Вот тогда-то и произошло самое страшное. В мире появились пророки черной веры. Веры мужчин.
Она распространялась, словно пожар — сметая на своем пути великие и счастливые страны, где дикари-мужчины жили под мудрым и строгим надзором. Черные творения возомнили о себе, что они равны женщинам — подумать только! Несчастные сестры пытались остановить это безумие, но куда там… Не зря Темный наделил своих выродков особенной физической силой. Впрочем, просто сила была бы бесполезна против благословенного дара магии — если бы не страшный подарок Темного. Одно Космическое Зло ведает, как он смог добиться такого — но только мужчины, посвящавшие себя своему «создателю», а не Богине, становились неуязвимыми для магии Сестер. Более того, некоторые женщины по безумию своему, также принимали это "посвящение" и начисто лишались и Дара, и подлинного знания.
Так мир окончательно погрузился в пучину зла.
Служители Чернобога прикрывали свои преступления искусно сплетенной ложью, так, что большинство женщин мира поддались на их сказки и добровольно отвергли свою Мать. Казалось, уже ничего нельзя сделать…
Вот тогда и пришла в мир Святая Маргарита.
Помню, в каком состоянии я шел домой после этого урока. Стыд, страх перед Богиней, которая из любящей враз превратилась для меня в строгую и карающую, и, как ни странно, гнев. И оттого было еще страшнее. Я ведь понимал, что гневаюсь вовсе не на предателя-Темного или моего предка-первомужчину, а на саму Богиню. Я чувствовал себя так, словно лишился самого дорого, без чего невозможно жить дальше. Хотя, с другой стороны, кто я такой, чтобы сомневаться в словах Матушки?
Мы, конечно, учились отдельно от девочек: мужчинам нужны знания лишь о предметах приземленных, ведь они не способны к познанию Высокого. Им достаточно уметь читать, считать, помнить наизусть главные изречения Святой; да еще работать руками, чему нас учили уже не женщины. Но теперь, идя по улицам, я часто ловил на себе женские взгляды: насмешливые, презрительные, снисходительно-сочувствующие.
Мир оказался перевернут — в первый раз. Наверное, с тех пор я был готов к тому, что это случится вторично. Нельзя долго жить вверх тормашками.
7.
- У-уу-у! — раздалось впереди, — у-уу-у!
Я заметил, как вздрогнул Эмиль, всем телом, словно в кошмарном сне. Голос Озера… Даже если ты лежишь дома, свернувшись под теплым одеялом, он рождает в душе страх — но тогда вокруг мощные каменные стены, и каждая женщина в поселке знает с детства, как отогнать злого духа. И совсем другое дело — услышать его посреди леса, когда ты один, без защиты. Я невольно коснулся висящего на шее амулета, но не стал произносить положенные слова Ритуала, знакомые с детства. Теперь нам нельзя рассчитывать на покровительство Богини. Мы задумали злое, противное ее воле дело. А взятый с собой охотничий арбалет хоть и бьет на сотню с лишним шагов, но вряд ли защитит от злой силы.
Протока слегка вильнула влево, потом выровнялась, стала прямой, как стрела, а мы почувствовали ни с чем не сравнимый аромат. Тихая и спокойная протока кончалась; впереди нас ждало само Запретное Озеро. Место, куда в течение десятков лет не заплывал ни один мужчина — по доброй воле, конечно.
В позапрошлом году туда уплыл дядя Марк… Стал Изгнанным.
Если мужчина или женщина совершали позорный поступок — настолько позорный, что не могли более находиться в Обители — тогда Совет Сестер приговаривал преступника к изгнанию. На моей памяти это случилось только раз. Дядя Марк был нашим учителем — учителем-мужчиной. Дядя Марк показывал, как нужно заточить кухонный нож (умение, полезное для каждого мужчины-хозяина), как выправить полоску железа так, чтобы можно было бриться, а не ходить похожим на Первомужчину… потом он отправился в Озеро. Так же, как мы теперь.
Но мы — все же собираемся вернуться, ведь правда?
Лодка скользила совершенно неслышно — ну почти совершенно, если бы не тихий плеск весел. Протока двигалась навстречу, только успевай поворачивать: наши протоки вблизи Озера напоминают настоящий лабиринт. Заблудиться — проще простого. Мы с Эмилем постарались выбрать самую знакомую, дорогу, привычную даже в темноте.
- Как думаешь, что там — за островами? — спросил мой друг.
Я молча пожал плечами. Наверное, большая, открытая вода, не зря же это место зовется Озером. Ничего, скоро мы сами все узнаем. Впереди на берегу замерцала яркая желтая точка, напоминая, что мы приближаемся к запретной территории: такие фонари стоят по всему побережью, хотя и без них вряд ли бы кто-то перепутал, я думаю…
Мы вышли из-под прикрытия берега.
Луна, не сдерживаемая больше паутиной ветвей, повисла в пустом небе; желтоватый холодный свет залил окрестности — и озерная гладь впереди заиграла, переливаясь волшебными красками. В такие вот лунные ночи, говорят, Богиня спускается с Тонкого Неба и наблюдает за нами. Осталось пересечь полосу воды, отделяющую нас от Пояса — и вот тут внутри что-то екнуло, скрутилось по-змеиному, и я ощутил дикий, ни с чем не сравнимый страх.
Вот как, оказывается, начинаются настоящие приключения…
Мы одновременно шевельнули веслами, и лодка тихо пошла вперед. Черные глыбы островов медленно приближались; еще немного, и нас уже никто не заметит. Я уже чувствовал запах травы — резкий, необычный, совсем не такой, как в деревне. Днем Пояс Островов играет яркими желтыми и зелеными красками, но сейчас я видел лишь темное переплетение веток и травы. Еще немного, еще… и вот борта лодки зашуршали, касаясь густой травы. Мы осторожно двинулись вдоль края зарослей.
Нам по-прежнему везло: канал, ведущий вглубь Пояса, оказался совсем рядом. Именно так — канал, а не просто протока. Совершенно не понимаю, в чем разница — но рыбаки говорили именно так. Может, им просто нравилось придумывать для обычных слов свои, особые названия? Секунду я размышлял, выбрать этот путь, или поискать другой — и решил, что все дороги для нас одинаковы, к тому же другой проход может найтись нескоро, в такой-то темноте.
- Плывем туда? — голос Эмиля оказался хриплым от волнения.
- Плывем.
Мы налегли на весла, раздвигая заросли. Лодка осторожно вошла в протоку — и вот тут начались первые неожиданности. Словно бы кто-то потушил лампу, честное слово!
- Ничего не вижу… — прошептал Эмиль.
И правда. Если прежде густая листва все же пропускала солнечный свет, то здесь стояла почти кромешная тьма. Протока оказалась узкой, очень узкой, словно трещина в скале, в которую просочилась вода — и вся заросла густым, колючим кустарником; чтобы продвинуться в нем хоть немного вперед, приходилось раздвигать ветви руками. Вот интересно, как рыбаки ухитряются что-то поймать в таком месте? Очень странно. Зря я все-таки не решился пробраться в кладовую и стащить топор — ой, как бы он сейчас пригодился!
- Может, выберемся на берег, посмотрим? — предложил Эмиль. Я покачал головой.
Предложение было вообще-то заманчивым — кто еще может похвастаться, что высаживался на Острова? Красивое слово "высадиться" было в одной из тех книг, что я нашел на чердаке — по-моему, это звучало гораздо интереснее, чем просто "выйти" или "вылезти".
- Еще застрянем здесь, как мухи в паутине. Поплыли вперед.
Меня не оставляло странное ощущение — стоит выйти из лодки, и в меня сразу же вцепится нечто, поджидающее нас здесь. Я понимал, что это глупости… ну не совсем, конечно, глупости, рыбаки рассказывали всякое, но все же здесь еще не Озеро… И все же воображение упрямо рисовало совершенно невозможные страшилки — вроде шевелящихся в траве бесформенных щупалец, терпеливо поджидающих добычу. Не дай Богиня, еще весло зацепится за что-нибудь, да дернется — заору от страха. Может, стоило остаться дома? Спал бы сейчас в теплой, мягкой постели… Я мысленно обозвал себя трусом. Стоит только поддаться — и уже не справишься с собой. Интересно, мой приятель сейчас чувствует то же?
Если сейчас вернемся — не прощу себе до смерти.
Впереди замерцал свет — протока, кажется, заканчивалась. И в этот момент сзади послышался странный звук.
-Ты слышал? — вздрогнул Эмиль.
Еще бы не слышать… Словно закричал обиженный домашний пес — тоненько и зло, аж мурашки побежали по спине. Мы, не сговариваясь, прибавили ходу.
Небольшое пространство на стыке трех островов можно было бы назвать озером — только очень маленьким озером. Громада острова впереди, протока влево, протока вправо. И что-то странное торчит из воды посередине. Я пошевелил веслом, направляя лодку к этому предмету.
- Осторожнее! — прошептал Эмиль.
По правде говоря, и у меня зашевелились глупые страхи. Вот подплывем, а оно ка-ак прыгнет! Но если поддаться — все, больше не сделаешь ни шагу. Чудовища будут мерещиться за каждым углом, каждым деревом. Мы осторожно подплыли...
Богиня, да это же просто фонарь!
- Осторожнее! — прошептал Эмиль.
По правде говоря, и у меня зашевелились глупые страхи. Вот подплывем, а оно ка-ак прыгнет! Но если поддаться — все, больше не сделаешь ни шагу. Чудовища будут мерещиться за каждым углом, каждым деревом. Мы осторожно подплыли...
Богиня, да это же просто фонарь!
Обычный фонарь, какие стоят по улицам нашего поселка. Только вот неведомо как оказавшийся посреди канала, по самую макушку в воде. Мы переглянулись; мне вдруг ужасно захотелось сказать что-нибудь умное, но слов не нашлось.
Я всегда думал, что озеро — это просто большая водная гладь. Много-много воды и берега кругом…
А еще меня очень занимало, почему все-таки рыбаки ничего не знают о нем. Понятно, что никто не стремится туда — но ведь должен был бы кто-то подплыть к границам Озера хотя бы случайно? Заплыть не в ту протоку, случайно бросить взгляд вперед… поддаться любопытству, в конце концов. Почему никто ничего об этом не говорит?
Разгадка оказалась очень простой. Мы прошли еще по трем каналам, стараясь не потерять направление — впрочем, это оказалось не трудно. Каналы, в отличие от проток, ни разу не изгибались, и даже, кажется, были одинаковой длины… Словно кто-то вырыл их намеренно. Я поделился этой догадкой с Эмилем и был поднят на смех: каждый знает, что Сестры здесь ничего не строили, а до прихода Святой в здешних местах не жили люди. Очень хотелось рассказать о своей находке на чердаке, но я чувствовал, что эту тайну лучше оставить при себе… Мы как раз приближались к концу пятого по счету канала, когда Эмиль вдруг удивленно вскрикнул и ткнул пальцем вперед: я присмотрелся и увидел… ничего не увидел. Ничего, кроме белесого мрака. Прямо за островом клубился густой туман, не давая рассмотреть дорогу.
Не думайте, что в нашей Долине никогда не было туманов; конечно, были… Но я ни разу не видел, чтобы он начинался вот так, сразу — ниспадая, словно белый занавес. Мы остановились, не решаясь двинуться дальше.
- Если все Озеро — сплошь в тумане, то идти вперед бессмысленно, — высказался мой друг.
- Может, тогда вернемся домой и попробуем еще раз?
Мысль была просто замечательной. В конце концов, мы и так уже проплыли до самого Пояса Островов, а может быть, даже пересекли его — никто из мальчишек такого прежде не делал! Мы можем считать себя героями, а Озеро… ну что ж, кто мешает нам попробовать еще раз, немного позже?
Когда будет не так страшно…
Внезапно я понял, что здесь что-то не так. И я даже догадываюсь, что.
- Повернем-ка назад!
Мы вернулись к началу канала, где как и в прошлые разы, находилось небольшое озеро.
- Эмиль, гляди! — я показал вверх.
- Что?
Мой приятель поднял голову — и словно только что увидел сияющие над черной тенью острова звезды.
- Так быстро рассеялся? — удивился он.
Мы торопливо проплыли в конец канала… Если бы не густая листва, закрывающая небо, наверное, мы бы смогли заметить, когда звездное небо исчезает, сменяясь сплошной белой завесой. А так — словно переворачиваешь страницу: есть туман — раз, и нет тумана. Раз — снова есть. Сплошная стена, в которой не видать дороги. И из-за которой… так и есть, оттуда явственно доносились какие-то звуки. То ли стук, то ли рычание.
Конечно, мы повернули бы назад. Обязательно. Потому что плыть в тумане, в темноте, да еще туда, откуда вообще-то не возвращаются… это уже не приключение, это глупость. Я уже видел решение в глазах Эмиля и даже не думал возражать — когда позади нас внезапно раздался тот самый собачий вой. Очень сердитый вой — словно псу прищемили в дверях длинный полосатый хвост.
- Мяя-я-я! — заорал позади невидимый зверь.
8.
А затем в плечо Эмиля с противным чавкающим звуком вошла короткая, толстая арбалетная стрела. Ярко-красная.
Глаза приятеля расширились, словно бы от сильнейшего удивления; как-то судорожно вздохнув, он выпустил весло и опрокинулся на спину.
Я отреагировал сразу — словно всю жизнь только и делал, что убегал от убийц. Собственно говоря, я до сих пор и в жизни не видел ни одного убийцы, в нашем поселке такого не бывало… мне просто полагалось оцепенеть от страха и покорно встретить следующую стрелу. Но вместо этого…
В моей голове вдруг произошло что-то — даже не знаю, как рассказать... Ну словно бы мое обычное мальчишеское "я" вдруг исчезло, а вместо него оказался такой странный умный механизм. Наподобие того, что тикает у нас дома в настенных часах… только вот вместо винтиков и шестеренок в нем крутились и стучали мысли. Страх куда-то пропал, исчез бесследно, также как и удивление; в голове деловито щелкало, рассчитывая… Я оттолкнулся веслом от берега, одновременно высматривая невидимого в темноте стрелка; лодка двинулась в спасительное белое марево — медленно, слишком медленно!
Где-то вверху, в переплетении зарослей, противно заскрипела тетива — и колесико в голове еще раз щелкнуло: у меня несколько мгновений. Разве можно посчитать мгновения? Второе весло потеряно, грести будет трудно… я отталкиваюсь от противоположного берега, выравнивая лодку… скрип прекратился… Я падаю на дно лодки, быстро и вместе с тем расчетливо, так, чтобы не прижать неподвижное тело друга, и не опрокинуть хрупкое суденышко; почудилось, что ли? — в мою спину, словно острие иглы, упирается чужой взгляд. Холодный и отточенный…
Хлоп… щелк! Звук спускаемой тетивы и звонкий удар в борт сходятся в один хлопок, но сейчас я успеваю различить и то, и другое. Быстро встать, лодка уже миновала остров — скорее, один гребок слева, один справа… меня же никто не учил плавать так! В борту торчит еще одна стрела… странно, борт не пробит… Гребок слева, гребок справа… быстрее!
Острый нос нашей лодки стремительно рассек белоснежную стену тумана — и ЭТО кончилось. Руки внезапно налились противной, опустошающей слабостью, так что я был вынужден крепче сжать весло; колени мелко и противно задрожали, и я наконец ощутил, что такое настоящий страх. Хотелось сжаться, превратиться в букашку, спрятаться самому в себя — вдруг не заметят? Сзади плеснуло — стрела, пущенная наугад, ушла в воду за кормой. Я лихорадочно сделал еще несколько гребков; еще один выстрел прошел левее и дальше — а затем враг понял, что упустил цель.
И позади, рассекая тишину, пронесся дикий и злой вопль… уже не звериный.
Женский.
Я чувствовал себя так, словно попал в огромную крынку с молоком. Не в обычную, глиняную, тогда бы вокруг было темно — нет, в ту, дорогую и редкую, оставшуюся от Древних Времен. В ту, что без ручек, с тонкими стенками и широкой горловиной… Неяркий белый свет вокруг, везде — и ничего больше. Белый свет плыл за бортом, не давая рассмотреть воду, клубился на дне лодки, вокруг неподвижного тела, струился между пальцами. На миг я испугался — а вдруг задохнусь? — и замирая, прислушался к ощущениям в груди. Ничего страшного, воздух как воздух…
Стало непонятно, движемся ли мы, или стоим на месте — я сделал несколько гребков, но лодка словно бы висела неподвижно. Куда двигаться? Вперед? Несколько неверных движений — и мы закружимся на месте, или еще того хуже — повернем обратно, прямо под нос неведомой убийце. Как хорошо было бы сейчас оказаться в родном поселке, рядом с Мамой, или с Дядей… на худой конец, подошла бы и Матушка-Учительница! Попасть в свою комнату, лечь в теплую и уютную постель… помочь Эмилю…
Помочь Эмилю!
Мой друг по-прежнему лежал на дне лодки, там же, где сбила с ног стрела. Я взглянул ему в лицо — и испугался еще сильнее: Эмиль был совсем белый, словно окружающий туман, и казалось, совсем не дышал; в плече, ближе к ключице, похожий на какой-то уродливый куст-сорняк, торчал алый хвостовик стрелы. Почему я стою, надо же что-то делать! Руки заскользили, когда я попытался приподнять бесчувственное тело — одежда была странно мокрой и липкой. Богиня, он же истекает кровью!
Бежим!
Нестерпимо захотелось убежать — неважно куда, лишь бы подальше от этого страшного места и мальчика, который вот-вот умрет. Убежать и спрятаться, и пусть все это будет без меня, пусть я ничего не увижу! Я же не виноват, я всего лишь мужчина! Я…
Желание сейчас же, не рассуждая, прыгнуть за борт оказалось настолько сильным, что пришлось напрячь все тело — несколько раз, словно выдавливая из глубины скопившуюся трусость. Глубокий вдох, задержать дыхание, медленный выдох… неужели помогает? Пальцы по-прежнему мелко дрожали, когда я расстегивал пуговицы рубашки. Если нет бинта, можно использовать одежду, порвав ее на длинные ленты — кажется, так говорилось в той книге?
Хорошие мальчики никогда не рвут свою одежду!
Плохой мальчишка!
Богиня, что же это со мной…
Сначала нужно вынуть стрелу. Или — наоборот, не надо? Если вытащить острие из раны, кровь пойдет еще сильнее, но иначе мне не закрыть рану повязкой. Ой, а как ее делать, ведь стрела вошла в плечо, не в руку, повязка соскользнет…