Таможенные привычности прошли быстро.
После дежурного шлепка в паспорт она двинулась по длинной галерее, мимо вереницы киосков, гарантировавших наилучшие варианты проката машин и съема апартаментов.
Последний поворот – и Лариса в зале прилета. За растянутым толстым бархатным канатом – толпа встречающих.
Судорожно осмотрела лица – его нет. Еще раз – нет! Направо, налево – вот он! Ну конечно! Разве Петр будет стоять в толпе?! Могла бы и сама догадаться. Пусть потом придется пробираться к узкому выходу, но смешиваться со всеми Петр Великий себе никогда не позволял.
Значит, он все такой же. Да и внешне не слишком изменился. Разве что поседел слегка. Ну да ведь и Лариса, если смыть краску, тоже далеко не истинная шатенка.
Петр наконец ее тоже увидел. Улыбнулся. Хоть бы руку поднял, помахал! Но нет. Соревнование продолжается. Что ж, она всегда уступала: Лариса подняла свободную руку, Петр немедленно с готовностью откликнулся и начал пробираться к выходу.
…Вот и встретились. Она, как всегда, уткнулась носом в верхнюю пуговицу его рубашки. Он обнял ее двумя руками, поцеловал в затылок. «Господи, поймет, что крашеная!» – мелькнула дурацкая мысль. Конечно, нет. Он такой же бесхитростный во всем, что не касается работы.
– Ты совсем не изменилась, – почти честно сказал Деникин. – А я вот седой весь.
– Седина украшает мужчину, – усмехнулась Лариса.
Деникина передернуло.
«Неужели помнит? И неужели это для него еще важно?» – удивилась она. И это было приятное удивление. А почему бы нет? Для нее ведь это оказалось важным. И она ведь помнит!
4
В машине некоторое время молчали.
– Ну, рассказывай! – не выдержала Лариса.
– Да ты и так все, наверное, знаешь.
– Кое-что знаю, – улыбнулась она. – Девчонки по мэйлу сообщают. Но все равно из первых уст интереснее.
– Мальчик и девочка. Сын – студент, дочка – в девятом классе.
– Из скольких?
– Что «из скольких»? – не понял Петр.
– Сколько сейчас классов в России? Вы всегда что-то меняете.
– «Вы…» – улыбнулся Деникин.
– А что поделаешь… Знаешь, я, когда в Москву приезжаю, чувствую себя в гостях.
– А я в гостях везде, кроме Москвы.
– Ты всегда был патриотом. Давай лучше про своих детей.
– А про детей особо пока и говорить нечего. Вот проявят себя…
– Надеешься?
– Какой же родитель не надеется?
– Я не надеюсь, – спокойно сказала Лариса.
Петр вздрогнул:
– Я уже отвык от тебя. Неужели все так плохо?
– Хуже некуда.
– Слушай, Лариска, у меня сейчас один доктор-фанат деньги просит. Под наркологический центр. Говорит, что с гарантией снимает с героина.
– Про героин – девчонки сказали?
– Не сердись на них.
– Не сержусь. Я знала, что скажут. Но иногда невозможно держать в себе.
– Ну так, может, попробуем? У него куча сертификатов, патенты. Лечит как-то ядрено: с помощью чистого ксенона снимает с наркотика. А к ксенону привыкания нет. Может, рискнем?
– Спасибо, Петенька. И закрываем тему. У Наташки еще AIDS и гепатит В.
– Что значит – AIDS?
– По-русски – СПИД. В стадии болезни. Так что с героина снимать ее уже не надо. – Лариса как-то судорожно кашлянула, потерла лоб рукой. – И хватит об этом. У тебя в машине можно курить?
– Можно.
Петр был ошарашен. Он слышал про Ларискину беду, но не знал, что все настолько безнадежно. Деникин искоса взглянул на нее.
Лариса достала зеркальце и подкрашивала губы. Абсолютно спокойная. Лишь левое веко слегка подрагивает.
Кто ее не знает – сочтет бесчувственной. Но Петр ее знает.
5
В городе Лариса наконец поинтересовалась:
– Куда ты меня везешь?
– Хороший вопрос! – засмеялся Петр. – Хоть и запоздалый. Уже привез.
Они и в самом деле уже въезжали на парковку крошечного отеля «Центрум». От парковки здесь, собственно, было только название: на маленьком пятачке столпилась кучка автомобилей, и Деникин сейчас как раз пытался пролезть в узкую щель между «Субару» и «Хендай». Со второго раза ему это удалось.
– А дверцу как открывать? – возмутилась Лариса.
– Как получится, – объяснил Петр. Несмотря на наличие полной страховки, процесс парковки автомобилей за рубежом отнимал у него слишком много нервов.
Лариса тихонько приоткрыла дверцу и змейкой проскользнула в образовавшуюся щель. А вот Деникину со своей стороны это сделать не удалось: «Субару» подпирал. Чертыхнувшись, он пролез через пассажирское сиденье и с огромным трудом выбрался на свободу. Лариса с удовольствием наблюдала за процессом.
– Что ты улыбаешься? – притворно рассердился Петр. На самом деле он был доволен. Пусть лучше смеется над ним, чем думает о своей несчастной Наталье. Не приведи господь ни одному родителю. – Пошли? – то ли спросил, то ли приказал он.
– Куда?
– Я номер снял. – И зачем-то добавил: – Двухместный.
– А у меня спросил?
– А ты – против?
– Я – нет, – сообщила Лариса и первой двинулась к двери.
Отельчик был совсем крохотным: на каждом этаже всего по два номера. Но, главное, он полностью оправдывал свое название – находился в самом центре Тель-Авива.
– Прими душ, и, если не устала, пойдем погуляем, – предложил Петр. – Море обожаю. Да и жара вроде спала.
– Пойдем пройдемся. Я выспалась в самолете. Только чуть освежусь. – Она скрылась за дверью ванной комнаты, там зашуршал душ.
Петр с наслаждением утонул в глубоком мягком кресле. Достал зажигалку, сигарету. Закурил. Потом вдруг резко затушил ее в пепельнице, встал и пошел к ванной.
Дверь была не заперта.
Лариса стояла в ванне, под душем, спокойно опустив руки. Занавеска не задернута. Теперь они были почти одного роста. Стояли, смотрели друг на друга и молчали.
– У меня все в порядке? – уточнила Лариса.
– Да, – поперхнувшись, сказал Деникин. И неожиданно для Ларисы (для себя, наверное, тоже) закончил фразу: – С приездом!
Лариса рассмеялась. Это было и в самом деле смешно.
Петр не обиделся, сделал наконец шаг вперед. Обнял ее, прямо мокрую. Прижал к себе. Она обняла его. Он легко вынул ее из ванны и понес в комнату.
Когда все закончилось, она встала и через минуту уже ходила по комнате, обернутая большим мохнатым полотенцем. А Петр растерянно смотрел на свою мокрую одежду, судорожно соображая, в чем же пойдет на улицу.
– Непонятно, кто из нас принимал душ, – пробормотал он.
– Почему непонятно? Душ принимала я. А ты – просто мокрый.
– А может, ну ее – прогулку?
– Не возражаю. А что взамен?
– Давай подождем, пока одежда высохнет. У меня чемодан в другом отеле остался.
– Давай подождем.
Деникин развесил мокрые шмотки, включил телевизор и снова забрался под простынку. Лариса угнездилась рядышком, удобно пристроившись на его плече. Он обнял ее, погладил по голове.
– Я старая, да?
– Не заметил. Слишком стремительно все вышло.
– Дурак, – смутилась она. – Я вообще спрашиваю.
– А я конкретно отвечаю.
Лариса повернулась на бок, лицом к Петру. Обняла его рукой и ногами сразу. Он поцеловал ее в губы. И снова крепко прижал к себе.
– Нет, пожалуй, не старая, – сделал наконец вывод.
– Мог бы и без «пожалуй»… – прошептала Лариса и закрыла глаза. Ей было совершенно ясно, что в эту ночь они уже никуда не пойдут…
6
– «Нас утро встречает прохладой…» – сообщила Лариса, откидывая занавески. На улице – редчайший случай – было почти пасмурно. Синее небо все равно проглядывало, но жары на ближайшие часы не предвиделось.
– Тогда поехали в Иерусалим, побродим по Старому городу. В жару там тяжко.
– Поехали. – Она смотрела на улицу, где прямо с подъехавшего крошечного фургончика начали продавать свежайшие фрукты и овощи.
Петр набрал номер телефона.
– Ты кому? – спросила Лариса. – Домой?
– Нет. Замойнову. Помнишь такого?
– А кто это?
– С нами учился. На два года младше. Теперь мой сотрудник.
– Не помню. – Лариса улыбнулась. – Никого не помню. Ты тогда всех затмил…
– Спасибо на добром слове… Коля, привет! – сказал он, когда Замойнов снял трубку. – Нет, я не пропал. – Его слова прерывались, видимо, репликами Николая. – Все нормально. Какие события? Нет, еще не в курсе. Думаю, не страшно. У них тут пятьдесят лет так. Обойдется. Слушай, Коль, я останусь здесь еще на неделю. Поеду в Эйлат, отдохну. Я позвоню, когда встречать. Все. Пока. – Он повесил трубку.
– Что случилось? – спросила Лариса.
– Теракт. На иорданской границе палестинец обстрелял автобус с девочками-школьницами. Видела, здесь девчонки в длинных платьях? Из религиозных школ. Четырех убил и нескольких ранил. По Израилю идут митинги.
– Думаешь, не ехать?
– Думаю, для нас ничего страшного. Они воюют уже полвека. Туристов никогда не трогали.
– С другой стороны, быть в Израиле и не побывать в Иерусалиме…
– Короче, едем.
Они спустились позавтракать в маленькую гостиничную столовую. Здесь даже ресторана не было, похоже, весь отель – семейное предприятие. Пожилая дама подошла к столику – всего их в зале стояло четыре – и спросила на английском, что желают господа. После пары реплик тут же перешла на плохой русский.
– Короче, едем.
Они спустились позавтракать в маленькую гостиничную столовую. Здесь даже ресторана не было, похоже, весь отель – семейное предприятие. Пожилая дама подошла к столику – всего их в зале стояло четыре – и спросила на английском, что желают господа. После пары реплик тут же перешла на плохой русский.
– Я из Польши, – извинилась она за акцент.
Через десять минут они ели специально для них приготовленный омлет и наслаждались фруктовым салатом. Кроме них, в зальчике посетителей не было.
А еще через полчаса они уже мчались в своей глазастенькой таратайке в сторону Иерусалима.
7
– Так ты теперь кто? – спросила Лариса.
– По должности? – уточнил Деникин.
– По статусу, – усмехнулась она.
– Руководитель одной из организаций, продающих российское вооружение.
– То есть – чиновник?
– Не совсем. Коммерсант, но от государства.
– А почему ушел из бизнеса? Я слышала, у тебя была серьезная фирма.
– Она и сейчас процветает. Просто я заработал, сколько хотел, и мне стало скучно. Помнишь, как в «Белом солнце пустыни»: «За державу обидно».
– И ты решил спасти Россию?
– Нет, конечно. Просто сделать что могу.
– А почему – пушки? Спасал бы вологодским маслом. Или нефтью на крайний случай.
– А чем пушки хуже? Высокотехнологичная продукция, дорогая, наукоемкая. Кстати, я торгую не пушками, а авиатехникой.
– Хрен редьки не слаще.
– Лариска, убивают не пушки. Убивают люди. Вон, кстати, смотри.
За окном, на пологих, выжженных солнцем холмах, среди редкого, прозрачного леса то тут, то там рыжели остовы старинных бронемашин и танков.
– Что это? – удивилась Лариса.
– Эта техника сожжена в первую арабо-израильскую войну. Я даже не помню, в каком году. Нам гид рассказывал. У арабов были танки и броневики. И солдат примерно сто к одному. С другой стороны не было ничего, кроме винтовок и бутылок с бензином. Но они были в руках людей, которым нечего было терять.
– Людям всегда есть что терять…
– Большинство солдат-израильтян уже потеряли свои первые семьи и дома в Европе. На их стороне были ярость, военный опыт и понимание того, что третьей жизни – не будет. Результаты ты видишь.
– Эта техника пролежала полвека?
– Да. Ее регулярно подкрашивают, подмазывают. Но не убирают. Чтобы помнили. Здесь вообще все стараются помнить: и что было три тысячи лет назад, и пятьдесят.
– Все равно – продажа оружия провоцирует насилие.
– Наверное. Но мира, где все друг друга только любят, не будет еще долго.
– А жаль. – Лариса закрыла глаза и то ли сделала вид, то ли на самом деле задремала.
А Петр поддал газу, помогая машинке взобраться на очередной длинный подъем.
Он не любил подобных разговоров. Конечно, пушки (или, в его случае, истребители и авионика) – это товар. Причем товар, продажа которого в прямом смысле слова спасает целые российские города. Вон коллеги продали Индии отличные танки Т-90. И кому от этого хуже? Нижний Тагил не вымерзнет и не обанкротится. Государство получит солидные налоги. А Индия – реальное прикрытие от недружелюбных намерений соседей. Тот же Пакистан только что закупил огромную партию украинских Т-80.
«Черт-те что делается!» – вдруг сообразил Петр. В случае конфликта в самом центре Азии сойдутся в танковой битве изделия еще недавно единой державы! А ныне – братских славянских стран, яростно конкурирующих на мировом рынке оружия.
А его собственная командировка? Израиль не покупал российского вооружения. Но имел отличные позиции в модернизации электронных систем разбросанных по всему свету российских «МиГов» и «Су». Однако полная модернизация невозможна без участия создателей самолетов. И вот намечается весьма выгодный альянс. Скажи об этом кому-нибудь пятнадцать лет назад – сочли бы сумасшедшим.
Наверное, лучше об этих проблемах просто не думать. Железки, которыми торгует Петр, никого сами по себе убить не в состоянии. Убивают идеи. Убивает политика, рожденная этими идеями. А оружие – это только железки. Петр помнил, как его поразила информация о китайских погромах в Нанкине. Количество убитых атомной бомбой в Хиросиме известно всем. Но японцы обычными ножами зарезали там гораздо больше китайцев. Конечно, не за одну секунду, как в случае ядерного взрыва, а за три дня. Но – гораздо больше! И обычными ножами.
Хорошо, нож – тоже оружие? Тогда возьмите Камбоджу. Там три миллиона – или больше? – людей убили просто мотыгами. Ставили в яму и били по голове. Наверное, не хватало ножей.
А сколько людей умерло в наших лагерях? Даже не расстреляно, а просто умерло: от голода, от холода, от тоски.
Нет, единственное оружие, убивающее по-настоящему, – это идеи. А за идеи, как правило, не наказывают.
И все же что-то мешало Петру совсем отмахнуться от слов Ларисы. Это и задевало его. Может, давнее воспоминание? Он в начале своей инженерной карьеры занимался специальной областью газодинамики: диссипацией энергии в ударно-волновых течениях. И вдруг синтезировал красивую в инженерном смысле идею. Если не вдаваться в детали, он придумал универсальную аэрозольную мину для подрыва крупных зданий, не содержащую запалов, детонаторов, часовых устройств и прочей механики, чаще всего отказывающей при боевом применении. Деникин набросал план устройства и пришел с ним к своему научному руководителю.
Шеф внимательно посмотрел на расчеты, чертеж и с уважением взглянул на аспиранта.
– Пожалуй, это сработает, – сказал он. Петр тогда испытал кайф от похвалы. Не всякий удостаивался такого, отработав с шефом гораздо больше времени.
– Напишем заявку на изобретение? – возликовал юный Деникин. Изобретение – это изобретение, даже если на него поставят гриф и желающие смогут просмотреть его только при наличии допуска. Кроме того, это солидная помощь при защите кандидатской диссертации, над которой корпел Петр.
– Пиши, – сказал шеф и посмотрел на часы, давая понять, что аудиенция закончена.
– А… как же вы? – не понял юный изобретатель. Во-первых, в то время принято было «приглашать» в состав авторов своих руководителей, а во-вторых, его изобретение действительно основывалось на работах шефа.
– А мне уже пора о душе подумать, – мудро улыбнулся шеф. – Пиши один, тебе нужнее.
Петр был ошеломлен отказом шефа, генерал-майора запаса, между прочим. И звание он получил, работая еще над послевоенными ядерными проектами. Он долго обдумывал этот странный факт. Так долго, что творческий кайф успел иссякнуть. А недоумение от отказа шефа и, главное, от его странных, нелогичных совсем слов осталось. В итоге Родина не получила оригинальное диверсантское оружие, а Петр Деникин защищался по вполне открытой теме.
Кстати, идея его не осталась потерянной для человечества. Нашлись другие светлые головы, и у нас, и за рубежом, которые придумали похожие методы для отправки на тот свет себе подобных. И, странное дело, Петр, узнав о потерянном научном приоритете, не то что не расстроился, а даже непонятным образом успокоился.
А теперь вот с увлечением торгует истребителями.
8
Иерусалим встретил их ярким солнцем и зноем. От утренних облаков и следа не осталось.
Легко нашли парковку. В деловой поездке российскую делегацию сопровождал пресс-секретарь министерства обороны Израиля, и от него Деникин уже знал, что туристов сейчас гораздо меньше обычного: западные путешественники боялись ехать «на войну». Собственно, это и было одним из видов оружия, применяемых палестинцами. Деньги от туризма были чрезвычайно важны для Израиля, а репутация страны с постоянной опасностью террора сильно уменьшала поток иностранцев.
Правда, в последний конфликт палестинцы испытали это и на себе. Одним из немногих реально доходных предприятий палестинской автономии было казино. Большую часть денег в нем оставляли евреи, которым, как известно, Коран – не указ, соответственно и спиртное, и азартные игры они уважают. Вот и ездили со всего Израиля любители игры и выпивки в автономию. И новейшей истории неизвестен случай, чтобы даже самые злобные палестинцы обидели хотя бы одного поддатого еврея, как следует набравшегося в их казино. Ненависть ненавистью, а бизнес должен работать.
Так вот, последний конфликт не был самым кровавым, но отличался сильным ожесточением сторон. Всегда улыбчивый пресс-секретарь Моше (в прошлой, российской жизни в Новосибирске – просто Миша) сразу посерьезнел, когда по ТВ сообщили, что израильские боевые вертолеты разнесли казино в дым.
– Плохо, – сказал Моше-Миша, – этого они нам точно не забудут.
– Так, может, не стоило? – поинтересовался склонный к компромиссам Замойнов.
– Нельзя, – объяснил Миша главную суть израильской политики. – Они только что убили троих наших.
В газетах с подробностями описали смерть двух израильских резервистов, кстати, бывших россиян, по ошибке заехавших на территорию автономии. А итальянский тележурналист даже заснял их убийство. И тогда же застрелили женщину-учительницу, совершившую, как оказалось, смертельную ошибку: поехала в одиночку по арабскому кварталу.