Но Лиза не осмеливалась выяснить то, чего страстно желала. Она будет, как овечка на закланье. У неё никогда не было ухажёров, а лэрд Броуди мог соблазнить и святую, подумала Лиза. Тем не менее, девушке хотелось, чтобы он видел в ней женщину, полагая, что это заставит горца больше заботиться о ней. У Лизы было ужасное предчувствие, что она полностью потеряет себя, если Цирцен поцелует её. Он был слишком потрясающим. Ей придётся разрядить сексуальное напряжение между ними, и лучший способ сделать это – одеться.
Она опустилась на колени, устремившись к лежащему у ног платью, но он двинулся тут же, словно они сговорились, и оба столкнулись нос к носу. Платье оказалось у Цирцена.
Они уставились друг на друга, пока она считала удары сердца. Она остановилась на двадцати, когда Цирцен одарил её ленивой улыбкой. Напряжение потрескивало в воздухе между ними.
- Ты прекрасна, девушка. – Цирцен накрыл ладонью её щёку, оставив лёгкий поцелуй на губах Лизы прежде, чем она запротестовала. – Длинные ноги, прекрасные волосы, - он запустил в них руку, позволяя шёлковым прядям скользить сквозь пальцы, - и огонь в глазах. Видел я много красивых девушек, но не помню, чтобы когда-либо сталкивался с такой, как ты. Ты заставляешь меня думать, что, возможно, я открою в себе стороны, о существовании которых не знал. Что мне делать с тобой? - Цирцен ждал. Его губы были не более, чем в дюймах от неё.
- Позволь мне одеться, - выдохнула Лиза.
Он напряжённо изучал её лицо. Лиза, задержала дыхание, опасаясь, что если откроет рот, то закричит: ‘Да! Коснись меня, почувствуй меня, люби меня. Чёрт побери, я не знаю, каково это - забыть, что мне больно и что моя мама умирает! ’
Во время болезни мамы Лиза часто признавалась себе, что ей страстно хотелось иметь друга, любовника: человека, кому она могла бы отдать своё сердце за возможность испытать потрясение пусть даже на час, за иллюзию безопасности, тепла и любви. Наполовину в ужасе и обеспокоенная тем, что её мама умирает в одиночестве, Лиза испытала обманчивый порыв найти убежище в руках мужчины, который поклялся ее убить.
‘Не пытайся ставить заплатку на сердце, Лиза’, - напомнила бы ей Кэтрин, будь она здесь. Любое чувство безопасности или близость с ним будут не более, чем иллюзией. Нужно сохранить разум ясным, не заполненным романтическими фантазиями о каком-то средневековом лэрде-горце, который может решить завтра убить её.
Оставив в покое волосы, Цирцен опустил руку, слегка касаясь ключицы и согнув пальцы на кружевных краях лифчика. Очарованный, он изучал прозрачную ткань, его пристальный взгляд ласкал приподнятые изгибы её груди, глубокую тень расселины.
– Посмотри на меня, девушка, - прошептал он. Лиза подняла на него глаза, и ей стало любопытно, что же он видит в них. Нерешительность? Любопытство? Страсть, которую она не смогла спрятать?
Что бы это ни было, оно не являлось согласием, а лэрд был гордецом.
Цирцен проследовал пальцем вниз, по ложбинке между грудей, и в подаренной ей улыбке сквозила печаль, которую Лиза не могла понять.
- Я пошлю кого-то, чтобы принесли тебе другое платье, девушка, - сказал он. Затем Цирцен покинул комнату.
Лиза опустилась на пол, зажав в руках платье. ‘Святые небеса , - подумала она, - что же мне делать ?’
* * *
Тяжело топая, Цирцен вышел из её комнаты, настроение его ухудшалось с каждым мгновеньем. Тело болело с головы до кончиков пальцев на ногах от усилий быть благопристойным с девушкой. Лицо онемело из-за благопристойной улыбки, пальцы сжимались и разжимались от благопристойного прикосновения к выпуклости её груди. Тело протестовало против его обходительности, благородства, благопристойного отступления из комнаты, а рождённый пять сотен лет назад в нем мужчина, о Дагда, рычал, что женщина его! Чёртова доброта! В девятом веке мужчина не спрашивал – он брал! В девятом веке женщина была послушна, признательна, что нашла такого сильного покровителя и кормильца.
Цирцен тихо и горько рассмеялся. Он слишком долго был без женщины, чтобы стойко переносить подобные мученья. Он шёл в комнату, неся плащ, чтобы спрятать Лизу в его больших складках, сосредоточившись в уме исключительно на том, чтобы, насколько возможно, прикрыть её – и только затем, чтобы обнаружить её одетой в два кусочка кружевной, просвечивающихся ткани. С маленькими бантиками! О Дагда, крошечная сатиновая лента беспечно располагалась между грудей, а вторая, шёлковая, - спереди исчезала между ног. ‘Как ‘подарок’ , - подумал Цирцен. – ‘Развяжи мои бантики и посмотри, что я могу дать тебе… ’
Лэрд пытался отвести взгляд. Развернуться на пятках и покинуть комнату, отказывая себе в удовольствии смотреть на красивое тело. Цирцен строго напомнил себе о правиле номер четыре – никакой физической близости. Но это не помогло. Похоже, правило номер четыре очень подружилось с правилом номер один – никогда не нарушать клятву, и уютно расположилось с милым правилом номер два – не врать. Его нарушенные правила стали компанией.
Увидеть подобную одежду оказалось хуже, чем застать Лизу полностью раздетой. Обнажённое тело. Голодные глаза Цирцен пировали бы на каждой щелочке и впадинке её тела, но эти коварные кусочки ткани были созданы, чтобы мучить мужчину обещанием интимных выпуклостей и ложбинок, ничего не даря на деле. Секреты лежали под ними. Её соски круглые, как тусклые монеты, или похожи на сморщенные коралловые почки? Там, внизу, её волосы были столь же медно-золотистые? Если бы Цирцен упал к её ногам, сомкнув руки вокруг Лизиных лодыжек, и начал покрывать поцелуями снизу доверху её длинные, красивые ноги, стала бы она, занимаясь любовью, тихо постанывать или хранить молчание? Нет, внезапно решил Цирцен, Лиза Стоун будет рычать, как львица, когда он возьмёт её. И ему это нравится в женщинах.
Лиза заставила лэрда чувствовать себя голодным животным, запертым в клетку своих собственных правил, и от этого ещё более опасным. За несколько секунд страсть возросла до такой степени неистовства, испугав Цирцена, что он может потянуть Лизу вниз под себя, не заботясь, хочет ли этого она. Вместо этого, лэрд сжал за спиной трясущиеся руки в кулаки, уронив плащ на пол и, думая, что его мать – Моргана, отречётся от него, только за попытку подумать взять силой что-то, что должно быть подарено. Никогда ещё он не был так близок к насилию из-за сильного желания. Лиза пробудила в Цирцене глубокие, примитивные чувства: собственнический инстинкт, ревность, что другой мужчина мог увидеть её в таком виде, необходимость услышать его имя из её уст и одобряющий, страстный взгляд.
Цирцен сделал глубокий вздох, задержав его, пока сердце не успокоилось, затем выдохнул. Теперь он знал, что скрывалось под её одеждой – неважно в какое платье он её оденет – как он сможет снова посмотреть на Лизу, не видя перед внутренним взором нескончаемое пространство шёлковистой кожи? Нежные холмики её груди, с тугими, высокими пиками сосков под тончайшей материей из газа и обделённый вниманием холмик между бёдер.
Досадное желание перерастало в гнев. Цирцен протопал вниз на кухню, приняв решение найти Элисон и Флорию и послать одну из них проследить, чтобы у Лизы было пристойное платье. Затем он отправит одного из братьев Дугласов обучить Лизу, как вести себя в их времена, тому, что Цирцен должен бы сделать лично. Просто Цирцен не мог в данный момент доверять себе в присутствии Лизы. Он пойдёт тренироваться со своими людьми и освободиться от некоторых своих разочарований очищающими взмахами тяжёлого меча, ворча и ругаясь. И его не посетит ни одна эротическая фантазия до конца дня.
Покачивая головой, Цирцен ворвался в кухню. Ему понадобилось всего лишь мгновенье, дабы понять, что ничто из того, что он наметил на сегодня, не идёт так, как задумано. Фактически, этот день подсунул ему самого дьявольского типа, решив выставить лэрда на посмешище.
Цирцену прищлось резко остановиться и торопливо отвести взгляд от зрелища округлых и покрасневших голых ягодиц, зажатых в руках Дункана Дугласа.
Элисон обернула одной ногой талию Дункана, её руки обвили его шею, а юбки задрались почти до плеч. Вторая нога, стоя на полу на цыпочках, изогнулась дугой, пока руки Дункана направляли девицу к себе в равномерном, интенсивном ритме. Низкие, сексуальные звуки страсти наполнили комнату, тихие вздохи, гортанный шёпот удовольствия и, будь он проклят, если Дункан не издавал глубокий, удовлетворённый звук с каждым толчком.
- О, ради Христа! – заорал Цирцен, смотря на потолок, стены, на пол – куда угодно, только не на приятные округлости Элисон. – Дункан! Элисон! Вон с кухни! Занимайтесь этим в комнатах наверху! Вы знаете, что у меня есть правила…
- Ах, да, легендарные правила Броуди, - сухо сказал Дункан. Он, не спеша, прекратил раскачивать служанку, и Цирцен понял, как ему трудно это далось. – Среди которых есть следующее: когда рыцари в резиденции, не спариваться на кухне.
- О, ради Христа! – заорал Цирцен, смотря на потолок, стены, на пол – куда угодно, только не на приятные округлости Элисон. – Дункан! Элисон! Вон с кухни! Занимайтесь этим в комнатах наверху! Вы знаете, что у меня есть правила…
- Ах, да, легендарные правила Броуди, - сухо сказал Дункан. Он, не спеша, прекратил раскачивать служанку, и Цирцен понял, как ему трудно это далось. – Среди которых есть следующее: когда рыцари в резиденции, не спариваться на кухне.
Элисон издала тихий, протестующий звук от того, чтобы их прервали.
- Я здесь ем, - загремел Цирцен, ощущая потребность наказать кого-то.
- И Дункан тоже, - с непристойным намеком промурлыкала Элисон. Она медленно соскользнула ногой с талии Дункана, даря Цирцену любезный, долгий взгляд. Со скромной улыбкой она закрыла крышкой горшочек с мёдом, стоявший на столе рядом с Дунканом.
Цирцен не хотел знать, что они делали с мёдом, и его выражение лица, должно быть, ясно говорило об этом, потому что Дункан расхохотался.
- Извини, Син. - Он скалился всё время, пока одной рукой опускал юбки Элисон, подхватывал её на руки и уносил с кухни.
Образы столь же голой, округлой попки, принадлежащей одной персональной особе, атаковали Цирцена.
Лэрд пинком отшвырнул стул, положил голову на стол и заново обдумал убийство девушки, просто чтобы освободить себя от страданий.
Глава 9
Руби перепрыгивала через две ступеньки, поднимаясь в квартиру Стоунов, но достигнув третьего этажа, замедлила шаг, войдя в тускло освещённый коридор. Цветастый приветливый коврик – определенно свидетельство одной из оптимистичных черт Лизы – скрашивал внешний вид мрачной двери с облупившейся, сморщенной коричневой краской, отстающей от находящегося под ней серого металла. Табличка “Кв. 3-Г” косо болталась на одиноком винте. Руби протянула было руку, чтобы постучать, но вместо этого обнаружила, что приводит себя в порядок, стирая стекавшую по щеке слезу. Девушка страшилась этого визита. Нервно накрутив прядь волос на палец, она напомнила себе, что Лиза всегда встречала проблемы с высоко поднятой головой. По крайней мере, с неё можно было брать пример. Когда Руби снова протянула руку, то решительно постучала. Элизабет, дневная сиделка, открыла дверь и провела её внутрь.
- Лиза? Дорогая, это ты? – позвала Кэтрин с ноткой надежды в голосе.
- Нет, миссис Стоун. Это я, Руби, - ответила девушка, пересекая маленькую гостиную и свернув в узкий коридор, ведущий в спальню. Войдя в уютную комнату, Руби опустилась на стул рядом с кроватью Кэтрин, сомневаясь, с чего начать. Она, не спеша, убрала наполовину законченное лоскутное одеяло, покоящееся на ручках стула. Как сообщить последние новости Лизиной маме? Кэтрин была смертельно больна, её дочь пропала, а сейчас у Руби были ещё более худшие новости для неё.
- Что сказал директор в музее? – обеспокоено спросила Кэтрин.
Руби пригладила волосы и заерзала на сиденье.
– Хотите чаю, милая? – увернулась Руби.
Зелёные глаза Кэтрин, непреклонные и столь же яркие, как и у её дочери, встретили взгляд Руби с холодным напоминанием, что она ещё не умерла и не поглупела.
– Что ты выяснила, Руби? Не пытайся отвлечь меня чаем. Кто-нибудь видел мою дочь?
Руби слегка потёрла кончиками пальцев глаза, стараясь не размазать тушь. Она была на ногах большую часть ночи и в десятый раз удивлялась, как Лизе удавалось так долго работать на двух работах. Она подходила к клубу, когда получила экстренное сообщение от миссис Стоун, что Лиза со вчерашней ночи пропала. Она незамедлительно позвонила в полицию, затем поехала в музей посмотреть, приходила ли вчера вечером Лиза на работу – где её не оказалось – затем поехала прямо в полицейский участок после разговора с этой лошадиной задницей Стейтменном.
Офицер, исполненный сознания долга, заполнил рапорт по пропавшим людям, подшив его к делу о выписанном ранее ордере на арест Лизы Стоун.
- Никто не видел её со вчерашней ночи, - проинформировала Руби Кэтрин. – Камеры охраны в музее запечатлели Лизу. Последнее раз изображение Лизы записали на плёнку около кабинета Стейтменна.
- Итак, по крайней мере, мы знаем, что она была на работе той ночью, когда ты виделась с ней на автобусной остановке, - сказала Кэтрин. – Камеры показывают её уход?
- Нет. И вот что странно. Её плащ висел за дверью, а ни одна из камер не засняла её ухода. В кабинете Стейтменна нет камер, но он быстро указал на окно, которым, возможно, Лиза могла воспользоваться. - Ещё быстрее выдвинул гнусное обвинение, которое, Руби знала, наверняка не было правдой. Но как она сможет это доказать? И где Лиза? Руби не упомянула при Кэтрин, что повторно пошла в полицию, затем обзвонила каждую больницу в радиусе шестидесяти миль, молясь, чтобы у них не было Джейн Доу (обозначение неопознанных трупов – прим. ред.) и, к счастью, таковых не оказалось.
- Разве кабинет Стейтменна не на третьем этаже? – озадаченно спросила Кэтрин.
- Да. Но он обратил внимание на то, что раньше Лиза занималась альпинизмом. Наверно, она внесла это в список своих хобби в анкете. Я знаю, она гордилась этим умением. – Руби сменила положение и сделал глубокий вздох. – Миссис Стоун, из музея пропал артефакт и…
- Они обвиняют мою дочь в воровстве, - натянуто произнесла Кэтрин. – Ты это хотела мне сказать?
- Её… э… исчезновение только всё ухудшает. Согласно Стейтменну и его ‘надёжным’ записям, он с коллегой вошли в кабинет спустя несколько часов после Лизы. Дверь не была заперта, и вначале он подумал, что Лиза попросту забыла её закрыть. Теперь он думает, что она спряталась в офисе, взяла артефакт после их ухода и выскользнула через окно.
- Что это за артефакт?
- Они не говорят. Похоже, они не до конца уверены, что это было.
- Моя дочь не воровка, - жёстко сказала Кэтрин. – Я пойду поговорить с ними.
- Кэтрин, позвольте мне взять это на себя. Вам нельзя вставать…
- У меня есть инвалидное кресло! – Тонкими руками Кэтрин сжала бока своей больничной кровати и попыталась подняться.
- Кэтрин, милая, - увещевала Руби, её сердце разрывалось. – Мы найдём её. Обещаю. И мы очистим её имя. – Она положила руки поверх рук Кэтрин, мягко ослабляя её хватку на перекладинах. – Мы обе знаем, что Лиза никогда не сделала бы такого. Мы найдём способ это доказать.
- Моя дочь никогда бы не стала воровать и уж конечно не бросила бы меня! – резко бросила Кэтрин. – Ей следовало покинуть меня, но она этого не сделала. – Внезапная вспышка гнева опустошила её, и мгновенье она спокойно лежала. Кэтрин судорожно вздохнула, затем слабым голосом произнесла: - Стейтменн давит на расследование, не так ли? На Лизу… выписан… ордер?
Руби вздрогнула:
– Да.
Кэтрин неловко наклонила голову, затем откинулась на подушки и закрыла глаза. Она молчала так долго, что Руби не удивилась, если бы Кэтрин заснула. Когда она заговорила снова, в её голосе звучал металл:
- Моя дочь ничего не крала, и у неё большие неприятности. Лиза слишком ответственна, чтобы не прийти домой, если только с ней не случилось нечто ужасное. – Кэтрин открыла глаза. – Руби, мне неловко просить тебя о большем, но ради Лизы…
Руби не колебалась.
– Не нужно извинений, милая, вы знаете, что я люблю Лизу, как сестру. До тех пор, пока она не придёт домой, а её найдут и оправдают, я буду проводить большую часть времени с вами. Она может позвонить или попробовать отправить сообщение вам, и кто-то, кто не валится с ног, должен быть здесь на всякий случай.
- Но у тебя есть своя жизнь… - мягко сказала Кэтрин.
Глаза Руби наполнились слезами. Самочувствие Кэтрин резко ухудшилось с тех пор, как она в последний раз видела её, с ночи, когда они праздновали день рождение Лизы. Она взяла руку Кэтрин в свои ладони и решительно заявила:
- Мы найдём её, Кэтрин, а до этих пор я буду рядом. Не хочу слышать никаких возражений. Мы найдём Лизу.
‘Если она всё ещё жива ’, - молясь в душе, подумала Руби.
Глава 10
ДУНКАН НАСВИСТЫВАЛ ВЕСЁЛЫЙ МОТИВЧИК, НАПРАВЛЯЯСЬ в комнаты Цирцена. События стали намного интересней, с тех пор, как прибыла девушка из будущего. Цирцен умышленно нарушил клятву и солгал, а это, по мнению Дункана, было почти поводом для праздника. Даже Галан признал сегодня за завтраком, что это большой шаг вперёд. Несмотря на то, что Галан прошлой ночью подталкивал Цирцена исполнить клятву, сегодня утром он отметил, что ещё никогда не видел Цирцена Броуди настолько потерявшим душевное равновесие. К тому же он не видывал такого очарованного взгляда, промелькнувшего на лице Цирцена, когда прошлой ночью Галан ворвался в комнату лэрда. Галан согласился с Дунканом, что девушка, возможно, - это лучшее, что случалось с Цирценом. Она пошатнула его жёсткие правила, вынуждая Цирцена подвергнуть их сомнению.