– Массовое отравление! – с торжеством в голосе бросил он нам, пробегая мимо. – А вы как себя чувствуете? Если вам очень плохо, то отправляйтесь к спортивному комплексу, там собираются те, кому необходима госпитализация.
Мы поспешили его разочаровать, сказав, что с нами все в порядке. Мне показалось, что он расстроился. Но долго с нами разговаривать он не стал и побежал дальше, а мы отправились досматривать свои сны. Утром выяснилось, что больше половины турбазы отправлено в больницу, а тех, кого она не вместила или кто не пожелал туда ехать, оставили в их домиках, снабдив лошадиной дозой антибиотиков. Для неотравленных был сервирован скромный завтрак, из которого были исключены все молочные и мясные блюда. В итоге нам всем пришлось довольствоваться чаем с черствой булочкой. На обед подали отварную вермишель с кетчупом и консервированный компот. Поэтому я не удивилась, когда Мариша заговорила о том, чтобы сходить в ближайший населенный пункт, в котором наверняка имеется какой-нибудь магазинчик, и купить там что-нибудь более существенное. Из ее сбивчивых пояснений я поняла, что это «существенное» здорово смахивает на несколько банок тушенки.
– Думаешь, они там будут? – с сомнением спросила я.
Мариша в это время о чем-то сосредоточенно думала и потому не обратила внимания на мои сомнения.
– Та дамочка, которая вчера уронила чашку и метала на Оксану испепеляющие взгляды, ела за ужином свиную тушенку, – задумчиво сказала Мариша. – Я еще обратила внимание на то, что она пришла в столовую, посмотрела, что там дают, ушла и через некоторое время вернулась с двумя банками. Она угостила своих соседей, и они все ели только свежие овощи с этой тушенкой. Надо найти даму и спросить, откуда у нее взялась тушенка и не продаст ли она нам излишек, если он у нее имеется.
Домик дамочки мы нашли довольно скоро. Но ее самой в нем не было, точно так же, как и ее вещей.
– Куда же она делась? – растерянно спросила я, осматриваясь по сторонам. – И где ее вещи?
– Могла бы хоть продукты оставить, – поддержала меня Мариша. – Зачем они ей в больнице?
– Может, навестить ее? – предложила я. – Заодно и насчет тушенки узнаем.
– Точно, – воодушевилась Мариша. – А если у нее с собой тушенки не окажется, купим хоть чего-нибудь другого.
Мы отправились собираться, но по пути наткнулись на трех полных дам, которые неторопливо шествовали загорать. По ним нельзя было сказать, что вчерашний ужин оказал на них сколько-нибудь заметное действие.
– Это они! – прошипела мне в ухо Мариша. – Те соседки, с которыми наша дамочка делилась своей тушенкой. Но смотри, они отлично выглядят. Где же в таком случае сама дама?
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я с женщинами. – Загорать идете? А где же ваша соседка по столовой? Я ее что-то сегодня не видела.
– Ах, вы говорите про Ларисочку? – воскликнула одна из них. – Она, бедняжка, угодила в больницу. Я ночью слышала стоны из ее комнаты, хотела зайти, но дверь оказалась закрыта. Я стучала, стучала, но никто не открывал, тогда я перепугалась по-настоящему и побежала за помощью, а когда пришла, то дверь уже была открыта, а Ларисочка исчезла.
– А вещи были на месте? – поинтересовалась я.
– Мне показалось, что кое-что она взяла с собой, – задумчиво произнесла дама.
– Кое-что?! – воскликнула Мариша. – Но сейчас у нее в комнате пусто.
– Вы что, девушка, подозреваете, что я стащила вещи бедной Лары? – обиделась дама. – Ну, у вас и воспитание. Может быть, вы и могли бы позариться на чужое добро, но я не из таковых!
И она, пылая праведным негодованием, гордо прошествовала мимо нас.
– Придется ехать в больницу, – со вздохом заключила Мариша. – Только как быть с местным населением, они тут летом только и занимаются тем, что похищают девушек, насколько я поняла.
– Значит, нам надо заручиться поддержкой парочки местных жителей, чтобы все остальные думали, что нас уже похитили и рот на нас не разевали, – предложила я.
Мариша горячо одобрила мое предложение, и мы отправились искать подходящие кандидатуры. Они нашлись очень быстро. Это был инструктор соседней группы и его приятель, который работал на турбазе охранником и приходился кем-то вроде кузена нашему Махмеду. У инструктора на турбазе тоже был какой-то родственник, который попал в число угодивших в больницу, и он собирался его навестить. А охранник сам чувствовал себя скверно и хотел получить что-нибудь более действенное, чем порция левомицетина. Оба парня довольно быстро согласились прихватить нас с собой. И даже, если придется, сопроводить до любого нужного нам места.
В городок Б. мы приехали в самое пекло и немедленно направились в больницу, хотя я лично есть уже не хотела и одна мысль о жирной тушенке вызывала во мне бурю протеста.
– Когда похолодает, ты не так запоешь, – заверила меня Мариша.
И мы пошли в больницу, где милая девушка спросила, кого мы хотим видеть.
– Ты знаешь фамилию Ларисы? – спросила я у Мариши, отвисшая челюсть которой однозначно свидетельствовала об обратном.
– Если вам нужна та симпатичная кудрявая Лариса, с которой Махмед шашни крутил, то она Васильева, – встрял в наш разговор охранник.
– Васильевой у нас нет, – немедленно заверила нас девушка в регистратуре.
– Ни одной? – не поверила Мариша. – Не может быть, чтобы в такой большой больнице не было ни одной Васильевой, это очень распространенная фамилия.
Я незаметно пихнула ее ногой и посоветовала припомнить, где она находится. Мариша поняла мой совет несколько превратно и спросила:
– Можно нам самим посмотреть, здесь наша знакомая или нет?
Разумеется, ей это не разрешили.
– Не надо было и спрашивать, – сердито пробубнила Мариша. – Никогда раньше не спрашивала, и зачем теперь принялась? Это ты на меня так плохо влияешь. Я всегда сначала делаю, а потом, если выясняется, что делать это было нельзя, то извиняюсь. И все довольны. А как нам быть теперь? Если мы проберемся в больницу, то это будет прямым нарушением запрета. Видишь, на что ты меня толкаешь.
Последнюю фразу Мариша договаривала, уже поднявшись на один пролет по лестнице, а перед этим она улучила момент и проскользнула мимо зазевавшейся девушки в регистратуре. Меня она протащила следом за собой. На втором, третьем и четвертом этажах располагались палаты с больными. Мы все их обошли и везде спрашивали про Ларису, но в каждой палате нам твердо отвечали, что таких здесь нет. Заглянув в последнюю палату на четвертом этаже, Мариша заключила:
– Значит, она на первом.
Воспользовавшись еще раз рассеянностью девушки в регистратуре, мы хотели осмотреть также палаты первого этажа, но выяснилось, что там лежат исключительно мужчины. Поэтому наши вопросы про Ларису здесь звучали бы несколько двусмысленно.
– Если в больнице ее нет, то где же она? – спросила Мариша после того, как мы вышли на свежий воздух.
– По словам шофера, у нее был роман с Махмедом, – напомнила я. – А представь себя на ее месте, когда Оксана вылезает со своим заявлением, что всю ночь Махмед был с ней, а тот и не думает это отрицать. Естественно, Лариса могла приревновать и гордо удалиться в неизвестном направлении, чтобы Махмед, когда поймет, какое сокровище потерял, сделать бы уже ничего не мог.
– Прямо среди ночи и удалилась? – не поверила Мариша. – Сначала стонала у себя в номере, а потом взяла часть вещей и гордо удалилась, вместо того чтобы лечь в больницу, если ей было плохо физически, или набить морду изменнику или сопернице, если ей было плохо морально? И потом передумала удаляться, вернулась, захватила остальные вещи, снова передумала и уже удалилась окончательно? И куда бы она направилась среди ночи – топиться? А тогда вещи зачем? И неужели она отказала себе в удовольствии перекинуться парой фраз с подлым изменником? Прямо не верится.
– Почему не верится? Я бы, например, поступила точно так же. Совершенно бесполезно объяснять человеку, какой он подонок, он все равно не поверит.
– И ты бы просто ушла? – удивилась Мариша. – Не ожидала от тебя.
– Нет, не просто, перед уходом я бы навестила его жену и поплакалась бы ей в жилетку. И еще постаралась бы, чтобы и мама этой жены присутствовала при разговоре. Тогда бы подлецу была обеспечена веселенькая жизнь на ближайшие несколько месяцев. И до конца он бы никогда уже не отмылся.
Мариша с восхищением посмотрела на меня.
– Предполагаешь, что жена Махмеда может знать что-то о судьбе Ларисы? – спросила она, закончив восхищенно разглядывать меня. – Значит, мы сейчас должны найти ее дом.
Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я полагала, что мы сейчас купим необходимые нам продукты и отбудем восвояси, предоставив Ларису ее собственной судьбе. Но Мариша уже набирала обороты, в красках расписывая мне нашу встречу с женой Махмеда. При этом предполагалось, что та должна быть полностью в курсе амурных похождений своего мужа. О том, что это может быть для нее полнейшей неожиданностью, Мариша не задумывалась. Найти дом Махмеда нам помог то ли кузен, то ли шурин самого горе-любовника. При этом он даже не спросил, какого черта нам потребовался его дом. Мог быть и более предусмотрительным, я бы на его месте призадумалась, если бы ко мне обратились с подобным вопросом две девицы.
Мариша с восхищением посмотрела на меня.
– Предполагаешь, что жена Махмеда может знать что-то о судьбе Ларисы? – спросила она, закончив восхищенно разглядывать меня. – Значит, мы сейчас должны найти ее дом.
Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я полагала, что мы сейчас купим необходимые нам продукты и отбудем восвояси, предоставив Ларису ее собственной судьбе. Но Мариша уже набирала обороты, в красках расписывая мне нашу встречу с женой Махмеда. При этом предполагалось, что та должна быть полностью в курсе амурных похождений своего мужа. О том, что это может быть для нее полнейшей неожиданностью, Мариша не задумывалась. Найти дом Махмеда нам помог то ли кузен, то ли шурин самого горе-любовника. При этом он даже не спросил, какого черта нам потребовался его дом. Мог быть и более предусмотрительным, я бы на его месте призадумалась, если бы ко мне обратились с подобным вопросом две девицы.
Домик, который нам указали, выглядел очень славным. Стоял он посреди очень запущенного фруктового сада. С ветвей деревьев свешивались зрелые персики и сильно припозднившиеся груши. А у залитой солнцем стены дома стояли деревянные подпорки, сплошь увитые виноградной лозой с налитыми гроздьями темно-синих ягод. В садике бегало множество ребятишек от трех до десяти лет. Все они просто физически не могли быть детьми Махмеда, но парочка наверняка принадлежала ему. В тени под раскидистым тутовником был расстелен яркий ковер, на котором расположилось несколько молодых и относительно молодых женщин. Одна из них должна была быть женой Махмеда. Все они выглядели не забитыми и покорными, а, напротив, очень довольными своей жизнью.
– Не похоже, чтобы она сильно расстраивалась из-за измен своего мужа, – осторожно начала я. – Может быть, ей про них просто не известно?
– Вот и отлично, – отрезала моя подруга. – Заодно и глаза ей раскроем.
Все это время мы стояли возле невысокого заборчика, на скорую руку слепленного из камней и глины и отделявшего сад от улицы. Местные жители здесь явно не слишком заботились о том, чтобы скрыть свою личную жизнь от глаз соседей. При желании можно было увидеть немало интересного. Я как раз собиралась обдумать мысль о том, а не сходить ли нам сначала по соседям, как из-за забора напротив раздались голоса.
– Нет, Махмеда я прошлую ночь не видел, – произнес старческий голос. – По-моему, он вообще не приходил домой. Это всегда слышно, когда он возвращается. Дети сразу же поднимают крик, и мы с женой понимаем, что это Махмед вернулся. А вот в эту ночь он домой приходил. Заявился он почти перед рассветом, я как раз вышел в сад и увидел, как он закрывает за собой калитку.
– А прошлым вечером его, значит, дома не было? – нетерпеливо уточнил мужской голос.
– Я его не видел, – сухо подтвердил старик.
После этого они попрощались, и на улицу вышел молодой парень, при виде которого Мариша пихнула меня в бок.
– Это один из тех, кто приезжал к нам на турбазу, когда нашли тело, – сообщила она мне страшным шепотом. – Что это им здесь потребовалось?
– Проверяют алиби Оксаны, – пояснила я ей. – Она ведь сказала, что была с Махмедом, а если кто из соседей признается, что видел его в это время спокойно коротающим вечер в кругу семьи, то ее алиби рассыпается как карточный домик. Но зачем Махмеду потребовалось возвращаться домой вчера, да еще на рассвете? Вполне мог бы переночевать на турбазе.
– Может быть, его совесть замучила, – высказала предположение Мариша. – Решил навестить семью.
– Сегодня в восемь утра я видела, как он вышагивал по турбазе, а если учесть, что светает здесь часов в шесть, то получается, что из дома он должен был сломя голову мчаться обратно на работу. Неужели он так соскучился по своим домочадцам, что не смог дотерпеть до вечера, а примчался под утро, когда они все спят? И это все только ради того, чтобы взглянуть на них?
– А если дед ошибается? – внесла нотку здравого смысла в мои рассуждения Мариша. – По голосу похоже, что ему перевалило за восемьдесят. В таком возрасте отдельные дни уже не имеют большого значения и благополучно сливаются один с другим.
Пока мы обсуждали деда, молодой человек, который только что с ним разговаривал, зашел в соседний сад. Хозяев видно не было, и он прошел к дому.
– Пошли тоже послушаем, – сказала Мариша, толкая резную калитку.
Но на этот раз нам не повезло, услышать ничего не удалось, так как разговор велся в доме, а окна тут наглухо замуровывались, и сквозь них наружу не доносился ни единый звук. Но хозяева так убедительно трясли головами и разводили руками, что и без слов было понятно: сказать что-нибудь полезное для следствия они не могут. Но зато они горели желанием помочь ему в меру своих сил и возможностей. С этой целью они решили привлечь к делу следующих соседей.
Мы с Маришей едва успели спрятаться за глинобитной стеной сарайчика, как хозяева выскочили на крыльцо, таща за собой покорного милиционера. Ничего другого ему и не оставалось, высокая и худая женщина цепко держала его за рукав, так что вырваться без ущерба для своего внешнего вида парню не удалось бы. Муж женщины олицетворял собой всю мировую скорбь. Казалось, что его всю жизнь держали на голодном пайке и при этом еще и работать заставляли от зари до зари. Усы у него висели двумя сосульками, а вся его долговязая фигура излучала такую муку, что хотелось разрыдаться и немедленно дать ему денег, чтобы хоть как-то его утешить. Его жена открыла рот, и нам с Маришей стало ясно, что деньгами тут делу не поможешь, разве что очень большими.
Голос хозяйки напоминал звук электропилы, когда она вгрызается в здоровенное бревно, только по сравнению с этим голосом бензопила звучала, как райская скрипка.
– И-и-я! – завопила женщина так, что, по-моему, ее должен был слышать весь город. – Выйди, дело есть! И-и-я!
В сарайчике рядом с нами в ужасе заметалась какая-то живность, видимо, полагая, что наступил конец света. Наконец на крик женщины из-за соседнего заборчика показалась кудрявая рыжая шевелюра, а потом и веснушчатая физиономия, принадлежащая молодому парню лет двадцати с небольшим.
– Ты вчера червей у меня в навозе копал? – набросилась эта жуткая особа на бедолагу. – Пока копал, что видел?
Затруднять себя тем, чтобы подойти поближе к соседскому забору, «бензопила» не стала, и разговор велся на расстоянии нескольких десятков метров. На шум стали выглядывать другие соседи. Их можно было понять, спрятаться от пронзительного голоса соседки все равно было невозможно, так хоть насладиться даровым представлением.
– Я не копал, – попытался отвертеться парнишка.
– Я же тебя видел, Илья, – укоризненно произнес муж горластой тетки. – И не я один, все соседи видели. Ты уже вторую ночь с фонарем по садам околачиваешься.
– Точно! – поддержала его толстая женщина, живущая через дорогу. – Почему нормально попросить не можешь? Что нам, червей жалко?
– Не копал я червей! – завопил не хуже своей соседки рыжий парень. – Чего вы прицепились! Мне для дипломной работы нужны образцы ночных насекомых нашего края. Что же мне делать, если разные виды живут на разных деревьях, а у нас в саду сплошная черешня на продажу? А знаете, что такое черешня на продажу? Это когда ее заливают разной химией и прочей гадостью, чтобы вредителей на ней не было, а были бы одни ягоды. Где же мне брать образцы для своей работы? Вот и приходится бродить по чужим садам.
– Так ты вредителей изучаешь? – уважительно поинтересовался муж горластой женщины. – А я думаю, чего это он червей копает каждую ночь, а на рыбалку идти вроде и не собирается. Жене еще сказал: «И чему их в России в институтах учат?»
– Ты сказал, что не надо было Ренату русскую в жены брать, дети от таких браков мало что рыжие, так еще и на голову слабые, – немедленно добавила во всеуслышанье его жена.
Усатый кинул виноватый взгляд на рыжего Илью и поспешил ретироваться в дом.
– Дальше я сам, – быстро сказал милиционер, увидев, что горластой тетке есть еще много чего сказать. – Спасибо вам.
Но от бабы было не так просто отвязаться, она пошла следом за милиционером, и, благодаря ее репликам, нам с Маришей удалось проследить ход беседы милиционера с рыжим парнем. Выяснилось, что он уже целую неделю ночь за ночью обыскивает окрестные сады в поисках какого-то удивительного жука, который, с одной стороны, в изобилии водится в данном регионе, как утверждают все учебники, а с другой стороны, никто из проживающих здесь его никогда не видел. Но тем не менее свидетельские показания сельчан к дипломной работе не пришьешь, а без этого жука ни один профессор не примет работу студента. Вот и приходится бедному Илье проводить свои свободные ночи, шаря по соседским садам и навлекая на себя подозрения бог весть в чем.
Все это мы с Маришей уяснили очень хорошо, одного мы понять не могли: видел Илья Махмеда прошлой ночью или нет.