Карл не отрывал глаз от кейса и его содержимого. «Терпение, — говорил он себе мысленно. — Рано или поздно дойдет дело и до кейса».
— Уффе присутствовал, когда приходил человек с письмом? Ты не забыл об этом спросить? — вставил он, чтобы вернуть Ассада к нужной теме.
— Да. — Тот кивнул. — Она сказала, что он все время стоял с ней рядом. Он был очень заинтересован. Всегда выходил на звонки.
— Был ли, на ее взгляд, человек с письмом чем-то похож на Хейла?
Ассад наморщил нос.
— Не очень, но немного — да. Мужчина с письмом был, кажется, помоложе, волосы у него были потемней и вид более мужественный. По поводу подбородка, глаз и всего такого она не могла ничего сказать.
— И тогда ты спросил про кейс, да?
Тут на лице Ассада снова появилась та же улыбка:
— Да. Она не знала, где эта вещь. Она хорошо ее помнила, но не могла сказать, привезла ли Мерета ее домой в последний раз. Ее же тогда там не было, верно?
— Ассад, давай уж о деле! Где ты его нашел?
— Возле печки в подсобном помещении.
— Ты побывал в Маглебю, в доме, где живут антиквары?
Ассад кивнул:
— Хелле Андерсен сказала, что Мерета Люнггор каждый день делает все одинаково. За прошедшие годы она обратила на это внимание. Всегда все одинаково. Обувь она скидывала в подсобном помещении, но сперва всегда заглядывала в окно. К Уффе. Каждый день она сразу переодевалась и оставляла вещи возле стиральной машины. Не потому что они грязные, а потому что они всегда там лежали. Она всегда надевала халат. И они с братом всегда смотрели одни и те же видеофильмы.
— Ну а кейс? Что с кейсом?
— Вот этого домработница, оказывается, не знала. Она никогда не видела, где Мерета его оставляет, но подумала, что, наверное, либо в прихожей, либо в подсобке.
— Как же тебе, черт возьми, удалось обнаружить его в подсобке у печки, если вся команда разъездной бригады не сумела его там отыскать? Его было не видно? Где он там пролежал до сих пор? По моему впечатлению, эти антиквары довольно тщательно следят за уборкой. Что тебе послужило подсказкой?
— Антиквары позволили мне походить там самому по всем нижним помещениям, а я просто прокрутил все это в голове. — Ассад постучал себя по лбу. — Я скинул башмаки и пальто и повесил пальто на крючок в подсобке. Я проделал это только в уме, потому что крючка там уже нету. А затем я представил себе в голове, что у нее могли быть вещи в обеих руках. Бумаги в одной и кейс в другой. И тогда я подумал, что она не могла снять пальто, пока руки у нее заняты, сперва надо было положить эти вещи.
— И ближе всего оказалась печка?
— Да, Карл. Прямо перед носом.
— Почему же она после не забрала кейс в гостиную или в свой кабинет?
— Сейчас я до этого дойду, Карл, через минутку. Я посмотрел наверх на печку, но там кейса не было. Но я на это и не рассчитывал. Но знаешь, Карл, что я там увидел?
Карл только молча смотрел, дожидаясь, когда Ассад сам скажет.
— Так вот! Что между печкой и потолком был целый метр пустого пространства.
— Поразительно, — только и сумел сказать Карл.
— И тогда я подумал, что она не положила кейс на грязную печку, потому что он ведь принадлежал ее отцу и был ей поэтому дорог.
— Что-то я не совсем понял!
— Она не положила его, а поставила на печку. Так, как ставят кейс на пол. Места ведь там было достаточно.
— Она его поставила, а он свалился за печку.
Улыбка Ассада подтвердила правильность его догадки.
— Царапина на той стороне совсем свежая, посмотри сам.
Карл закрыл кейс и перевернул обратной стороной. На его взгляд, царапина была не такой уж свежей.
— Ну да. Я вытер кейс, он же там совсем запылился, так что теперь царапина потемнела. Но она была совсем свежая, когда я достал кейс.
— Ассад, что же ты наделал! Неужели ты вытер кейс? Может быть, ты еще и трогал то, что лежало внутри?
Помощник снова кивнул, но уже без прежнего энтузиазма.
— Ассад! — Карл перевел дыхание, чтобы не высказаться слишком уж резко. — В следующий раз, когда ты найдешь что-то важное для расследования, ты уж, пожалуйста, ничего не лапай, ладно?
— Не лапай?
— Не трогай руками. Если так делать, то можно уничтожить важные следы, понимаешь?
Ассад кивнул.
— Я закрывал пальцы рукавом рубашки, — смущенно добавил он.
— О'кей. Это была хорошая мысль. Так ты думаешь, что вторая царапина могла иметь такое же происхождение? — Карл еще раз перевернул кейс.
Обе царапины были несомненно похожи. Значит, старая царапина появилась не во время аварии 1986 года.
— Да. Я думаю, он не в первый раз падал с печки. Я обнаружил его за печкой, он там застрял между трубами парового отопления. Я его еле выдернул, для этого надо было приложить силу. Думаю, что и Мерета так сделала, я просто уверен в этом.
— А почему же он не сваливался чаще, а только два раза?
— Наверняка сваливался, потому что в подсобке сильный сквозняк, когда открывается дверь, но тогда он не проваливался в самый низ.
— Возвращаюсь к предыдущему вопросу: почему она не взяла его с собой, когда пошла в комнаты?
— Дома она не хотела думать о делах. Не хотела отвечать на звонки по мобильнику. Ты так не думаешь? — Брови Ассада поднялись так высоко, что глаза стали круглыми.
Карл заглянул в кейс. Мерета Люнггор забирала его домой, и это было вполне логично. Тут лежал ее еженедельник, заметки, которые в каких-то случаях могли ей понадобиться. Но как правило, она брала домой кучу бумаг для прочтения, так что работы у нее хватало. У нее был телефон обычной проводной сети, которым могли пользоваться некоторые избранные. Мобильник предназначался для более широкого круга, его номер значился на ее визитке.
— А ты не думаешь, что его можно было услышать из комнаты, когда он звонил в подсобке?
— No way.[22]
Карл и не подозревал, что Ассад знает английский.
— И чем тут занята тесная мужская компания? — раздался вдруг сзади звонкий голос.
Оба даже не слышали, как к ним вошла Лиза.
— У меня тут для вас еще несколько дел. Их прислали из округа Южная Ютландия. — От Лизы по кабинету распространился аромат, который мог соперничать с курительными палочками Ассада, однако производил совершенно иное воздействие. — Они очень извиняются за задержку, но она случилась по болезни сотрудника.
Она вручила папки сверхпредупредительному Ассаду и одарила Карла таким взглядом, который был способен сразить любого мужчину, как удар ниже пояса.
Не в силах отвести взгляд от влажных губ Лизы, он задумался о том, сколько времени у него уже не было близких контактов с противоположным полом. Перед его мысленным взором отчетливо проступили розовые двухкомнатные покои бывшей жены. У нее там стояла в воде лаванда и свеча на подставке, а на лампу у кровати был наброшен ярко-красный платок, но лица женщины он не мог вспомнить.
— Что ты сказал Баку, Карл? — спросила Лиза.
Вынырнув из потаенного мира эротических фантазий, он увидел перед собой голубые глаза.
— Бак? А что он там — ходит и всем жалуется?
— Нет. Он отправился домой. Но его коллеги говорят, что после вашего разговора в кабинете шефа он вышел весь белый.
Мобильник Мереты Люнггор Карл поставил на зарядку, понадеявшись, что батарейки еще живы. Усердные пальцы Ассада — хоть и через рукав — перещупали в кейсе все содержимое, так что Карл решил не обращаться к помощи техников. Сделанного не воротишь.
Только на двух листках для записей виднелись какие-то строчки, прочие оставались пустыми. Записи относились преимущественно к вопросу о коммунальной помощи на дому и почасовому учету рабочего времени, то есть ничего интересного и в то же время весьма характерно для той действительности, которую покинула Мерета Люнггор.
Затем Карл сунул руку в боковой кармашек из растянувшегося от времени эластика и достал три-четыре смятых бумажки. Первая бумажка оказалась квитанцией за куртку фирмы «Джек-энд-Джонс» от 13 апреля 2001 года, остальные же были сложенными гармошкой белыми листками формата А4, какие можно найти в школьном портфеле любого мальчишки. Исписанные карандашом довольно неразборчиво и, конечно же, без указания даты.
Он направил свет настольной лампы на верхний листок и немножко его расправил. Всего восемь слов: «Мы можем поговорить о моем проекте налоговой реформы?» — и подпись в виде инициалов «ТБ». Можно предположить различную расшифровку, но, пожалуй, лучше всего подойдет Таге Баггесен. По крайней мере, так решил Карл.
Он усмехнулся: Таге Баггесен хочет поговорить с Меретой Люнггор. Еще бы! Только не многого он добился своими разговорами.
Карл расправил следующий листок, быстро прочел, и на этот раз содержание вызвало у него совсем другое чувство. Тон был уже гораздо более личным. Баггесена что-то мучило. На листке было написано: «Не могу представить себе, что будет, если ты это предашь гласности. Пожалуйста, не делай этого. ТБ».
Карл расправил следующий листок, быстро прочел, и на этот раз содержание вызвало у него совсем другое чувство. Тон был уже гораздо более личным. Баггесена что-то мучило. На листке было написано: «Не могу представить себе, что будет, если ты это предашь гласности. Пожалуйста, не делай этого. ТБ».
И вот Карл принялся за последний листок. Строки почти стерлись, словно его много раз вынимали из сумки. Он долго вертел записку, разбирая написанное слово за словом: «Мерета, я думал, что мы понимаем друг друга. Все это меня глубоко огорчает. Умоляю тебя, не говори никому, чтобы это не пошло дальше. Я намерен больше с этим не связываться».
На этот раз внизу не имелось никаких инициалов, однако почерк, несомненно, был тот же самый.
Он схватил телефонную трубку и набрал номер Курта Хансена.
Ответила девушка из секретариата Консервативной партии. Она разговаривала вежливо, но сказала, что Курт Хансен, к сожалению, в данный момент занят, и предложила Карлу подождать. Судя по всему, до конца заседания осталось несколько минут.
Не отнимая трубки от уха, Карл ждал, разглядывая разложенные на столе листки. Они пролежали в кейсе с марта 2002 года и, вероятно, были положены туда годом раньше. Может быть, речь в них идет о чем-то пустячном, а может, нет. Возможно, Мерета припрятала их, потому что позднее они могли приобрести важное значение — или нет.
Несколько минут из трубки доносились чьи-то разговоры, затем в ней щелкнуло и раздался характерный голос Курта Хансена.
— Карл, чем я могу тебе помочь? — без предисловий спросил депутат фолькетинга.
— Как мне узнать, когда Таге Баггесен подавал свой законопроект налоговой реформы?
— На кой черт тебе эти сведения? — рассмеялся Хансен. — Что может быть интересного в том, каково видение налоговой реформы у правых радикалов?
— Мне нужно уточнить время некоторых событий.
— Нелегкая задача. Таге Баггесен каждую секунду выдвигает новый законопроект. — Хансен снова засмеялся. — Ладно, шутки в сторону! Таге Баггесен занимает пост докладчика по вопросам транспорта по крайней мере уже пять лет. Почему он ушел с поста докладчика по налогообложению, я не знаю, но погоди минуточку.
Карл продолжал держать трубку. На том конце слышалось бормотание.
— Кажется, это было в начале две тысячи первого, еще при старом правительстве. Тогда он имел больше возможностей развернуться со своими глупостями. Мы предполагаем, что это было в марте-апреле две тысячи первого.
Карл удовлетворенно кивнул:
— Ладно, Курт. Это сходится с тем, что я думаю. Спасибо, старина. Если можешь, то переведи-ка меня прямо на кабинет Таге Баггесена, хорошо?
Он подождал, пока через несколько гудков трубку не взяла другая секретарша, которая сообщила, что Таге Баггесен уехал в заграничную командировку: он должен посетить Венгрию, Швейцарию и Германию, чтобы ознакомиться там с сетью спортивных дорог. Назад он вернется в понедельник.
Командировка? Сеть спортивных дорог? Пускай поищут другого дурачка, который в это поверит! Карл сразу понял, что это отдых. Просто отдых и ничего больше.
— Мне нужен номер его мобильника. Будьте так добры дать мне его!
— К сожалению, я не имею права.
— Слушайте, вы тут разговариваете не с деревенским жителем с Фюна! Если понадобится, я за четыре минуты выясню номер его телефона. Только будет ли доволен Таге Баггесен, узнав, что секретариат заставил меня добывать его телефон официальным путем?
В трубке сильно трещало, но по голосу Таге Баггесена можно было расслышать, что он далеко не в восторге от звонка.
— У меня тут есть очень старые записки, по поводу которых мне срочно требуются разъяснения, — вкрадчиво начал Карл. Он уже знал, какая реакция возможна у его собеседника. — Ничего особенного, так, для порядка.
— И что же именно? — Отрывистый тон проводил резкую черту между нынешним и предыдущим разговором.
Карл поочередно прочитал вслух все записки. Когда он дошел до последней, Таге Баггесен, казалось, затаил дыхание.
— Таге Баггесен? — спросил Карл. — Вы слушаете?
И тут в трубке раздались гудки.
«Как бы он, чего доброго, не кинулся с горя в реку», — подумал Карл, пытаясь вспомнить, какая река протекает через Будапешт. Записку он пришпилил к доске рядом со списком подозреваемых, а к пункту 3 приписал инициалы Таге Баггесена и слова «коллеги по Кристиансборгу».
Едва он положил трубку, как телефон снова зазвонил.
— Беата Лундгор, — представились на другом конце провода.
Кто такая Беата Лундгор, Карл не имел ни малейшего представления.
— Мы проверили жесткий диск Мереты Люнггор, и, к сожалению, я должна сообщить, что он стерт, и сделано это очень профессионально.
Тут он припомнил: это одна из девушек, с которыми он разговаривал в секретариате «демократов».
— Я думал, что вы не выбрасываете жесткие диски как раз потому, что хотите сохранить информацию, — сказал он.
— Это так и есть, но, очевидно, никто не предупредил секретаря Мереты Сёс Норуп.
— Как это понимать?
— Это она стерла диск. И сделала об этом очень аккуратную надпись на обороте: «Отформатировано двадцатого марта две тысячи второго года, Сёс Норуп». Сейчас я держу его в руке.
— Это же было через три недели после ее исчезновения.
— Да, действительно так.
Опять напортачили Бёрге Бак и его присные! Неужели в этом расследовании вообще ничего не делалось согласно правилам?
— Можно, конечно, передать диск специалистам для анализа. Некоторые умеют извлекать уничтоженную информацию.
— Да, разумеется, и это, наверное, уже было сделано. Одну минуточку.
Порывшись где-то, она вернулась к телефону и с удовлетворением сказала:
— Да, вот записка. В начале апреля две тысячи второго года уже пробовали восстановить утраченные данные. Здесь есть подробный отчет, почему это оказалось невозможным. Прочитать?
— Нет, не нужно. Очевидно, Сёс Норуп умела делать это как следует.
— Очевидно, да, — подтвердила Беата Лундгор. — Она из тех, кто все делает как следует.
Карл поблагодарил и положил трубку.
Несколько минут он сидел, уставясь на телефон, затем закурил сигарету, взял со стола потрепанный еженедельник Мереты Люнггор и раскрыл его почти благоговейно. Это чувство всегда появлялось у него, когда ему попадалась в руки ниточка, которая, как пуповина, восстанавливала живую связь с последними днями ныне покойного человека.
Здесь, как и в записках, заметки были сделаны торопливым и неразборчивым почерком. Небрежно написанные печатные буквы, некоторые из них незаконченные, наезжающие одно на другое слова. Карл начал со встречи с группой, явившейся по вопросу исследования плаценты, которая состоялась 20 февраля 2002 года. Немного ниже на той же странице было написано «Банкрот 18.30». И больше ничего.
В последующие дни не было почти ни одной незаполненной строчки. От такого количества записей прямо захватывало дух, но Карл не нашел ни одного намека, позволявшего соотнести их со сферой частной жизни.
По мере приближения к последнему дню, проведенному Меретой на работе, Карл чувствовал, как им начинает овладевать отчаяние. Нигде никаких зацепок. Наконец он перевернул последнюю страницу. Пятница, 1.03.2002. Два совещания комиссии и одна встреча с группой, вот и все. Все прочее кануло в прошлое.
Он положил записную книжку на стол и посмотрел на пустой кейс. Неужели он так и пролежал все пять лет за печкой, никому не нужный? Карл опять взялся за еженедельник и заново просмотрел все разделы. Кроме расписания на каждый день и размещавшегося в самом конце списка телефонов, Мерета ничем не пользовалась.
Просмотр телефонной книжки Карл начал с первых строк. Можно было бы сразу начать с букв Д или X, но Карл гнал от себя вероятное разочарование. Среди имен на буквы А, Б и В девяносто процентов оказались ему знакомы. Эта телефонная книжка не шла ни в какое сравнение с его собственной, где преобладали имена таких людей, как Йеспер и Вигга, и многочисленных обитателей Рённехольтс-парка. Как легко можно было заметить, в частной жизни Мереты было очень мало друзей. Скорее, их не было вовсе. У этой красавицы имелся брат, ставший инвалидом из-за мозговой травмы, и уйма работы, вот и все.
Добравшись до буквы Д, Карл заранее знал, что не встретит на этой странице телефона Даниэля Хейла. Мерета Люнггор заносила телефоны в записную книжку не на имя человека, как это делала Вигга, а на его фамилию. Разные люди поступают по-разному. Да и кто будет искать телефон премьер-министра Дании на букву Г, хотя его и зовут Гёран? Не считая, конечно, Вигги.
И вдруг — вот оно, есть! Дойдя до страницы на букву X, Карл сразу же понял, что дело повернулось новой стороной. Раньше в нем говорили о несчастном случае, говорили о самоубийстве и в конце концов зашли в тупик. В ходе расследования встречались косвенные свидетельства того, что в деле об исчезновении Мереты Люнггор много неясностей, но эта страница просто кричала об этом! Весь еженедельник был заполнен наскоро сделанными записями. Почерк, которым были накорябаны эти буквы и цифры, был даже хуже, чем у Йеспера, и это ровным счетом ни о чем не говорило. Ее почерк не радовал глаз, она вовсе не была той аккуратисткой, какой представляешь себе такую политическую комету, как она. Но нигде в записях Мереты Люнггор ему ни разу не попалось признаков того, чтобы она, сделав запись, потом об этом пожалела! Ни разу нигде не встретилось ни единой поправки. Каждую запись она делала с полным сознанием, почему ей так нужно. Обдуманно и безошибочно. За исключением одного места в телефонном списке на букву X. Внешне ничто не подтверждало, что речь тут шла об имени Даниэля Хейла, но что-то в тех глубинах, которые выручают полицейского в самых трудных случаях, подсказывало Карлу, что тут он попал в самую точку. Одно имя в книжке было густо замазано шариковой ручкой. Разглядеть, что там написано, было невозможно, но это имя Даниэля Хейла и рядом телефонный номер. Просто Карл это знал.