Кто из них уезжал – непонятно. Да и какая разница? Разлука в любом варианте – разлука. И всегда тяжелее тому, кто останется на перроне и будет махать вслед уходящему поезду.
Проводница с беспокойным лицом быстро шла по вагону, заглядывая в каждое купе:
– Товарищи провожающие! Просьба покинуть вагон!
На пороге купе показалась та самая рыжая девушка в красной шапке.
Кивнув мимоходом, она прильнула к стеклу.
Парень смотрел на нее не мигая. Они не махали друг другу, не шептали каких-то прощальных и нежных слов, не рисовали на стекле сердечки… Просто молча и обреченно, одними взглядами прощались.
Наконец поезд дернулся и медленно тронулся.
Девушка плюхнулась на сиденье, откинула голову на спинку и прикрыла глаза.
Лицо ее выглядело усталым и бледным. Красная шапка оттеняла и без того белую веснушчатую кожу. Тонкие, сцепленные накрепко пальцы рук подрагивали.
Ирина отвела глаза. Так долго и пристально смотреть на девушку было как-то неловко.
В купе зашла проводница с проверкой билетов. Рыжая девушка очнулась, протянула свой билет и спросила про чай.
Потом она внимательно посмотрела на соседку и спросила:
– Домой?
Ирина отрицательно покачала головой:
– Нет. В гости…
И неуверенно добавила:
– Наверное…
Девушка приподняла тонкие брови:
– Наверное?.. – усмехнулась она. – То есть… вы не уверены?
Ирина улыбнулась и махнула рукой:
– Да нет, просто глупость сказала. Что-то из подсознания… К сыну еду. Невестка должна со дня на день родить. Взяла за свой счет, ну и волнуюсь, конечно! С ней, со снохой, никогда не жила. Как там получится? Найдем ли общий язык? Да и с младенцем… Давно это было. Наверное, и навыки я растеряла! Впрочем, физическая, тактильная память, надеюсь, не подведет!
Девушка понимающе кивнула:
– Вспомните! Да и просто поможете по хозяйству, суп сварите – уже помощь!
– Все верно! – согласилась Ирина. – Возьму на себя бытовые проблемы: обед, пылесос, прогулки с младенцем…
– Знаете, – продолжила Ирина после небольшой паузы, – в то время – ну, когда был маленьким мой сын, – я больше всего мечтала поспать! Просто маньячная идея была – отоспаться! Мой мальчик не спал… Совершенно! Вот, думала я тогда, из всех богатств мира – замков, дворцов, яхт и бриллиантов – я бы выбрала тихий отельчик вдали от шума городского – и все! На три дня, не больше! И ни еды мне не надо, ни телевизора – только кровать! Чтобы спать, спать и спать!
Девушка улыбнулась:
– Понимаю! У меня двое. В смысле, детей. Три года и год – вы представляете?
«Странно, – подумала Ирина. – Тот парень – явно не муж. С мужем так не прощаются! Так прощаются только с любовником. Или все-таки муж? Или я чего-то не понимаю? Уже не понимаю?..»
Проводница принесла чай. Ирина достала бутерброды. Девушка жадно сглотнула и спросила, есть ли в составе буфет.
Ирина предложила ей бутерброды – самой есть совсем не хотелось. Девушка не отказалась. Ела она торопливо, смешно отламывая по крошечному кусочку. По всему было видно, что она голодна.
Почему-то Ирине стало жалко свою попутчицу. Хотя объяснить причину этого чувства она не могла.
Было заметно, что девушка напряжена, как натянутая струна. Не все у нее гладко и благостно.
Потом попутчица углубилась в свой мобильник и занялась перепиской. Лицо ее осветилось счастливой улыбкой.
Ирина вышла в тамбур – ей захотелось оставить девушку в одиночестве.
У окна стоял высокий мужчина. Он бегло взглянул на Ирину и кивнул:
– Добрый вечер!
– Добрый, – откликнулась Ирина.
Завязался разговор. Мужчина возвращался домой, в Н., после командировки в столицу. Разговор пошел обычный, «поездной»: о московской суете, пробках, сумасшедшем ритме. Мужчина признался, что город этот для него суетлив и сложен. Не понимает он его и полюбить никогда не сможет. А вот бывать в столице приходится часто – дела.
Ирина усмехнулась. Подобные речи ей приходилось слышать не раз. Провинциалы часто удивлялись стойкости москвичей.
– А мы привыкли, – грустно усмехнулась в ответ Ирина. – Хотя, конечно: ритм – сумасшедший и бьет по нервам прилично. А куда денешься? Ну, не в провинцию же подаваться?..
– А почему нет? – удивился попутчик. – Именно в провинцию, к нам! Нет, вы послушайте. – Его взволнованный голос заметно окреп. – За что там держаться? За работу? Смешно! За квартиру? Тем более! Уверен, что замка в столице у вас точно нет! А значит – обычная квартира в спальном районе. Я прав?
Ирина пожала плечами и кивнула:
– Обычная, да. Но что с того?..
– А вот что! – обрадовался собеседник. – На эту вашу «обычную» в провинции вы купите необычную! Роскошную, можно сказать! Даже дом, коттедж! В лесу и у речки!
– Да бросьте… – отмахнулась Ирина. – Зачем мне роскошная? А уж тем более коттедж! Я… – Тут она чуть запнулась. – Я одна. Сын и невестка… В общем, уехали. Да и работа, знаете ли! Не самый последний из факторов! До пенсии мне еще нужно ползти. Так, не слишком много, но все же… – грустно усмехнулась она.
– При чем тут ваша пенсия? – возмутился мужчина. – У вас есть увлечения? Ну, например, – он задумался. – Может быть, вы любите рисовать? Ну, или, скажем, шить, вышивать? Любите домашних животных? Хозяйство? Куры там, кролики… Или сад-огород? Цветы разводить? Ходить в театр? – У нас замечательный театр! Слушать музыку, читать книги? А?..
Ирина усмехнулась и отрицательно покачала головой:
– Рисовать, увы, не умею. Шить и вязать – не люблю. А сад-огород не пробовала! Некогда было и негде. В общем, я обычная, среднестатистическая женщина предпенсионного возраста. Замученная мегаполисом и почти безосновательно – согласна с вами вполне – привязанная к своему образу жизни: работа, книги, телевизор, подруги… Редкие выходы в кино и кафе. Еще более редкие – в театр и на выставки. Совсем неинтересная у меня жизнь, если взглянуть со стороны! – грустно улыбнулась Ирина.
– Все в ваших руках! – не сдавался мужчина. – Можно сделать жизнь интересней!
– А вы не подумали, что я… не хочу? – перебила раздраженно Ирина.
Собеседник заметно смутился:
– Простите! Простите, бога ради! Я, знаете ли, такой певец провинциальной жизни!.. Так люблю свой город, свою реку, свою набережную. Своих земляков. Природу – леса, косогоры, берег реки. Летом люблю, зимой. Осенью обожаю! Всегда с нетерпением жду весны.
– Да вы романтик! – улыбнулась Ирина. – Вам, кажется, очень нравится жизнь! Наверное, вы из породы счастливчиков?
– Ну… как сказать, – задумался мужчина. – Из счастливчиков – вряд ли… А вот жизнь очень люблю! Это правда! И еще – очень ценю! Знаете ли… – на мгновение он замолчал. – Пару раз… словом, были ситуации, после которых все ценности жизни… Я оценил! – наконец улыбнулся он. – Простите за каламбур!
Ирина посмотрела на часы:
– Простите, уже поздновато! Пожалуй, пойду укладываться. Завтра ранний подъем.
Мужчина кивнул и проводил ее до купе. Из купе раздавался отчаянный голос Красной Шапочки.
Ирина в смятении замерла у порога, не решаясь открыть дверь.
– Пойдемте ко мне! – предложил мужчина. – Я один в купе, соседей нет. Выпьем чаю. Ну, или что-нибудь покрепче… У меня есть коньяк. Если вы не очень против?.. Кстати, меня зовут Владислав.
Ирина вздохнула и снова посмотрела на часы:
– На полчаса, не больше! Простите!.. Очень хочется спать. А там… – она кивнула на свое купе, – к тому времени все, я очень надеюсь, устаканится и успокоится. Страсти утихнут… А я – Ирина. – Она протянула ему свою руку.
Зашли в купе, сели напротив друг друга.
И потек разговор.
Владислав рассказал, что он бывший военный. Служить приходилось и в Узбекистане, и в Азербайджане, и на… – Тут Владислав замолчал, и у него заметно дернулась бровь. – Ну, словом, неважно…
– Война? – тихо спросила Ирина.
Он не ответил. Только махнул рукой.
– Жизнь была непростая… Но ни о чем не жалею. Ну, или почти ни о чем. Потом комиссовали. По ранению, – коротко бросил Владислав.
Вроде бы можно и жить начинать. Хотя… Тогда ему казалось, что ничего не получится. Да и что он умеет? Что знает? Что понимает, кроме военной жизни?
Уехали на родину жены. Купили домик в деревне, занялись приусадебным хозяйством. Даже кур завели и козу.
Он стал заядлым охотником: в лесах водились и кабаны, и зайцы, и лоси.
Денег почти не было, но… выживали.
Что говорить, у всех были трудные времена.
А потом пришла беда – заболела жена. Три года борьбы и усилий, но… Слава богу, дети уже были почти взрослые: сыну – двадцать, дочери – восемнадцать.
В общем, надо было снова как-то учиться жить…
Владислав умолк и посмотрел в окно.
– А потом все как-то наладилось, – улыбнулся он. – Я нашел работу. Сын женился. Поступила в институт дочка. А я… Я научился варить суп, гладить брюки и… снова любить эту жизнь!
Владислав улыбнулся:
В общем, надо было снова как-то учиться жить…
Владислав умолк и посмотрел в окно.
– А потом все как-то наладилось, – улыбнулся он. – Я нашел работу. Сын женился. Поступила в институт дочка. А я… Я научился варить суп, гладить брюки и… снова любить эту жизнь!
Владислав улыбнулся:
– Простите, что вот так… выложил все. Расстроил, наверное?..
Странное дело – попутчики в поезде… Нет, правда! Как получается, что открываешься незнакомому человеку? Без тени смущенья, без грамма лжи, без какого-то страха, что тебя осудят и не поймут?
– Закономерно, – улыбнулась Ирина. – Ведь поездное знакомство ни к чему не обязывает! А поделиться человеку когда-нибудь надо! Обязательно надо! Есть такая потребность. И становится легче!.. А последствий не будет: утром проститесь на перроне, помашете ручкой и – прощай, моя откровенность, моя обнаженность… Прощай! И скорее всего, не встретитесь вы никогда! Шанс – минимальный. И посему нет чувства неловкости или стыда: зачем же я так? Зачем так разделся?
Да и попутчик ваш все быстро забудет. У всех своя жизнь, да такая нелегкая… Что уж держать в своем сердце чужие проблемы? Зачем?
Попутчик – это такая, знаете ли… Проходящая категория!
Владислав улыбнулся:
– А знаете, какие однокоренные слова у слова «попутчик»? – Впутать, выпутать, попутать и распутный!
Вот я вас и впутал!..
Ирина рассмеялась:
– А я думала, что и «спутник» – туда же!
– Спутник?.. – задумчиво произнес Владислав. – Наверное, тоже! Впрочем, я не уверен…
– Я думаю – тоже, – сказала Ирина. – И один, и второй – оба путники, верно?
– Все мы путники, – согласился он. – В смысле, по жизни! А вообще-то смешно: попутчик и спутник – однокоренные слова, а какие значения разные, верно?
Ирина кивнула:
– Русский язык, знаете ли!.. Все говорят – самый сложный.
– И еще получается, – задумчиво продолжил Владислав, – что все эти поездные откровения – просто слив? Ну, как вы говорите: выплеснул боль – и свободен! Легче стало, значит, есть результат. И без последствий! Все тут же забыли. Значит, получается, что я использовал вас? Воспользовался, так сказать, вашим терпением и добрым сердцем? Нагрузил, озадачил… Но свою душу – облегчил?.. – Владислав покачал головой. – Как-то не очень красиво все получается…
– Глупости! – засмеялась Ирина – Вы как-то уж очень серьезно на это смотрите! Ну, оказались в подобных обстоятельствах два человека. Было настроение о чем-то вспомнить. Ну, и поговорили. Что называется, скоротали времечко. И никакое это не потребительство! Мы же люди все-таки! Человеки! И если кому-нибудь станет от этого легче… Ну, значит, не зря!
И потом, – Ирина задумалась, – в откровения эти «поездные», в разговоры вступают не все! Только, простите, одинокие люди. А те, у кого есть с кем, те не вступают в подобные беседы!
– Ну, вы меня успокоили! – засмеялся Владислав. – Надеюсь, что вечер я вам не испортил!
Владислав налил коньяк в стаканы. Ирине совсем чуть-чуть, поскольку она сразу и отчаянно замахала руками. И немного больше себе. Выпили. И сразу Ирина почувствовала, что ей становится легче: исчезает какая-то тягомотина, неуверенность, тянущаяся тоска. Словно с сердца сняли бельевую прищепку. Не то чтобы было больно, но… поджимало.
Причину своей нервозности Ирина понимала: как примет ее невестка? Сложатся ли у них отношения? Сможет ли она стать им помощницей, а не раздражителем и обузой? Чужой дом, чужая семья… Со своим уставом, привычками, образом жизни. Она совсем не знает эту девочку, свою сноху, – вместе никогда прежде не жили. Как у них? Как изменился сын? Он уже давно вылетел из гнезда. Взрослый мужик!..
Немного нервничала и с работой: слово есть слово, но… Вдруг придет новый и «свежий» бухгалтер? И пошлют они Ирину Михайловну далеко и надолго! Всяко ведь может быть, всяко… И за квартиру свою немного переживала. Нет, соседи, конечно, присмотрят! Но… Уже появилось ощущение тревожности – спутницы возраста. Все стало как-то непросто… Даже поменять привычную жизнь на пару месяцев.
После второго глотка коньяка ее почти совсем отпустило. Ирина, сама от себя не ожидая, стала рассказывать случайному попутчику про свою жизнь: про ранний брак, закончившийся гнусным предательством и полным жизненным крахом – именно так тогда все казалось. Про сложный развод с дележкой имущества. Про то, как изо всех сил, одна, тянула сына, стараясь дать ему самое лучшее. Про то, что на себя совсем не было времени. Да пожалуй, и сил. И еще – желания. А когда спохватилась, так поняла, что времечко ее женское истекло… Ну, или почти истекло. Словом… Нет, она ни о чем не жалеет! Сын вырос прекрасным человеком, женился на славной девочке. Скоро должен родиться внук! А это, знаете ли, огромное счастье – дожить до внуков!
Есть работа, хорошие подруги, квартира. Здоровье осталось… Не без проблем, конечно… Но если посмотреть на других – у многих проблемы куда как серьезней! А про женскую ее судьбу… Ну, это уж как сложилось… Сама виновата? Да, возможно… Только ведь от судьбы не уйдешь!
Говорила Ирина горячо, сбивчиво, словно боялась что-то упустить, забыть.
Владислав слушал ее внимательно, ни разу не перебив. Только кивал, подбадривал ее улыбкой и жестами – дескать, не расстраивайтесь, не переживайте и забудьте… Мало ли что в жизни было!..
А Ирина так увлеклась, что на какое-то мгновение ей вдруг стало неловко:
– И что это я разошлась? Гружу вас своими проблемами… Простите! Только что вас уговаривала не расстраиваться… А сама! И к чему все это?
кажется, так поется у Макаревича? – спросила Ирина и вдруг расплакалась. Так горько, отчаянно и стыдно, что он сел рядом, приобнял ее за плечи и стал гладить по голове.
– Любите «Машину времени?» – почему-то удивился Владислав. – И я ее очень люблю!
– Это все коньяк! – пробормотала Ирина. – Я ведь… совсем не пью, честное слово!
Владислав уложил ее на полку, прикрыл одеялом и стал говорить какие-то утешительные слова, убаюкивать и успокаивать, словно малое дитя.
Ирина не заметила, как уснула. Вот она, тревожность, возраст, коньяк!..
Проснулась от резкого толчка поезда. Заскрежетали тормоза, раздался негромкий гудок, и за окном тускло осветилась какая-то станция.
Темный ночной перрон был пуст. Стелился низкий туман. И фигура человека в железнодорожной форме, будто возникшая из воздуха, из неоткуда, была какой-то нереальной, киношной, фантомной. Казалось, что человек на перроне не шел, а плыл по реке.
Раздались приглушенные голоса, и состав снова дернулся. И медленно поплыл в глубь туманного тоннеля.
Ирина резко села, свесила ноги, потерла виски, поправила растрепавшиеся волосы и увидела, что ее вчерашний собеседник крепко спит на соседней полке, чуть приоткрыв рот.
– Господи, – пробормотала она, – я, кажется, совсем одурела!..
Ирина торопливо шарила ногами по полу, пытаясь найти свои туфли. Одернула кофту и юбку, тихо приоткрыла дверь. «Только не разбудить бы! Стыдно-то как!..»
У двери Ирина обернулась. Владислав продолжал крепко спать. Она увидела его крепкую грудь, сильную мускулистую руку, закинутую за голову, чуть седоватые, но все еще густые волнистые волосы, упрямый подбородок с «расщелинкой» и крупный, красивый рот.
Она смотрела на него несколько минут, и ей захотелось… «Нет-нет! Бред, идиотизм, кретинизм, наваждение какое-то!»
Ей захотелось присесть на край узкой вагонной полки и… провести рукой по его волосам, лицу. Хотелось смотреть на него еще и еще. Внимательно, долго, чтобы оставить в памяти отпечаток его лица, широкой мускулистой груди, его крупных и сильных рук…
Ирина чуть потянула носом и почувствовала запах: какой-то знакомый одеколон, нерезкий, теплых тонов, совсем ненавязчивый и очень приятный.
«Запахи – это воспоминания», – подумала она. Потом она словно очнулась, мотнула головой, сбрасывая морок, и быстро пошла к своему купе.
Дверь оказалась незапертой. Красная Шапочка крепко спала, и на ее бледном, веснушчатом и довольно милом лице застыла скорбная гримаса отчаянья и беспокойства.
«И всюду страсти роковые…» – подумала Ирина и громко вздохнула.
«Вот и девочке этой спится тревожно… Кто ее провожал на вокзале? Любовник, муж? Да мне-то какое дело!..»
Ирина разделась. Осторожно, чтобы не разбудить соседку, легла на свою полку и закрыла глаза.
Наваждение. Глупость и наваждение. Коньяк, не иначе. Сто лет она не пила! А тут… Разнюнилась, растрещалась. Выложила все как на духу! Случайному человеку. Да еще мужику! Бред и глупость! «Ладно, – успокаивала себя Ирина. – Завтра расстанемся и… как ничего и не было. Стыдно, конечно, но… Переживу!»
Стыд, он ведь тоже проходит! Ну, или горит со временем не так ярко. А потом и вовсе забывается.