Я вздохнула и подумала, что действительно это все не то.
– Я счастлива. Я очень счастлива сейчас. Я это чувствую, – выпалила я и посмотрела на него. Он стоял надо мной и улыбался.
– Я тоже. Да. Это то, что надо. Больше ни слова, – он приложил палец к моим губам. Потом убрал палец, наклонился и поцеловал меня.
– Почему?
– Просто… не надо. Я все знаю. Лучше скажи, кто научил тебя так жутко водить? Небось твой муж, так похожий на охранника.
– Как ты догадался? – засмеялась я.
– Про мужа?
– Нет, про охранника! Я надеялась, что он хоть с виду похож на приличного человека.
– Ой, прости, пожалуйста, – сконфузился он. – Я не хотел тебя обидеть… просто… охранники – они всегда выглядят так, что хочется полезть в карман и достать пропуск. Или поднять руки, чтобы он провел металлоискателем.
– Знаешь, ты прав. И еще, Кирилл за просто так не подумает ни одной лишней мысли. Работаем отсюда и до обеда. А водить меня учил мой папа. Пока не бросил это дело со словами: тебя надо изолировать, езжай лучше на автобусе.
– Папа был прав, папа был прав… У тебя есть трос? Надо вытащить мою машину, пока в нее какая-нибудь фура не въехала. Много по ночам идиотов по дорогам ездит, – забеспокоился Шувалов.
Я открыла багажник. Конечно же, у меня был трос. Потому что я – женщина опытная, и со мной всякое случалось. И бензин у меня посреди дороги кончался. И колесо отваливалось. И из радиатора вытекала охлаждающая жидкость. У меня имелось все – и трос, и «крокодилы», и даже тюбик с машинным маслом. На всякий пожарный.
– Только не дергай, я тебя умоляю, – с нескрываемым недоверием попросил меня Шувалов.
Я с презрением отринула его сомнения, но внутренне ужасно боялась, что не справлюсь. Нога соскочит или рука рванет руль не в ту сторону.
– Ну, давай!
– Ага! – кивнула я и с высунутым языком отжала педаль сцепления. Медленно-медленно. Тихо-тихо.
Его «БМВ» чуть дрогнул и откатился от кювета. Я не подвела Шувалова, и это было чертовски приятно. Мы аккуратно вывели «БМВ» на дорогу, я перестроилась ему в хвост и медленно-медленно доехала до моего дома. Соблюдая все правила дорожного движения. Даже знак «Осторожно, скользкая дорога». Я специально притормозила и посигналила Шувалову фарами – мол, будь осторожен. И снизила скорость машины до показателей пожилого пешехода.
Когда мы доехали, Шувалов выскочил из «БМВ», долго ходил вокруг моей тачки и кивал.
– Да, теперь я вспомнил. Это точно была ты, – наконец засмеялся он.
И потом, сидя у меня на кухне, Стас долго не мог успокоиться и вспоминал, что именно и в каких извращенных формах он хотел сделать с тем варваром, который его облил на дороге. Сидя у меня на кухне, он совсем расслабился, расстегнул рубашку и позволил поить себя чаем. Так мы и сидели – целовались и пили чай. Или пили чай и целовались одновременно. Ника фыркала, пробегая мимо, называла нас голубками и говорила, что теперь, не дай бог, и она поверит в любовь. А когда Стас останавливался и его руки ослабляли хватку, я из-под ресниц смотрела на него, стараясь запомнить каждое мгновение, каждую секунду этого дня.
– Что ты так смотришь? – спросил Стас, заметив этот мой взгляд.
– Фотографирую на память, – усмехнулась я.
– А-а, понятно. Можно мне сделать экземплярчик?
– У нас все хранится только в цифровой форме. Высокие технологии в чистом виде! – задрала я нос.
Стас усмехнулся, щелкнул по нему пальцем и притянул меня к себе.
– Между прочим, ты правильно делала, что прятала машину.
– Да? – обрадовалась я. – А я чувствовала себя полной идиоткой. Это вообще-то была Аленкина идея. Меня, как только я поняла, кого окатила грязью, просто парализовало.
– А я с этим букетом – как дурак. Прихожу на работу, а мне секретарша глупо улыбается. Я спрашиваю: «В чем дело?» А она: «Что-то вы сегодня плохо выглядите! Не выспались?»
– Да ты что? – поразилась я. – Так и сказала?
– Мне это в то утро все сказали, а потом, когда я одного зама чуть по стенке не размазал, он признался, что они влезли в твой букет. – Шувалов вздохнул.
– А там… – продолжила я.
Он закончил:
– «Спасибо за прекрасную ночь». Господи, как я тебя не закопал в тот день? Даже странно. Убить был готов. Думаю: «Зачем мне это? Такая женщина – искренняя и какая-то трогательная до слез. И врет. Опять врет». А это оказалась… эта… как ее?
– Аленка, – грустно вздохнула я.
– Да… Аленка. Странно все это. Зачем она так? – хмыкнул он.
Я погладила его по щеке. Щека была теплой и чуть колючей.
– Я не знаю.
– Я никогда еще не чувствовал себя таким дураком.
– Мне кажется, быть дураком – самое сложное в нашем мире. Все здесь такие умные, такие опытные и все знают. Все женщины – стервы. Все мужики – сволочи. Любви нет. Такие вот новые прописные истины. А жизнь – всего лишь бессмысленная погоня за удовольствиями и властью. А мы – дураки.
– Я – нет, – замотал головой Шувалов.
Я усмехнулась.
– Ну и зря. Потому что только мы, дураки, еще можем открыть глаза и посмотреть на небо. Дураки могут мечтать о счастье. Дуракам ведь не объяснишь, что его нет!
– Иди ко мне! – требовательно прошептал Стас.
– Здесь? Сейчас?
– Поехали ко мне, – хитро улыбнулся он и подмигнул.
А я в сто тридцать пятый раз прильнула к нему. И выкинула все из головы. В ней остался один только Шувалов. Ну, то есть, конечно, не только. В ней осталась Ника. Все-таки она там была раньше его. И ее место было незыблемым, как то, что день сменяет ночь. И еще было немножко места для мамы. Ведь она меня родила. И еще немного подружек. Килограмм на триста – триста пятьдесят общего веса. Это мы однажды, еще на Таганке, тесной компанией молодых матерей с детьми ходили в сауну. Не то чтобы мы очень сильно дружили – так, скорее из экономии средств на сауну. В нее пускали до восьми человек, и мы обязательно шли туда именно в этом количестве. А однажды, напарившись до состояния полного опьянения, решили взвеситься, так сказать, оптом. Чтобы понять, сколько мы весим вместе. Весы сломались, а мы, глупо хихикая, вытряхнулись из сауны, пока нас не загребли. Еще у меня в голове осталась моя работа. Карьерный рост – такое сладкое и столь незнакомое слово. И вся моя жизнь.
– Поехали, – не стала я долго ломаться. То есть я ни минуты не ломалась. Мы заговорщицки перемигнулись, сообщили Нике, что у нас образовались некоторые неожиданные, но очень срочные дела.
– Знаем-знаем. Имейте в виду, мне нужен братик. Сестричка меня не устроит! – выпалила Ника, заставив меня покраснеть.
– Как ты можешь! Это неприлично, – тихо шикнула я ей.
– Неприлично голой по Красной площади ходить, а это – нормально. Мам, только не забудь, что надо купить порошок. Ладно? Хоть завтра. А то стирать скоро придется мылом.
– Я прослежу за порошком, – усмехнулся Шувалов. – И вообще за ней. Прослежу, чтобы не простудилась, не промочила ноги. Чтобы она не приставала к людям, не читала допоздна, не смотрела много телевизор, не ела ничего жирного или слишком соленого…
– Я прямо успокоилась, – подняла бровь Ника.
Я снова поймала себя на мысли, что наши отношения не совсем типичны для матери и дочери. А теперь еще у нас, кажется, начинаются отношения, не совсем типичные для мужчины и женщины. Ну и что. Главное, Шувалов стоит на коврике в моей прихожей и ждет, когда я выйду к нему. Конечно, в жизни так не бывает. Ничто не длится вечно. Разве что некоторые из современных сериалов.
Всю дорогу к дому Станислава мы чинно сидели в его машине и слушали новости. Политическая обстановка в стране была напряженной, плавно перетекающей в огнедышащую. Если этого всего не знать – еще можно было как-то протянуть. Но я не представляла, как Шувалов живет, зная, что нас пытаются турнуть из «Большой восьмерки», а нефть куда-то то падает, то вытекает.
– Хочешь, я переключу? – из вежливости спросил он.
Я подумала и отказалась.
– Нет, все это вполне интересно. Слушай.
– Я бы и не переключил. Надо быть социально ответственной. Как можно жить в стране и не знать, что в ней происходит? Ты вот ходила на выборы в муниципалитет?
– Это когда президента выбирали? Ой, я не могла. У меня огурцы могли переспеть, надо было ехать снимать теплицу, – заволновалась я. – Но его же и без меня выбрали.
– Да не президента, хотя теперь я буду знать, что ты променяла выборы на огурцы. В муниципалитет? В управу ты ходила?
– А это где? – невинно спросила я и ласково посмотрела на него. Даже заискивающе. В конце концов, что он хочет от маленькой женщины? Тем более такой худенькой, как я.
– Не важно, – встряхнулся он. Да, какие же мы все-таки разные. И все равно мы вместе. Ну вот, доигралась. Скоро и я стану думать о политике. И почему, как только со мной начинает происходить что-то необычное, я улетаю в какие-то дебри диких фантазий. Вот и сейчас… мы стояли в его прихожей, и он настойчиво стягивал с меня свитерок.
– Але, Надюша. Ты здесь?
– Конечно же, я здесь. Так, какие-то идиотские мысли в голову лезут.
– Какие?
– Про политику. Не важно. Забудь. На чем мы остановились?
– Вот на этом, – он расстегнул пуговицу своей рубашки.
– А-а! Продолжай, – улыбнулась я. Теперь я точно знала, что каждая женщина имеет право на счастье, пусть даже это счастье руководит предприятием, увлекается политикой и ездит по дорогам, соблюдая все мыслимые и немыслимые ПДД. Мы – женщины – сильные. Мы стерпим всю эту ерунду. Потому что счастье – оно того стоит.
Эпилог
После всех этих событий жизнь устаканилась и вошла в новое, но вскоре тоже привычное русло. Кое-что, конечно, поменялось, и довольно сильно. Я работала в новой должности, и уже никто не посягал на мое право болтать с подружками по телефону, сидеть с ними в своем отдельном кабинете и переписываться с целым светом по «аське». И только мама еще долго ждала, что меня с позором выгонят из управляющих. Устав от ее бесконечных придирок, я напомнила ей, что меня не увольняют только потому, что я – любовница босса. Услышав это, как вы понимаете, она была счастлива. Не тому, что я наконец-то заполучила нормального мужика. Она обрадовалась, что я по-прежнему все та же маленькая идиотка, нуждающаяся в ее бесконечном воспитании. Теперь она звонила мне по вечерам и отчитывала:
– Имей в виду, если ты залетишь, он тебя обязательно бросит. Все мужики одинаковы! Не забудь про контрацепцию! Не хватало, чтобы ты снова залетела не пойми от кого! Хватит нам того раза!
– Мама, но ведь Леонид, по которому ты так сохнешь до сих пор, бросил меня только после твоих же настоятельных требований, – пыталась отбиваться я.
Мама не желала слушать мои доводы. Поэтому я не торопилась знакомить ее с Шуваловым.
Алену Епифанцеву, конечно же, уволили. По ее собственному желанию, которое совпало с нашим. Когда она написала заявление, то в нем указала, что ей предложили более выгодное место, соответствующее ее таланту. В общем, надо отдать ей должное, уходила она с высоко поднятой головой. Мало кто в офисе до конца понял, что произошло, а я не стала распространяться. Какая разница? Пусть она уйдет, крича, что ей предложили место в «Майкрософте». Главное, пусть уйдет. Потому что натыкаться на нее – все равно что вляпываться в собачьи какашки: не страшно, конечно, но очень противно.
Хрюниной вскоре снова вернули должность менеджера, и она льстиво улыбалась мне, если мы сталкивались с ней в лифте. Она думала, что это моя заслуга, но я тут была ни при чем. Хороших менеджеров мало, а она на самом деле хороший работник. После того как закончилась история с компьютерами и клиент получил все причитающиеся компенсации в обмен на обещание не подавать в суд, ко мне многие стали относиться с уважением. Это было очень приятно, конечно, но я все равно чувствовала неловкость. Потому что совсем к этому не привыкла. Не привыкла, что меня называют по имени-отчеству. Что передо мной заискивают.
И конечно, слух о том, что я – любовница босса, все равно упорно ходил по компании. Что ж, оставалось только признать, что это не совсем неправда. Да.
В ту ночь Стас не давал мне заснуть ни на минуту. И не только из-за страстного секса, хотя чего там, не без этого, не без этого… Но где-то к утру, когда я тихо дремала, уткнувшись носом в его грудь, он вдруг решил рассказать мне всю свою жизнь. Я вспомнила, что действительно он мне почти ничего не рассказывал о себе – только слушал мои бесконечные откровения. А тут словно из него выдернули пробку. Интересно, а все мужчины такие молчуны? Я бы с ума сошла вот так хранить все в себе. Ведь ему тоже, оказывается, было что рассказать, но он всегда молчал и никому не доверял. Бедный! То ли дело мы, бабы, – наберем телефонный номер, всхлипнем и скажем: «Представляешь, каков подлец!» Начальник, муж, любовник, ребенок, учитель географии, контролер в автобусе… Да мало ли в жизни стрессов, нельзя же держать все в себе!
И чем дальше я слушала, тем больше поражалась, какие же мы, в сущности, одинаковые. Он тоже любил, тоже страдал – тоже решил, что любви нет, и женился только ради статуса. Надо было с кем-то появляться на вечеринках. Его жена была красива, глупа и помешана на своей персоне.
– Знаешь, она ужасно похожа на Алену. Когда она пришла ко мне и в тех же самых выражениях, что и моя жена, стала требовать у меня отпуск – я озверел. Мне потом было жутко неудобно! Надо было дать ей этот отпуск, в конце концов.
– Да уж, – кивнула я. – Кстати, с этого все и началось. С того отпуска.
– Что началось? – удивился он.
– Аленка тебе этого не забыла. Ладно, проехали. Это другая история, – отмахнулась я.
А Стас рассказал, что после того, как жена родила ему сына, его жизнь превратилась в ад. Он привез их с Алексеем из роддома и тут же превратился в раба лампы. Супруга терла по ней, а он моментально мчался исполнять ее желания. Либо от ее визга вылетали стекла, а сын забивался под стол. Ад длился шестнадцать лет, пока вдруг в один прекрасный день его женой не увлекся его коллега – учредитель одной фирмы, в которой он больше теперь не работает.
Жена решила, что этот джинн помощнее будет, и ушла к нему. Шувалов стер холодный пот со лба – он очень боялся, что их брак продлится вечно. Он бы не бросил ее сам. Воспитание бы не позволило. Он всегда следовал всем правилам (в этом месте я еле сдержала глупое хихиканье). В общем, ему обязательно нужен был какой-то повод. И вот жена ушла и под это дело дала ему развод. С условиями, конечно, и с алиментами. Он согласился на все. Она забрала себе их загородный дом и тщательно следила за тем, чтобы он достойно содержал сына. И все же – Стас остался один. Как же ему это нравилось! Что никто не жужжит над ухом, не требует путевок в Европу и программ омоложения. Работа – работа – работа – работа – свободные пустые выходные в холодном доме, дизайн которого делала жена. И так – по кругу.
Он общался с сыном, давал жене деньги и сидел в пустой квартире, потирая руки. Он всех обскакал! И все его устраивало в этой жизни. Такая комфортная ледяная пустыня, просто покой и тишина. Он часто просиживал ночи без сна, прислушиваясь к этой тишине своего дома. Но однажды совершенно случайно оказался в доме одной странной особы. Там на кухне вкусно пахло, а под потолком висели грибы. Там не делали омоложения, не обращали внимания на одежду, разбрасывали в коридоре ботинки, много смеялись и пили вкусный чай с зефиром. Там было так хорошо, что Шувалову вдруг захотелось… чего-то, чего он раньше совсем не хотел.
Сначала он вообще подумал, что надо завести бультерьера. Он бы сидел напротив него по вечерам и смотрел ему в глаза. Пес бы встречал его по вечерам, они бы вместе гуляли. Ходили бы в лес за грибами. Ему очень захотелось за грибами. И много чего другого, чего он не делал сто лет. Например, поговорить по душам. Этого он, кажется, не делал вообще никогда. Вот он и думал, что мог бы с ним разговаривать, а угрозы того, что бультерьер уйдет к его коллеге, практически нет. И омоложение ему не потребуется. Возможно, он бы даже его купил. Но однажды, когда он никак не мог заснуть из-за сигнализации, которая орала под его окнами, в его квартире раздался телефонный звонок. Было два часа ночи. Да. Хорошо, что люди придумали телефон!
Примечания
1
МКАД – Московская кольцевая автомобильная дорога.
2
ТТК – Третье транспортное кольцо в Москве.
3
ТО – технический осмотр.
4
Харассмент (от англ. harassment) – сексуальное домогательство на рабочем месте.