— Мэри.
Его губы беззвучно повторяли ее имя.
Его кабина стояла на широкой металлической платформе. Три человека, внешне похожие на Клемолка, изучали ее поверхность.
Уэйд шагнул на платформу и приложил ладони к гладкому металлу. Ощутить его было утешением. Он был осязаемой связью с прошлым и с женой.
Затем его лицо приняло сосредоточенное выражение. Кто-то запер дверь. Он нахмурился. Открывать дверь снаружи было трудно и долго.
Один из студентов заговорил:
— Откроете сами? Нам не хотелось бы ее резать.
Судорога страха прошла по телу Уэйда. Если они разрежут кабину, он застрянет здесь надолго.
— Я открою, — сказал он. — Мне все равно уже пора отправляться обратно.
Он произнес эти слова подчеркнуто воинственно, словно предлагая им возразить.
Молчание, каким ответили на его слова, испугало его. Он услышал, как Клемолк произнес что-то шепотом.
Плотно сжав губы, он принялся поспешно крутить диски, набирая комбинацию цифр.
А про себя Уэйд лихорадочно составлял план. Он откроет дверь, запрыгнет внутрь и закроет дверь за собой раньше, чем они успеют пошевелиться.
Его пальцы неуклюже, как будто бы они получали от мозга какие-то невнятные приказания, крутили толстые диски в центре двери. Губы его дрожали, когда он повторял себе под нос числа кода: 3, 2–5, 9–7, 6–9, 01. Он подождал немного, затем дернул ручку.
Дверь не открылась.
Испарина крупными бисеринами выступила на лбу, капли пота потекли по лицу. Комбинация не сработала.
Он изо всех сил сосредоточился и принялся вспоминать. Он обязан вспомнить! Закрыв глаза, он привалился к кабине. «Мэри, — думал он, — помоги мне, пожалуйста!» Он снова принялся за диски.
Нет, не 7, 6, вдруг понял он. Там было 7, 8.
Глаза его открылись. Он повернул колесо на 7, 8. Замок был готов открыться.
— Вам бы л-лучше отойти назад, — произнес Уэйд, поворачиваясь к четверым мужчинам. — Скорее всего, произойдет утечка… скопившихся внутри газов.
Он надеялся, что они поверят его отчаянной лжи.
Студенты с Клемолком чуть отодвинулись назад. Они все еще слишком близко, но придется рискнуть.
Уэйд рывком распахнул дверь и, протискиваясь в отверстие, поскользнулся на гладком полу платформы и упал на колени. Прежде чем он успел подняться, Уэйд ощутил, как его хватают под руки с обеих сторон.
Двое студентов потащили его с платформы.
— Нет! — кричал он. — Я должен вернуться назад!
Он вырывался и брыкался, кулаки его рассекали воздух. Теперь его тащили назад все четверо. Слезы ненависти катились у него из глаз, пока он яростно выдирался из их рук, вопя:
— Пустите меня!
Внезапная боль пронзила спину Уэйда. Он вырвался из рук одного студента и потащил остальных за собой в последнем приливе силы, подстегнутый злостью. Краем глаза он увидел Клемолка, который держал в руке очередной шприц.
Уэйд хотел кинуться на него, но как раз в этот миг безграничная усталость заставила его мышцы разжаться. Он мешком рухнул на колени, глядя остекленевшими глазами и вскинув вверх онемевшую руку в напрасной мольбе.
— Мэри, — бормотал он хрипло.
Потом он лежал на спине, а Клемолк возвышался над ним. Историк искажался и исчезал в затуманенном взоре Уэйда.
— Мне жаль, — говорил Клемолк. — Вы не сможете вернуться, никогда.
Уэйд снова лежал на кровати, глядя в потолок и все еще мысленно повторяя слова Клемолка:
— Вы не можете вернуться. Вы переместились во времени. Вы теперь принадлежите этой эпохе.
Мэри ждала его.
Ужин готовился на плите. Он видел, как она накрывает на стол, как ее изящные руки ставят тарелки, чашки, блестящие стаканы, раскладывают приборы. Поверх платья у нее надет чистенький мягкий фартук.
Потом ужин был готов. Она сидела у стола, дожидаясь его. Глубоко внутри себя Уэйд ощутил тот невыносимый страх, какой она переживала.
Он дернул головой в приступе боли. Неужели все это правда? Неужели он действительно заточен в пяти столетиях от своей жизни? Это безумие. Однако же он здесь. Под ним, совершенно очевидно, прогибается кровать, вокруг него — серые стены. Все это настоящее.
Ему хотелось вскочить и закричать, замахать кулаками, разнести что-нибудь вдребезги. Гнев раздирал его изнутри. Он заколотил руками по кровати и завыл бессмысленным, диким, неистовым воем. Потом он перевернулся на бок, глядя в дверь. Приступ гнева проходил. Он сжал губы в тонкую подергивающуюся линию.
— Мэри, — прошептал он в тоскливом ужасе.
Дверь открылась, и вошла Мэри.
Уэйд неловко сел, хватая воздух ртом, моргая, уверенный, что сошел с ума.
Она была прямо здесь, одетая в белое, глаза светятся любовью к нему.
Он не мог говорить. Сомневаясь, не подведут ли его мышцы, он неуверенно поднялся на ноги.
Она подошла к нему.
В ее взгляде не было страха. Она улыбалась, светясь от счастья. Ее рука успокаивающе гладила его по щеке.
От ее прикосновения он зарыдал. Уэйд протянул дрожащие пальцы и схватил ее, крепко обнял, вжимаясь лицом в ее шелковистые волосы.
— О, Мэри, — шептал он.
— Тише, тише, дорогой мой, — шептала она в ответ. — Все теперь хорошо.
Счастье захлестнуло его, когда он целовал ее теплые губы. Испуг и тоскливый ужас отступили. Он провел дрожащей рукой по ее лицу.
Они оба сели на кровать. Он все еще нежно гладил ее руки, плечи, лицо, как будто бы не мог поверить, что все это наяву.
— Как ты здесь оказалась? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Я здесь. Разве этого не достаточно?
— Мэри.
Он вжался лицом в ее нежное тело. Она погладила его по волосам, и он успокоился.
И тогда, пока он сидел так, с крепко зажмуренными глазами, жуткая мысль поразила его.
— Мэри, — произнес он, боясь собственного вопроса.
— Да, дорогой.
— Как ты сюда попала?
— Неужели это…
— Как?
Он сел и пристально посмотрел ей в глаза.
— Неужели они отправили тебя в это время? — спросил он.
Уэйд знал, что этого никто не делал, но цеплялся за последнюю возможность.
Она печально улыбнулась.
— Нет, дорогой, — сказала она.
Он ощутил, что его колотит дрожь. Он едва не отшатнулся от нее.
— Так, значит, ты…
Глаза его широко распахнулись, краска сбежала с лица.
Она прижалась к нему и поцеловала в губы.
— Дорогой, — умоляла она, — разве это важно? Это я. Видишь? Настоящая. Дорогой, у нас так мало времени. Пожалуйста, люби меня. Я так долго ждала этого мгновения.
Он прижался к ней щекой, притягивая ближе.
— Боже мой, Мэри, Мэри, — стонал он. — Что я могу сделать? Сколько ты пробудешь здесь?
«Восстановленная индивидуальность, скажем, из вашего времени просуществует примерно три четверти часа». Воспоминание о словах Клемолка было похоже на удар хлыста.
— Сорок ми… — начал он и не смог закончить.
— Не думай об этом, дорогой, — умоляла она. — Прошу тебя. Ведь мы еще вместе.
Но пока они целовались, все его существо сжималось от одной мысли.
«Я целую умершую женщину, — его разум не стал подбирать другое слово, — я держу ее в своих объятиях».
Они молча сидели рядом. Тело Уэйда напрягалось все сильнее с каждой ушедшей секундой.
Сколько осталось?.. Развоплощение… Как перенести мысль о ее смерти? Но еще более невыносимо будет расстаться с ней.
— Расскажи мне о нашем ребенке, — попросил он, стараясь подавить свой страх. — Родился мальчик или девочка?
Она ничего не ответила.
— Мэри?
— Разве ты не знаешь? Нет, конечно, не знаешь.
— Не знаю чего?
— Я не могу рассказать тебе о ребенке.
— Почему?
— Я умерла, когда он родился.
Он попытался заговорить, однако слова застряли в горле. Наконец он сумел спросить:
— Потому что я не вернулся?
— Да, — ответила она тихонько. — Я не имела на это права. Но я не хотела жить без тебя.
— А они отказались отпускать меня обратно, — произнес он с горечью. Потом провел пальцами по ее густым волосам и поцеловал. Заглянул ей в лицо. — Послушай, — сказал он, — я должен вернуться.
— Ты не можешь изменить то, что произошло.
— Если я вернусь, — сказал он, — этого не произойдет. Я смогу все изменить.
Она как-то странно посмотрела на него.
— Разве это возможно… — начала она, но слова перешли в стон. — Нет, нет, это невозможно!
— Да! — возразил он. — Это воз…
Он резко замолк, сердце бешено заколотилось. Она заговорила о чем-то другом.
У него под пальцами исчезала ее левая рука. Плоть словно растворялась, делаясь гнилой и бесформенной.
Он задохнулся от ужаса. Испуганная, она посмотрела на свои руки. Они распадались на части, кусочки плоти по спирали разлетались в стороны, похожие на тонкие струйки белого дыма.
— Нет! — закричала она. — Роберт, прекрати это!
— Нет! — закричала она. — Роберт, прекрати это!
— Мэри!
Она пыталась взять его за руки, но рук у нее уже не было. Она поспешно наклонилась и поцеловала его. Губы ее стали холодными, они дрожали.
— Как скоро, — рыдала она. — Уходи! Не смотри на меня! Пожалуйста, не смотри на меня!
Потом она вскочила с места, крича:
— О боже мой, я надеялась…
Остаток фразы превратился в негромкое горловое бульканье. Ее горло начало распадаться.
Уэйд вскочил и попытался обнять ее, сдерживая страх, однако, похоже, его прикосновение только ускорило распад. Ее исчезновение сопровождалось кошмарным шипеньем.
Он с криком отшатнулся назад и выставил руки перед собой, заслоняясь от жуткого зрелища.
Ее тело разваливалось теперь большими кусками. Куски рассыпались на шипящие фрагменты, которые затем растворялись в воздухе. Ее кисти и руки исчезли. Начали исчезать плечи. Ноги распадались на части и вихри газообразной плоти крутились в воздухе.
Уэйд ударился о стену, закрывая трясущимися руками лицо. Он не хотел смотреть, но ничего не мог с собой поделать. Опустив руки, он наблюдал в каком-то завороженном оцепенении.
Уже пропали ее плечи и грудь. Подбородок и нижняя часть лица расползлись в бесформенное облако, внутри которого крутился похожий на метель вихрь частиц.
Последними исчезли ее глаза. Одни только глаза повисли на фоне серой стены, глядя на него горящим взором. У него в голове зазвучали последние слова, переданные ее живым разумом: «Прощай, дорогой. Я всегда буду любить тебя».
Он остался один.
Рот его широко распахнулся, глаза округлились в застывшем неверии. Он долго стоял так, беспомощно дрожа, оглядывая с надеждой — на что? — комнату. Не осталось ничего, ни малейшего ощутимого следа ее пребывания здесь.
Он попытался подойти к кровати, однако ноги превратились в бесполезные деревянные колоды. И вдруг пол словно бы разом кинулся ему в лицо.
Ослепительно-белая боль сменилась ленивым непроницаемо-черным потоком, который затопил его мозг.
Клемолк сидел на стуле.
— Мне жаль, что вы так болезненно восприняли это, — произнес он.
Уэйд ничего не ответил, он не сводил пристального взгляда с лица историка. Жар охватывал его тело, мышцы подрагивали.
— Возможно, нам удастся воплотить ее снова, — участливо продолжал Клемолк, — но во второй раз ее тело продержится еще меньше. К тому же у нас нет…
— Чего вы хотите?
— Я подумал, мы могли бы еще поговорить о тысяча девятьсот семьдесят пятом, пока имеется…
— Так вот до чего вы додумались!
Уэйд рывком сел, глаза горели безумной ненавистью.
— Держите меня под арестом, мучаете призраком моей жены. И теперь желаете поговорить!
Он вскочил на ноги, пальцы рук хищно скрючились.
Клемолк поднялся тоже и опустил руку в карман балахона. Совершеннейшая обыденность этого жеста еще больше вывела из себя Уэйда. Когда историк вынул пластмассовую коробочку, Уэйд с рычанием выбил ее у него из рук на пол.
— Прекратите, — негромко произнес Клемолк, лицо его по-прежнему было невозмутимо.
— Я возвращаюсь, — проревел Уэйд. — Я отправляюсь обратно, и вы меня не остановите!
— Я вас и не останавливаю, — сказал Клемолк, в его голосе впервые прозвучало что-то похожее на раздражение. — Вы сами себя останавливаете. Я же вам сказал. Вам следовало подумать, что вы делаете, прежде чем рваться в свою кабину. А что касается Мэри…
Звук ее имени, произнесенного таким бесстрастным и самодовольным тоном, разрушил плотину, сдерживающую ярость Уэйда. Он вскинул руки и вцепился в тонкую молочно-белую колонну шеи Клемолка.
— Прекратите, — сказал Клемолк надтреснутым голосом. — Вы не можете вернуться. Говорю же вам…
Его рыбьи глаза закатились, сверкая белками. Булькающие звуки протеста вырвались из его горла, когда хрупкие руки вцепились в скрюченные пальцы Уэйда. Мгновение спустя глаза историка вернулись в обычное положение, а тело обмякло. Уэйд разжал пальцы и опустил Клемолка на кровать.
Он подбежал к двери, в его разуме появлялся один план за другим, каждый из которых расходился с остальными. Дверь не открывалась. Он толкнул ее, навалившись всем весом, стараясь всунуть ногти в щель, чтобы отжать ее. Закрыто накрепко. Он отошел назад, лицо его исказилось от безумной безнадежности.
Ну конечно!
Он кинулся к неподвижному телу Клемолка, добрался до кармана его балахона и вытащил маленькую панель управления. Она не была прикреплена к одежде. Уэйд нажал на кнопку. У него над головой появилась громадная надпись: ИСТОРИЯ ЖИВА.
Зарычав от нетерпения, Уэйд ткнул в следующую кнопку, потом в следующую. Он услышал собственный голос:
— …правительственная система была основана на существовании трех ветвей, две из которых служили субъектом для всенародного голосования…
Он нажал следующую кнопку, потом следующую.
Дверь испустила тяжкий вздох и бесшумно открылась. Уэйд подбежал к ней и выскочил наружу. Дверь за ним закрылась.
Теперь найти машинную лабораторию. Что, если студенты до сих пор там? Придется пойти на риск.
Он несся по обшитому звукоизоляцией коридору, высматривая дверь в метро. Его бегство походило на кошмарный сон. Он безумно метался во все стороны, бормоча что-то себе под нос. Останавливался и поворачивал назад, тыкал на бегу в кнопки, не обращая внимания на звуки и горящие надписи вокруг — тающие стены, говорящие покойники. На бегу он едва не пропустил дверь в метро. Ее контуры сливались со стеной.
— Стойте!
Он услышал за спиной слабый крик и спешно оглянулся через плечо. Клемолк, спотыкаясь на ходу, жестом звал его к себе. Должно быть, он успел прийти в себя и выбраться, пока Уэйд метался в отчаянных поисках.
Уэйд быстро заскочил в кабинку, и дверь скользнула на место. Он облегченно выдохнул, когда ощутил, как комната понеслась по тоннелю. Что-то заставило его обернуться. Он охнул, увидев человека в униформе, который сидел на скамейке, повернувшись лицом к нему. В руке у человека была тускло поблескивающая черная трубка, направленная Уэйду прямо в грудь.
— Сядь, — сказал ему человек.
Сраженный, Уэйд шлепнулся на сиденье бесформенной кучей. Мэри. Это имя звучало в голове жалобной мольбой.
— Почему это вы, восстановленные, всегда такие взбудораженные? — поинтересовался человек. — Почему? Отвечай мне!
Уэйд поднял на него глаза, в нем затеплилась искра надежды. Этот человек подумал…
— Я… я скоро отправлюсь, — поспешно заговорил Уэйд. — Буквально через минуты. Я хотел попасть в машинную лабораторию.
— Господи, туда-то зачем?
— Я слышал, там есть кабина для перемещения во времени, — взволнованно продолжал Уэйд. — Я подумал…
— Подумал, что она принадлежала тебе?
— Да, именно так. Я хотел вернуться в свое время. Мне одиноко здесь.
— Разве тебе не объяснили? — спросил человек.
— Не объяснили чего?
Кабина со вздохом остановилась. Уэйд начал подниматься. Человек махнул своим оружием, и Уэйд снова упал на сиденье. А вдруг они уже проехали?
— Как только твое восстановленное тело начинает растворяться, — продолжал объяснять человек, — физические силы возвращаются к собственно моменту смерти, э-э… я хочу сказать, к моменту отделения от тела.
Уэйда охватил нервический страх.
— Что? — слабо переспросил он, озираясь кругом.
— Личная сила, личная сила, — пробормотал человек. — В тот миг, когда она покидает твое восстановленное тело, она возвращается к моменту, когда ты… ну… умер. В твоем случае это будет… когда?
— Ничего не понимаю.
Его собеседник пожал плечами.
— Не имеет значения. Поверь мне на слово. Ты скоро вернешься в свое время.
— А как же машинная лаборатория? — на всякий случай уточнил Уэйд.
— Следующая остановка, — ответил человек.
— Я имел в виду, можно ли туда пойти?
— Гм, — буркнул человек, — полагаю, я мог бы зайти туда, посмотреть. Представляешь, мне никогда ни о чем не сообщают. Никто никогда не координирует свои действия с военными. Все время одно и то же…
Он вдруг замолчал.
— Нет, — заключил он. — Если подумать, мне надо спешить в другое место.
Уэйд смотрел, как собеседник опускает оружие. Он стиснул зубы, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить.
— Но, — продолжал человек, — если еще подумать…
Закрыв глаза, Уэйд откинулся назад и испустил из побелевшего рта долгий прерывистый вздох.
Она все еще стояла нетронутой — сверкающий металл отражал ряды ярких светильников под потолком, — а круглая дверь была открыта.
В лаборатории был всего один студент. Он сидел на скамейке и поднял голову, когда они вошли.
— Могу я чем-нибудь помочь, командир? — спросил он.
— Нет нужды. Нет нужды, — раздраженно отозвался военный. — Восстановленный и я, мы просто зашли посмотреть на кабину.