— К диете он относился легкомысленно?
— В общем, да. Бывали случаи, когда он ее непозволительно нарушал.
— Но тем не менее оставался жив?
— Как говорится, все до поры до времени.
— Понятно, — Родерик снова взглянул на карточку. — Может быть, расскажете, в каком виде вы застали комнату и труп?
— А может быть, это вы, господин старший инспектор, должны сначала кое-что мне рассказать? Что, кроме этих абсолютно возмутительных анонимок, побудило вас учинить мне допрос?
— В семье подозревают, что смерть произошла в результате отравления мышьяком.
— Боже праведный и сто чертей в придачу! — закричал Уитерс, потрясая кулаками над головой. — Ох уж эта семейка! — Казалось, в душе его идет борьба. — Простите мне этот срыв, — наконец сказал он. — В последнее время у меня очень много работы, сплошная нервотрепка… Анкреды довели меня до предела — все семейство. Но позвольте узнать, что натолкнуло их на мысль о мышьяке?
— Долго рассказывать, — осторожно сказал Родерик. — В этой истории фигурирует банка с крысиной отравой. Добавлю, хотя это тоже очень непрофессионально, что, если, по вашему мнению, состояние комнаты и вид трупа напрочь исключают гипотезу об отравлении мышьяком, я буду очень рад.
— Нет, в этом смысле ничего определенного я сказать не могу. Почему? Потому что: а) когда я приехал, комната была уже убрана и б) сообщенные мне сведения, а также внешний вид трупа дают основания констатировать сильный приступ гастроэнтерита, но отнюдь не исключают и отравление мышьяком.
— Черт! — пробурчал Родерик. — Я так и подозревал.
— А как, интересно, этот старый дурак сумел наесться крысиной отравы? — Уитерс нацелил на Родерика указательный палец. — Ну-ка растолкуйте.
— Они считают, что он не сам ее наелся, — объяснил Родерик. — По их мнению, яд ему подсыпали.
Выставленная вперед рука сжалась в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Через мгновение, словно маскируя допущенную оплошность, доктор разжал ладонь и внимательно оглядел свои ухоженные ногти.
— Да, конечно, письмо на это намекает, — сказал он. — Анкреды могут и не такое выдумать. Кого же подозревают в убийстве? Случайно не меня?
— Еще не знаю, — непринужденно сказал Родерик.
— Что за дикая мысль! — откашлявшись, натянуто добавил Фокс.
— Они требуют эксгумации? Или вы сами на ней настаиваете?
— Пока у нас нет для этого достаточных оснований. Вскрытие вы не производили?
— Когда известно, что больной может умереть в любую минуту и диагноз ясен заранее, вскрытие не производят.
— Что ж, вполне разумно. Доктор Уитерс, позвольте я объясню вам сложившуюся ситуацию и наше к ней отношение. Имеется целый ряд странных обстоятельств, и мы обязаны в них разобраться. Вопреки распространенному заблуждению полиция в подобных случаях отнюдь не горит желанием собрать кучу улик, указывающих на необходимость эксгумации. Если выясняется, что все подозрения сущая чепуха, полиция, как правило, с радостью прекращает расследование. Предоставьте нам хотя бы один веский аргумент, перечеркивающий версию с мышьяком, и мы будем чрезвычайно благодарны.
Уитерс замахал руками.
— Я не могу вот так сразу дать неопровержимые доказательства, что отравления мышьяком не было. В девяноста девяти случаях из ста, когда смерть вызвана болезнью желудка и сопровождается рвотой и поносом, без специальных анализов ничего не установишь. Если уж на то пошло… — Он замолчал.
— Да-да? — подбодрил Родерик.
— Если уж на то пошло, то, застань я комнату в том состоянии, в каком она была в момент смерти, я, вероятно, тогда же сделал бы необходимые анализы, просто чтобы исключить сомнения в правильности диагноза — мы, врачи, в таких вопросах очень щепетильны. Но к моему приезду комнату уже вымыли.
— Кто распорядился ее вымыть?
— Откуда я знаю, голубчик? Возможно, Баркер, или Полина, или Миллеман — любой, кому первому пришло в голову. Тело они, правда, не двигали, им было неприятно. Да они и вряд ли смогли бы изменить его положение. Труп успел окоченеть, что, кстати, позволило мне определить время смерти. Когда я снова приехал туда, попозже, они, конечно, уже привели покойника в надлежащий вид, и я догадываюсь, каково было Миллеман руководить этой процедурой в то время, как остальные в истерике метались по дому, а Полина вопила: «Дайте и мне обрядить папочку в последний путь!»
— О господи!
— Да, они такие. Короче, как я уже говорил, нашли его на кровати, он лежал скорчившись, комната была в непотребном состоянии. А когда я приехал, старухи горничные уже выносили ведра и вся комната воняла карболкой. Они даже ухитрились сменить постельное белье. Кстати, я приехал только через час после звонка. Принимал роды.
— Теперь о стригущем лишае… — начал Родерик.
— А, вы и про это знаете? Да, не повезло детям. У Панталоши, к счастью, стало проходить.
— Как я понимаю, доктор, вы не боитесь назначать сильные препараты, — дружелюбно заметил Родерик.
В кабинете повисла тишина.
— Позвольте узнать, откуда вам в таких подробностях известны мои методы? — подчеркнуто спокойно спросил Уитерс.
— Мне говорил Томас Анкред. — Родерик заметил, что лицо у доктора тотчас вновь порозовело. — А что тут такого?
— Не люблю, когда о моих больных сплетничают. Я было подумал, вы говорили с нашим аптекарем. У меня к нему есть некоторые претензии.
— Вы помните тот вечер, когда детям давали лекарство? Кажется, девятнадцатого, в понедельник. Я не ошибаюсь?
Уитерс пристально на него посмотрел.
— А при чем тут?.. — начал он, но, похоже, передумал. — Да, помню. Почему вас это интересует?
— В тот вечер над сэром Генри бестактно подшутили, и подозрение пало на Панталошу. Рассказывать долго, не буду вас утомлять, скажите только одно: могла она в тот вечер нахулиганить? Я хочу сказать, могла ли физически? То, что по характеру она хулиганка, сомнений не вызывает.
— В котором часу это случилось?
— Предполагается, что она заходила в гостиную во время ужина.
— Исключено. Я приехал в полвосьмого… Одну минутку. — Он порылся в картотеке и извлек еще одну карточку. — Вот! Под моим наблюдением детей взвесили, я определил каждому его дозу и засек время. Панталоше дали лекарство ровно в восемь и тут же уложили в постель. Пока укладывали остальных детей, мы с мисс Эйбл сидели у входа в спальню. Я оставил ей список моих вызовов на ближайшие сутки, чтобы в случае чего она быстро меня нашла. Уехал я уже в десятом часу, и, пока я там был, эта маленькая бандитка никуда не отлучалась, гарантирую. Я сам заходил к детям. Она спала, пульс у нее был в норме — короче, никаких отклонений.
— Тогда Панталоша отпадает, — пробормотал Родерик.
— А что, та хулиганская шутка как-то связана с предметом нашего разговора?
— Не уверен. Тут вообще слишком много разных нелепостей. Если у вас есть время и настроение, могу рассказать.
Уитерс посмотрел на часы.
— В моем распоряжении всего двадцать три минуты. Через полчаса я должен быть у больного, а до этого хочу еще послушать результаты скачек.
— Мне хватит и десяти минут.
— Тогда рассказывайте. Очень интересно, какая может быть связь между хулиганской шуткой, подстроенной в понедельник девятнадцатого, и смертью сэра Генри от гастроэнтерита в ночь с субботы на воскресенье, двадцать пятого. Даже если это полный бред, послушаю с удовольствием.
Родерик рассказал о шутках с красками и об остальных проделках. Уитерс слушал с недоумением и сердито похмыкивал. Когда Родерик дошел до эпизода с летающей коровой, доктор перебил его.
— Панталоша отвратительный ребенок и способна на любое хулиганство, — сказал он, — но, как я уже подчеркнул, она никоим образом не могла подложить эту надувную подушечку, равно как и не могла нарисовать корову на картине миссис… — он вдруг запнулся. — Эта дама случайно не?..
— Да, она моя жена, — кивнул Родерик. — Так уж получилось, но об этом не будем.
— Боже мой! Какое необычное совпадение!
— Необычное и в данном случае весьма неприятное. Вы ведь не закончили?
— В тот вечер девочка слишком неважно себя чувствовала, так что ни о чем подобном и речи быть не может. Кроме того, вы сами сказали, что мисс Эйбл — между прочим, очень толковая девушка — ручается за нее головой.
— Да.
— Прекрасно. В таком случае все эти идиотские шутки подстроил какой-то другой болван, скорее всего Седрик — он отъявленный прохиндей. Тем не менее я не вижу тут никакой связи со смертью сэра Генри.
— Я вам еще не рассказал, как в судке для сыра нашли книгу о бальзамировании, — вставил Родерик.
Доктор открыл рот, но удержался от комментариев, и Родерик довел рассказ до конца.
— Как видите, эта заключительная шутка по стилю близка к остальным, а принимая во внимание тот факт, что сэра Генри бальзамировали…
— Понимаю. Поскольку в этой книжке говорится про мышьяк, они немедленно пришли к дурацкому выводу…
— Подкрепленному тем фактом, что в чемодане мисс Оринкорт нашли банку с крысиной отравой, в состав которой тоже входит мышьяк — не следует об этом забывать.
— Банку подкинул все тот же остряк! — убежденно воскликнул Уитерс. — Готов поспорить: банку подкинули!
— Да, такую возможность исключать не стоит, — согласился Родерик.
— Совершенно верно, — неожиданно подал голос Фокс.
— Черт возьми, не знаю, что и сказать. — Уитерс покачал головой. — Какому врачу понравится, когда намекают, что он был невнимателен или ошибся? А речь идет об очень грубой ошибке. Учтите, я ни на секунду не допускаю, что тут есть хоть крупица истины, но уж если Анкреды решат поднять шум и всем скопом завопят: «Мышьяк!..» Постойте-ка! А с бальзамировщиками вы говорили?
— Еще нет. Но поговорим обязательно.
— Сам-то я в бальзамировании ни черта не понимаю, — пробормотал Уитерс. — Может быть, эта древняя книжица и выеденного яйца не стоит.
— У Тейлора в «Судебной медицине» на эту тему тоже кое-что есть, — заметил Родерик. — Как он пишет, для бальзамирования используют антисептики, обычно мышьяк, что в случаях намеренного отравления мешает выявить истинную причину смерти.
— Тогда что же даст эксгумация? Ничего.
— Я не целиком уверен в своей гипотезе, но полагаю, эксгумация со всей определенностью покажет, отравили сэра Генри или нет, — сказал Родерик. — Сейчас объясню почему.
3В «Анкретонском трактире» Фокс и Родерик подкрепились отлично приготовленной тушеной зайчатиной и выпили по кружке местного пива. Хозяйка этой симпатичной маленькой пивной заверила Родерика, что при необходимости они с Фоксом смогут у нее переночевать.
— Боюсь, нам и в самом деле придется воспользоваться ее гостеприимством, — сказал Родерик, когда они вышли на улицу.
Деревня была освещена неярким зимним солнцем; на главной улице, кроме пивной и дома доктора Уитерса, располагались почта, часовня, магазин тканей и книжный киоск, клуб, аптека и несколько маленьких домиков. За грядой холмов золотились на фоне темного леса готические окна, многочисленные башни и невообразимо разномастные трубы замка Анкретон, с задумчивым и слегка деланным величием глядевшего на деревушку сверху вниз.
— А вот, значит, и аптека мистера Джунипера, — задержавшись перед витриной, сказал Родерик. — Приятная у него фамилия, Фокс, правда? Э. М. Джунипер[50]. Это сюда приезжали Агата и мисс Оринкорт в тот ненастный вечер. Давайте-ка и мы с вами навестим мистера Джунипера.
Но почему-то он не спешил войти в аптеку и, продолжая разглядывать витрину, бормотал себе под нос:
— Смотрите, как здесь все аккуратно, Фокс. Я люблю такие старомодные аптечные пузырьки из цветного стекла — вы тоже? А вон, видите, писчая бумага, расчески, чернила (этот сорт чернил во время войны исчез из продажи) и тут же рядом таблетки от кашля, скромные коробочки с бандажами… Глядите, детские карточные игры! «Счастливые семьи». Агата именно в этой манере изобразила Анкредов. Давайте подарим им колоду. Ну что, зайдем?
Родерик вошел первым. В магазинчике было два отдела. Один прилавок занимали мелочные товары, а второй, пустой и огороженный, использовался исключительно как аптека. Родерик позвонил в колокольчик, и мистер Джунипер вышел к посетителям — румяный, в белом халате, пахнущий чистотой и лекарствами.
— Чем могу быть полезен? — осведомился он и встал за аптечный прилавок.
— Добрый день, — поздоровался Родерик. — У вас случайно не найдется чего-нибудь забавного для маленькой девочки? Она болеет, и хотелось бы ее развлечь.
Мистер Джунипер перешел за другой прилавок.
— Возьмите «Счастливые семьи», — посоветовал он. — Или набор «Мыльные пузырики».
— Вообще-то меня просили привезти что-нибудь посмешнее, для озорного розыгрыша, — непринужденно соврал Родерик. — Подозреваю, что в жертву выбран доктор Уитерс.
— Да что вы? — Мистер Джунипер захихикал. — Боюсь вас огорчить. Выбор у нас невелик. Были, помнится, накладные чернильные кляксы… Нет-нет, я понимаю, что вам нужно, но, увы…
— Мне говорили, есть какая-то подушечка, которую надувают, а потом на нее садятся. Как я понял, довольно гадкая игрушка.
— А-а! «Изюминка»?
— Да, правильно.
Мистер Джунипер покачал головой и сокрушенно развел руками.
— А по-моему, у вас на витрине стоит коробка…
— Пустая! — Мистер Джунипер грустно вздохнул. — «Изюминку» купили, а коробку не взяли; я просто забыл ее убрать, извините. Как, право, досадно! — посетовал он. — Ведь у меня их была целая партия, но неделю назад — или прошло уже две недели, не помню, — я продал последнюю штуку. Кстати, ее купили тоже для ребенка. Тоже для девочки, которая заболела. — И, отважившись, он добавил: — Я сейчас даже подумал, а не для той ли самой?..
— Возможно, — кивнул Родерик. — Ее зовут Патриция Кентиш.
— Да, верно. В тот раз мне тоже назвали это имя. Она живет наверху, в замке. Большая озорница. Так что, как видите, сэр, у мисс Пантало… у мисс Патриции уже есть «изюминка».
— В таком случае я куплю «Счастливые семьи», — сказал Родерик. — Фокс, вам, кажется, была нужна зубная паста?
— «Счастливые семьи», — снимая с полки коробочку, повторил мистер Джунипер. — И зубная паста? Какую предпочитаете, сэр?
— Мне для вставной челюсти, — без восторга ответил Фокс.
— Для протеза. Понятно. — И мистер Джунипер перебежал за аптечный прилавок.
— Могу поспорить, что «изюминку» у нас перехватила Соня Оринкорт, — весело сказал Родерик Фоксу.
Тот что-то промычал.
— Раз уж вы сами угадали. — Мистер Джунипер лукаво улыбнулся. — Хотя, конечно, я не имею права выдавать эту молодую даму. Профессиональная тайна. Ха-ха.
— Ха-ха, — согласно хохотнул Родерик и положил «Счастливые семьи» в карман. — Спасибо, мистер Джунипер.
— Вам спасибо, сэр. Надеюсь, в замке все в порядке? Какая все же тяжелая утрата! Я бы даже сказал, утрата для отечества. Надеюсь, лишай у детишек проходит?
— Да, потихоньку. Прекрасный сегодня день, не правда ли? Всего доброго.
— Не нужна мне никакая зубная паста, — сказал Фокс, когда они вновь вышли на улицу.
— По-вашему, я один должен был все покупать, а вы бы так и стояли, надувшись как индюк? Ничего, спишете по статье «деловые расходы». Оно того стоило.
— Я не говорю, что не стоило, — согласился Фокс. — Итак, сэр, если «изюминку» купила мисс Оринкорт, значит, остальные шутки тоже ее работа?
— Очень сомневаюсь, Фокс. Точно известно, что все же именно Панталоша прицепила записку к пальто Миллеман. Девчонка славится шутками такого рода. Но, с другой стороны, судя по всему, номер с «изюминкой» и летающую корову придумала не она, а кроме того, моя жена уверена, что Панталоша не имеет никакого отношения ни к очкам на портрете, ни к вымазанным перилам, ни к надписи на зеркале сэра Генри. Что касается книжки в судке для сыра, я думаю, тут разгулялась фантазия кого-то третьего, а Панталоша, как и мисс Оринкорт, в данном случае совершенно ни при чем.
— Тем самым, если мы снимаем с девочки подозрения в наиболее серьезных проделках, остается только мисс Оринкорт и кто-то, пока нам неизвестный.
— Вы попали в точку.
— И этот неизвестный, чтобы бросить тень на мисс Оринкорт, пытается связать смерть старого Анкреда с мышьяком.
— Звучит логично, но бог его знает.
— Куда мы сейчас, мистер Аллен?
— Как вы насчет того, чтобы пройтись пешком пару миль? Пойдемте-ка в гости к Анкредам.
4— Лучше, конечно, было бы сохранить инкогнито, но надеяться на это нам не стоит, — сказал Родерик, когда они поднимались на вторую террасу сада. — Томас уже им позвонил и сообщил, что мы по крайней мере приняли его заявление к сведению. Так что можем с тем же успехом открыто представиться, а там уж что увидим, то увидим. Прежде всего хорошо бы осмотреть спальню покойного.
— Они небось и обои там успели переклеить, — кисло заметил Фокс.
— Интересно, Поль Кентиш разбирается в электроприборах? То, что Седрик в них ни черта не смыслит, я гарантирую.
— А это еще что такое?! — удивленно сказал Фокс.
— Вы о чем?
— Прислушайтесь — по-моему, плачет ребенок. Очень похоже, да?
Они были уже на террасе. С одной стороны она примыкала к картофельному полю, с другой — к лесу, и по обоим ее концам темнели густые кусты и невысокие заросли молодых деревьев. Из кустов, расположенных слева, неслось тоненькое прерывистое поскуливание, очень скорбное. Нерешительно остановившись, они поглядели друг на друга. Поскуливание прекратилось, и тишину наполнили обычные для сельского края звуки — по-зимнему отрывистый щебет птиц, тихий хруст голых ветвей.