Он улыбнулся. Значит, техники все-таки понадобятся! От них только требуется как следует и поскорей выполнить свою работу.
— Ассад! — позвал Карл. — Зайди-ка, пожалуйста, ко мне!
Из коридора послышался какой-то стук, что-то звякнуло, и на пороге показался помощник в зеленых резиновых перчатках и с ведром в руке.
— У меня есть для тебя поручение. Пускай техники попробуют выявить, какой тут был номер. — Карл показал на зачеркнутую строчку. — Лиза объяснит тебе, как с ними связаться. Скажи им, что с этим надо поторопиться.
Осторожно постучав в комнату Йеспера, Карл, разумеется, не получил ответа.
«Как всегда, нет дома», — подумал он, памятуя о ста двенадцати децибелах, которые в противном случае артиллерийскими залпами обрушивались бы на дверь изнутри. Однако на этот раз Карл ошибся, что и обнаружилось, едва он открыл дверь.
Йеспер таки находился у себя в комнате и в данный момент щупал через блузку грудь какой-то девушки, сидевшей с ним рядом на диване. При появлении Карла девушка издала пронзительный визг, от которого незваный гость едва не оглох, а сверкающий взгляд пасынка еще более подчеркнул всю серьезность данной ситуации.
— Извините, — недовольно произнес Карл.
Руки Йеспера вернулись из неловкого положения в нормальное, а щеки девушки стали такими же красными, как плакат с изображением Че Гевары позади них. Карл знал ее. Жила она в Седервангене, и ей было не больше четырнадцати лет, хотя с виду можно было дать все двадцать. Вероятно, так же выглядела в свое время ее мать, но с годами убедилась, что выглядеть старше своего возраста — не такое уж преимущество.
— Карл, какого черта тебе тут надо? — вскричал Йеспер, вскакивая с дивана.
Карл извинился еще раз и обратил внимание присутствующих на то, что сперва постучался, однако в доме уже с треском разверзлась пропасть, разделяющая разные поколения.
— Вы не смущайтесь, продолжайте, на чем… остановились. Йеспер, у меня к тебе только один небольшой вопрос. Ты не помнишь, куда положил свои старые игрушки из «Плеймобиля»?
Пасынок посмотрел на отчима так, словно готов был забросать его гранатами. Карл и сам понимал, что со своим вопросом явился не вовремя.
Он виновато взглянул на девушку:
— Понимаешь, они мне понадобились для следственной работы, хотя это и странно звучит.
Переведя взгляд на Йеспера, Карл увидел, что глаза у того мечут молнии.
— Скажи, нет ли у тебя пластиковых фигурок? Я бы их купил у тебя.
— Карл, проваливай отсюда! Поди к Мортену. Может, он тебе что-нибудь и продаст, но только если ты придешь с тугой мошной.
Карл нахмурил брови — при чем тут «тугая мошна»?
В последний раз Карл стучался в дверь к Мортену года полтора назад. Хотя жилец запросто расхаживал по квартире, словно был домочадцем, его подвальная обитель была его крепостью. Все-таки платимые им деньги за квартиру являлись для Карла ощутимым подспорьем и причиной того, что он смотрел сквозь пальцы на те привычки Мортена, которые могли бы пошатнуть его статус. Поэтому Карл и старался сюда не соваться.
Между тем все опасения оказались напрасными, так как внизу у Мортена царила вполне добропорядочная атмосфера — если не обращать внимания на чрезвычайно широкоплечих парней и грудастых девиц, смотревших с метровых плакатов. Все остальное выглядело как самая обыкновенная квартирка немолодых съемщиков где-нибудь в районе аллеи Принца Вальдемара.
Услышав вопрос о судьбе игрушек из набора «Плеймобиль», Мортен потащил Карла в сауну. Изначально сауна имелась при всех домах Рённехольтспарка, но к настоящему времени в девяноста пяти процентах случаев была либо уничтожена, либо служила местом хранения всяческого хлама.
— Вот, взгляни, пожалуйста! — Мортен с гордостью распахнул дверь.
За ней открылось пространство, снизу доверху занятое полками, до отказа уставленными игрушками из тех, что несколько лет назад загромождали все блошиные рынки, потому что никак не могли дождаться своих покупателей. Фигурки из «киндер-сюрпризов», из «Звездных войн», черепашки-ниндзя и фигурки из набора «Плеймобиль». На этих полках разместилось не меньше пластиковых предметов, чем имелось во всем доме.
— Видишь, вот две оригинальные фигурки из серии, которая продавалась на Нюрнбергской игрушечной ярмарке семьдесят четвертого года! — Гордый Мортен взял с полки две маленькие фигурки в шлемах. — Номер три тысячи двести девятнадцать с мотыгой и номер три тысячи двести двадцать с палочкой дорожного полицейского. Ни одна деталь не утрачена! — похвастался он. — Обалдеть можно, правда?
Карл только кивнул. Более подходящего слова невозможно было придумать.
— Не хватает еще только номера три тысячи двести восемнадцать, и тогда у меня будет полный набор всех профессий. От Йеспера я получил номера три тысячи двести один и три тысячи двести три. Смотри, это же просто чудо! Разве подумаешь, глядя на них, что Йеспер ими когда-нибудь пользовался?
Карл помотал головой. Действительно, это явно были впустую выброшенные деньги.
— И он продал их мне всего-то за пару тысчонок. Очень благородно с его стороны.
Глядя на полки, Карл подумал, что будь его воля, он бы сказал Мортену и Йесперу пару теплых слов, припомнив те времена, когда он сам получал по две кроны в час за разбрасывание навоза, а жареная сосиска с двумя кусочками хлеба стоила одну крону и восемьдесят эре.
— Ты не мог бы одолжить мне какие-нибудь из них до завтра? Вот эти, например. — Карл указал на семейство с собачкой и всем, что полагается.
Мортен Холланд посмотрел на него так, как будто он сказал величайшую глупость:
— Карл, ты с ума сошел? Это же номер три тысячи девятьсот шестьдесят пять выпуска двухтысячного года. Я собрал весь ящик с домом, балконом и всем, что туда входит.
Мортен ткнул пальцем в сторону верхней полки. И впрямь, на ней красовался дом во всем блеске своего пластикового великолепия.
— У тебя не найдется других, которые ты можешь одолжить? Только до завтрашнего вечера?
У Мортена сделалось совершенно растерянное лицо. Наверное, примерно так же он смотрел бы на Карла, если бы тот спросил, нельзя ли дать ему пинка под зад.
29
2007 год
Пятница обещала быть насыщенной. Ассад отпросился до двенадцати часов, чтобы пойти на собеседование в Обслуживание иностранных граждан, так теперь, политкорректности ради, именовалось Управление по делам иностранцев. Карлу же предстояло выполнить целый ряд разнообразных дел.
Накануне вечером, когда Мортен ушел на свою смену в видеоцентре, Карл умыкнул из его сокровищницы семейку «Плеймобиля», и сейчас, когда он ехал по северозеландскому захолустью, пластиковые человечки укоризненно смотрели на него с соседнего сиденья.
Дом в Скевинге, где было найдено тело неудачливого водителя Денниса Кнудсена, захлебнувшегося собственными рвотными массами, отнюдь не был идеалом красоты, как, впрочем, и все другие дома, попадавшиеся по дороге. Однако он все же выделялся в ряду остальных гармоническим сочетанием покосившейся террасы, газобетонных стен, крыши из листов тернита, к чему по фактуре и долговечности материала превосходно подходили подслеповатые окна в отслуживших свое рамах.
Карл думал, что дверь откроет какой-нибудь крепыш, землекоп и бетонщик либо боевая подруга оного, но вместо этого увидел женщину лет под сорок, изящной наружности, с тем неопределенным налетом, который не позволял с первого взгляда сказать, была ли она секретаршей директора или работницей эскорт-сервиса какого-нибудь дорогого отеля.
Войти? Да, пожалуйста! Родители? Нет, к сожалению, их уже нет в живых.
Она представилась как Камилла и провела Карла в гостиную, в интерьере которой тон задавали рождественские настенные тарелки, треугольные амагерские полочки и коврики с длинным ворсом.
— Сколько лет было вашим родителям, когда они умерли? — спросил Карл, стараясь не замечать уродливой обстановки.
Она догадалась, почему он спрашивает: все вещи в доме принадлежали другой эпохе.
— Моя мама получила дом в наследство от своей бабушки, так что вещи тут в основном еще прабабушкины. Мне все это досталось по наследству, недавно я развелась и теперь займусь ремонтом, если только удастся найти мастеров. Так что вам случайно повезло застать меня здесь.
Карл снял рамочку, стоявшую на главном украшении комнаты — фанерованном ореховом секретере. На фотографии было запечатлено семейство в полном составе: Камилла, Деннис и родители. Снимали не менее десяти лет назад, и родители сияли улыбками на фоне шпалеры, воздвигнутой в честь серебряной свадьбы. «Поздравляем с двадцатипятилетием совместной жизни Греты и Хеннинга» — гласила надпись. Камилла была в обтягивающих джинсах, а Деннис в кожаной куртке и бейсболке с надписью «Castrol Oil». Одним словом, в Скевинге реяли флаги и царили радость и веселье.
Войти? Да, пожалуйста! Родители? Нет, к сожалению, их уже нет в живых.
Она представилась как Камилла и провела Карла в гостиную, в интерьере которой тон задавали рождественские настенные тарелки, треугольные амагерские полочки и коврики с длинным ворсом.
— Сколько лет было вашим родителям, когда они умерли? — спросил Карл, стараясь не замечать уродливой обстановки.
Она догадалась, почему он спрашивает: все вещи в доме принадлежали другой эпохе.
— Моя мама получила дом в наследство от своей бабушки, так что вещи тут в основном еще прабабушкины. Мне все это досталось по наследству, недавно я развелась и теперь займусь ремонтом, если только удастся найти мастеров. Так что вам случайно повезло застать меня здесь.
Карл снял рамочку, стоявшую на главном украшении комнаты — фанерованном ореховом секретере. На фотографии было запечатлено семейство в полном составе: Камилла, Деннис и родители. Снимали не менее десяти лет назад, и родители сияли улыбками на фоне шпалеры, воздвигнутой в честь серебряной свадьбы. «Поздравляем с двадцатипятилетием совместной жизни Греты и Хеннинга» — гласила надпись. Камилла была в обтягивающих джинсах, а Деннис в кожаной куртке и бейсболке с надписью «Castrol Oil». Одним словом, в Скевинге реяли флаги и царили радость и веселье.
На каминной полке стояло еще несколько фотографий. Карл спросил, кто на них изображен, и догадался по ответам, что круг общения этой семьи был неширок.
— Деннис обожал все, что быстро ездит, — сказала Камилла и провела гостя в комнату, которая некогда принадлежала покойному.
Парочка лавовых ламп и музыкальный центр с мощными динамиками были тут чем-то вполне ожидаемым, но и в остальном эта комната представляла резкий контраст по отношению к остальному дому. Мебель в ней была светлая и все вещи подобраны друг к другу. Гардероб был новый и заполнен одеждой, развешанной на плечиках. Все стены покрывали аккуратно вставленные в рамочки дипломы, а наверху под потолком красовались на полке кубки, выигранные Деннисом на протяжении жизни. Карл насчитал приблизительно сто штук или больше — это впечатляло.
— Да, — подтвердила Камилла, — Деннис во всем выигрывал, за что бы ни брался. Спидвей на мотоциклах, гонки на грузовиках, гонки на тракторах, ралли и автомобильные гонки всех классов. Он был талантлив. У него получалось все, чем бы он ни заинтересовался: он и писал, и в математике разбирался, и мог еще много чего. Очень печально, что он умер. — Она покивала, глаза ее затуманились. — Его смерть убила папу и маму. Он был чудесный человек и как сын, и как младший братишка.
Карл посмотрел на нее с пониманием, хотя на самом деле ничего не понял. Тот ли это Деннис Кнудсен, о котором говорили Лиза и Ассад?
— Я рада, что вы взялись за это дело, — добавила Камилла. — Жаль только, что мама и папа не дожили.
Карл взглянул на нее, стараясь проникнуть в суть:
— Что вы имеете в виду, говоря о деле? Автомобильную аварию?
— Да, — кивнула Камилла. — Автомобильную аварию, а затем вскоре и смерть Денниса. Деннис и правда был не прочь выпить, но дурью раньше никогда не баловался, мы тогда так и сказали полиции. Это было совершенно исключено. Ведь он же работал с молодежью и предостерегал ребят, чтобы они не пробовали никакой гадости, но полиция не стала в это вникать. Для полиции имело значение только то, что его не раз штрафовали за неосторожное вождение, и, найдя в его спортивной сумке эти поганые таблетки экстази, они сразу решили, что все ясно. — Тут ее глаза сузились в щелочки. — Но здесь что-то не сходится, потому что Деннис никогда даже не прикасался к этой мерзости. Иначе он потерял бы скорость реакции при вождении. Он эту дрянь ненавидел.
— Может быть, он соблазнился быстрым заработком, хотел продать их кому-то. Или сам решил попробовать. Если бы вы только знали, с чем нам, полицейским, приходится сталкиваться!
Морщинки у нее вокруг рта вдруг проступили резкими складками:
— Кто-то ухитрился его этим напичкать, и я хорошо знаю кто. Я еще тогда им сразу сказала.
Карл вынул блокнот:
— Вот как?
Ищейка в его душе насторожилась и повела носом, принюхиваясь, учуяв след.
— И кто же это был?
Камилла отошла к стене, оклеенной обоями начала шестидесятых годов, и сняла с гвоздика фотографию. Похожий снимок когда-то сделал отец Карла, когда Карл выиграл кубок по плаванию в Брёндерслеве, с гордостью запечатлев на память успех сына. На карточке Деннису было не больше десяти-двенадцати лет. В костюме для картинга у него был молодецкий вид, и он прямо светился от гордости, держа в руке маленький серебряный щиток.
— Этот вот. — Камилла ткнула пальцем в светловолосого парнишку, который стоял сзади, положив руку на плечо Денниса. — Не знаю почему, но они называли его Атомос. Они познакомились на картинге. Деннис был без ума от Атомоса, а Атомос был просто дрянь.
— Так значит, их знакомство продолжалось и после того, как оба стали взрослыми?
— Точно не знаю. Кажется, когда Деннису было лет шестнадцать-семнадцать, они разошлись, но в последние годы, насколько я знаю, снова встречались, потому что мама говорила об этом и была недовольна.
— И почему же вы думаете, что этот Атомос имеет какое-то отношение к смерти вашего брата?
Камилла с грустью посмотрела на карточку:
— Просто он был нехороший человек с уродливой душой.
— Странное выражение! Что вы имеете в виду?
— Что у него сильно не в порядке с головой. Деннис считал, что я говорю ерунду, но это действительно было так.
— А почему же ваш брат так с ним дружил?
— Потому что Атомос всегда поддерживал увлечение Денниса автомобильным спортом. К тому же он был немного постарше. Деннис смотрел на него как на старшего.
— Ваш брат задохнулся от собственных рвотных масс. Он проглотил пять таблеток, и содержание алкоголя в его крови составляло четыре целых и одну десятую промилле. Я не знаю его точного веса, но в любом случае он хватанул столько, что никому бы мало не показалось. Вы не знаете, были ли у него особые причины так напиться? Раньше с ним такого не случалось? Вы замечали в нем особую подавленность после аварии?
Она взглянула на Карла с тоской:
— Да, родители говорили, что эта авария очень сильно на него повлияла. Деннис был потрясающий водитель. Мало того что это вообще была первая авария в его жизни, а тут еще и погибший человек.
— По моим сведениям, Деннис дважды сидел в тюрьме за неосторожное вождение, а значит, вряд ли был таким уж потрясающим водителем.
— Ха! — воскликнула Камилла, бросив на Карла иронический взгляд. — Он никогда не был неосторожным. Если он и гонял по шоссе, то всегда смотрел, сколько впереди свободной дороги. Он никогда и не думал подвергать опасности чужую жизнь!
Сколько нарушителей общественного порядка никогда не дошли бы до преступления, если бы их родственники вовремя обратили внимание на их поведение! Скольким идиотам удавалось остаться безнаказанными благодаря любящим родственникам! Сколько тысяч раз Карл все это уже слышал: мой брат, мой сын, мой муж ни в чем не виноваты!
— Вы очень высоко ставите своего брата. Не кажется ли вам это немного наивным?
Камилла взяла его за руку и так близко придвинулась к нему лицом, что ее челка щекотала его кожу.
— Если ты по части следствия такой же слабак, как по части женщин, то можешь отсюда убираться! — прошипела она.
Пожалуй, едва ли она могла быть директорской секретаршей, подумал Карл, отодвигаясь.
— Мой брат ничего плохого не сделал, понял? — продолжала она. — И если ты хочешь продвинуться в том деле, над которым работаешь, то советую тебе обратить внимание на то, что ты сейчас получил. — С этими словами она поддала ему в пах и быстро отпрянула.
Произошедшая метаморфоза застала его врасплох. Она снова стала пушистой и ласковой, открытой и вызывающей доверие. Чем же она занимается, если у нее такие профессиональные навыки!
Нахмурясь, Карл шагнул в ее сторону:
— Если ты еще раз посмеешь тронуть мой прибор, я проколю твои силиконовые бомбы и заявлю, что ты сопротивлялась задержанию и угрожала стукнуть меня одним из кошмарных кубков своего братца. Когда на твоих запястьях защелкнутся наручники и ты в ожидании врача будешь сидеть, глядя в белую стену арестантского помещения в Хиллерёде, ты будешь очень жалеть о том, что применила этот прием. Продолжим наш разговор или ты хочешь еще что-то добавить насчет моего мужского достоинства?
Она не повела бровью. Даже не усмехнулась:
— Я только говорю, что мой брат ничего плохого не сделал, а тебе придется в это поверить.
У Карла опустились руки. Эту женщину ничем не проймешь.
— Ладно. Но как мне отыскать вашего Атомоса? — спросил он, предусмотрительно отодвинувшись подальше от женщины-хамелеона. — Ты действительно ничего больше не можешь о нем вспомнить?