— Ладно, — ответил Йеспер.
— А уроки сделал?
— Да, да!
Значит, не сделал. Карл нахмурился.
— Ладно, Карл. Не трепыхайся! Я не собираюсь ходить в десятый класс в Энгхольме. Уж как-нибудь перейду в аллерёдскую гимназию.
Слабое утешение. Это значит, что придется еще следить за его успеваемостью в гимназии.
— Ну пока, будь здоров и не кисни! — бросил Йеспер на прощание, направляясь к сараю, где стоял велосипед.
Но это было легче сказать, чем сделать.
— Карл, что тебя гнетет — дело Люнггор? — спросил Мортен, собирая последние бутылки.
Он никогда не уходил к себе, пока не наведет в кухне полный блеск. Мортен хорошо знал свои слабости — завтра его голова распухнет, словно нежное эго премьер-министра, и если он хотел что-то сделать, то следовало приступать прямо сейчас.
— Меня беспокоит не столько дело Люнггор, сколько Харди. По свежим следам ничего не найдено, а теперь это уже никого не волнует, включая меня самого.
— Но ведь расследование по делу Люнггор вроде бы благополучно закончено? — промямлил Мортен. — Она утонула, так ведь? О чем тут еще говорить?
— Гм… Ты так считаешь? Так почему же она утонула, спрашиваю я себя? В море не штормило, качки не было, она, судя по всему, была совершенно здорова. С финансами у нее все было в порядке, она хорошо выглядела, ее карьера шла в гору. Может быть, ей было несколько одиноко, но рано или поздно она бы и это уладила.
Карл покачал головой. Кого он хочет обмануть? Это дело очень даже интересовало его, как и любое другое, в котором возникало так много вопросов.
Он закурил сигарету и взял банку пива, которую кто-то открыл, но так и не выпил. Пиво оказалось тепловатым и уже выдохлось.
— Что мне больше всего не дает покоя, так это ее ум. Труднее всего разобраться в тех делах, где жертва умница вроде нее. Насколько я понимаю, для самоубийства у нее особых причин не было. Вражды к ней никто не питал, брат любил ее. Так почему же тогда она исчезла? Вот, например, ты, Мортен Холланд, разве утопился бы на ее месте?
Карл посмотрел в воспаленные глаза Мортена.
— Это несчастный случай, Карл. Разве у тебя никогда не кружилась голова, когда ты, перегнувшись через борт, глядел на волны? А если это все-таки было убийство, то я бы сказал, что это сделал либо ее брат, либо тут замешана политика. Разве она, как находящийся на взлете лидер демократов, да притом еще и писаная красавица, не могла нажить себе врагов? — Мортен наклонил голову и с трудом ее поднял. — Ее же все ненавидели — неужели ты не понимаешь! Ненавидели те из ее партии, кого она опередила в карьере, ненавидели в правящих партиях. Что ты думаешь — неужели премьер-министру и его компании нравилось смотреть, как она красуется на экране телевизора? Ты же сам сказал, что она была здорово башковитая.
Мортен отжал тряпку и обтер кран над мойкой.
— Все знали, что на следующих выборах она будет возглавлять коалиционный список. Ведь она привлекала голоса избирателей. — Он сплюнул в раковину. — Решено, в следующий раз не буду пить эту рецину! И где только Сюссер откопала такое пойло? Сил нет, как сушит горло!
В Круглом дворе[16] Карл встретил нескольких коллег, которые направлялись домой. В дальнем конце за колоннадой серьезно совещался с одним из членов своей группы Бак. На Карла они посмотрели с таким выражением, точно он их оплевал и смертельно оскорбил.
— Конгресс остолопов, — громко бросил он на всю колоннаду и повернулся к ним спиной.
Объяснение он услышал от встреченного в вестибюле Бенте Хансена, раньше работавшего в его группе:
— Карл, ты оказался прав. Отрезанная половина уха нашлась в сливной трубе в квартире свидетельницы. Снимаю шляпу перед тобой, старина!
Отлично! Значит, появилось кое-что новенькое в деле об убийстве велосипедиста.
— Бак со своими людьми только что ездил в Ригсхоспиталет, чтобы вытряхнуть из свидетельницы показания, — продолжал Бенте. — Но так ничего и не добились. От страха она вообще лишилась языка.
— Значит, говорить надо не с ней.
— Понятно, не с ней. Но с кем же тогда?
— Сам подумай, что тебя могло бы скорее всего толкнуть на самоубийство: сумасшедшее давление с чьей-то стороны или если бы это было единственным способом спасти своих детей? Говорю тебе, это так или иначе связано с детьми!
— Дети ничего не знают.
— Конечно же нет. Зато, вероятно, знает ее мать.
Карл возвел глаза к потолку с бронзовыми светильниками. Может, все-таки попросить разрешения поменяться делами с Баком? Глядишь, хоть что-то тронется с места и вызовет отзвук в этом громадном здании.
— Слушай, Карл, я тут без тебя подумал и решил — нам надо дальше работать над этим делом.
Ассад уже выставил на столе дымящуюся чашку кофе, а рядом с папками на листке оберточной бумаги были разложены пирожки. Очевидно, Ассад решил пустить в ход все возможные средства обольщения. Во всяком случае, он навел порядок в кабинете, а несколько папок выложил рядком на письменном столе словно для того, чтобы Карл прочитал их в определенной последовательности. Должно быть, возится тут уже часов с шести.
— Что это ты мне тут подкладываешь? — спросил Карл, ткнув пальцем в бумаги.
— А тут выписка из банковского счета Мереты Люнггор, из которого видно, сколько денег она снимала за последние шесть недель. Здесь нет никаких расходов за еду в ресторане.
— За нее заплатили другие. Нет ничего сверхъестественного в том, что хорошенькая женщина ужинает даром.
— Действительно, Карл! Ты сразу догадался. Значит, она позволила кому-то заплатить за себя. Я думаю, это кто-то из политиков или мужчина.
— Ну конечно. Вот только трудновато будет выяснить, кто это был.
— Да, Карл. Я очень хорошо это понимаю. С тех пор прошло пять лет. — Ассад потыкал в другую бумажку. — Вот список изъятых полицией вещей из ее дома. Я не вижу в нем календаря, про который рассказывала новая секретарша. Его нет. Может быть, в Кристиансборге остался какой-нибудь календарь, по которому можно узнать, с кем она собиралась пойти в ресторан.
— Свой ежедневник она наверняка носила в сумочке, а сумочка исчезла вместе с хозяйкой.
Ассад кивнул с досадой:
— Ну и что, Карл! Можно же спросить секретаршу. Тут есть выписка из ее разъяснений. Тогда она не упомянула о человеке, с которым Мерета собиралась пойти в ресторан, поэтому я думаю, что нужно расспросить ее еще раз.
— Выписка! Тоже мне! Сам сказал: прошло уже пять лет. Если она тогда при допросе не вспомнила ничего существенного, то уж теперь-то и подавно не вспомнит.
— Ладно! Но там сказано, что она упомянула про поздравительную телеграмму с Днем святого Валентина, которую получила Мерета Люнггор, правда, с опозданием на несколько дней. Ведь это же можно проверить, не так ли?
— Телеграмму уже не найти, а точная дата нам неизвестна. Это будет трудно сделать, тем более что мы даже не знаем, какая фирма ее передала.
— Это была фирма «Телеграмз онлайн».
Карл взглянул на Ассада. Неужели этот человек и впрямь кладезь талантов? Пока он ходил в зеленых перчатках, это особенно в глаза не бросалось.
— Откуда ты знаешь?
— Вот посмотри! — Ассад снова ткнул в листок. — Секретарша припомнила, что в телеграмме было напечатано «Люблю и целую Мерету», а еще там были губы. Красные раскрытые губы.
— Ну и?
— Ну так эта телеграмма была доставлена фирмой «Телеграмз онлайн». Они печатают на телеграмме свое название и алые губы.
— Дай-ка посмотреть!
Ассад нажал на клавишу пробелов в компьютере Карла, и на экране возникла домашняя страничка «Телеграмз онлайн». Действительно — вот она, телеграмма. В точности как говорил Ассад.
— Ну хорошо. И ты уверен, что эта фирма рассылает такие телеграммы?
— Очень даже уверен!
— Но даты-то у тебя все равно нет. Было это до или после Дня святого Валентина? И кто ее заказал?
— Мы можем запросить компанию, зарегистрирована ли у них дата отправки этой телеграммы во дворец Кристиансборг.
— Все это уже сделали при первоначальном расследовании, так ведь?
— В деле об этом нет записи. Больше ты там ничего не вычитал?
Ассад тонко улыбнулся сквозь отросшую за утренние часы щетину. Довольно нахально.
— Ладно, Ассад. Договорились. Свяжись с фирмой и проверь. У меня сейчас много работы, так что ты уж позвони из своего кабинета.
Карл похлопал помощника по плечу и выпроводил за порог. Затем запер дверь изнутри, закурил сигарету, взял в руки папку с делом Люнггор и уселся поудобнее, положив ноги на стол.
Делать нечего, придется все это прочесть.
Дело было какое-то бестолковое и слишком уж бедное содержанием. Поиски велись где попало, без приоритетного направления. Ни одной дельной гипотезы выдвинуто не было. Мотив так и не определен. Если самоубийство, то почему? Единственное, что было известно: ее автомобиль стоял в заднем ряду, а сама Мерета Люнггор исчезла.
Потом до следователей наконец дошло, что она была не одна. Из показаний свидетелей выяснилось, что там присутствовал молодой человек, с которым она ссорилась на прогулочной палубе. Этот факт был документально подтвержден фотографией, случайно сделанной супругами, ехавшими на пароме с частным шоп-туром в Хейлигенхафен. Снимок был опубликован, и тогда из ратуши Сторе Хединга пришло сообщение, что на нем изображен брат Мереты Люнггор.
Карл и сам это хорошо помнил. Полицейские получили втык за то, что прошляпили существование брата.
И снова возникли вопросы. Если виновен брат, то почему он это сделал? И где он вообще теперь?
Сперва думали, что Уффе тоже выпал за борт, но спустя несколько дней он нашелся — в весьма запущенном виде, ничего не понимающий, заплутавшийся где-то на равнинах острова Фемарн. Обнаружили его бдительные немецкие полицейские Ольденбурга, сумевшие установить личность. Как его занесло в такую даль, осталось невыясненным. Сам он ничего не мог поведать следствию.
Если он что-то знал, то скрыл это от всех.
То, в какой жесткий оборот был взят затем Уффе Люнггор, лишний раз подтверждало тот факт, что полицейские в этом расследовании кругом облажались. Карл прослушал несколько пленок с записью допроса и убедился, что Уффе был нем как могила. Они пытались играть с ним в «доброго» и «злого» полицейского, но на него это никак не подействовало. На помощь привлекли двух психиатров. Затем был вызван психолог из Фарума, специализировавшийся по подобным случаям, и даже Карен Мортенсен, социальный советник из коммуны Стевнс, приняла участие в допросах, чтобы добиться от Уффе хоть чего-нибудь.
Скверное дело.
И немецкие, и датские власти проводили траление фарватера. Отряд военных ныряльщиков перенес свои учения в эти воды. Выловленного утопленника доставили в морозильную камеру, затем провели вскрытие. Рыбаки получили указание быть особенно внимательными к любым обнаруженным в воде объектам: предметам одежды, сумкам, ко всему, что бы им ни попалось на глаза. Однако никто не нашел ничего такого, что могло бы иметь отношение к Мерете Люнггор, и средства массовой информации совсем сорвались с цепи. Тема исчезновения Мереты Люнггор целый месяц продержалась на первой полосе. Были вытащены на свет снимки Мереты гимназических времен, сделанные на какой-то экскурсии, на которых она представала в облегающем купальнике. Попали в печать ее отличные оценки в университете, которые тут же сделались предметом анализа так называемых экспертов по вопросу жизненного стиля. Пошли в ход различные догадки, касающиеся ее сексуальной ориентации, и даже вполне порядочные журналисты не устояли на этот раз перед соблазном, последовав по стопам представителей желтой прессы. И главным открытием, из которого черпали вдохновение газетные писаки, стало существование Уффе.
Несколько человек из ее ближайшего служебного окружения несли всякую чушь вроде того, что они-де давно предполагали нечто подобное: видно было, ей есть что скрывать в личной жизни. Никто, конечно, не мог знать, что у нее имеется брат с ограниченными возможностями, но о чем-то в этом роде они догадывались.
Когда шумиха вокруг этого дела начала утихать, на первых полосах появились снимки с места автомобильной аварии, в которой погибли ее родители, а Уффе стал инвалидом. В ход шло все что ни попадя. При жизни Мереты газеты извлекали из нее большую пользу, так могли ли они упустить те возможности, которые дала ее смерть? Ведущие утренних каналов с трудом сдерживали восторг. Война в Боснии, недовольные высказывания принца-консорта, неумеренное пристрастие бургомистра пригородной коммуны к красному вину, утонувшая политическая деятельница — депутат фолькетинга. Любая грязь! Лишь бы имелась хорошая картинка!
В прессе появились снимки снятой крупным планом кровати в доме Мереты Люнггор. Непонятно, откуда взялись эти фотографии, но подписи были откровенные. Имелась ли между братом и сестрой любовная связь? Не она ли явилась причиной ее смерти? Почему в таком большом доме нашлась только одна кровать? То есть чтобы уж вся страна поняла, как это странно.
Когда из этой истории больше ничего уже нельзя было выкачать, они кинулись в догадки по поводу оправдания Уффе. Применялись ли к нему в полиции жесткие методы? Можно ли это считать произволом властей? Или подозреваемый отделался слишком легко? Идет ли в этом случае речь о наивности правовой системы и неудовлетворительной работе следствия? Затем в прессу просочилось известие о том, что Уффе помещен в «Эгелю», и наконец все утихло. В летнее затишье 2002 года обсуждалась только погода, рождение принца и мировое первенство по футболу.
Да уж, датская пресса знала-таки истинные интересы своих читателей. Тема Мереты Люнггор окончательно устарела.
А через шесть месяцев расследование и вовсе прекратилось. У полиции было столько других дел!
Карл взял два листа бумаги и на одном написал шариковой ручкой:
Подозреваемые:
Уффе.
Неизвестный почтальон. Письмо о Берлине.
Мужчина/женщина из кафе «Банкрот».
Коллеги из Кристиансборга.
Убийство с ограблением после разбойного нападения. Сколько денег в сумочке?
Нападение по сексуальным мотивам.
На другом листе Карл написал:
Проверить:
Служащая социального ведомства в Стевнсе.
Телеграмма.
Секретарши в Кристиансборге.
Свидетели на шлезвиг-гольштейнском пароме.
Подумав некоторое время над списками, он добавил внизу второго листка:
Приемная семья после аварии / старые друзья по университету. Имела ли по натуре склонность к депрессии? Была ли беременна? Влюблена?
Когда он закрыл папку с делом Люнггор, сверху позвонили и передали, что Маркус Якобсен просит прийти в конференц-зал.
Проходя по коридору, Карл кивнул Ассаду, сидевшему в своей комнатке. Тот не отрывался от телефона и как приклеенный с серьезным и сосредоточенным видом слушал, что говорят в трубке. Сейчас в нем было не узнать того Ассада, который стоял на пороге в зеленых резиновых перчатках. Это был совершенно другой человек.
В зале уже находились все, кто был причастен к расследованию дела об убийстве велосипедиста. Маркус Якобсен показал Карлу, на какой стул сесть за столом для совещаний, и Бак начал излагать:
— Наша свидетельница Аннализа Квист давно уже просила дать ей охрану по закону о защите свидетелей. Теперь мы узнали, что ей угрожали и обещали заживо содрать кожу с ее детей, если она не будет молчать о том, что видела. Все это время она отказывалась давать показания, но по-своему проявляла готовность к сотрудничеству. Попутно она давала определенные намеки, из которых мы могли делать дальнейшие выводы, однако самое главное все же от нас скрывала. Затем последовали серьезные угрозы в ее адрес, вслед за чем она окончательно замкнулась.
Даю краткое резюме: убитому перерезали горло в парке Вальбю, это произошло около двадцати двух часов. Было темно и холодно, поэтому место было безлюдным. И все же за пять минут до убийства Аннализа Квист увидела там преступника, разговаривающего с жертвой. Поэтому мы считаем, что речь идет об убийстве, совершенном в состоянии аффекта. Если бы убийство было заранее спланированным, появление Аннализы Квист, вероятно, помешало бы преступнику совершить задуманное.
— Почему Аннализа Квист шла через парк пешком? Почему не ехала на велосипеде? Как она там оказалась? — спросил один из новеньких, который еще не знал, что у Бака вопросы задавать положено потом.
Бак кинул на него недовольный взгляд:
— Она возвращалась от своей подруги, у нее была проколота шина. Поэтому она отправилась через парк пешком. Мы знаем, что она увидела убийцу, поскольку вокруг места преступления имелись следы только двух человек. Мы проделали большую работу, изучая обстоятельства Аннализы Квист в поисках чего-то сомнительного. Чего-нибудь, что объясняло бы ее поведение во время допросов. Как мы знаем теперь, когда-то она была связана с рокерской средой, но нам также совершенно точно известно, что убийцу следует искать не в этой среде.
Убитый является братом одного из самых активных рокеров округа Вальбю Карло Брандта и не имел никаких связей с криминальной средой, хотя и приторговывал по мелочи наркотиками на свой страх и риск. Из показаний этого Карло Брандта мы теперь знаем, что убитый был знаком с Аннализой Квист, а какое-то время состоял с ней в интимных отношениях. Расследованием этого вопроса мы также занимаемся. В любом случае это позволяет нам заключить, что, судя по всему, она знала и убийцу, и его жертву.
Что же касается страхов свидетельницы, то ее мать призналась нам, что Аннализа подвергалась насилию, хотя и в умеренной степени в виде побоев, угроз и тому подобного, однако на нее это очень повлияло. Мать считает, что дочь сама в этом виновата, потому что слишком много вращается в среде посетителей питейных заведений и не очень разборчива в выборе кавалеров, которые провожают ее домой, но, насколько мы можем судить, в своем сексуальном и социальном поведении Аннализа не слишком отличается от большинства молодых женщин.