– Кто на рейс 843? Проходите без очереди!
Но досмотр все равно тянется бесконечно. Свистушка с металлоискателем в руках важно хмурит брови, небрежно укоряет его, пожилого человека:
– Сами виноваты, надо было заранее приезжать... Снимайте ботинки, куртку, ремень.
Он с трудом удержался от резкости. Еще минимум пять минут потерянного времени. Если, не дай бог, он не успеет на этот борт, следующий будет лишь в семь утра.
Ходасевич, покуда ехал в аэропорт, набирал номер особняка Холмогоровой минимум раз двадцать. Несколько раз даже – при всей неприязни к подобной технике – пообщался с автоответчиком. Просил падчерицу срочно – чрезвычайно срочно! – ему перезвонить. Хотя всегда раньше придерживался правила: никогда не выдавай конфиденциальной информации в общедоступное поле.
Мобильник затренькал в самый неудобный момент: Валерий Петрович как раз снял ботинки и, кряхтя, облачал стопы в бахилы. Отставив пластиковую коробку, куда уже уложил обувь, он поспешно нажал на «прием».
– Слушаю!
За спиной тут же заскрипел возмущенный женский голос:
– Мужчина! Вы нас задерживаете!
– Валерочка! – донеслось из трубки.
– Господи, Таня... – выдохнул полковник.
– Товарищ! – прикрикнула на него служительница. – У нас всего два лотка! На всех! Немедленно ставьте свои ботинки на ленту!
Ну что за бред?!
И Ходасевич без перехода добавил:
– Я в Шереметьево-I. Вылетаю рейсом в двадцать два ноль-ноль.
– Куда? – опешила падчерица.
– К тебе. В Сочи.
Он прижал трубку ухом, начал вставать. В спину стрельнуло острой болью.
– Регистрация на рейс 843 закончена! – в который уже раз выдал громкоговоритель.
Полковник наконец водрузил пластиковый лоток с обувью на транспортер. Таня, кажется, была в шоке.
– Валерочка, я, конечно, очень рада, – лепетала в трубке она. – Но сейчас ведь уже половина десятого... твой самолет, получается, только в начале первого прилетит... Я, наверное, не смогу тебя встретить...
Он отрубил:
– Помолчи, Татьяна.
Валерий Петрович редко позволял себе говорить в таком тоне. Хотя иногда есть смысл и в грубости: тетка на предполетном контроле сразу взглянула на пассажира с уважением. Еле чиркнула по массивной фигуре сканером, проговорила:
– Проходите.
Он, прижимая телефон ухом, выловил из аппарата коробку с обувью. Начал, кряхтя, надевать туфли.
А Таня залепетала:
– К тому же здесь похороны, чужие люди, и не очень удобно...
Ходасевич наконец натянул ботинки. Доковылял до стойки регистрации. Протянул озабоченной девушке билет и паспорт.
– Регистрация закончена! – возмущенно пискнула та.
Валерий Петрович на нее даже не взглянул. Выдохнул в телефонную трубку:
– Таня. Тебе грозит опасность.
Самолетная дева с интересом взглянула на него. Поспешно схватила паспорт с билетом, защелкала клавишами компьютера. А Валерий Петрович заговорил тихо, но веско:
– Я тебя прошу! До моего приезда ни в коем случае не оставайся одна. И ни под каким видом не выходи из дома.
– Объясни, пожалуйста, что случилось? – твердо проговорила падчерица.
Приказам Татьяна не повиновалась даже в детстве. Всегда приходилось объяснять ей, чем полезны овсянка и какао и почему необходимо спать днем.
Полковник вздохнул и еще больше понизил голос:
– Я все объясню, когда приеду. А пока... будь особенно внимательна, когда общаешься с Матвеем Максимовичем Алтуховым. Или с кем-нибудь из его людей.
Регистраторша вскинула на Ходасевича глаза:
– К сожалению, самолет полный. Регистрация закончена, ваше место уже отдали, и поэтому...
– Меня это не интересует, – оборвал ее полковник и сунул под нос удостоверение.
Девушка затравленно взглянула на золоченый герб поверх красных корочек. Пролепетала:
– Я, конечно, могу вас посадить в бизнес-класс...
А Татьяна, кажется, даже обрадовалась возможному приключению. Возбужденно заговорила:
– Слу-ушай, Валерочка! Я ведь тоже насчет него подумала! А сегодня, знаешь, что подслушала? Он, оказывается, на землях Холмогоровой большое строительство затевает...
– Я знаю, – перебил полковник.
– У вас место один А, – вернула ему документы женщина-регистратор.
Даже не в бизнес – в первый класс посадила.
– Можете подождать приглашения на посадку в ВИП-зале, он находится...
– Я знаю, где, – перебил полковник.
Вряд ли в аэропорту что-то изменилось с тех пор, когда он постоянно летал по делам службы. Тогда ВИП-зал назывался «залом официальных делегаций», в просторечии «депутатским».
Ходасевич забрал документы и, торопливо шагая в сторону ВИП-зала, заговорил в трубку:
– Я прилетаю... надеюсь прилететь в Сочи через два часа. Ты можешь организовать, чтобы за мной выслали машину?
– Могу, наверное... – неуверенно пробормотала падчерица. – Только еще ведь внедорожник нужен, от Красной Долины...
– Значит, организуй и внедорожник, – отрубил полковник. – Рейс восемьсот сорок три. Я лечу первым классом, поэтому водитель может подъехать прямо к трапу на летное поле.
Полковника вдруг осенила еще одна идея: хорошо бы ему прочесть то, что Татьяна написала для покойной Холмогоровой. Цепочка роковых событий завязалась после того, как бизнесменша взялась за мемуары. Может, ее воспоминания стали детонатором?
Ходасевич метнул взгляд на часы: без двадцати десять, посадку, если рейс не задерживается, должны объявить минут через десять. Критически малое время – но оно есть. А технический прогресс в наше время широко шагнул. И наверняка достиг залов ожидания для пассажиров первого класса. Полковник не сомневался, что там имеются компьютеры, подключенные к Интернету. Да и принтер, возможно, тоже.
И он обратился к падчерице:
– Ты можешь... в течение ближайших пяти минут... выслать мне по электронной почте рукопись?
Надо отдать Тане должное: соображала она быстро. Поэтому лишних вопросов задавать не стала, лишь уточнила:
– О Марине Евгеньевне?
– Да!
– Вполне, – хладнокровно ответила девушка. – Его копия есть в хозяйском компьютере. Подождешь?
– Объявляется посадка на рейс 843 Москва – Сочи, – возвестил громкоговоритель.
– Таня, только быстро. Очень быстро! – попросил отчим.
– Жди на трубке, – велела она. – Айн момент!
Когда падчерице грозила опасность, у нее, отчим знал, второе дыхание открывается. Он не сомневался: девушка будет действовать быстро и точно.
Щелканье, металлический писк, Танино бормотанье: «Пароля тут, по-моему, нет... ага, открылось... щаз... тут под книгу отдельная директория...» И удивленный выклик:
– Валера, а тут ее нет! Пусто!
– Можешь быстро скопировать? Из своего лэп-топа? – спросил полковник.
– Конечно. Жди.
И полковник честно ждал. Громкоговоритель несколько раз сообщил, что посадка закончена, а потом обратился лично к нему:
– Пассажир Ходасевич. Вас просят срочно пройти на посадку!
А Таня все молчала, слышалось только ее учащенное дыхание.
К полковнику уже спешила очередная девушка в синей униформе:
– Это вы на рейс 843?
И тут падчерица наконец откликнулась:
– Валера! А его тоже нет!
– Кого?
– Моего ноутбука!
В ее голосе звучали панические нотки.
– Пожалуйста, пойдемте на посадку... – заискивающе обратилась к полковнику служительница – прикрикивать на пассажира первого класса не решалась.
И тогда Валерий Петрович произнес в трубку:
– Ладно, Таня. Бог с ней, с рукописью. Я вылетаю. Созвонимся через два часа. А пока будь крайне, чрезвычайно внимательна. И ни в коем случае не выходи из дома.
Таня
Таня покинула кабинет в большой растерянности. Валерочка вдруг с бухты-барахты посреди ночи вылетает к ней... И толком ничего не объяснил. Общие слова про опасность да что надо Алтухова остерегаться – не в счет. И ее лэп-топ вдруг исчез. И, главное, – текст воспоминаний!
Девушка задумчиво брела мимо гостиной. А вот, кстати, и Матвей Максимович, легок на помине. У окна, с сигарой. Рядом Антоша Шахов застыл в подобострастном изгибе. Таня остановилась, прислушалась: беседуют про какие-то технические обоснования. И на нее ноль внимания.
Мог ли Алтухов убить Холмогорову ради своего строительного проекта? В памяти всплыл разговор с Мариной Евгеньевной. Ох, кажется, она говорила, что на совести Алтухова уже душ двадцать, не меньше!
Тогда ей показалось, что Холмогорова своего приятеля оговаривает. Но сейчас, после ее смерти, все виделось в ином свете. Так что, наверное, отчим прав. Надо забиться в свою комнату и до его приезда сидеть тихо. Но прежде придется еще разик служебным положением злоупотребить.
Таня позвонила по внутреннему телефону в домик прислуги. Пригласила к аппарату водителя и безапелляционным тоном велела немедленно отправляться в аэропорт – встречать рейс 843. А потом вернулась в свою комнату. Тщательно заперла дверь. И завалилась на кровать.
Таня позвонила по внутреннему телефону в домик прислуги. Пригласила к аппарату водителя и безапелляционным тоном велела немедленно отправляться в аэропорт – встречать рейс 843. А потом вернулась в свою комнату. Тщательно заперла дверь. И завалилась на кровать.
Ночь, предчувствовала она, может оказаться нервной. Поэтому, пока отчим едет, нужно набраться сил. Подушку на ухо, привет Морфею, и пропадай все пропадом...
Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера.
Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок.
Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила:
– Слушаю тебя.
– Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги.
– Кто просил?
– Станислав Игоревич.
– Стасик, что ли?
– Ну да.
– А сам он прийти не мог? – буркнула Таня.
– Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала.
– Когда это было? – Таня взглянула на часы.
Зухра виновато склонила голову:
– Ой, я совсем замоталась. С час назад, наверное... Я бы раньше передала, но не нашла вас. Пришла сюда – вас нету. А потом меня на кухню сразу позвали... Картошку чистить, а то не хватило...
– Да хватит уже оправдываться! – досадливо воскликнула Татьяна. Развернула листок.
Только две строчки. Почерк красивый. «Танюшка! Жду у главных ворот. Выходи, пожалуйста, сразу, как сможешь. У меня для тебя офигенный сюрприз. Стас».
– О боже! – простонала Татьяна.
Вполне в духе Холмогорова-младшего: сюрприз даже в день похорон матери. Какие-нибудь очередные бабочки. Или, по ночному времени, фейерверк. Но только как же ей не хочется сейчас никого видеть! Даже Стаса с его молящими убийственно-синими глазами.
– Зухра, послушай. Давай ты скажешь Стасу, что меня не нашла? – жалобно попросила Таня.
Горничная вскинула на нее жалобные глаза:
– Но я ведь ему обещала, что передам...
Значит, сто процентов, скажет Стасику правду. Ее можно понять: он ей – хозяин, а она, Таня, – никто.
Но что ему опять пришло в голову?
Садовникова взглянула на часы: двадцать два пятнадцать. За окном кромешная тьма. Из столовой уже доносится хоровое пение – поминки достигли своего апогея. Не самое лучшее время для сюрпризов... К тому же отчим ей строго велел: из дома ни ногой.
Таня еще раз перечитала записку. Внимательно взглянула на Зухру:
– Тебе ее точно Стас передал?
– Да.
– Лично? Из рук в руки? – допытывалась Садовникова.
Горничная вспыхнула:
– Я не обманываю! Честно! Сам зашел на кухню и сказал: передай, пожалуйста, Тане.
– Не обижайся, Зухра, – примирительно заговорила Татьяна. И объяснила: – Я просто не понимаю, почему записка? Отчего сам не мог прийти?
– А спешил он.
– С чего ты взяла?
Девушка смущенно опустила глаза:
– Я ему вслед выглянула и увидела... Его возле кухни какой-то мужик ждал. Напустился на него: чего, мол, копаешься...
– Какой еще мужик? – насторожилась Таня.
– Да я не разглядела, – вздохнула Зухра. – Какой-то барин. В смысле – гость.
– Алтухов? – небрежно поинтересовалась Таня.
– Нет, что вы! – воскликнула горничная. – Матвея Максимовича я бы узнала.
Странно... Может, все-таки не ходить? Но Стас наверняка жестоко обидится. Его и не видно весь вечер, скорее всего потому, что свой сюрприз готовит. Старается, наверное. Надеется. Ждет.
– Ладно, Зухра, спасибо, – кивнула Таня.
И, едва горничная вышла за дверь, кинулась к зеркалу. Краситься она, конечно, не будет, но немного блеска на губы и нежного, будто легкий загар, тональника никогда не помешают...
Вышла за ворота и в свете фонарей, освещавших въезд, увидела: прямо в траве яркими камнями необычного фиолетового цвета выложена стрелка. Она указывала направо. Рядом с ней (видимо, Стас невысоко оценивал ее умственные способности) лежал лист бумаги. На нем значилось: «ТУДА».
Таня против воли улыбнулась и послушно повернула направо. Обогнула двухсотметровый забор. Здесь уже еще темнее – только луна и тусклый фонарь на углу. Но еще одну стрелку, из тех же необычных фиолетовых камней, девушка увидела без труда. Теперь она показывала влево, в глубь леса. Таня поежилась. Сюрприз, конечно, сюрпризом, но страшновато. Половина одиннадцатого вечера, горы, да еще и отчим ее застращал...
– Стас! – вполголоса крикнула она. – Выходи! Я боюсь!
Тишина.
– Стас, ладно тебе! Пошли вместе! Сам свой сюрприз покажешь!
Снова ни звука в ответ, только сова где-то в лесу заухала.
«Чего бояться? Что я, как гимназистка...» – пробормотала себе под нос Татьяна. И решительно шагнула в темноту. Почти совсем не страшно. Горный лес не такой глухой, как в средней полосе, – деревья невысокие, и стоят реденько. К тому же поляна совсем рядом, метрах в ста, виднеется. Наверное, там ее и ждет сюрприз. И Таня против воли лукаво улыбнулась – может, на поляне произойдет и еще что-нибудь? Нет, ничего слишком вольного. Просто еще один поцелуй – раз уж тут, на юге, принято крутить любовь в байроническом антураже. А что, очень романтично: ночь, луна, отдаленный шум водопада...
Она ускорила шаг и буквально вихрем влетела на полянку. И в изумлении остановилась. Не снится ли ей?!
Поляна утопала в цветах. Настоящих, садовых. Самых разных: тюльпаны, розы, нарциссы, васильки, лилии, герберы... Причем цветы не навалены – они торчат из земли. В беспорядке, будто посаженные рукой неумелого, но щедрого садовника. Стоят, прекрасные в своем хаотичном великолепии.
– Ох, Стас... – растроганно пробормотала Таня.
Сколько же он старался, чтобы устроить в глухом лесу огромную, прекрасную клумбу!
Но где же он, юный, прекрасный принц?
И девушка выкрикнула:
– Стас, я тут! Выходи!
Опять тишина.
Тане стало зябко. Все-таки одна, в лесу, в кромешной тьме – только точечки звезд мерцают. Даже луны нет – за горой скрылась.
Цветы уже не радовали – глупость несусветная, высоко в горах высаживать розы с герберами. Нетрудно догадаться, в какую немалую копеечку влетела эта забава Стасу. Лучше бы материально помог, ей-богу. Или хотя бы от обязательств по договору освободил.
Поведение парня чем дальше, тем больше казалось неразумным. Зачем было вызывать ее запиской, а самому прятаться? Детский сад какой-то.
И Таня уже повернулась, чтобы уйти, когда вдруг краем глаза заметила – в кустах на обочине поляны что-то ворохнулось. Наверное, Стас. А что, вполне в его духе – наблюдать из засады за ее восторгами. Жаль только, что восторгов уже не осталось. Лишь досада и желание поскорее добраться до особняка да завалиться в постель.
Опять шорох, шевеление – теперь чуть левее. Нет, хозяева (а в том, что хозяин на этой полянке Стас, девушка не сомневалась) так себя не ведут. В кустах явно не он. Но кто? Волк? Рысь?
И она кинулась – но не в направлении кустов, как собиралась, а наоборот, через клумбу. Быстрее прочь отсюда! Бега не получалось – цветы мешали, по ногам больно хлестали своими колючками розы.
– Ч-черт! – простонала она.
Обернулась в сторону проклятых кустов и увидела – от них отделилась мужская фигура. Коренастая. Высокая. Незнакомая. Вся в черном. Ничего общего с субтильным, тонкокостным Стасом.
Бежать!
Но до забора метров сто. И потом еще вдоль него, до ворот, добрых триста...
А мужчина движется уверенно, быстро, и расстояние между ними сокращается с каждой секундой. Да еще проклятые цветы тормозят бег, обвивают ноги...
– Помогите! – в голос закричала Татьяна.
Может быть, охранник на воротах услышит?
Она вновь обернулась и увидела: человек в черном уже совсем рядом, и в его руках в тусклом свете звезд мерцает лезвие ножа... И он, этот мужчина, знаком ей, очень знаком... Он ускоряет бег, нож в его руках взмывает...
– Мама! – выдохнула Таня.
И в тот же момент споткнулась.
«Все, конец», – просвистело в голове.
Однако мужчина тоже не ожидал, что она упадет. Резко замедлил бег, потерял равновесие, острие ножа просвистело в паре сантиметров от Тани и воткнулось в землю.
Ура! Судьба дает новый шанс!
И Таня уже вскочила, чтобы бежать дальше, – но вдруг увидела, обо что споткнулась.
На земле среди тюльпанов и роз лежал Стас. Его грудь была залита кровью, глаза бездумно смотрели в небо. Мертв, сомнений не было.
– Боже! – простонала девушка.
На долю секунды она просто отключилась, забыла, что находится в чужом, враждебном лесу, что за ней погоня... Смотрела в эти навсегда застывшие, безупречно синие глаза и не могла наглядеться. И даже не думала о себе и об опасности, что ей угрожает.