– Хорошо, – сказала она, подставила щеку для поцелуя и скрылась в синем вагоне.
На выставке было тихо и малолюдно: посетители еще не подошли, а многие стендисты после вчерашней прогулки на пароходике сегодня задерживались.
Сергей Петрович в одиночестве сидел на стенде, как-то слегка выпав из реально проистекающей действительности. Ему бы следовало все серьезно обдумать, но мысли струились по своим, ведомым только им направлениям и никак не хотели складываться в единое целое.
Вдруг зазвонил телефон.
Фролов было вскинулся, но по высветившемуся номеру сразу определил Леху.
Сергей Петрович всегда был рад старому дружку, однако сейчас бы он с несравнимо большим удовольствием пообщался с другим человеком.
Леха от себя и от Машки поздравил его с днем рождения, Фролов старательно изобразил в голосе радость и поблагодарил друга.
И снова замер в своем замороженном состоянии.
Один раз только пробил страх – что потерял Лидочкин номер. Но потрогал салфетку пальцами и опять затих.
Еще через четверть часа позвонил Паша.
– Здорово, старик! – энергично завибрировала мембрана. – Ну и как тебе предполтинник?
– Нормально, – оценил Сергей Петрович.
– А вообще как дела? – поинтересовался Кудряшов.
– Обалдеть! – честно ответил Фролов.
– А подарок мой тебя нашел? – спросил Паша. – Точнее, нашла ли тебя мой подарок? – весело хихикнул он в трубку. – Я же обещал.
Мир померк, закатился куда-то, перевернулся. И снова встал на место.
– Какой подарок? – еще на что-то надеясь, прошептал Сергей Петрович.
– Ты Ваньку-то не валяй! – уже в голос ржал Паша. – Давай колись, старый! Она уже мне отзвонила из поезда.
Фролов замолчал. И так надолго, что друг всерьез забеспокоился.
– Эй, да что там с тобой? – завопил он в трубку.
– Нет, ничего, – осипшим голосом ответил Сергей Петрович. – Все в порядке.
На том конце линии явно шла какая-то мыслительная работа.
Наконец уже другим, неуверенным голосом Паша задал вопрос:
– Слушай… Я там ничего не перемудрил? С подарком? Я не думал, что ты такой… – Какой, по его мнению, был Фролов, Паша так и не сформулировал.
– Нет-нет, все в порядке, спасибо, – быстро проговорил Сергей Петрович, мечтая только об одном – чтобы этот разговор кончился.
Потом он еще немного посидел на стуле.
Случайный посетитель задал ему какой-то вопрос и, не получив ответа, только покачал головой.
Сергей Петрович достал из кармана розовую салфетку, зачем-то тщательно прогладил ее по сгибам, после чего аккуратно разорвал пополам. Потом сложил половинки и еще раз разорвал. Пальцы Фролова были сильными, поэтому в корзинку для мусора посыпались совсем небольшие розовые кусочки.
Потом пришел его сосед слева, как говорится, усталый, но довольный.
Сергей Петрович отпросился на пятнадцать минут у доброго человека, и тот с удовольствием его отпустил: долг платежом красен.
Фролов вышел из павильона, подошел к краю пирса.
Здесь было глубоко сразу. Впрочем, он отметил это обстоятельство машинально, топиться Сергей Петрович не собирался.
Он посмотрел налево. В другое время картинка порадовала бы: за зданием морского вокзала стояло чудовищное по размерам – и грациозное одновременно – изделие финских корабелов, готовое поглотить в своем чреве несметное скопище автомобилей, уже выстроившихся на площади.
Направо, на мысу, за рукавом-проливом, стояло небольшое строение – бывший маячок – с высоким красным шпилем, каждый год все более ветшавшее, но все равно привлекающее взгляд.
Между ним и маяком, уже на выходе из пролива, бодро рассекал серую воду маленький буксир. В этот раз он никого не буксировал: вся поклажа – большой синий биотуалет-кабина – находилась прямо на его носу, вместо знамени. Наверное, вез обустраивать какой-то пляж.
Картину дополняли громко орущие чайки, пополнявшие свой рацион не столько балтийской рыбкой, сколько обильными пищевыми отходами с многочисленных судов, баров и ресторанов.
Сергей Петрович постоял еще немного – пока спазм отпустил горло – и пошел на свое рабочее место.
У его стенда уже стоял народ, и Фролов несколько минут, сам себя не слыша, рассказывал про офсетные пластины, пока вновь не остался в одиночестве.
И тут он ощутил какие-то изменения.
Присмотревшись, понял: нет корзинки для мусора, в которую только что бросил разорванную салфетку.
Сразу подхватился на ноги.
– А где корзинка? – чуть не крикнул он соседу.
Тот не понял причины экспрессии.
– Уборщица взяла. Выкинет и принесет обратно. Она их на тележку собирала.
– А куда она пошла? – выдохнул Сергей Петрович.
– Вон туда, – показал рукой направление сосед и – уже несколько недовольно – снова отпустил Сергея Петровича.
Тот мелкой рысью помчался в указанную сторону. Его состояние можно было назвать паникой, пока в голову не пришла мысль о том, что телефон Лидочки почти наверняка есть у Паши. Немного успокоенный, он даже остановился на мгновение.
Но тут же припустил снова: Кудряшов мог и не иметь заветного номера. Или имея – потерять. Это у Сергея Петровича Лидочка – одна, а у него – много.
Он не сомневался, что найдет уборщицу и вернет нить, связывавшую его с этой женщиной. А что будет потом, в данный момент его не интересовало.
Что будет – то и будет.
Мертвое море
1
– Петр Александрович, вы надолго? – спросил сидевший в вестибюле Замойнов.
– Сам не знаю, – честно ответил Петр. Он и впрямь не знал, какие возникнут планы. – А ты куда-нибудь собираешься?
– Куда тут соберешься? Чертова жара, – выругался тот. Даже в вестибюле, охлаждаемом кондиционером, его лысина блестела от пота.
Замойнов поймал взгляд Петра и широким «семейным» платком вытер сверкающий затылок.
– Здесь можно жить только под душем! – заныл он. – Или в холодильнике!
Петр улыбнулся. Во время огневых испытаний ракетных движков в Тюратаме – еще во времена Союза – Колька Замойнов не плакался и при пятидесяти градусах в тени. Если бы, конечно, в выжженной степи была тень. Правда, был он тогда на двадцать лет моложе. А на лысину еще и намека не было.
– Пойду прокачусь, – объявил Петр, проверяя, на месте ли ключ от прокатной таратайки.
– Дуракам закон не писан, – прошелестел вслед Замойнов. Не то чтобы хотел обидеть – да и нелепо это было бы после стольких лет почти что братства, – а просто досадно в жаре и дурноте смотреть на такого свежего и симпатичного мужика. Ему все по фигу, а годков даже чуть поболе, чем Николаю. Законсервировался, что ли?
– Сам дурак, – ответил Петр и засмеялся. У него сегодня было хорошее настроение. Ожидальное – как он сам для себя определил. Может, на деле все будет и не так здорово. Но пока речь шла только об ожиданиях.
– Ты поаккуратней там, – уже в дверях услышал Петр. – Они здесь все перегретые.
– Ладно, – отмахнулся он. Стеклянные двери затворились за ним автоматически.
«С парковками у них хреново», – подумал Петр. До стоянки придется тащиться целую улицу. А на улице кондиционеров не бывает. Правда, кое-где удастся пройти в тени листвы, и последние пятьдесят метров – мимо огромного, по вечерам красиво подсвеченного фонтана. «Эх, был бы вечер, не было бы такого пекла».
Петр залез в карман легкой рубашки, проверил удостоверение. Вот оно, новенькое. Нет худа без добра: перед самой командировкой потерял права. Пришлось звонить замначальника ГИБДД, просить ускорить замену. Просьба пустяковая, но Петр никогда не любил одалживаться.
Зато теперь в руках – водительское удостоверение международного образца. Четким «почерком» лазерного принтера выведено: «Петр Александрович Деникин».
В детстве и юности белогвардейская фамилия приносила некоторые проблемы. В «Неуловимых мстителях» он всегда был беляком, хотя, понятное дело, хотел быть красным. Даже в институте в Первом отделе долго допытывались, не родственник ли он бывшему главнокомандующему белой армии. Тут же объясняли, что это ни на что не влияет. А какого хрена тогда допытывались?
На фото в правах был изображен крепкий, лишь начавший седеть (но не лысеть!) мужчина. Правильные черты лица, спокойный, уверенный взгляд. Полковник КГБ из старого фильма. Секс-символ эпохи построения коммунизма.
Петру Александровичу собственное изображение нравилось. Даже дочь, известная критиканша, и то одобрила фото родителя. «Да, мам, гляди за ним покрепче», – оценила она работу фотографа.
Петр удовлетворенно хмыкнул и свернул в проулок направо, где у парковочного автомата оставил свою красавицу. Точнее, попытался свернуть.
Потому что наткнулся на желтую ленту с полицейской раскраской, перекрывшую узкую улочку. Стоявший перед лентой щуплый рыжий и веснушчатый солдатик что-то гортанно пробурчал Деникину.
– Не понял, – по-русски машинально ответил Петр.
– Туда не ходи, сюда ходи, – по-русски же отозвался солдатик, процитировав фразу из многими любимой комедии.
– Снег башка попадет? – поинтересовался Деникин. Он уже привык к русской речи, тут и там звучащей на земле, принявшей за последние десять лет миллион бывших россиян.
– Арабы бомбу заложили, щас наши ее грохнут, – пояснил мелкий боец. Было ему лет восемнадцать, и тяжелая американская М-16 с металлическим прикладом была лишь немного ниже его. «Воин, – с сочувствием подумал Петр. – Остался бы в России, наверняка бы учился в институте. И скорей всего, закосил бы от армии. А здесь – служи, как медный котелок».
– И сколько ждать? – спросил он солдатика.
– Щас ее грохнут, я же сказал, – повторил служивый и почесал затылок.
Петр теперь и сам все видел. Метрах в ста, может, побольше, солдаты в песочного цвета камуфляже возились рядом с небольшим коричневым дипломатом.
Зрителей за оцеплением собралось немного: большинство израильтян видели подобное не раз. Песочные комбинезоны вдруг разом рванули от чемоданчика, раскручивая катушку с тонким шнуром. Наконец остановились, прикрылись прозрачным щитом и что-то там такое нажали.
Раздался резкий хлопок, и на месте, где стоял «дипломат», взвилось невысокое облачко пыли и какая-то белая то ли вата, то ли пух.
– Конец котенку, – удовлетворенно подытожил солдат.
В этот момент, прорвав боковое оцепление, к месту подрыва побежал мужчина лет сорока, ожесточенно жестикулировавший и причитавший. Он орал так громко, что отдельные слова были слышны Петру.
– Чего он вопит? – поинтересовался Деникин.
Солдат пытался подавить смех.
– Это хозяин дипломата, – объяснил он. – Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.
– А что было в дипломате? Деньги?
– Нет. Я так понял – налоговые отчеты.
– Вот беда, – посочувствовал Петр.
– Ничего, новые напишет. А что, у вас тоже не любят налоговых инспекторов? – вдруг спросил он у Деникина.
– А где их любят? – поинтересовался Петр. Сейчас-то он на госслужбе, а четыре года назад они доставляли ему массу хлопот.
– Вот и мой папа – как налоги заплатит, потом три дня злой ходит. Хотите последний анекдот? – И, не дожидаясь от Петра согласия, начал рассказывать: – Поймали три бизнесмена золотую рыбку. Ну, та говорит: давайте, мол, свои три желания.
Один говорит: «Построил коттедж, огромный, шикарный, да тараканы достали». – «Ерунда, – говорит золотая рыбка. – Вот тебе маленький такой тараканчик, запусти его в комнату, он оттуда всех уведет».
Второй пожаловался, что построил огромный склад для зерна, да мыши одолели.
«Ерунда, – говорит рыбка. – Вот тебе маленькая такая мышка, запусти ее в склад, она всех мышей оттуда уведет…»
Солдатик выдержал длинную паузу.
– А третий что? – не вытерпел Петр.
– А третий попросил у рыбки маленького такого налогового инспектора… – засмеялся рыжий воин.
– Ты отцу расскажи, – посоветовал Деникин. – Поддержи морально.
– Папа сам мне и рассказал. Он мне чуть ли не каждый день новый анекдот про налоговых рассказывает.
– Сам себя веселит?
– Нет. Просто я ведь тоже буду в налоговой работать, – улыбнулся солдат. – Отслужу когда. Папа говорит, должен же хоть кто-нибудь в семье от этого процесса получать удовольствие?
– Мудрый у тебя папа, – одобрил Петр и, попрощавшись, направился к машине.
А вот и она. Стоит, глазки строит свои раскосые. «Форд-Ка». Петр возмущенно сплюнул. То, что он сейчас поедет на этом чуде, – следствие его советского воспитания. В прокат пришли вместе с Замойновым, Николай начал охать и ахать от цен. Петр собирался взять «мерс», как дома, в Москве, но Замойнов сделал такие трагические глаза, что ему стало неудобно отдавать за неделю езды двухмесячную замойновскую зарплату.
Деникин даже усмехнулся тогда. Разбогатевшие русские делятся на два типа. Первый – те, кто, как в анекдоте, расстраивается, если купил часы дешевле, чем они же продавались за углом. Второй – те, кто просто стесняется тратить свои даже честно заработанные деньги прилюдно, предпочитая, как жмот в пионерлагере, жрать домашние пирожки под одеялом.
А вот третьей категории, то есть нормальных, с удовольствием зарабатывающих и тратящих, пока мало. Может, потому, что слишком мало среди наблюдающих за процессом тех, кто станет завидовать белой, а не черной завистью. Короче, в стране пока еще почетно быть бедным, что и есть безусловный след длительного советского прошлого.
Ну ладно, дело все равно сделано.
Деникин сложился пополам и засунул длинные ноги в эту «мыльницу». В конце концов, ему не привыкать: в свое время восемь лет отъездил на «Запорожце». К тому же, если быть честным, «Форд-Ка» несколько лучше «Запорожца». Взять хотя бы наличие кондиционера. Да и по шоссе машиненка летает под сто сорок, Петр уже поэкспериментировал. Хотя ощущения острые: скорость кажется безумной, и постоянно есть опасение задеть асфальт собственной задницей.
«Ну, с Богом!» – собрался с духом Деникин и вырулил со стоянки. Через пятнадцать минут он уже летел по трассе к международному аэропорту Бен-Гурион.
2
– Проезжай, проезжай! – орал здоровенный полицейский. – Не останавливаться!..
Ни жара, ни полная многокилограммовая амуниция не умаляли его служебного рвения. На иврите Петр знал только пару слов, но жесты полицейского были столь недвусмысленны, что переводчик не требовался.
– Черти! – выругался Деникин. Их маниакальная антитеррористическая активность его уже достала. В итоге машину пришлось оставить за триста метров от входа и переться к терминалу по жаркому мареву, от которого даже асфальт размякает!
Тем приятнее было войти внутрь здания. Местные инженеры знали, как бороться со зноем. Ни холодного ветра, ни завываний вентиляторов: приятная расслабляющая прохлада получалась как бы сама по себе.
Туда-сюда сновали торопливые пассажиры. За переносными никелированными барьерами работали специалисты службы безопасности аэропорта. Каждый улетающий из Бен-Гуриона проходил обязательную беседу с обученным психологами офицером. Десятки дежурных вопросов сильно раздражали пассажиров. Петр с трудом сдерживался, когда его по третьему разу выспрашивали, не держал ли его багаж в руках кто-нибудь чужой. Или еще хлеще – где он ночевал последнюю ночь и не было ли у кого-нибудь доступа к его чемодану. «Какое их собачье дело, где я ночевал последнюю ночь? Да и предпоследнюю тоже».
Но надо отдать им должное – эти парни и девушки работали эффективно. Во всяком случае, Израиль, со всех сторон окруженный потенциальными террористами, практически не терял своих самолетов и граждан в результате вооруженных захватов или подрывов.
В динамиках зашелестело, и приятный женский голос – последовательно на иврите и английском – объявил о прилете того самого рейса, из-за которого Деникин и продлил на неделю свою командировку. Очень скоро станет ясно, насколько правильным был этот поступок.
Петр поймал себя на том, что волнуется.
«Какая чепуха!» – устыдился он. Посмотрел на часы и, убедившись, что есть еще минут десять, спустился в туалетную комнату. Там умылся, причесался, придирчиво осмотрел себя в зеркале. С удовлетворением отметил, что дочка не льстила: очень даже ничего мужчина.
И, успокоенный, направился к месту встречи прилетевших.
3
Шасси мягко коснулось бетонки, и стихнувшие было двигатели гигантского «Боинга-747» снова взвыли: пилот включил реверс, сбивая инерцию махины трансконтинентального лайнера. Потом – долгая рулежка за крошечным «лоцманом», ярко-оранжевой машинкой, указывающей путь огромному «джамбо».
Лариса, уставшая от перелета, прижалась лбом к иллюминатору. Мимо нее проплывали расставленные вдоль полосы, неприметные днем фонарики. За краем бетонки из выжженной солнцем земли торчали иссохшие хвостики травы.
Микроклимат салона разительно отличался от того, что был за бортом, – безо всяких термометров зной там угадывался по дрожащему над бетонкой раскаленному воздуху. Впрочем, для человека, прожившего последние двадцать лет в Калифорнии, это не столь страшно.
Удивительно, но после детства, проведенного в Заполярье, и московской юности Лариса легко и естественно прижилась в жаре и полном беззимье. Наверное, в детстве отзимовала за всю жизнь.
Не дожидаясь полной остановки лайнера, она встала и собрала свои малые пожитки. Сейчас редко кто путешествует с огромными чемоданами: вещи во всех странах одни и те же, да и доллары (для тех, у кого они есть) при пересечении границ цвета тоже не меняют.
На улице – узнаваемый и теперь уже родной запах юга. Лариса с удовольствием прошлась, разминая затекшее от долгого перелета тело.
Таможенные привычности прошли быстро.
После дежурного шлепка в паспорт она двинулась по длинной галерее, мимо вереницы киосков, гарантировавших наилучшие варианты проката машин и съема апартаментов.