Последний довод убедил меня. Я задумался.
– Так я лечу в Денвер, нет?
Я посмотрел на доктора. Лондон помолчал немного, потом ответил:
– Если нет, жду вас в понедельник в пять.
30
– Оливер, не покидай меня. Я не смогу.
– Не волнуйся, все будет в порядке. Расслабься.
По дороге в аэропорт я утешал Барри Поллака.
– Но зачем, Олли? Зачем вдруг спихивать это дело на меня в такой момент?
– У тебя получится. Ты знаешь материалы от корки до корки.
– Да знаю я, что я их знаю! Но, Оливер, я не умею вести полемику и находить зацепки так, как ты. Они запутают меня! Мы проиграем!
Я успокоил его и объяснил, как парировать все выпады со стороны обвинения. Главное – говорить отчетливо и медленно. Если можно, баритоном. И всегда обращаться к нашему главному свидетелю «доктор» – это производит впечатление.
– Господи, я боюсь! Почему тебе надо в Денвер именно сейчас? – не отставал Поллак.
– Это необходимо, Барри. Не могу сказать больше ничего.
Мы проехали в нервном молчании, наверное, целую милю.
– Эй, Олли? – спросил Поллак.
– Да, Барри?
– Если я попробую угадать, ты мне скажешь?
– Да. Попробуй.
– Это контракт. Очень, очень выгодный контракт. Верно?
В этот момент мы добрались до терминала. Я был на полпути наружу еще до того, как машина остановилась.
– Ну, – ныл Барри, – так это контракт?
Оливер Барретт с улыбкой чеширского кота пожал руку молодому коллеге прямо через окно такси:
– Удачи нам обоим!
И направился на регистрацию. Удачи тебе, Барри! Ты был слишком потрясен, чтобы заметить, что мне тоже не по себе. Потому что для Марси мой приезд точно будет сюрпризом.
Когда мы приземлились в Городе-на-высоте-мили (как постоянно величал его веселый пилот), я тут же схватил чемодан, взял самое быстро передвигающееся такси и сказал:
– Гостиница «Браун Палас». И, пожалуйста, так, чтоб сам черт за нами не угнался!
– Держись за сомбреро, парень, – ответил таксист. Повезло.
Ровно в девять вечера (одиннадцать минут спустя) автомобиль уже остановился у одной из самых роскошных гостиниц Денвера. Просторный холл с куполом в стиле конца XIX века. Огромный сад, занимающий всю центральную часть здания. От высоты потолков голова шла кругом.
Я прекрасно знал, в каком номере остановилась Марси, – после всех бесконечных телефонных звонков. Я оставил багаж у портье и помчался на седьмой этаж. Звонить не стал. Уже у двери пришлось остановиться, чтобы восстановить дыхание (еще бы – столько лестничных пролетов за один раз!). Постучал.
Тишина.
Потом дверь открыл мужчина. Я бы сказал, очень солидный мужчина. Похожий на пластикового Кена.
– Чем я могу помочь вам? – приторно сладким голосом произнес он.
Кто это такой, черт побери? Акцент не денверский. Даже не слишком английский. Он вообще с этой планеты?
– Мне нужна Марси, – ответил я.
– Боюсь, она сейчас занята.
Чем? На какие еще препятствия я сейчас наткнусь? Этот тип был слишком красив. Из тех, кому хочется дать в рожу чисто из принципа.
– В любом случае, мне нужно ее увидеть, – настаивал я.
Он был по крайней мере на два дюйма выше. А его костюм был сшит настолько хорошо, что трудно было понять, где кончается он и начинается хозяин.
– М-м… Мисс Биннендейл ожидает вас?
За это «м-м» кое-кто, похоже, сейчас хорошенько схлопочет в челюсть.
Но прежде чем я смог перейти к нанесению увечий, изнутри донесся женский голос:
– Что там, Джереми?
– Ничего, Марси. Так, недоразумение.
Он опять повернулся ко мне.
– Джереми, я не недоразумение или плод фатальной ошибки, – сообщил я, – родители планировали мое рождение.
То ли это откровение, то ли явные нотки гнева в моем голосе заставили Джереми дать мне пройти. Пока я шел по небольшому коридорчику, пытался представить, как отреагирует Марси. И чем она вообще занята.
Основным цветом в гостиной было серое сукно – она была битком набита представителями того самого «руководящего звена». Присутствующие нервно курили и жевали крошечные сэндвичи.
У стола стояла Марси Биннендейл. Голодная и без сигареты в руках (слава богу, не раздетая – именно этого я опасался). Я застал ее прямо в процессе… бизнес-процессе.
– Вы знаете этого джентльмена? – спросил Джереми.
– Естественно, – ответила Марси, улыбаясь. Но не кидаясь в мои объятия, как я мечтал всю дорогу.
– Привет, – произнес я. – Извини, если помешал.
Марси оглянулась и сказала всем находящимся в комнате:
– Прошу прощения, я на минуту отлучусь.
Мы вышли в коридор. Я взял ее за руку, но от объятий она уклонилась.
– Эй, что ты здесь делаешь?
– По-моему, тебе здесь нужен кто-нибудь из друзей. Я останусь, пока ты не справишься со всем.
– А что с процессом? – ужаснулась Марси.
– К черту! Ты важнее. – И я обнял ее за талию.
– Ты спятил? – прошептала она. В этом шепоте можно было услышать что угодно, кроме негодования.
– Однозначно. Спятил от количества часов, проведенных в одиночку в двуспальной кровати. Спятил от тоски по тебе. От фанерных тостов и недожаренных яиц. Спятил…
– Слушай, дорогой, – перебила она и показала на комнату, откуда мы вышли, – у меня, вообще-то, совещание.
А какое мне дело, что нас может услышать кто-то из обшитых серым сукном? Я продолжил свою тираду:
– …и я решил, что даже в своей президентской запарке ты, может, тоже решишь чуточку спятить, и…
– Зануда, – сурово прошептала она. – Я на совещании.
– Я вижу, что ты занята, Марси. Но послушай, когда ты закончишь, я буду ждать тебя у себя в номере.
– Оно может длиться до Второго пришествия.
– Значит, я буду ждать вечность.
Похоже, Марси почувствовала это.
– О’кей, друг мой.
Она поцеловала меня в щеку. И вернулась к своим делам.
«О, моя любовь, моя Афродита, моя прекрасная рапсодия…»
Жан-Пьер Амон, офицер Иностранного легиона, домогался любви неземной аравийской принцессы, которая исступленно возражала: «Нет, нет, нет, берегитесь моего папа́».
Было уже за полночь, и этот древний фильм был единственным, чем могло порадовать телевидение города Денвер.
Помимо дурацкой мелодрамы, компанию мне составлял уменьшавшийся с каждым мгновением запас поп-корна. Я дошел уже до такого состояния, что беседовал с телевизором:
– Ну, Жан-Пьер, давай, сорви уже с нее одежду! – но легионер не обращал на меня никакого внимания и продолжал нести чушь, заламывая руки.
Потом в дверь постучали.
Слава богу!
– Привет, малыш, – сказала Марси.
Она была совершенно измотана, волосы рассыпались по плечам – как я люблю.
– Как дела? – спросил я.
– Я отправила всех по домам.
– Вы там все решили?
– Ох, нет. Там все еще безнадежный завал. Можно, я войду?
Я настолько плохо соображал, что даже не сразу понял – прислонился к дверному проему, загораживая вход.
Она вошла. Сняла туфли. Рухнула на кровать. И устало посмотрела на меня:
– Большой романтичный зануда бросил свое дело первостепенной важности?
Я улыбнулся.
– У меня есть приоритеты. Я решил, что тебе может понадобиться моя помощь тут, в Денвере.
– Это так мило, – сказала она, – немного сумасбродно, но ужасно мило.
Я пришел к ней и заключил ее в объятия.
Примерно через пятнадцать секунд мы уснули мертвецким сном.
Мне снилось, что Марси проскользнула ко мне в палатку и шепчет: «Оливер, давай проведем день вместе. Только я и ты. И нам будет нереально хорошо!»
Проснувшись, я обнаружил, что сон начинает сбываться.
Марси была одета по-зимнему. А в руках держала лыжный костюм моего размера.
– Вставай, – сказала она, – мы идем в горы.
– А как насчет твоих встреч?
– Сегодня я встречаюсь только с тобой. С остальными договорюсь после ужина.
– Господи, Марси, что тебя стукнуло?
– Приоритеты, – улыбнулась она.
Только что Марси снесла кому-то голову.
Этим кем-то был снеговик, а орудием обезглавливания – снежок.
– Во что будем играть дальше? – поинтересовался я.
– Расскажу после обеда, – подмигнула Марси.
Я не имел ни малейшего понятия, в каком месте национального парка «Роки-Маунтин» мы сейчас находились. Но до самого горизонта простиралась совершенно безлюдная территория. А самым громким звуком был хруст снега под ногами. Нетронутая белизна повсюду. Как будто природа приготовила нам свадебный торт.
Может быть, Марси и не умела зажечь газовую плиту, но с примусом она обращалась мастерски. Мы подкрепились супом и сэндвичами прямо тут же, в горах. К черту роскошные рестораны! И обязательства. И телефоны. И города с населением больше двух человек.
– Так где мы находимся? – спросил я. (Компас тоже был у Марси.)
– К востоку от нигде, – подмигнула она.
– Мне нравятся здешние красоты, – улыбнулся я.
– Так где мы находимся? – спросил я. (Компас тоже был у Марси.)
– К востоку от нигде, – подмигнула она.
– Мне нравятся здешние красоты, – улыбнулся я.
– Знаешь, если бы ты не ворвался в мой номер, нагрянув, как гром среди ясного неба, я бы все еще торчала в той прокуренной комнате в отеле, – с благодарностью произнесла Марси.
Она приготовила кофе на примусе, который эксперты, конечно, могли бы назвать неудачным и даже опасным для здоровья. Как бы там ни было, меня он согрел.
– Марси, – сказал я, шутя лишь наполовину, – в тебе пропадает кулинар.
– Готовлю только на лоне дикой природы, – засмеялась Марси.
– Значит, это твоя стихия, – улыбнулся я.
Марси посмотрела на меня, а потом огляделась по сторонам. Она вся светилась счастьем:
– Как жаль, что рано или поздно нам придется уйти…
– Мы можем остаться, – я был серьезен. – Марси, мы можем остаться здесь, пока ледники не начнут таять или пока нам не захочется поваляться на пляже. Или спуститься на каноэ по Амазонке. Давай, я серьезно!
Марси задумалась. Размышляет, как отнестись к моему… Предложению? Или идее?
– Ты меня проверяешь? Или серьезно? – наконец спросила она.
– И то, и другое. Я буду счастлив выйти из этой мышиной беготни, а ты? Немногие люди могут себе это позволить…
– Кончай, Барретт, – запротестовала она, – ты самый амбициозный из всех, кого я когда-либо знала. Кроме меня. Спорим, ты иногда видишь себя в кресле президента?
Я улыбнулся. Но кандидат в президенты не имеет права врать:
– О’кей. И такое бывало. Но в последнее время я думаю, что гораздо с большим удовольствием учил бы своих детей кататься на коньках.
– В самом деле? – Марси была искренне удивлена.
– Только если они пожелают учиться, – добавил я. – Ты могла бы жить счастливо, если бы не нужно было ничего никому доказывать?
Она на секунду задумалась.
– Что-то новенькое, – ответила она. – Пока не появился ты, я чувствовала себя лучше, только если побеждала и внимание всех было приковано ко мне.
– Скажи, а что может сделать тебя счастливой теперь?
– Парень.
– Какого типа?
– Который не станет во всем слушаться меня. Который поймет, что на самом деле… мне не всегда хочется быть главной.
Я молча слушал ее. И горы тоже молчали.
– Мне нужен ты, – наконец произнесла Марси.
– Я рад, – ответил я.
– Чем займемся теперь, Оливер? – спросила она.
Нам было хорошо и спокойно. В разговоре то и дело возникали паузы.
– Сказать, что нужно делать? – спросил я.
– Да! – ответила Марси.
Я глубоко вдохнул и произнес:
– Продай магазины.
Марси чуть не выпустила из рук чашку с кофе:
– Что?!
– Послушай, Марси, я уже так изучил образ жизни президента торговой сети, что могу написать об этом диссертацию. Ты должен быть все время в движении, быть готовым к переменам – ни секунды покоя.
– Чертовски верно, – ответила она.
– Может, все это и необходимо для бизнеса, но для взаимоотношений нужно нечто совершенно противоположное: много свободного времени и минимум рабочих поездок.
Марси не отвечала. Так что я продолжил свою проповедь:
– Следовательно, – радостно закончил я, – тебе нужно продать «Биннендейл». У тебя будет роскошный офис консультанта в том городе, где тебе понравится. А я открою свою юридическую практику. Может быть, у нас получится прижиться там. И обзавестись парой ребятишек.
– Ну ты и мечтатель, – рассмеялась Марси.
– А ты просто дура, – ответил я, – потому что все еще по уши влюблена в свою собственную власть.
Мой тон не был осуждающим. Хотя это было чистой, черт ее побери, правдой.
– Ах, ты! – сказала Марси. – Ты проверял меня.
– Проверял. И ты провалилась, – улыбнулся я.
– Ты нахальный эгоист, – игриво заключила она.
Я кивнул:
– Я всего лишь человек.
Марси посмотрела на меня.
– Но ты ведь меня не бросишь?..
– Любой снег когда-нибудь тает, – ответил я.
А потом мы встали и, взявшись за руки, вернулись в машину.
И поехали в Денвер. Где снега не было вовсе.
31
В Нью-Йорк мы вернулись в среду вечером. К тому времени Марси смогла навести порядок в денверском представительстве, и нам даже удалось еще раз сыграть в снежки. Но ее суперэго восторжествовало. Снова надо было работать. И я даже успел (по телефону) помочь Барри Поллаку на его финишной прямой.
Очередь к такси казалась бесконечной, и мы здорово замерзли. Наконец перед нами возникло нечто, напоминающее помятую консервную банку желтого цвета. Другими словами – типичное нью-йоркское такси.
– В Квинс не еду, – буркнул водитель вместо приветствия.
– Я тоже, – ответил я, дергая искалеченную дверцу, – так что едем на 64-ю, Ист, дом двадцать три.
Мы оба находились внутри. Так что теперь закон обязывал водилу доставить нас по упомянутому адресу.
– Давайте лучше на 86-ю, Ист, пять-ноль-четыре.
Что?! Поразительное предложение исходило от Марси.
– Кто, черт побери, там живет? – спросил я.
– Мы, – улыбнулась она.
– Мы?! – недоумевал я.
– Парень, у тебя что, – поинтересовался таксист, – амнезия?
– А ты кто, – нашелся я, – Вуди Аллен?
– По крайней мере, я помню, где живу, – выдвинул он довод в свое оправдание.
К тому времени остальные таксисты подгоняли нашего – воздух заполонила жуткая какофония из сигналов и ругательств.
– О’кей, так куда? – потребовал он.
– 86-я, Ист, – сказала Марси. И добавила шепотом, что объяснит мне по дороге. Как минимум, это стало для меня сюрпризом.
Военные называют такую территорию ДМЗ – демилитаризованная зона. Марси придумала найти квартиру, которая не принадлежала бы ни ей, ни мне, ни даже нам обоим и была бы чем-то вроде нейтральной территории.
О’кей. В этом был резон. Хватит с нас моей мышиной норы. В любом случае, Марси выдержала испытание ею.
– Ну как? – спросила Марси.
Однозначно, место было великолепное. Хочу сказать, что выглядело оно, точно как на тех образцах на верхних этажах «Биннендейл». Я насмотрелся молодых пар, рассматривающих эти квартиры и мечтающих: «Эх, если б мы могли жить так же».
Марси показала мне гостиную, кухню, выложенную кафелем («Я пойду на кулинарные курсы, Оливер»), ее будущий офис, потом спальню королевских размеров и, в конце концов, главный сюрприз: мой офис.
Да. У нас было два рабочих кабинета: Его и Ее. Наверное, пришлось содрать кожу с целого стада коров, чтобы обить всю мебель в моем кабинете. Повсюду были полки для книг по уголовному праву – сплошь стекло и хромированная сталь. Комбинированное освещение. В общем, тут было все, о чем только можно мечтать.
– Ну как? – переспросила Марси, ожидая хвалебных отзывов.
– Это просто невероятно, – сказал я.
Удивившись, почему чувствую себя, словно мы с Марси актеры и играем сцену по заранее известному сценарию. Написанному ею.
А потом подумав – собственно, какое это имеет значение?..
– Что вы чувствуете?
За время моего отсутствия методы доктора Лондона не претерпели изменений.
– Послушайте, мы оба оплачиваем коммунальные расходы.
Прекрати, Оливер. То, что мы оба платим за квартиру, не говорит о чувствах ничего. Хотя по-настоящему меня беспокоило даже не это.
– Дело не в эгоизме, доктор. А в том, как она… распоряжается нашими жизнями.
Я помолчал, а потом продолжил:
– Послушайте, мне не нужен дизайнер. И романтическое освещение. Как она не понимает, что все это совершенно неважно? Вон, Дженни купила побитую молью мебель, скрипучую кровать и обшарпанный стол – и все это за девяносто семь баксов! Гостями за ужином были исключительно тараканы. Зимой дуло из всех щелей, а по запаху в коридоре мы точно могли сказать, что ели на обед все соседи. В общем, квартирка была та еще!
Я снова замолчал. Затем стал рассказывать дальше:
– Но там мы были счастливы, и все остальное для меня не имело значения. Вернее, иногда, конечно, имело – например, когда сломалась ножка кровати. В тот момент, когда мы с Дженни кувыркались в ней. Ох, и здорово же мы тогда посмеялись!
Я снова запнулся. Оливер, что ты хочешь сказать?
Кажется, я пытаюсь сказать, что мне не нравится новая квартира Марси.
Да, мой новый офис – просто чудо. Но, когда нужно подумать, я возвращаюсь в свой старый полуподвал. Где и сейчас стоят мои книги. Куда до сих пор приходят счета. Куда я ухожу, пока Марси не бывает в городе.
Поскольку остаются считаные дни до Рождества, Марси, как обычно, в отъезде. На сей раз в Чикаго.
И мне очень хреново.
Потому что сегодня вечером мне предстоит плотно поработать, чем я категорически не могу заняться в нашем с Марси домике мечты на 86-й улице. Потому что весь Нью-Йорк сегодня в рождественских украшениях. А я чувствую себя донельзя паршиво – хотя есть целых два места, где я могу побыть в одиночестве. И мне стыдно звонить Филу – только потому, что боюсь признаться в своем одиночестве.