда она занялась убийствами, Ванпельт снова попросила дать интервью, якобы чтобы показать ее как первую в Сиэтле женщину – детектива по убийствам. Не желая привлекать к себе лишнего внимания и теперь узнав от других, что коньком Ванпельт были нападки на кого-нибудь, а не человеческие чувства, Трейси снова отказалась.
Когда их профессиональные отношения уже прервались, Ванпельт каким-то образом получила конфиденциальную информацию о расследовании бандитского убийства, в этом деле Трейси была ведущим детективом. Через несколько часов после того, как она показала историю на своем шоу «KRIX-Секретно», двое свидетелей Трейси были застрелены. Застигнутая врасплох командой журналистов на месте преступления, разозленная и расстроенная, Кроссуайт, не выбирая выражений, обвинила в смерти свидетелей Ванпельт. Сектор объявил Ванпельт бойкот, отказываясь говорить с ней, но Ноласко издал приказ, обязывающий общаться со всеми средствами массовой информации.
– Как вы смогли связаться со мной по прямой линии? – спросила Трейси.
Средствам массовой информации полагалось звонить в отдел по связям с общественностью, но многие репортеры находили способы звонить детективам на рабочий телефон.
– Разными путями, – ответила Ванпельт.
– Чем могу быть полезна, мисс Ванпельт?
Она произнесла имя достаточно громко, чтобы привлечь внимание Кинса в другом конце аквариума. Кинс взял трубку, даже не потрудившись поставить Ванпельт в известность. У них была налажена система.
– Я надеюсь получить комментарий о сюжете, над которым сейчас работаю.
– Что за сюжет?
Трейси мысленно пролистала находящиеся в работе дела. На ум пришло только расследование убийства Николь Хансен, и в нем не было ничего нового для обсуждения.
– На самом деле сюжет о вас.
Трейси откинулась на спинку кресла.
– Чем это я вдруг вас заинтересовала?
– Насколько я знаю, двадцать лет назад была убита ваша сестра и недавно нашли ее останки. Я надеялась, что вы согласитесь поговорить об этом. Вы согласны?
Вопрос дал Трейси время подумать. Она ощутила себя в игре.
– От кого вы про это услышали?
– У меня есть ассистент, который просматривает судебные дела, – сказала Ванпельт, толком не ответив на вопрос, но дав понять, что знает о ходатайстве Дэна. – Вам сейчас удобно говорить?
– Не думаю, что этот сюжет привлечет публику. – У нее загудел вызов по другой линии, и она посмотрела на Кинса, который держал трубку в руке, но теперь ей стало любопытно, что Ванпельт известно. – Каковы общие черты?
– Мне кажется, это напрашивается само собой, не так ли?
– Просветите меня.
– Детектив по убийствам, занимающаяся тем, что сажает преступников за решетку, пытается освободить человека, осужденного за убийство ее сестры.
Кинс пожал плечами, сообщая ей, что в звонке ничего важного.
Она подняла палец.
– Это вы узнали из судебного дела?
– Я провела журналистское расследование.
– Кто ваш источник информации?
– Мои источники конфиденциальны, – ответила Ванпельт.
– Вы любите держать некоторые сведения в тайне.
– Именно так.
– Поэтому можете понять и мои чувства. Это мое личное дело. И я хочу оставить его в тайне.
– Я собираюсь опубликовать эту историю, детектив. Будет лучше, если вы изложите ее со своей стороны.
– Лучше для вас или для меня?
– То есть вы не хотите комментировать?
– Я сказала, что это личное дело и я хочу оставить его в тайне.
– Могу я вас процитировать?
– Вы слышали, что я сказала.
– Насколько я понимаю, адвокат О’Лири был вашим другом детства. Вы не прокомментируете это?
Каллоуэй. Но шериф не позвонил бы Ванпельт. Он бы позвонил Ноласко, начальнику Трейси. Ходили слухи, что у Ноласко были шуры-муры с Ванпельт и он поставлял ей информацию.
– Седар-Гроув – городок маленький. Я знала многих своих сверстников.
– Вы знали Дэниэла О’Лири?
– В Седар-Гроуве лишь одна школа.