— Нет, — ответила она, — вполне достаточно, чтобы принимать самостоятельные решения и отвечать за них. Вы вчера поступили очень мужественно. На вашем месте немногие повели бы себя так, как вы.
— Ничего особенного. Я немного занимался боксом и поэтому не боялся, что они могут меня побить.
— У одного в руках был кастет, а у другого нож, — напомнила она, — и это было нелегко. Но вы молодец Муслим, я за вас рада.
— А вы сами действительно работаете… — он оглянулся по сторонам, — вы сами знаете где…
— Да, — улыбнулась она, — работаю. И не вижу в этом ничего особенного. Я подполковник Комитета государственной безопасности, если это вас так интересует.
— Извините. — Он почувствовал себя совсем неловко. Разница в званиях была достаточно большой. Подполковником он может стать лет через десять или пятнадцать, если решит остаться в армии или пойти работать в милицию.
— Вы женаты? — неожиданно спросила она, глядя ему в глаза.
— Нет. — Он смутился окончательно. Даже немного покраснел.
Она хлопнула ладонью по стойке бара.
— Вы умеете еще краснеть. Какая прелесть. Неужели вы, общаясь с девушками в своем «люксе», тоже краснеете?
— Откуда вы знаете?.. — Он даже не понял, что именно хочет спросить, чем закончить свою фразу. «Про девушек» или про «люкс». Но он понял, что любой вопрос покажется наивным и глупым.
— Да, — кивнула она, — мне нетрудно было узнать, куда вы отправились с этими двумя дурочками. И где вы остановились. А сейчас они, наверно, вас ждут. И вы в душе проклинаете меня за то, что я здесь вас задержала.
— Нет, — возразил он внезапно пересохшими губами, — нет, не проклинаю. Мне даже интересно. — Он опять немного покраснел.
— Мне нравится ваше сочетание некоторого хамства с вашей застенчивостью, — усмехнулась она. — Интересно, вы всегда так себя ведете или только со мной?
— Не всегда, — возразил он глухим голосом, — но я еще вчера увидел, какая вы красивая женщина. Когда вы сюда вошли…
— И поэтому бросились защищать более молодых девочек, рассчитывая увести их к себе в «люкс»? — добродушно осведомилась она. — Ко мне на защиту вы не бросились.
— Вам защита не требовалась, — возразил он. — Как только они вошли, я все понял. Вы не тот человек, к которому можно просто так подойти. И эти подонки тоже все поняли. Или почувствовали. В вас есть какая-то внутренняя сила. Вас не нужно было защищать.
— Интересное наблюдение, — криво усмехнулась она, — даже не знаю, как принимать. Как комплимент или как оскорбление. А если вы вчера обратили на меня внимание, то почему не предложили мне подняться в ваш «люкс», а устроили драку за этих девочек? Молчите? Нечего сказать?
— Я бы не смог к вам подойти, — тихо признался Муслим, — и не потому, что вы намного старше меня. Вы не та женщина, к которой можно просто так подойти.
— Наверно, мне должно быть обидно, — задумчиво произнесла она, — а может, наоборот, приятно. Не знаю. Первый раз не знаю, как реагировать на слова молодого человека. И не нужно говорить, что я намного старше вас. Только на десять лет, господин Сафаров. Мне тридцать четыре года. Будет тридцать четыре только в ноябре. Интересно, кто вы по гороскопу. Давайте угадаем. Импульсивный, энергичный, готовый сражаться до конца, бесхитростный, умеющий краснеть. И не желающий признавать даже свои ошибки. Вы Овен или Лев по гороскопу?
— Я родился в середине апреля, — ответил он. — Даже не знаю, какой это знак гороскопа?
— Овен, — кивнула она улыбнувшись, — первый знак всех восточных гороскопов. А какой год?
— Пятьдесят шестой. Кажется, год Обезьяны, мне кто-то об этом говорил.
— Как интересно. — Она придвинулась к нему чуть ближе. — Значит, этот год Обезьяны — и это ваш год. Он бывает один раз в двенадцать лет. Хотя я должна была догадаться. Вам двадцать четыре. Значит, все так и должно быть.
— Что? — не понял Муслим.
— Кармический год. Не обращайте на меня внимания. Меня научили этим глупостям во Франции, где я работала два года. Не обязательно верить в эту дребедень, тем более что вы наверняка комсомолец.
— Я и не очень верю, — признался Муслим.
— И напрасно, — неожиданно сказала она, — иногда в жизни происходят невероятные вещи. Различные чудеса. Вот скажите мне: в какое чудо вы можете поверить? Прямо сейчас, здесь. Чтобы это было достаточно реальное чудо. Я не говорю о том, что вы превратитесь в лягушку или станете директором гостиницы. Но реальное чудо. У вас может быть такая мечта?
Он чувствовал запах ее парфюма. Видел ее колени, совсем рядом с собой. И неожиданно понял, что именно ему хочется сказать. И тогда он произнес:
— Да, может. Я могу, например, пожелать, чтобы вы поднялись вместе со мной в наш «люкс». И я тогда всех оттуда выгоню. — Он с трудом перевел дыхание, настолько трудно ему было выдавить эти слова. Но он их произнес.
— Это не чудо, — сказала она улыбнувшись, — но выгонять из вашего «люкса» никого не нужно. Хотя бы потому, что он прослушивается и ваши друзья не должны ничего знать. Пойдемте за мной.
Все остальное было словно во сне. Он поднялся и пошел следом за ней. Они вошли в лифт, поднялись на четвертый этаж, она достала какой-то ключ. Они долго шли по коридору. Затем она открыла дверь, пропустила его первым, затем вошла в комнату, закрыла дверь и взглянула на Муслима.
— Согласно наложению двух гороскопов, — сказала она с непонятным выражением лица, — вы не просто Овен и не просто Обезьяна. Такое совмещение называют гориллой. Дикой обезьяной, которая не останавливается ни перед чем. Покажите мне, какая вы горилла.
И она шагнула к нему первой. Потом он почувствовал на себе ее требовательные руки, потом она сама сбрасывала с себя одежду. Он впервые в жизни увидел такие колготки, которые были на ней. Очевидно, она привезла их тоже из Франции, вместе с опытом сексуальных встреч. Потом они рухнули на постель.
Это был самый запоминающийся вечер в его жизни. Многое из того, что она умела и знала, он видел впервые. Многого он вообще себе не представлял. Казалось, что она просто не может успокоиться. И арсенал ее приемов и средств был поистине впечатляющим.
Он забыл о времени, о Валере, который беспокоился по поводу его отсутствия, о двух девушках, оставшихся в их «люксе». Он забыл в этот вечер обо всем на свете. И помнил только изгибы ее тела и невероятный аромат ее парфюма.
— Как вас зовут? — спросил он во время одного из перерывов.
— Ты мог бы обращаться ко мне уже на «ты», — улыбнулась она.
— Ты… вы… черт побери, не получается, как тебя зовут?
— Марина. Марина Борисовна, если ты захочешь обращаться ко мне по имени-отчеству, — рассмеялась она.
— Ты не боишься, что нас могут увидеть или услышать? — спросил он.
— Здесь не услышат, — уверенно ответила она, — этот номер не прослушивается.
— Ты так уверена в этом?
— Абсолютно, — улыбнулась она, — точно знаю, какие номера прослушиваются. Хотя меня отозвали только на время. Я живу здесь недалеко, но на самом деле чаще бываю в других местах.
— У тебя интересная жизнь, — задумчиво произнес он.
— По сравнению с другими — возможно, — согласилась она. — К хорошему быстро привыкаешь.
— И к плохому?
— К плохому нет. Ты сильный. И выносливый. Знаешь, почему я спросила тебя, куда ты отправишься служить?
— Нет.
— Сейчас на Олимпиаду задействованы многие офицеры из внутренних войск и МВД. А офицеров запаса призывают в действующию армию, чтобы отправить на юг.
— К нам на Кавказ? — улыбнулся Муслим.
— Дальше. Гораздо дальше, — загадочно произнесла она и на ухо прошептала ему: — Афганистан.
— Говорят, что там бывает жарко, — вспомнил Муслим, — но я люблю тепло. И жару переношу спокойно.
— Дурак, — с сожалением произнесла она снова шепотом, — там идет война…
Он пожал плечами. В двадцать четыре года все кажется таким понятным и простым. К тому же о смерти и войне не хотелось думать в тот момент, когда рядом находилась такая женщина. Он сегодня узнал больше, чем знал до этого за все время своих встреч с разными женщинами, среди которых были достаточно опытные особы.
— Значит, так и должно быть, — рассудительно произнес он, почувствовав, как она сильнее обнимает его. — У тебя есть муж или дети? — спросил он во время очередного перерыва.
— Это не имеет никакого отношения к нашей сегодняшней встрече, — спокойно ответила она. — Будем считать, что у меня ничего нет. Кроме моего имени. И этого вполне достаточно.
— Но как я тебя найду?
— Не нужно меня искать, завтра ты все равно должен уезжать.
— Я останусь, — упрямо произнес он.
— Глупо, — рассудительно сказала она, глядя на него, — и нерационально. Опоздание к месту службы будет приравнено к дезертирству. И ты сломаешь себе всю дальнейшую жизнь. И погубишь свою будущую карьеру. Может, ты будешь известным криминалистом или следователем, прокурором или адвокатом. Зачем тебе здесь оставаться. Больше я в этой гостинице не появлюсь. Сегодня я была здесь в последний раз. А ты меня сам ни за что не найдешь. Тем более что я тоже уезжаю отсюда через несколько дней. Вот так, Муслим. Сегодня первая и последняя наша встреча.
Он молчал. Молчал и смотрел на нее. Затем отвернулся. Она поднялась, обхватила его за плечи.
— Ты обиделся?
— Нет, я обрадовался, — раздраженно произнес он. — Такое ощущение, что я совсем мальчик.
— Глупый, — сказала она, прижимая его голову к своей груди, — ты и есть мальчик. И дело совсем не в возрасте. Ты отправишься скоро на войну, на настоящую войну, Муслим. И детские игры навсегда закончатся. Дай тебе бог остаться там в живых. А я уеду куда-то в тихий город где-нибудь в Западной Европе. И буду жить там пять или десять лет, пока меня не отзовут обратно. Я даже сама не знаю сейчас, куда именно поеду. И не должна знать. А ты не должен спрашивать. Поэтому я и сказала, что сегодня первая и последняя наша встреча. Возможно, мы больше никогда не увидимся. Может, поэтому я решила сюда подняться вместе с тобой. Ты вчера мне понравился. Ты чем-то напомнил мне моего друга, который погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Он тоже был сильным, бескомпромиссным и смелым. Вы даже внешне чем-то похожи друг на друга.
— Но ты можешь оставить мне свой ленинградский адрес или телефон, — повернулся он к ней.
— Не нужно, — покачала она головой, — я ведь тебе уже все объяснила. Пора взрослеть, Муслим, это уже взрослая жизнь.
Через несколько часов он заснул, окончательно вымотанный и уставший. А когда утром проснулся, ее уже рядом не было. Остался только запах ее парфюма на подушке, на простынях, на его теле. Через час он вернулся к Валере, который сходил с ума от неопределенности, решив, что его друга все-таки арестовали в милиции. Он уже успел проводить обеих девушек и сто раз позвонить в милицию и в соседний морг, чтобы уточнить, куда делся его друг. Тогда не было мобильных телефонов, а Муслиму было стыдно сознаваться в том, что он провел эту ночь в одном из соседних номеров.
В этот день они уехали из Ленинграда, чтобы отправиться затем в Афганистан. Через два с половиной месяца, после тяжелого ранения и контузии, Валера вернется домой и до конца жизни останется в инвалидном кресле, отрезанный от прежней жизни и прежних воспоминаний. А Муслим получит свое первое ранение через пять месяцев, и его отправят в военный госпиталь, чтобы спасти его ногу от гангрены. Врачи сделают почти невозможное. Ногу ему спасут, и он вернется в Баку еще через полтора месяца. Сильно хромая и с палочкой, но живым и здоровым. А потом он снова отправится в Ленинград, который к тому времени будет уже Санкт-Петербургом. Но это случится ровно через двенадцать лет, уже в другую эпоху и в другое время…
Глава 5
Муслим решил встретить свою гостью в просторном холле отеля. Он терпеливо ждал, когда она наконец появится. В отель вошли две молодые девушки, которые куда-то спешили. Он услышал их смех. Затем в гостиницу вошла женщина лет двадцать пяти. Он заколебался. На студентку она не очень похожа, но, может быть, ей гораздо меньше лет. Просто она одета в очень дорогое платье. Кажется, Коко Шанель говорила, что очень дорогая одежда сильно старит молодых девушек. Он читал где-то это высказывание, и оно ему понравилось. Женщина оглядывалась по сторонам. Неожиданно к ней подбежал молодой мужчина. Они обнялись, расцеловались и поспешили к кабинам лифта. Муслим отвел глаза. Нет, этой молодой женщине было явно не двадцать лет. И она ждала совсем другого человека.
Когда Наталья Фролова вошла в холл отеля, он сразу ее узнал. Высокая, молодая, открытое лицо, рассыпавшиеся волосы почти до плеч, карие глаза, хорошая осанка. Она была в светлой дубленке и серой юбке. На ногах были сапоги, в конце февраля в Санкт-Петербурге обычно случается слякотная погода. Беспокойно оглянувшись по сторонам, она явно кого-то искала. Он шагнул к ней, но, по мере того, как он к ней приближался, она даже не посмотрела в его сторону, словно ждала кого-то другого. Он удивился, ведь они договаривались о встрече.
— Здравствуйте, — подошел он к незнакомке.
— Я жду своего друга, — отрезала она, даже не глядя на него.
— Простите, вы Наталья Фролова?
— Да. А вы кто такой?
— Мы договаривались с вами о встрече, — напомнил Муслим, не понимая, что происходит, — пятнадцать минут назад.
— Это я с вами разговаривала? — произнесла она, недоверчиво глядя на своего собеседника. — Это вы приехали из Баку?
— Я могу показать свой паспорт, — улыбнулся Муслим. — Не совсем понимаю, что вас смущает? Что вам показалось неправильным?
— Ваш возраст. Сколько вам лет? Вы выглядите гораздо моложе. Нет, этого просто не может быть. Наверно, я ошиблась. Извините меня, но это вы были сегодня у следователя Мелентьева?
— У Вячеслава Евгеньевича? Да, это был я. Что вас не устраивает?
— Ничего не понимаю, — растерянно сказала она, — как такое может быть. Фамилю Измайлову было уж тридцать два, а вам не больше пятидесяти. Вы, наверно, рано женились. В восемнадцать лет? Говорят, что на Кавказе так принято.
— Нет, я женился достаточно поздно, — улыбнулся он, — мне было уже за тридцать. Но я не совсем понимаю смысл ваших вопросов. И какое отношение имеет моя женитьба к убийству, происшедшему в Санкт-Петербурге?
— Сколько вам лет?
— Сорок восемь.
— Значит, я ошиблась, — огорченно произнесла Фролова, — значит, вы не его отец. Наверно, вы его дядя?
— Я, кажется, все понял. Вы хотели увидеть родственников погибшего? Верно?
— Да. Мне так и сказал Мелентьев, что прилетевший из Баку гость поедет в «Октябрьскую». Поэтому я позвонила и узнала, кто из сегодня вселившихся сюда гостей прилетел из Баку.
— Такие сведения обычно не выдают в гостиничных справочных, — весело заметил Муслим, — вы, наверно, использовали какой-то административный ресурс?
— Возможно, — она впервые улыбнулась, — но мне сказали, что прилетел только Сафаров, который остановился в вашем номере. Я подумала, что вы либо отец, либо дядя погибшего. Мелентьев говорил, что сегодня были у него отец с дядей. И требовали выдачи тела погибшего. Поэтому я и решилась сюда приехать. Я думала, что вы дядя и живете вместе с отцом.
— У его отца должна быть такая же фамилия, как у сына, — напомнил Муслим, — а его дядя — младший брат отца. Значит, и у него та же фамилия.
— Да, я, возможно, спутала. Не подумала об этом. Но Мелентьев тоже назвал вашу фамилию и сказал, что вы у него были.
— Я их дальний родственник, — сразу нашелся Муслим. — Но у них такое горе, что они не могут сами все оформить и попросили меня сюда срочно прилететь. Я работаю в нашем МИДе, и поэтому мне легче улаживать все возникающие формальности. Вы меня понимаете?
— Да. Значит, вы тоже их родственник?
— Безусловно. Иначе я бы сюда не приехал.
— А я увидела вас и решила, что ошиблась. Вы явно не годитесь на роль его отца. Он говорил, что они с отцом похожи. Только отец ниже ростом. А вы гораздо выше. И моложе…
— Если это недостаток, то он быстро пройдет. Пойдемте ко мне, мы сможем переговорить.
— Это удобно? — спросила она, чуть заколебавшись.
— Не беспокойтесь. В номере я живу один. И обещаю вести себя как настоящий рыцарь. Вашей безопасности ничего не угрожает.
— Этого я как раз не боюсь, — смело произнесла Наталья. — Пойдемте. Я должна с вами переговорить.
— Между прочим, у меня дочь тоже студентка-медик, — сообщил Муслим. — Как видите, я не очень молодой.
— Я думала, что вам лет сорок, сорок пять, — призналась она. — Значит, вы хорошо сохранились.
— Спасибо. Мне об этом еще никто не говорил. Но если вы сразу поняли, что я не могу быть отцом тридцатидвухлетнего дипломата, то это уже неплохо. Хотя на месте вашей матери я бы не пустил вас вечером к родственнику погибшего. Тем более что нам сообщили о единственной подозреваемой, которая есть в этом деле. И это Наталья Фролова.
— Именно поэтому я сюда и приехала, — рассудительно ответила девушка, — мне обязательно нужно было с вами увидеться и обо всем вам рассказать. Иначе вы уедете отсюда, так ничего и не узнав. А это будет неправильно…
Он открыл дверь комнаты, пропуская ее первой. Она вошла и сразу сняла свою дубленку. Он повесил ее в шкаф. На ней был серый шерстяной пуловер, который придавал ей какой-то домашний, уютный вид. Отдав ему дубленку, она прошла в комнату и села на стул, а он, войдя следом, уселся прямо на кровать.
— Слушаю вас.
— Дело в том, что я знала вашего родственника, — торопливо произнесла гостья, — и в тот вечер, когда он… когда погиб, я была у него дома.
— По-моему, об этом все знают, — заметил Муслим. — Вы приехали на служебной машине своей матери, и автомобиль долго ждал вас у дома. Все соседи имели возможность запомнить номер машины, и таким образом вас легко вычислили.