Евгения Сергеевна задумалась и посмотрела в окно. «Нет, не может! Надо терпеть. Терпеть до весны. Хотя бы до марта. Ради Ладки, не ради себя. В конце концов… Просто не реагировать! И все. А что делать с этим праздником? Проигнорировать? Сделать вид, что?.. Или уйти, как обычно, к себе? Но, как-то… неловко. Неправильно как-то».
Евгения Сергеевна почувствовала, что снова жалеет эту молодую, вздорную и одинокую женщину.
* * *К обеду был накрошен салат оливье. Какой же Новый год без него? Подготовлена и замаринована курица. Точнее, цыпленок табака. Любимое блюдо ее покойного мужа. Все просто: соль, перец, чеснок. Сковородка – лучше, конечно, чугунная, – но сойдет и другая. А сверху – любая тяжесть или груз. Дома, в московской квартире, для этой цели у нее имелся самый обычный, старинный чугунный утюг. Маленький и очень тяжелый.
Евгения Сергеевна огляделась по сторонам в поисках груза. Можно и двухлитровую банку с водой, если что.
Так, что еще? Хорошо бы сациви! Ах, как она делала сациви! Муж любил из индюшки. А соус, орехи она растирала в пыль, до «сметаны» – так делали в Грузии. Как пахли орехи, как пахла кинза! Там же, в Тбилиси, ее приучили и к травам. Грузины без трав не готовят. Какой аромат расточал базилик! А дикий укроп кама? Чабер, который грузины называли кондари. Мускатный орех джавзи. Острый перец цицака. Хмели-сунели, аджика, ткемали, сацибели. Она вспомнила, как везла из Тбилиси кучу бутылок и бутылочек. А как потом пахло в квартире! Мечта! Евгения Сергеевна закрыла глаза и явственно ощутила позабытые запахи.
Молодость, лето, Тбилиси… Во дворе у свекрови растоплена печь. Свекровь режет зелень и сбрасывает ее с доски прямо в миску.
В котле кипит, пузырится, сочно чавкает хашлома – густой суп из мяса и овощей. Щедрой рукой свекровь кидает в котел баклажаны, сладкий перец, красный лук и томаты. В последнюю очередь зелень. Ту, что из миски.
Во двор медленно входит свекор. В руках у него два огромных, еще горячих лаваша, от которых идет пар.
Подбегают Гриша с приятелем и клянчат у деда лаваш. Он смеется, отрывает им по куску, и мальчишки, перекидывая из ладони в ладонь, дуя на хлеб, убегают.
За длинный, темный и деревянный стол скоро сядет семья. Потом подтянутся и соседи – тетка Ануш, подруга свекрови. Мать и дочь Цанава. Девочка психически больна от рождения, и ее все жалеют. Правда, зовут «маквала – тронутая умом». Но не обижают.
Робко подходит дядя Моня – маленький, сухонький старичок и вдовец. Его тоже жалеют и пытаются накормить.
– Зоя! – кричит свекор. – А баклажаны?
Свекровь всплескивает руками и бросается в дом, за баклажанами.
Соленые баклажаны, начиненные орехами и морковью, густо заправленные чесноком, плотно лежат в белой миске.
Ах, как же все пахнет!
Однажды она спросила: «Мама Зоя, а у вас так всегда?»
Свекровь вопроса не поняла. Сноха объяснила: «Ну, значит, скопом, целым двором».
Свекровь удивилась: «Конечно! Соседи ведь! А как по-другому?»
А назавтра тетка Ануш вынесет огромный казан с долмой. И снова все соберутся за огромным столом.
Старый грузинский двор… Крики и ароматы. Исподнее на веревке. Огромное тутовое дерево, роняющее черные ягоды. Под ним, словно запекшаяся кровь, валяются раздавленные плоды. Кто-то из женщин сметает их веником: «Не дай бог, кто поскользнется! Во дворе старики».
Из квартиры на втором этаже слышится повторяющийся унылый звук музыкальных гамм и этюдов: свекровь заставляет внука «делать домашку».
Гриша музыку ненавидит и роняет на клавиши слезы.
Женя сидит за столом и вынимает косточки из абрикосов. Завтра будут варить варенье.
Хочется спать. Женя оглядывается на раскладушку, стоящую тут же, под тутом. Раскладушка общая, «дворовая» – кто успел, тот и съел. В смысле, прилег. А абрикосов – еще полведра!
В доме жарко, и спать невозможно. Впрочем, и на улице жарко…
Кружатся осы, садятся на косточки. Ах, как же не хочется ехать в Москву!..
А придется. Отпуск кончается…
Евгения Сергеевна задумалась: «А вдруг есть орехи? Нет, вряд ли! Орехи у Лизы? Да на что ей орехи?»
Однако орехи все же находятся! Чуть залежалые, но… Использовать можно! Конечно, фундук не грецкие. Но без вариантов, как говорится.
В морозилке пакет с кусками филе – пусть не индейка, а курица… И это сойдет!
Обнаруживается и пакет кураги – примерно с полкило. Отлично! Будет пирог! Можно туда потереть и лимон, вместе с цедрой.
Прокрутить размоченную курагу, натертый лимон и пару ложек варенья. Есть остатки малинового варенья. Красота! За пирог она отвечает!
Еще Евгения Сергеевна находит упаковку с соленой рыбой, банку красной икры и селедку. Отлично! Можно под «шубой», а можно форшмак.
И Евгения Сергеевна принимается за дело. Как же давно она не готовила! И оказывается, стосковалась! Руки ловко режут, шинкуют и трут.
Часов в пять появляется Покледина. Чуть опухшая и растрепанная после сна.
Она садится напротив и с удивлением оглядывает стол.
Евгения Сергеевна продолжает работать.
– Что это вы затеяли? – растерянно, явно смущаясь, спрашивает хозяйка.
– Так праздник ведь! – задорно откликается Евгения Сергеевна. – Как не отметить?
Покледина пожимает плечами:
– Да я вроде все привезла. Рыбу, икру… Торт и мороженое…
– Вы молодец! – отвечает Евгения Сергеевна. – Но этого недостаточно! Надо ведь и что-то домашнее, а? Да и мне захотелось, простите!
Она смотрит на Покледину и ждет ее реакции.
– Вы недовольны? – тихо спрашивает она.
Елизавета все еще в растерянности:
– Да нет, мне-то что! Только… зачем вам все это? Хлопотно ведь!
– Лиза! – укоряет ее «сторожиха». – Какие тут хлопоты, что вы? И потом… Мне просто… Хотелось, чтобы по-людски! Вы понимаете? Ну, как у всех: праздник, стол!..
– Как у всех? – усмехается та. – Ну да… Я понимаю! Только запамятовала вот… – она усмехается, – как бывает у всех!
– Ну, значит, вспомним! – бодро отзывается повариха.
Лиза молчит и вдруг предлагает:
– А давайте я вам помогу? Ну, в смысле, порежу чего-нибудь там… – Она явно смущена.
Почему?
– Да бросьте, Лиза, – отвечает Евгения Сергеевна. – Что тут осталось-то? Пустяки! Я все доделаю! А вы отдыхайте! Мне все это в радость. Как оказалось! И извините – я тут слегка расхозяйничалась!
Покледина машет рукой.
– А если… Елка? Ну, в смысле, нарядим елку?
– У вас есть игрушки? – удивляется Евгения Сергеевна.
Оказалось, что есть. Ящик с игрушками – новыми, еще с магазинными бирками, явно дорогими и импортными – спущен со второго этажа.
Вместе они осторожно перебирают игрушки и любуются ими.
Решено нарядить елочку во дворе – там прямо у крыльца стоит голубая красавица.
Наряжает Покледина. А Евгения Сергеевна смотрит на нее из кухонного окна, восторженно качает головой и поднимает большой палец руки: «Как же красиво, Лиза! Какое-то чудо!»
И впервые видит, как Покледина улыбается.
Потом Елизавета берет собаку и идет с ней в лес. Евгения Сергеевна смотрит им вслед. Ладка прыгает вокруг Поклединой, одетой в валенки и огромный красный пуховик. На голове у нее белая шапка с помпоном.
«Не Лиза, а Дед Мороз», – думает Евгения Сергеевна и усмехается.
Ну вот все и готово! И она идет отдыхать.
Вечером Евгения Сергеевна выходит из своей комнатки и замечает букет из еловых веток, стоящий в напольной вазе. Ветки украшены серебряным дождиком. Вскоре появляется и хозяйка. При виде ее Евгения Сергеевна всплескивает руками! На Поклединой синий бархатный сарафан и длинная нитка жемчужных бус.
«У нее красивые руки, – отмечает Евгения Сергеевна, – и прекрасные волосы. Да и вообще она красавица, эта Лиза!»
Покледина смущена и отводит глаза.
Стол накрывают в гостиной. Покледина разжигает камин.
Дрова поскрипывают, разгораются не сразу Но вскоре уже весело трещат и отбрасывают яркие отблески пламени.
На столе белая скатерть и парадная посуда.
Покледина расставляет тарелки и грустно вздыхает – вот. Хотела все как у людей! Посуда, скатерть. Семья.
Евгения Сергеевна смотрит на нее с тревогой и тоже вздыхает.
В половине двенадцатого наконец садятся за стол. У камина дремлет собака, а рядом, на кресле, устроился кот.
Иногда они поглядывают друг на друга, словно проверяют: все ли на месте?
Еду раскладывает Евгения Сергеевна.
Покледина пробует сациви и блаженно прикрывает глаза:
– Боже, как вкусно! И где вы научились?
Евгения Сергеевна отвечает, что муж ее родом из Грузии.
– Как же все вкусно! – повторяет Покледина. Ее быстро размаривает от шампанского и вкусной еды.
Евгению Сергеевну тоже все расслабляет. Ей впервые с Лизой легко.
Потом они пьют коньяк. Руками ломают жареного цыпленка, и Лиза опять стонет от восторга.
Она совсем другая в эти минуты. Чувствуется, что ей хорошо и спокойно, и она чуть лениво откидывается на стуле.
Она совсем другая в эти минуты. Чувствуется, что ей хорошо и спокойно, и она чуть лениво откидывается на стуле.
– А я… лет шесть на Новый год из столицы сбегаю! – заявляет она. – Далеко! Куда-нибудь на острова. Туда, где солнце и море! Вьетнам, Тенерифе, Австралия. Чтобы без ощущения праздника, вы понимаете? Без напоминаний, без снега! Мне просто так легче. Новый год – это дом. Всякие яства. Елка. Подарки. Семья!
А у меня… Ничего! И мне он не нужен, этот «любимый» народом праздник. Совсем! Мне проще, когда его… нет! И нет его духа! Вы понимаете? – повторяет Елизавета уже чуть заплетающимся языком.
Евгения Сергеевна кивает.
– Дочь со мной не общается, – продолжает Покледина. – Я ей не нужна! Вообще не нужна! Говорит: «Меня воспитали бабуля с дедулей! А ты где была?..» И что мне ей ответить? Устраивала личную жизнь? И не устроила, кстати! Одного человека любила… – Она замолкает и немигающим взглядом смотрит в окно. – Очень любила! Как последняя дура! А он… Да что говорить! Он обещал… Но из семьи так и не ушел.
Потом вышла замуж, – продолжила после тяжелой паузы Елизавета. – Ну, чтобы все как у людей! Мужа я не любила, но очень хотела полюбить! И очень старалась.
Начала строить дом. Семейную крепость. Как сюрприз ему! Хотела просто привезти его сюда, когда все будет готово! Думала, что оценит. Обрадуется…
И не успела. Он мне изменил. С моей продавщицей. Так по́шло и грязно… А дочь, когда узнала, рассмеялась: «Он и ко мне клеился! Мама, ты дура?»
Дура, конечно! И потом еще… Деньги он взял! Много денег! Точнее, украл. Конечно, я дура! Так доверять!.. Все коды, все карточки – всё!
Да бог с ним, пережила! А дом я хотела именно здесь! В этом поселке. Где жили родители. Мама и папа. Но не дожили… до светлого дня.
Я все мечтала: ах, если б они были живы! И жили бы здесь! Газ, вода, теплый толчок. Маму – в Париж, папке – машину! Он так мечтал…
Пахала всю жизнь, как лошадь. Тащила все на себе. И вот зачем? Зачем мне одной?
И не успела… Ничего я не успела! Ни папке с мамой, ни дочке… Ни мужа, ни семьи – ничего! Новый год встретить не с кем! Вы понимаете? Не с кем! Вот тут вы… Подвернулись, простите!
Евгения Сергеевна в ответ рассмеялась:
– На что обижаться? Да, подвернулась! И что? Правда жизни… Случайная встреча!
Послушайте, Лиза! Ведь все впереди! У вас – это точно! И дочка поймет, вы уж поверьте! И встретите вы человека! Вы так еще молоды, Лиза!
Та махнула рукой:
– Да ладно, уж как будет!..
Было видно, что ее развезло.
– Послушайте, Лиза! – вдруг осенило Евгению Сергеевну. – А пойдемте-ка на воздух! Там так хорошо! И елка… Мы же не плясали вокруг нашей елки!
Покледина удивленно приподняла брови и усмехнулась. Но встала. Долго не могла попасть в валенки, натянула пуховик и нахлобучила свою дурацкую шапку с помпоном.
Первой вырвалась собака, невежливо оттолкнув замешкавшихся женщин.
За ней пулей выскочил Принц. На крыльце осторожно присел, оглянулся. Нехотя потянулся и зевнул. Собака носилась по двору и тыкалась мордой в снег.
Вышли и женщины. Фонарь освещал нарядную елку. Игрушки переливались в ярком желтом электрическом свете.
Евгения Сергеевна всплеснула руками:
– Как же здорово, а? Красота!
Лиза бухнулась в высокий сугроб, широко раскинув руки и ноги. Собака подскочила и стала лизать ей лицо.
Евгения Сергеевна бросилась оттаскивать собаку, и Лада, играя, толкнула ее в сугроб. Пожилая женщина осела, и через мгновение тоже плюхнулась на спину и раскинула руки.
На черно-синем небе горели яркие белые звезды. Серп молодого месяца висел криво, словно примостили его на неудачно забитый гвоздь.
Медленно и тихо падали редкие и крупные снежинки.
– Сказка какая! – пробормотала ошарашенная этой картиной Евгения Сергеевна. – Вот красота!..
Лиза засмеялась и потрепала собаку за уши.
– Это мой самый лучший Новый год за… – она чуть задумалась, – за последние восемь лет!
А потом тихо добавила:
– А может… за всю мою жизнь?
Евгения Сергеевна взяла ее за руку. Рука была мокрая и горячая. Нормальная рука!
– А сколько будет еще впереди! – задумчиво произнесла Евгения Сергеевна. – И снега, и звезд!.. Ты мне поверь, девочка!
Лиза привстала на локте и серьезно посмотрела на Евгению Сергеевну:
– Да?.. – с недоверием спросила она. – Ну, так и быть! Я вам поверю!
– А у тебя есть выбор? – спросила Евгения Сергеевна. И обе счастливо рассмеялись.